Текст книги "Связанные поневоле"

Глава 11

Домой я добралась поздно ночью, на попутке и, ввалившись внутрь, не стала включать свет. Собственно, не особо он мне и нужен. Раздеваясь и разбрасывая одежду по дороге в душ, я чувствовала себя странно онемевшей. И только когда я простояла под струями воды столько, что уже дышать в ванной от пара было нечем, меня скрутило. Стыд, чувство потери и боль.

Да, я не любила Дина так, как, наверно, следует в паре. Да, я не планировала никогда связывать с ним свое будущее, прекрасно осознавая, что не смогу ему открыться в том, кем являюсь на самом деле. Да, я никогда не была с ним честной до конца, просто потому что это невозможно.

Но я была привязана к нему. Я ценила то, как он относится ко мне. Дорожила отношениями и тем ощущением постоянства и покоя, что испытывала рядом с ним. Он был мне близким человеком и другом, и наносить ему столь подлый удар я бы не хотела ни за что в жизни.

Может, с моей стороны и было эгоистично удерживать его около себя, зная, что у нас нет будущего и я никогда не дам ему ни детей, ни семью. Дело в том, что и до появления в моей жизни Монтойи я была уверена, что детей не хочу. Ведь я себе отдаю отчет, что Изменяющему облик, пусть даже и полукровке, нужна поддержка стаи, особенно в подростковый период. Нужны те, кто научит справляться с происходящим в голове и теле и, возможно, даже подавит и направит силой, если сам совладать не сможет. Ведь не научившиеся управлять зверем становились угрозой не только для живых существ вокруг, но и для самого мира Изменяющих облик. Да, я ушла из дома, едва миновав этот период, но это не значит, что мне было легко оторвать себя от всего, что я знала, и научиться жить в мире людей по их правилам. Да, наш мир не сахар, но люди – это вечные одиночки в многомиллионных толпах себе подобных. Невозможно объяснить человеку, что дает стая Изменяющему облик. Это больше, чем просто дом, место, где родился и живешь, друзья, родные и привычный круг комфорта. У людей просто нет такого понятия, как общность, объединяющая стаю. Люди могут быть доминирующим видом на планете, гигантской толпой с чудовищной разрушительной силой, но каждый в этой толпе – сам по себе, хотя и не каждый самостоятельная личность. Так что я не хотела, чтобы мои дети были потерянными среди людей, но при этом мне и не хотелось, чтобы они жили в стае, вынужденные подчиняться самодурству какого-нибудь Альфы типа моего отца. Так что лучше им просто никогда не появляться на свет, чтобы не становиться перед тем же выбором, что и я. Или смиряться перед чьей-то волей, или чувствовать себя вечно одинокими в огромном мире.

В этом смысле Дин в какой-то мере был моей крохотной стаей. Моей поддержкой, постоянным якорем, зоной спокойствия. И именно поэтому я и не отпускала Дина, хоть это и несправедливо. Честнее было бы оттолкнуть его и дать двигаться дальше, чтобы он встретил кого-то, кто ему больше подходит. И я бы сделала это. Однажды. Но сделала бы это так, чтобы причинить как можно меньше боли, потому что Дин этого ни в коей мере не заслужил. Не знаю, как бы это случилось, но точно не так, как только что провернули Северин и Нести.

Я заплакала впервые за много-много лет. Сейчас, когда я понимала, что Дина больше никогда не будет в моей жизни, я чувствовала себя безмерно потерянной. Так же, как в те дни, когда только покинула родную стаю. Разум говорил, что разрыв с Дином неизбежный и даже безусловно правильный процесс, так же, как когда-то и мое бегство, но разве от этого становилось легче? Нарыдавшись до тошноты, я выбралась из душа и, дойдя до постели, отключилась мертвым сном.

Будильник, пожалуй, самое изощренное орудие пытки. Конечно, будь я человеком, после вчерашних рыданий я встала бы с опухшей физиономией и совершенно больной. Но я физически чувствовала себя превосходно, хотя на душе от этого не было менее паршиво.

Как всегда, проигнорировав все кухонные принадлежности, кроме кофе-машины, я вспомнила, что сегодня я без колес, и пришлось вызвать такси. Чертов Монтойя! Надо было все же забрать его динозавра на колесах, хотя и колотить его было приятно, зная, как трепетно он относится к этой железке. А теперь придется на выходных озадачиться вопросом покупки какой-нибудь подержанной машины. А учитывая мою осведомленность в этом вопросе, бог его знает, что я еще выберу.

Запихнув преждевременные переживания куда подальше, я выбралась из такси перед нашим институтом.

Странно, но перед входом царило необыкновенное оживление, толпились репортеры со своим оборудованием и куча просто обыкновенных зевак, кому утром буднего дня заняться нечем. Наш дорогой директор что, опять затеял пресс-конференцию? Любопытно, по какому поводу? Я не отличалась особым интересом к делам других людей и поэтому никогда не слонялась по институту, ловя сплетни.

Запахнув на груди куртку, я протискивалась в толпе, стремясь поскорее попасть на рабочее место и глядя только под ноги, чтобы не споткнуться через массу проводов и всяких репортерских прибамбасов. Уже на крыльце я была неожиданно схвачена и резко развернута в сторону толпы. Глянув на вцепившегося в мой локоть детектива Терча, я едва успела остановиться, чтобы не врезать ему под ребра от неожиданности.

– Доброе утро, госпожа Мерсье! – зашептал он, расплываясь в ослепительной улыбке, и сообщил: – А мы тут все как раз вас ждем!

– Кто это «все» и, собственно, зачем? – нахмурилась я, совершенно не склонная к милому общению.

– Все! – обвел Матиас оживившихся журналистов, и позади нас нарисовался директор нашего центра Франко Лионели.

– О, Юлали, наконец-то! – эмоционально воскликнул он.

Франко был в большей степени талантливым менеджером, нежели ученым, и поэтому его главной заботой был имидж центра, следовательно, любой намек на то, что его можно хоть как-то повысить, вызывал у директора взрыв оживления. Ведь это привлекает щедрых меценатов, а значит, позволит и дальше процветать и вести новые изыскания.

Франко подхватил меня под второй локоть, и я оказалась буквально зажата между двумя мужчинами, радостно скалящимися под вспышками фотокамер. Интересная мы, наверное, живописная группка: Франко – полный, низенький, в своем пижонском дорогущем костюме от Гуччи и туфлях от Феррагамо, я – натуральная блондинка, без макияжа, наверняка бледная, как смерть, с простым хвостом на голове, в джинсах, кроссовках и уютной, но совсем непрезентабельной серой трикотажной куртке и высокий белобрысый красавец Матиас Терч, в безупречной ярко-голубой рубашке под цвет его глаз и темно-серых джинсах, сидящих на его длинных мощных ногах и роскошной заднице, наверное, ничуть не хуже, чем на моделях, их рекламирующих.

– Что тут происходит? – шепотом спросила я, начиная уже злиться не на шутку.

Но Франко уже взялся распинаться о том, что наш знаменитый исследовательский центр славного города Фарго всегда рад оказать содействие органам правопорядка в меру своих скромных сил и благодаря своему прекрасному оснащению, за что спасибо нашим безмерно щедрым меценатам и бла-бла-бла, дальше перечисление всех выше означенных поименно. Потом он упомянул меня, представляя журналистам. По его словам я прямо героиня, готовая самоотверженно трудиться день и ночь не покладая рук в попытке оказать помощь в деле восстановления справедливости и практически мира во всем мире, как, впрочем, и любой ученый в стенах нашего прекрасного института и так далее, и тому подобное.

– Извините, что втягиваю вас в это, госпожа Мерсье, – прошептал Матиас мне на ухо, продолжая улыбаться журналистам.

– Что, по-тихому нельзя было все сделать? Я же не отказалась вам помочь, офицер, – ответила я, хмуро глядя перед собой, не считая себя обязанной гримасничать перед репортерами.

– Дело не в вас. Я все расскажу. Только чуть позже.

– Очень надеюсь, что меня устроит это объяснение и оно сможет компенсировать необходимость изображать звезду желтой прессы.

– Обещаю, что буду стараться изо всех сил! – И теперь ослепительная улыбка офицера Терча была адресована только мне, и, кажется, вспышки замелькали еще чаще.

Как только Лионели закончил свою пламенную речь, от журналистов тут же посыпались десятки вопросов. В основном они были адресованы Матиасу и связаны со вновь открывшимися обстоятельствами в деле того самого маньяка. Терч, выступив чуть вперед, с достоинством и без лишних слов и движений отвечал на них. Я даже слегка залюбовалась, привлеченная его уверенной позой и манерой говорить так, что у собеседника просто не должно возникнуть сомнений в том, что все сказанное им – чистая правда. Поэтому слегка растерялась, когда из толпы выкрикнула какая-то девица:

– Госпожа Мерсье, а какие отношения связывают вас и звезду мотофристайла Северина Монтойю? Из проверенных источников нам стало известно, что он уже дважды посещал вас на рабочем месте и ваше общение было весьма эмоциональным! Вы любовники?

Я моргнула, не зная, как, собственно, на это ответить, а репортеры словно стервятники тут же подхватили тему и стали просто засыпать вопросами о Монтойе. Если честно, просто ненавижу толпу, а толпа, еще и требующая от меня чего-то, вообще пугала меня до чертиков. Спас меня офицер Терч, шагнувший так, чтобы частично заслонить меня от направленных в мою сторону микрофонов и объективов, и абсолютно спокойно сказавший:

– Не вижу, как данные вопросы относятся к заявленной теме этой пресс-конференции, господа. Думаю, если вы хотите поговорить с госпожой Мерсье по этим вопросам, вам следует договориться с ней об этом заранее, если она вообще согласится. А теперь извините нас – время весьма дорого!

И, не слушая возмущенные вопли журналистов, втащил меня в здание.

– Простите меня, госпожа Мерсье, что втянул вас в это. Я не думал, что возникнут подобные вопросы, – шагая к лаборатории рядом со мной, смущенно говорил он.

– Вы привезли останки? – прервала я его.

Довольно с меня мужчин, старающихся воздействовать на мою жизнь и манипулировать мною так или иначе.

– Да. Я сам доставил их сегодня утром.

Мы дошли до лаборатории, и я развернулась в дверях.

– О результатах я сообщу позже, – раздраженно сказала я.

– Я могу остаться и кое-что объяснить, – заглянул мне в лицо Матиас.

– Это может подождать, я не люблю посторонних в своих владениях, – отрезала я.

– Но госпожа Мерсье… – начал Терч.

– Позже! – И я захлопнула дверь перед его носом.

Я прожгла взглядом обеих своих бестолковых лаборанток, прекрасно осознавая, кто был теми «проверенными источниками», о которых говорила девица с микрофоном. Это, типа, такая женская месть. Я отказалась хоть как-то обсуждать с этими пустоголовыми причину появлений тут Монтойи, и они отомстили мне подобным образом. Хотя, думаю, они разболтали бы об этом в любом случае.

И снова градус моей злости на Монтойю поднялся еще выше. Он причиняет мне беспокойство и отравляет жизнь не только в моменты своего присутствия, но даже тогда, когда его нет поблизости. Подонок!

Ассистентки сочли за благо заняться изображением бурной исследовательской деятельности, дабы избегать снова встречаться со мной взглядом. Я тоже решила выдохнуть и вернуть себе душевное спокойствие единственным реально действующим методом – работой.

Но уже спустя час, разложив костные останки первой жертвы на своем лабораторном рабочем столе, я нахмурилась и снова вышла из себя. Хмурясь все больше, я провела предварительные тесты и разозлилась еще больше. То, что мне рассказал ранее Терч о жертвах, которых мне предстоит изучить, не может быть ошибкой. Скорее, это похоже на намеренное введение в заблуждение. Схватившись за телефон, я нашла визитку офицера Терча и набрала его.

– Наконец-то! – вместо приветствия сказал он.

– Офицер, что это все значит? Вы за кого меня вообще держите? – стараясь не срываться, спросила я.

– Я говорил, что мне нужно с вами поговорить, прежде чем вы начнете, госпожа Мерсье. Но вы сегодня явно не в духе для общения со мной. – В голосе Матиаса тонкие нотки обиды мужчины, который явно не привык к такому от женщин.

– Офицер, я сегодня не в настроении общаться с кем бы то ни было в принципе… – «Особенно с теми, кто обладает сходными с вами вторичными половыми признаками и считает себя охрененно умным, чтобы технично заставить других делать то, что ему хочется», – не говорю я вслух. – Но это не является причиной для того, чтобы вести себя непрофессионально. Что за игры вы затеяли?

– Я могу уже зайти и поговорить об этом? – невозмутимо спрашивает он.

– Как скоро вы сможете добраться?

– Ммм, скажем, секунд тридцать вас устроит? – говорит он, и раздается стук в дверь.

Детектив Терч входит со своей фирменной улыбочкой.

– Если честно, я прямо устал тут стены подпирать, – нахально заявляет он, и со стороны моих лаборанток доносятся сдавленные вздохи, а в воздухе проявляется аромат возбуждения.

– Халат! – практически рявкаю я, и мужчина покорно напяливает на себя бледно-голубой хлопок, который готов треснуть на его плечах, вдохни он чуть поглубже.

– Можно мне кофе? – пытается разрядить обстановку он, глядя на меня исподлобья тем самым умилившим меня в прошлый раз взглядом озорного мальчишки. Но я не в том настроении, чтобы это сработало.

– Для начала можно объяснить, что это такое, – указываю я на кости перед собой. – А потом я уже решу, заслуживаете ли вы чашки моего кофе.

Матиас становится совершенно серьезным и, подойдя к столу, тяжело вздыхает.

Глава 12

– Это то, из-за чего я с легкостью могу лишиться работы, – нахмурившись, говорит полицейский.

Я не улавливаю тонкого смысла и смотрю на него с недоумением.

– Послушайте, офицер, не вижу пока причинно-следственной связи между тем, что вы дали мне… мягко скажем, неверные сведения о жертвах и вашей трудовой занятостью. Мало того, что они не того возраста и пола, что вы мне озвучили, но к тому же и гораздо более давние, нежели было заявлено. Так скажите мне, что это за кости и в какую свою игру вы решили меня втянуть, или забирайте останки и проваливайте на все четыре стороны! – угрожающе прищурилась я.

– Эм-м-м, погодите, госпожа Мерсье! Не нужно реагировать так жестко! – опять пытается ослепить меня своим безупречным набором зубов Терч, и я вдруг чувствую совершенно не конструктивное желание испортить это совершенство хорошим ударом.

– Прекратите! – шиплю я.

– Прекратить что? – спрашивает он, слегка наклоняясь ко мне и искушая врезать ему еще больше. Моя волчица дернулась и зарычала, предупреждая о том, что он пересек границу ее личной безопасности. Она полностью поддерживает меня в желании сделать в отношении офицера Терча нечто противозаконное. С чего это мы стали соглашаться так часто?

– Прекратите все! Скалиться, будто вы чертова звезда рекламы зубной пасты, и считать меня слабоумной, на ком эти ваши милые улыбочки могут сработать и заставить меня забыть, что вы пытаетесь обдурить меня. – Я отклоняюсь от него подальше, чтобы не поддаться все же соблазну пустить кровь хоть одному самцу за последние сутки.

– Извините, – обиженно буркнул Матиас, тоже отстраняясь. – Не знал, что моя улыбка вас настолько раздражает. Обычно она производит совершенно противоположное впечатление, и я просто пытаюсь выглядеть дружелюбным.

– А давайте мы прекратим обсуждать ваши неуклюжие попытки демонстрации дружелюбия и перейдем уже к рабочим вопросам? – Я выпрямляюсь и нетерпеливо складываю руки на груди.

– Хорошо, – соглашается он. – Что первым вы бы хотели узнать?

– Вообще-то все. Вы заявили, что скелеты принадлежат девочкам 9—11 лет, но я вижу перед собой останки мальчика азиатского происхождения, старше по меньшей мере на год указанного вами возраста. К тому же он был убит даже по моим предварительным анализам двадцать – двадцать два года назад. И я ни за что не поверю, что ваши эксперты могли так ошибиться, даже при всей занятости и «замыленности» взгляда, о которых вы мне тут вдохновенно пели в свой прошлый визит. Поэтому я хочу знать: какого хрена происходит, офицер?

Матиас оглянулся на моих притихших ассистенток, которые наверняка опять изображали из себя шпионские подслушивающие устройства, и, помявшись, спросил:

– А мы можем поговорить… м-м-м… скажем, за обедом, на который я вас прямо сейчас приглашу?

Я уже открыла рот отказаться, но потом все же кивнула и пошла к выходу, снимая халат. Когда мы шли по коридору, Матиас опять решил включить режим обаяшки.

– Скажите, Юлали, вы всегда так реагируете на мужчин, пытающихся как-то показать, что вы им нравитесь, или это только мне так повезло?

– Обычно я просто посылаю, не стесняясь в выражениях. Так что вам действительно несказанно повезло. Но не стоит испытывать судьбу слишком долго, – мрачно ответила я, и дальше мы шли молча.

В ресторанчике в двух кварталах от института мы расположились в уютном уголке у окна, выходящего на очень милый внутренний двор с фонтаном в старинном стиле. Как только отошел официант, записав наш заказ, Терч уставился на меня любопытным взглядом.

– Самый странный выбор пищи, который я слышал от женщины. Большой стейк с кровью, никакого гарнира и овощей и минимум специй и соли. А в том десерте, здоровенную порцию которого вы заказали, такое количество калорий, что способно довести до обморока большинство моих знакомых девушек. Любопытно.

Я пожала плечами. После всех этих стрессов я чувствовала, что нуждаюсь в белке, и это точно не могло быть какое-нибудь там тофу. А нечто жирное и сладкое было сейчас просто тем, что настоятельно просила душа. Не вижу причин стесняться своего аппетита.

– Вам было бы привычней, если бы я заказала кучу травы без всякой заправки и запила это все такой же травяной бурдой без сахара с вычурным названием, как это сейчас модно? Тогда вам стоило позвать на обед не меня, а одну из моих лаборанток.

Матиас рассмеялся и покачал головой.

– Вы очень странная, госпожа Мерсье. Интересно, вы хоть имеете представление, как действуете на мужчин? – глянул он на меня искоса, на секунду позволив проявить во взгляде всю силу своего влечения ко мне, но быстро собрался и спрятал это.

– Разве мы пришли сюда для личной беседы и флирта, офицер?

– Нет. Это не флирт. Просто на самом деле с того момента, как я увидел вас, чувствую себя… как-то необычно. Не могу перестать думать о вас и никак не могу понять почему, – усмехнулся он задумчиво и тут же встряхнулся. – Но вы правы, давайте к делу. Итак, рассказываю все и без утайки. Останки, которые я передал вам для исследований, были найдены позже и в другом месте, нежели остальные жертвы маньяка, хотя на территории того же поместья. Первоначально при беглом осмотре они были определены как девичьи, единственное, что удивило, – то, что они не были обычного типажа жертв нашего «Адского Фитнес-тренера», потому как остальные двадцать три жертвы – девушки в возрасте от 16 до 19. Как я и говорил, предварительно эти останки обследовал молодой и малоопытный патологоанатом. Но позже он осознал свою ошибку и пришел ко мне, указав именно на то, о чем говорите и вы. Захоронения гораздо более давние, и там действительно мальчики, а не девочки, как показалось ему изначально. Мы ловили его почти пять лет, и, естественно, на волнах первой эйфории никто не обратил внимания на все эти мелочи. Главное, дело закрыто и все такое.

– Такое вполне возможно, особенно, как вы сказали, при беглом осмотре, офицер. Y-хромосома в детстве задерживает развитие скелета у мальчиков, и до определенного возраста практически нет различий, присущих полу в дальнейшем. К тому же должна отметить, что осмотренные мною останки явно принадлежат мальчику хрупкого сложения, вызванного тем, что он рос в очень плохих условиях и, скорее всего, недостаточно питался. Состояние зубов ребенка также на это указывает. Так что его вполне могли принять за девочку из-за излишней хрупкости.

– Понятно, – кивнул Матиас.

– А вот мне совсем непонятно. Почему вы все же пришли ко мне, если уже все это и так знали?

– Понимаете ли, госпожа Мерсье, когда я отправился с выводами парня к начальству, упомянув еще и о том, что эти жертвы относятся к гораздо более раннему периоду, мне велели заткнуться. Этот старый заср… хм-м… мой непосредственный начальник сказал, что нечего гнать волну. – Терч нервно дернулся, сильно злясь. – Мол, дело прошлое, и все равно возможности реально докопаться до правды нет. Значит, нечего портить общий имидж управления висяками. Типа, работы и без этого хватает. Короче, сказали нам с тем парнем-экспертом захлопнуться и сидеть на заднице ровно. Я уже практически сдался, но тут этот парнишка сказал, что мы можем обратиться к вам. Он был уверен, что вы не откажете.

– Погодите-ка. Вы хотите сказать, что вдвоем с тем парнем решили обойти свое начальство и все же расследовать это дело?

– Да, – простодушно пожал плечами Матиас.

– Несмотря на то, что вас реально могут уволить за самоуправство и разглашение материалов следствия?

– Ага! – хитро ухмыльнулся Терч. – Не говоря уже о наглом похищении останков из хранилища улик.

– Но почему? – удивленно уставилась на него я.

– Знаете, госпожа Мерсье, когда я много лет назад после академии пришел в управление, я был глупым пацаном, свято верящим, что любое преступление, а особенно убийство, должно быть расследовано, несмотря ни на что, и виновные должны понести наказание, чтобы души убитых… ну, не знаю, наверное, обрели покой. Прошли годы. Меня не раз уже макали физиономией в дерьмо реальной жизни, и приходилось проглатывать и смиряться с тем, что не всегда справедливость торжествует. Я уже не тот наивный мальчишка. Но это не значит, что я перестал верить в то, во что верил с самого начала карьеры. Нельзя останавливаться на середине, если есть возможность дойти до конца. Как бы там ни было – девочки или мальчики, – эти несчастные дети имеют право на то, чтобы вернуть себе имена и лица и чтобы их семьи, наконец, узнали, что с ними случилось. Пусть и спустя столько лет.

Лицо Терча сейчас было мрачным и решительным, и он прямо смотрел на меня. И я увидела под маской легкомысленного болтливого повесы мужчину, наделенного твердым, даже жестким характером, неукоснительно следующего своим идеалам, каким бы испытаниям они ни подвергались в процессе жизни. Он ежедневно имел дело с мерзкими сторонами человеческой натуры, с ее самой грязной изнанкой, но это лишь закалило его, не извратив и не запачкав. И это вызывало мое искреннее уважение и желание помочь, чем могу.

– Так сегодняшняя пресс-конференция…

– Да, это попытка прикрыть мою горящую задницу. Ой, простите, госпожа Мерсье! – засмеялся Матиас.

– Юлали. Думаю, вы можете называть меня Юлали.

– Спасибо. Я это ценю. К тому же не знаю, как вам это объяснить, но я чувствую в этом деле нечто важное. Словно под тонким верхним слоем кроется гигантская куча дерьма. Вот черт, опять я! Простите, Юлали. Я просто пытаюсь сказать, что чувствую, что все не так просто. Как старый охотничий пес, чую присутствие здоровенной и, возможно, опасной дичи, и то, что ее нельзя увидеть пока глазами, совершенно неважно.

– Скажите, Лионели хоть в курсе, или его вы тоже втемную использовали?

Матиас хитро улыбнулся и покачал головой.

– Франко инфаркт хватит, когда он узнает, – засмеялась я в ответ.

– Надеюсь, он не узнает. Теперь, когда сообщения о вновь открывшихся обстоятельствах дела и вашем в нем участии стали новостью номер один, мое начальство не рискнет пойти на попятную. Вот посмотрите, уже завтра они будут распинаться перед камерами и говорить, что обратиться в ваш институт было целиком и полностью их инициативой. Что, впрочем, никак не спасет одного конкретного офицера полиции от того, что меня нагнут и поимеют по полной… Черт! Прошу прощения за мой язык… Юлали.

– Перестаньте постоянно извиняться, Терч. Меня это раздражает. Говорите, как считаете нужным, я не чувствительная барышня XVIII века, готовая хлопнуться в обморок при слове «задница».

– Матиас.

– Что, простите?

– Справедливо, если вы будете звать меня Матиасом и на «ты».

– Договорились.

Принесли нашу еду, и какое-то время мы просто молча ели, размышляя каждый о своем. Добравшись до десерта, я решила все же продолжить разговор.

– Знаете, Матиас, я только хотела вам сказать, чтобы вы многого не ожидали от моих исследований. Судя по тому, что я увидела и уже озвучила вам, дети, скорее всего, из неблагополучных семей. Так что не факт, что их даже искали. А учитывая, что прошло столько лет и их близкие вполне могли быть наркоманами или алкоголиками, то, возможно, их и в живых-то уже нет. К тому же я нашла на останках первого мальчика следы старых заживших травм, не упоминая уже о тех, что он получил незадолго перед смертью. Так что, думаю, его жизнь не была хорошей и до того, как он попал в лапы этому ублюдку. И это опять же говорит о том, что его судьба вряд ли взволнует его родных.

Не знаю почему, у меня все так больно сжалось при мыслях об этом несчастном безвестном мальчике, как и других таких. Я знала, каково это – когда весь мир вокруг только и ждет возможности сначала поиметь, а потом и сожрать тебя. Только, в отличие от этих мальчишек, я, столкнувшись с подобным, имела достаточно силы для сопротивления и не доверяла людям. А они были слабыми и наверняка желали довериться хоть кому-то. И это их убило. И рядом не оказалось взрослых, чьей святой обязанностью было защитить и спасти этих детей.

– Пусть так, Юлали, – сказал Матиас. – Тогда они тем более заслужили, чтобы все вокруг узнали, как они жили и почему умерли. Возможно, это заставит задуматься других и изменить свою жизнь и отношение к себе и своим детям, чтобы с ними не случилось подобного.

– Но ведь сколько ни борись, эти ужасные вещи все равно будут случаться, – тяжело вздохнула я.

– Будут. Не спорю. Но это не значит, что нужно хоть когда-то перестать с ними бороться.

Мы вышли из ресторана и неспешно шли по улице.

– Юлали, раз мы уже на «ты», то могу я задать личный вопрос? – Прежний Матиас вернулся и теперь косился на меня лукавым взглядом.

– Если считаете, что их на сегодня было еще недостаточно, то валяйте, – сыто позволила я. – Могу поспорить, что он тот же, что и у той журналистки.

– Ну, скажем так, я точно знаю, что Северин Монтойя вам не брат.

Я тяжело вздохнула.

– Не брат.

– А кто?

– Это сложно. Давайте допустим, что просто знакомый.

– Нет, – покачал головой Матиас. – Он смотрел на вас так, как только мужчина смотрит на свою женщину.

– Что вы имеете в виду? – Не то чтобы я хотела знать, просто поддерживала разговор.

– Я имею в виду, что он не просто безумно желает обладать вами, но и готов драться и убить любого, кто посягнет на вас. Я мужчина и всегда увижу этот дикий огонь в глазах другого мужика. Это все равно, как если бы он орал: «Отвали от моего, или уничтожу!» И это тем более странно, если учитывать, что у вас есть, как я понял, постоянные отношения с совершенно другим человеком.

– Послушайте, Матиас, а давайте вы уже прямо спросите, не спала ли я с Монтойей, а я так же прямо скажу вам, что это вас никоим образом не касается, и мы закроем тему. – Я опять разозлилась не на шутку. – Или вы думаете, раз уж я изменяю своему парню с Монтойей, то вскоре, когда он свалит из города, я буду совсем не прочь переключиться на вас? Ну да, а почему бы и нет! Вы ведь так же, как и этот засранец Северин, уверены в своей охренительной неотразимости для любой женщины!

Я, вспыхнув опять как спичка, зашагала вперед, чтобы не врезать Терчу.

– Юлали! Простите меня! Я совсем не это имел в виду! – догнал меня мужчина.

– А что же?

– Я просто… То есть я хотел как раз сказать, что Монтойя не выглядит мужчиной, которым вам стоит увлекаться.

Надо же, а то я не знаю, гений.

– Вот как? И почему же?

– Он здесь ненадолго. И вокруг него всегда полно женщин, готовых сделать для него все что угодно…

– Завидуете?

– Что? Нет! Я о вас беспокоюсь.

– Не стоит, офицер. Я большая умная девочка.

Ну да, давай, внушай себе это, Юлали, глядишь, и сама поверишь.

Мы уже дошли до крыльца института.

– Думаю, у вас достаточно дел, офицер, чтобы не тратить время на протирание стен около моей лаборатории. Когда будут результаты, я вам позвоню.

– Юлали, простите еще раз. И прошу, давайте вернемся к тому моменту, где вы называете меня Матиасом. Обещаю постараться больше не совать свой длинный нос куда не следует и держать свой язык при себе!

– Обещаете попытаться? Что это, по-вашему, должно значить?

– То, что я полицейский до мозга костей, и то, что вы мне сильно нравитесь. Так что возможны срывы. И вы правы, я завидую Монтойе. Но совсем не из-за всех тех девиц. Ну что, мир?

Я внимательно посмотрела на стоящего передо мной красивого мужчину, который сейчас старательно изображал простодушного мальчишку с ослепительной улыбкой. Что же, почему бы и нет?

– Хорошо, мир. Но при двух условиях. Мы не говорим о моих отношениях с мужчинами, и вы поможете мне подобрать машину. Я ничего в этом не понимаю.

– Хм. А как же знаменитый Ти-Рекс?

– Откуда вы знаете?

– Боже, Юлали, да вы бы знали, что творится на фанатском сайте «Парящих Волков»! Какими только словами вас там не называют и каких только вариантов страшной и мучительной смерти не желают поклонницы Монтойи! Удивляюсь, как вам не икается сутки напролет! – рассмеялся Матиас.

– А вы-то на этом сайте чего лазили? Инфу обо мне искали?

– Каюсь, любопытен. Так что насчет этого легендарного внедорожника?

– Ну, когда я его последний раз видела, он был слегка не в форме. И к тому же если вы говорите, что имеет место быть такой ажиотаж, то я не собираюсь ездить на машине, из-за которой какая-нибудь чокнутая девица решит умыть меня кислотой в приступе ревности к своему кумиру.

– Ну, тогда можете рассчитывать на меня.

– До встречи, Матиас.

– Надеюсь, до скорой, Юлали.

Я вошла в вестибюль института и тут же учуяла знакомый запах.

– Ну, и кто этот чертов смазливый засранец? – зарычал у меня практически над самым ухом Камиль.