Электронная библиотека » Гали Манаб » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Всего лишь женщина"


  • Текст добавлен: 7 марта 2017, 19:30


Автор книги: Гали Манаб


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Алкоголизм

Тем временем жизнь бежала вперед. В Москве начались тяжелые времена. Шла война в Чечне. Отголоски той войны отдавались в Москве террористическими актами: взрывались жилые дома ни в чем не повинных людей. В связи с терактами везде жильцы собственными силами устанавливали круглосуточные дежурства в подъездах. А к нам в общежитие администрация наняла охранников из службы безопасности. Охранники – молодые мужчины – стали дежурить совместно с вахтерами. Какая это была помощь бедным вахтерам! С приходом охранников наркоманы, с которыми вахтеры тщетно боролись, перестали появляться. Теперь прежних тусовок наркоманов в общежитии не было. На этажах стало спокойнее. Наконец-то народ общежития облегченно вздохнул. И у вахтеров жизнь облегчилась еще и тем, что теперь можно было с поста отходить, например, пообедать по-человечески.

Я ходила в гости к уборщицам на второй этаж, где они зачастую засиживались. Наши посиделки начинались с легких спиртных напитков, затем переходили по возрастающей к более крепким, а потом уже смешивали все подряд. На следующий день все приходили с головной болью и начинали рабочий день с «поправки здоровья», которая нередко переходила в очередные посиделки. Поначалу мне это было интересно. В этом была своя прелесть, когда можно максимально расслабиться, раскрепоститься, позволить себе некоторые вольности. И я иногда разрешала себе выразиться матерно, нарушая табу, усвоенное с детства. Боже, сколько запретов терпит человек в своей жизни! В школе – нельзя, в институте – нельзя, затем уже взрослый – опять нельзя, некрасиво и не принято, при детях – нельзя. Когда же можно? Вот, когда можно! Вот, где я глотнула воздуха свободы! И такое «можно» не помешало бы устраивать каждому человеку. А то ведь в тесках сплошного «нельзя» далеко не уедешь. Я где-то читала, что в какой-то западной стране (может, не в одной) такое явление практикуется в целях психологической разгрузки. Есть специальные увеселительные заведения, куда человек приходит, чтобы насладиться бранными словами за бокалом вина или виски. Хотя этот человек занимает высокий пост, и ему по статусу непозволительно так расслабляться.

А еще одно оправдание: скука и желание заполнить вакуум, безысходную пустоту, создавшуюся в тот момент. Как бы там ни было, мне нравились наши посиделки. Легкое, веселое, душевное общение на уровне «ты меня уважаешь?». Долгие безотчетные разговоры (что по пьяни, то не считается). Но, конечно, все в меру. Чтобы позволить себе такие эксперименты над собой, надо быть, как минимум, сформировавшейся личностью, обладать колоссальной эмоционально-волевой стойкостью. Хотя такие эксперименты характерны для подростков. Видимо, мой астролог не зря утверждает, причем постоянно, что во мне со четаются два несовместимых начала – женщина-подросток и светская львица. Но, как бы там ни было, я коротала необходимую мне системную жизнь.

Вожделенный ордер

Если говорить о счастливой случайности или о простом, но счастливом совпадении, то в моей жизни оно опять произошло. Мне опять позвонила моя подруга Тома. Она, как телепат: буквально перед ее звонком я задумалась о своей нелегкой судьбе – квартирный вопрос у меня никак не решался.

Услышав телефонный звонок, я не сразу смогла найти трубку радио-телефона, которая у нас вечно валяется в самом неожиданном месте.

– Алло, – промычала я в трубку, наконец отыскав ее.

– Привет, мать! Ты что, из пятой комнаты бежала к телефону? – Тома всегда так шутила, когда я долго не подходила: дескать, квартира большая, пятикомнатная, пока дойдешь до телефона. Если классик писал о том, что квартирный вопрос портит москвичей, то я бы добавила, что квартирный вопрос сплачивает тех, кто пытается решить его. Тома мне звонила как раз по этому поводу.

– Мать, у тебя есть проблемы с квартирой?

– Допустим.

– Предлагаю тебе съездить со мной завтра в храм к мощам Даниила Московского, говорят, помогает.

Мне сразу вспомнилось, как у меня возникли сложности по поводу неожиданного увольнения, и Тома точно так же позвонила, спросила, нет ли проблем с работой, и предложила сходить в церковь. Мне тогда, помнится, это помогло.

– Том, ты телепат! – воскликнула я. – Во-первых, у меня действительно трудности с жильем. А во-вторых, я только что сидела и переживала по этому поводу.

Тамара довольно рассмеялась:

– Ну, как ты насчет завтрашнего утра? Церковь на «Тульской».

– Нет проблем. Я, как всегда, утром провожу своих и поеду.

Потом мы долго говорили о том, о сем, о своем, о женском. В завершение разговора Тома сказала:

– Ну, тогда пока, до завтра. Встретимся в «Туле», в центре зала, в девять. Не опаздывай.

Тома любила слэнг.

На другой день мы действительно сходили в церковь. У Томы проблема с квартирой заключалась в продаже ее комнаты в коммуналке, она собиралась эмигрировать в Аргентину.

В тот же год в системе произошли некоторые изменения. Поменялось руководство средней руки, непосредственный начальник всего рабочего класса. Поговаривали, что она женщина очень строгая, принципиальная, но справедливая. И поддерживает рабочих во многом. Это был мой шанс, которым я, не замедлив, воспользовалась. Я сходила к ней на прием, рассказала о своей нелегкой судьбе и попросила помощи в получении квартиры. Она обещала мне помочь и слово свое сдержала. Мне выдали наконец-то долгожданный ордер на квартиру, которую наша семья занимала. Кто говорит, что не бывает счастливых случайностей или счастливого совпадения? Жизнь состоит из таких случайностей. А может, это и есть закономерность? Но, как бы там ни было, отныне квартира была официально нашей. Но уходить из системы (я помнила горький опыт мужа) было бы неразумно. Мне до конца срока оставалось всего ничего.

И жизнь покатилась дальше. Я по-прежнему коротала время в компании нашего дружного коллектива за частыми застольями. У меня постепенно развивалась зависимость от алкоголя. Это я понимала четко. Если поначалу я могла пить только в дни своего дежурства, то есть сутки через трое, то теперь меня тянуло и в свои выходные оставаться с веселой компанией. С приходом охранников у вахтеров появилась возможность на ночь возвращаться домой, и после каждого моего дежурства муж за мной заезжал и всегда забирал меня домой если не пьяную, то изрядно выпившую. Естественно, ему это не нравилось, у нас начались конфликты. Мне потребовалось немало усилий, чтобы остановиться. С одной стороны, я понимала, насколько это серьезно и насколько прав мой муж, но, с другой стороны, у меня почему-то срабатывал врожденный инстинкт противоречия, и мне, словно подростку, хотелось все делать наоборот. Возможно, в глубине души, на подсознательном уровне, я обвиняла мужа в том, что мне в жизни пришлось пройти эти испытания, эту системную жизнь. Но, тем не менее, прекращать с этим безобразием было необходимо, пока окончательно не затянуло. И я решила найти себе подработку, чтобы быть максимально занятой и чтобы у меня не оставалось времени на ком пании.

После окончания института я поначалу год сидела с ребенком. Затем, насидевшись вдоволь в четырех стенах, решила подыскать себе какую-нибудь работенку. А куда можно идти работать, когда на руках грудной ребенок? Конечно, в детский сад. Одним выстрелом убить двух зайцев. Во-первых, это работа, общение с людьми. А, во-вторых, ребенок пристроен в детский сад и всегда под моим присмотром. В те времена с детсадами были большие проблемы: огромные очереди. И вот, по натуре деятельная, я, воспользовавшись тем, что детский сад считается медицинским учреждением, решила осуществить одну свою давнюю мечту: приобщиться к медицине. И я окончила вечернее отделение медицинского училища. Теперь у меня появилась возможность практически приобщиться к медицине: воспользоваться своим медицинским дипломом и подработать медицинской сестрой. Скажи мне в те далекие времена, что мне придется воспользоваться этим дипломом, ни за что бы не поверила. Наверное, только бы ухмыльнулась. Ведь тогда у меня уже лежал в столе почти забытый диплом о высшем образовании.

Психиатрия

Подработку я искала себе по нескольким причинам. Одна из них и, пожалуй, самая важная и серьезная – это затягивающая меня зависимость от алкоголя. Мне жизненно необходимо было заняться чем-то серьезным, чтобы исчезла возможность так расслабляться. Нужна была работа, требующая максимальной сосредоточенности и немалой ответственности.

Была и вторая причина. У меня муж перестал приносить деньги. Хотя он пропадал целыми днями на работе, он утверждал, что у него простои, и естественно, за это не платят. Не знаю, в чем истинная причина такого положения, то ли его обманывали – приходилось «работать на дядю», то ли он обманывал меня – у него на стороне появилось увлечение, пожирающее все его небольшие доходы, то ли у меня опять очередной бзик по этому поводу. В общем, он приносил жалкие крохи, которых и на продукты едва хватало. Бывало, я не могла детям даже фруктов купить. И еще одна немаловажная причина поисков подработки: я изголодалась по интеллектуальному общению. Общение с врачами, медсестрами и вообще приобщение к медицине мне на тот момент казались необходимым шагом.

Я изучила справочник медицинских учреждений. Мне было принципиально важно местонахождение и государственность учреждения. Первое, потому что я хотела работать недалеко от дома, от детей. На всякий случай. Мало ли что в жизни может случиться, все-таки дети еще подростки. А второе – государственность – тоже имело значение, поскольку у меня уже был опыт работы медсестрой в частной клинике, где пациенты – так называемые «новые русские» – в грош не ставили нашего брата. Хотя и получала я там хорошие деньги (каждая инъекция стоила порядка десяти долларов США), зато натерпелась такого унижения, что эти деньги не приносили радости.

Наконец я нашла психоневрологический интернат. Я зна ла, что в государственные учреждения не берут на работу без постоянной московской прописки и без трудовой книжки. С пропиской не было проблемы, но трудовая книжка моя осталась в системе. Она зарабатывала мне жилье. Так что мне пришлось пойти на маленькую хитрость, соврать, что у меня трудовой книжки нет, что мне не приходилось до сих пор работать. Обычно при трудоустройстве все формальности решаются в отделе кадров. Но в этом учреждении был особый случай – все вопросы решались на уровне директора интерната. Директор, пожилой мужчина, врач, очень заинтересованно, с пристрастием расспрашивал меня обо всем, что касается и не касается моей предстоящей работы. Его интересовало буквально все. Замужем ли я, есть ли у меня дети, сколько их, какой пол, возраст, какая у меня жилплощадь, кем работает муж… Мне даже показалось, что он лично мною заинтересовался, думала, сейчас начнет расспрашивать про мою личную жизнь, есть ли у меня любовники, сколько их… Но до этого дело не дошло. Хотя меня моя интуиция не подвела, он действительно оказался любителем женского общества, причем, молодого. Про него ходили разного рода слухи.

А меня взяли на работу, оформили медсестрой временно с испытательным сроком в два месяца. Работа была серьезной, требовалось определенное знание в области психофармакологии, психиатрии и даже психологии, поскольку больные здесь находились особые. Кроме того, работа требовала необычной моральной, эмоциональной и волевой выдержки.

Психоневрологический интернат по определению – так называемая большая психиатрия. Здесь живут люди с неизлечимыми болезнями, изолированные от общества, которому могут причинить вред. Меня поставили палатной медсестрой на мужской этаж.

Поначалу, честно говоря, пришлось трудно. Во-первых, с момента получения мною диплома прошло энное количество времени. А, во-вторых, мне еще никогда не приходилось работать по специальности, хотя я время от времени делала инъекции. Но мне, как всегда, повезло. Моими сменщицами оказались две доброжелательные пенсионерки. Правда, по психотипу они кардинально отличались – одна из них была чрезмерно ответственна, прямо до дури скрупулезна, дотошна в мелочах, а другая, наоборот, – полная ее противоположность, про таких обычно говорят «пофигистка». Но обе очень хорошо знали свое дело – образованные, опытные, с огромным трудовым багажом за плечами, они не раз помогали, подсказывали, делились опытом, короче, натаскивали меня до уровня специалиста. За что, конечно, я была им очень благодарна.

Работала я сутки через двое. Работа мне очень нравилась. Как правило, меня ответственная и серьезная деятельность мобилизует. А длительные отпуска мне вообще противопоказаны. Если я не занята чем-то, то заболеваю «синдромом хронической лени» и выбываю из строя. И тогда начинаю себя тихо не уважать, порой даже до ненависти. А этого допускать ни в коем случае нельзя. Человек должен любить себя. И иметь основания для такой любви.

Моя любимая работа начиналась с принятия смены. Для этого мы со сменщицей до пятиминутки обсуждали прошедшую смену, какие новости, нет ли ЧП (с нашими больными – это естественное явление), какие новые назначения, нет ли вновь поступивших. Если таковые оказывались, то лично надо было посетить больного, познакомиться, чтобы иметь представление о сложности болезни. А затем мы шли на пятиминутку у заведующей отделением. Здесь собирался весь медперсонал, и те, которые сдают смену, и те, которые ее принимают со всех трех этажей. Сдающие отчитывались за прошедшую смену, принимающие получали указания, обсуждались текущие проблемы.

Пятиминутки продолжались в общей сложности, если без ЧП, полчаса. Затем мы с лечащим врачом делали обход палат: посмотреть на состояние больных, общее санитарное состояние этажа. Выслушивали не всегда адекватные жалобы больных и делали соответствующие выводы. Иногда после обхода врач по необходимости делает дополнительные назначения. И я приступаю к процедурам. За работой время летит со скоростью звука. Порой, бывало, не заметишь, как наступит время обеда.

А время обеда – самая запарка, и задействован весь персонал этажа. На этаже около семидесяти человек больных. Ходячие идут в столовую, которая находится на этаже. Большая часть – лежачие – едят в палатах. Из них немногих приходится кормить с ложечки.

В первое время этот процесс кормления с ложечки доставлял мне огромное удовольствие. Когда кормишь тяжелобольного, не способного самостоятельно поесть в силу своей немощности или по причине физического или психического (или и того, и другого) отклонения, то ощущаешь, что ты с каждой ложечкой поддерживаешь в нем жизнь в прямом смысле слова. И начинаешь понимать, насколько гуманна страна, общество, в котором, вот таким способом поддерживается человечество. Меня в такие минуты переполняли неописуемые чувства полезности моего бренного «я» и всего персонала, и я гордилась нами.

В психиатрии случайных людей не бывают. Если даже они попадают туда, то не задерживаются. Остаются люди особого склада, – как правило, любящие людей и человечество. И любовь у них глобальная, бескрайняя, многие из них ее и не ощущают. Все происходит, как само собой разумеющееся. Порой среди персонала попадаются люди в обычной жизни черствые, грубые. Но именно в психиатрии, среди тяжелобольных, нуждающихся в общечеловеческом понимании, они как раз реализуют себя, используя для этого запас невостребованной, нерастраченной в обыденной жизни любви. Там работают долгими годами, с удовольствием, с душой. У каждого есть свои любимчики среди больных, и больные любят их больше, чем своих родных. Родные – люди приходящие, а персонал – всегда рядом.

После кормления больных мне предстоит очень ответственная процедура – раздача таблеток. Они, заранее уже разложенные в пенальчики, должны быть розданы каждому лично с мензуркой водички. И обязательно нужно проконтролировать, чтобы таблетки проглотили. Больные с разными диагнозами имеют соответственно разные назначения. И не дай бог, если кто-то не проглотит свои таблетки и их съест случайно кто-нибудь другой с другим назначением! Последствия могут быть самые непредсказуемые – от острого отравления вплоть до летального исхода.

Поэтому я поначалу, пока полностью не разобралась в психотропных – в нейролептиках, в транквилизаторах, в противосудорожных – и во всех тонкостях их воздействия на организм, очень боялась. И чувствовала некоторую, ну если не профнепригодность, то неуверенность. Некоторую несостоятельность в профессиональном плане. Меня этот факт немного угнетал. Но я – человек, жаждущий знаний, во всяком случае, желающий быть уверенным в своем деле, – прочитала немало специальной литературы и вскоре разобралась во всем. Со временем я хорошо знала, у кого какой диагноз, и соответственно, какое назначение. Действительно опыт наживается продолжительной практикой. Я как своих пять пальцев изучила все симптомы, вернее, предпосылки того или иного состояния своих больных, и мне даже удавалось предугадать назревавший приступ и вовремя предотвратить его. Но, несмотря на свои уже нажитые умения, в общении с опытными медсестрами я всегда открывала для себя что-то новое. Значит, все-таки многого не знала. И вообще, медицина – это постоянно совершенствующаяся наука, ею надо заниматься регулярно, чтобы не отстать и не забыть усвоенное.

Ближе к вечеру ужин, затем снова раздача таблеток и укладывание больных на ночь. После этого весь персонал, кроме меня, дежурной медсестры, и дежурной санитарки, если таковая, на счастье медсестры, окажется, уходят домой до следующей смены. После этого – раскладывание таблеток по пенальчикам на следующий день, затем уборка кабинетов. А если смена попадается на пятницу, то я еще обязана провести генеральную уборку процедурного кабинета, с мытьем стен, со стерилизацией, с кварцеванием. Затем, ближе к полуночи, а иногда за полночь, в зависимости от объема работы, сажусь за документацию. Боже, сколько писанины у медсестры! И никаких тебе компьютеров, все в рукописном виде. А какие иногда попадаются тяжелые ночи, когда какой-нибудь буйный больной не спит и кричит до утра! Вот и бегаешь всю ночь, то чай ему носишь, то поесть что-нибудь, в надежде, что, может, наевшись или утолив жажду, наконец-то успокоится.

К слову, о вопросе генов. Был у нас в отделении один больной по фамилии Габрахманов. Татарин. И страдал он от рождения тяжелой формой олигофрении – идиотией. Родители его очень любили. Они его долго продержали дома, до совершеннолетия. Он избежал судьбы своих сверстников, от которых с малолетства избавляются родители, отдавая их на попечение государства. Таких ждет нелегкая участь: сначала в доме для малюток, затем в детских домах, а позже, по достижении восемнадцати, они попадают во взрослые интернаты, чтобы доживать отпущенный свыше срок.

Был он относительно молодым. Практически ничего не понимал, даже обращенную к нему речь, разбирал лишь интонации. Сам, конечно, не говорил, произносил лишь отдельные слова, то есть практически был неконтактен. У него была еще одна особенность: он не переносил одежду. И не только на себе, он раздевал, если была такая возможность, и окружающих его людей. С ним в палату никого невозможно было положить: он соседа обязательно раздевал догола, как и себя.

Бывало, среди ночи он кричал, требуя к себе внимания. А внимание заключалось в том, что он мог не наесться, и надо было ему нести что-нибудь съестное и обязательно двухлитровую бутылку чая.

К нему родители приходили каждый божий день, когда отец, а когда мать. Приходя, они его полностью обслуживали: мыли, кормили, меняли ему постельное белье и оставляли дежурному медперсоналу вкусной домашней еды для него и несколько бутылок чаю.

Вот заходишь к нему, а он сидит голый в постели, по-турецки, руки колечком торжественно опираются о колени, и, увидев тебя, величественно кричит:

– Чаю!

Подашь ему чаю в двухлитровой бутылке, он залпом, прямо из горла, выпивает его, подает тебе пустую бутылку и, не меняя важной позы, не произнося ни слова, правой рукой указывает на выключатель: мол, выключи свет. А затем, в той же горделивой позе, указывает на дверь: мол, вон отсюда. Просто хан-Мамай, прямой потомок Чингисхана. Несмотря на все дырки в мозгу, у него сохранились на генном уровне инстинкты и повадки восточных предков.

А утро начинается с шести – сначала инъекции, затем обработка пролежней у лежачих, ран, порезов, фурункулов, перевязки… Затем раздача утренних таблеток, потом кормление. А до пятиминутки надо успеть написать отчет о проделанной за смену работе в журнале ежедневных записей.

А после пятиминутки, сдав смену, едешь домой с чувством исполненного долга, усталая, но счастливая.

Да, сутки своей жизни ты посвятила человечеству, помогла тяжелобольным людям. Ты сделала максимально от тебя зависящее, чтобы облегчить судьбу этих несчастных, одновременно обделенных и в то же время избранных. Ведь многие из них просто ангелочки, ибо не ведают, что живут, что созданы Всевышним и находятся в состоянии бесконечного бессознательного.

Едешь и по-мирскому, по-обыденному, банально мечтаешь только о теплом душе и теплой постели. И нет на душе той пустоты, как бывало после смены на вахте.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации