Текст книги "Метафорическое. Сезонное"

Метафорическое. Сезонное
Галина Чернышова

© Галина Чернышова, 2023

ISBN 978-5-0059-7013-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Галина (Рубленко) Чернышова

Сборник стихотворений

Метафорическое. Сезонное

Чернышова (Рубленко) Галина – музыкальный руководитель МАОУ СШ №59 «Перспектива» гор. Липецка. Стихи пишу около десяти лет. Неоднократный дипломант и лауреат местных песенно-поэтических фестивалей и бард-марафонов. («Северная бухта», «Серебряный родник», «Радуга струн»)

Абсолютный победитель международного конкурса творческих работ «И чувства добрые я лирой пробуждал». Многократный финалист фестиваля «Лоза и Муза», полуфиналист фестиваля «Покровский собор»

Автор книг стихов «Я до сих пор играю в куклы», «Перебои, переливы…» Печаталась в сетевых совместных сборниках «Поэмбук», «И чувства добрые я лирой пробуждал»

2023

1

Поклеточно. Подкожно. Призапястно

Переболеть ушедшим декабрём.

Деревьев обездвиженная каста

Расписана неоновым огнём,

Где падший свет краплёный на белёсом,

А кое-где фонарно домовит.

Заблудшие январские морозы

На новые снега благослови.

На все четыре звёзд очарованье —

Ни языка, ни смысла – ничего,

Где чистый мир – без прошлого названья,

Владей. Смотри. Придумывай его.

2

Возлюби в уходящем ближнего,

В приходящем – не разлюби.

Снег и время растаят жизненно

Во хмелю удалых рябин.

Где-то промельк снежинок вычурных,

Красоты маховой тщета.

И стараешься словом вычернить

Тишь нетронутого листа,

Но катаешь строку меж пальцами,

Бывших смыслов не находя,

И безмыслие сходит танцами

Вновь рождённого января.

***

Лихолетье пурги с маяками неоновых вывесок,

И дома как тома в переплётах колючих снегов,

Где фонарный проспект, что старается линию вывести,

Чтобы вдруг не попутать с обочиной край берегов.

Пресловутое счастье вплелось в мишуру серебристую,

На деревьях гирлянды с проклятьем потухших огней.

Воет ветер как будто бы молится сверху неистово,

За всех нас, что зимуем с предчувствием выживших дней

Из ума престарелого года – блошиная улица

Предлагает мелькание крыл от ночных мотыльков.

И заходишь в себя, согревая дрожащее «сбудется»,

Выгорая лучинами ярких несказанных слов.

Позитивно вздохнёшь в ожидании праздника чудного,

В календарной концовке живого с правдивым душе загадав.

И притопчешь упавшее-хрупкое-белое-утлое,

Как начало начал в энный круг зарифмованных глав.

Неспешно тает день

Неспешно тонет день в задумчивом запое,

По сумраку тепла, по оттепели снов.

Есть у любой поры безвременье слепое,

Пустоты с тишиной и небосводный кров,

Где звёзды не видны в карманах тучных нянек,

А глаз луны темнит в непроходимость мглы,

И выпадает снег – полуночный изгнанник —

На помыслы земли, на бывшие следы.

Застывший ход минут в преддверии обычной,

Той суеты сует, что старит свет и мир…

Задумаюсь на миг о чём-то очень личном,

Зачитанном без сна, срифмованном до дыр.

Не выслушан январь – безвьюжный и убогий,

Бессмысленна зима – плаксива и темна.

А снег идёт, идёт в убитые дороги,

Чтоб верить, что придёт когда-нибудь весна.

Из провала тучного падал снег…

1

Из провала тучного падал снег

И ложился под ноги умирать.

Это время праздничных светлых вех,

Но приходит оттепель, словно тать

И давай расстраивать мерзлоту,

Поминать весеннее на дворе.

Если вдруг надеждами прорасту

В этом ливне суетном и хандре,

То погибнет снова рождённый свет,

По сезону выморозит ростки.

И хранишь несказанное от бед,

От внезапно выплаканной тоски.

И пришёл январь, чтоб вернуть покой,

Ударяя посохом по земле.

Глянь – летит стихо-снежный рой,

Нет его прекраснее и белей.

Посмотри в проём небосводных врат

Да лови дающее на язык.

Эта речь – обманка, самоиздат —

Ты в моменте вечности, временщик.

2

Рассказали сказку – пар остался,

Выдыхаешь молча на морозе

Послевкусий плутовскую малость

По январской выбеленной коже.

Виснет смог – провинция сонливо

Копошится приглушённым шумом.

Ни о чём вчерашнее «крикливо»,

В настоящем – философский умолк.

Затерялось завтра меж домами —

На просвет – обыденность и ленность,

Ускользает истина меж нами

В незнакомом почерке нетленном.

У обочин городских потопов

Непролазной оттепели пакость,

Где маячит в воронёных тропах

Февралём предписанное плакать.

Зима звучит – с расстроенных верхов…

Зима звучит – с расстроенных верхов

Падение густого снегопада,

Говорено так много беглых слов —

Вытаивают оттепельным адом.

Где грустно – там сбывается смешно.

Пиликает тоска на белой скрипке,

А ты доводишь мутное окно

До отраженья горестной улыбки.

Зима молчит. Бесптичием пустым.

На проводах красуются облатки.

И к чёрту затевать какой-то Рим,

По паузе невыдержанно-краткой,

На вдох – зависнет с краю забытьё,

На выдох – дух зелёной старой рощи,

И сердца колоколит колотьё,

И… снег, как бело-ангельского ощип,

Где шепоток обобранных с куста

Воспоминаний лиственных дрожаний

Так тих, как речь – по-прошлому пуста,

За неименьем имени и званий.

Подарки на Рождество

1

Сидеть, глядеть конкретике в лицо.

Простая точка, ляпнутая чёрным.

Размазывать улётное словцо

Пристало лишь блажным и непокорным,

А тут щелчком прибили – и не хнычь,

В конце-концов всё рвано и конечно.

Пригороди агонистичный клич,

Где бесконечность тянет в бездну вечность,

А та не упирается, к тому,

Что эхо сквозь века налорелеет.

И если не по сердцу – по уму,

То дерг за хвост мечтающего змея

И баста. И порывы к ляду – ниц,

У ног, подножий, каменных ухабов.

И череда из новых, светлых лиц,

И будущность, и вера, как награда.

2

Иная жизнь – сторонница,

Былого мимоходница.

Не сбудется, как водится,

По речке восвоясь.

Своей печалью пестуешь

Шаги по личной лестнице,

С душой своей – наместницей,

По буднему кружась.

А где-то рыбы славные,

И буквы сплошь заглавные,

И аватарки с авами,

И вытаявший лёд.

Ах, если б плыть и веровать,

Что время будет вербами,

Пренебрегая нервами,

Возьмёт и прорастёт,

Сквозь пустоту ауканий,

Чужбину слов со звуками

И прочими поруками

Бесчувственной игры.

Скрипят ступени близкие

Над сплавом беглой истины,

И хоровод безмыслия

До мартовской поры,

Где по серьгам – берёзовым,

С ростками – стоеросовым.

Тоске пятиколёсовой

Не место, русло, вдаль.

Сегодня по-рождественски

Восславить реки, лестницы,

Пускай печаль окрестится —

И ничего не жаль.

3

И робкий звук вдохнуть на вынос

Молитвы, духа и того,

Чтоб твердь снегами принакрылась,

Зимы посеянная милость,

Листве очерченной вдогон,

Где месиво от потеплений

Не к месту внесезонных лаж.

Беру себя в чердачной лени,

Ненахимиченно-весенней,

Наброском дум – на карандаш.

Простой, отточенный до сини,

Чтоб выводить на свет из стен,

Где тупиками клетки клинит,

Торопишь речь, и тут же иней

Теплу на выдохе взамен.

Оплачешь холодность, и даже

Пригреешь облако в груди.

И отпастеленным пейзажем,

Что скуп, спокоен и наглажен

Украсишь окоём гардин.

До деревянной сходит кости

Мороз – аскет и нелюдим.

И ничего уже не спросишь

Безакварелевую осень —

Январски выданных рутин.

Ворчат ветра

Ворчат ветра и гонят со двора —

На, боже, нам негоже потепленье,

Захватанное лужами вчера

Зимой переживает воскресенье,

И оторопь природная всего —

Залётный ноль. Бесснежье. Распишитесь.

Нежданное примите естество,

Подёрнутое моросящей нитью.

Парит и парит – снится или нет —

Детали, швы по прошлому на выступ.

Перебирает тучи дальний свет,

А ближний – чернозёмен и неистов,

И сеет рябь. И близорукость дум.

Наитием прощупываешь выси.

Идёт стишок – размашист, смел и юн…

Седея до невыписанных писем.

Не ломай меня, не воспитывай

Не ломай меня, не воспитывай тишиной уходящих строк,

В этот месяц холодных тиканий, на слабо потеплений проб,

Громким молотом, знаком выспренным, грусть сердечную затая,

Улыбаясь снегам неистово, обездолишь мои края,

От темна, где по ветру шалости – вдохновенных снежинок круть,

До светла с воробьиной малостью – где по крохам торённый путь…

Бытовуха заплечной тяготой, но в предчувствии наготы

Прозябают волненья стягами растворённой вдали мечты.

Многоточия ставлю шёпотом, им на цыпочках не удрать,

Там бессонница звёздным опытом и беззвёздным кропит тетрадь…

Отметелен рассвет малиновый с глубиной философских утр,

Ждёт тепла от искусств карминовых, выгорающих словом внутрь.

Правда-матка разрежет облако, и оттуда прорвётся пух,

полетит, в бесконечном голоде, белый цвет, обеляя двух.

В сером городе стать постеночно огородит от высоты…

Крестик-нолик сыграют в клеточки,

и ничья. И давай на ты.

Не живёшь – ожидаешь прозренья

Не живёшь – ожидаешь прозренья —

Белотронут глухой чернозём.

Это чистое снегопаденье

Для следов, уходящих внаём

Светлой памяти, горьких событий,

В дальней точке горчит «не сбылось».

Филигранно круженье наитий,

До сугробных слетая желёз.

До молочных январских раздумий…

Что тебе рефлексии хана?

Где молчок дервенеющих мумий

Переводит на стылый зима.

Глаз луны лиловатым бельмится,

Провожая искристый залёт

До лежалых и выбывших истин,

До весны первоцветных «аллё».

Повестись ли на благость и звоны?

Или к чёрту всех чувств громадьё,

Философски слетают вороны,

Задубевши, волнуются кроны.

Скрип да скрип. Ни о ком. забытьё.

Тишина отдалась шумам

Тишина отдалась шумам,

Рельсы – стуку, а небо – снегу,

Сводит зябкий январь с ума —

Отдаюсь междустрочно бегу

От тебя в постоянстве дней

И ночей безгреховной прозы,

Где-то в сумраке бой теней —

Белый пух в полумрак заносит.

На ладони пригрелось «здесь»,

Но стукалочки сердца глухи,

Терпеливое «даждь нам днесь»,

От прабабки засело в ухе.

И гундосит в строке зима,

Вечность молча висит в пробелах,

Я сама – донельзя сама —

Полюбовно и угорело

Отдаюсь провиденью и

Своре слов из блажных поэзий,

Лишь бы выдохлись январи,

Лишь бы чувствовать, а не грезить,

Где сплетение лунных солнц

И банальность других сплетений,

Под метели надрывный зов,

В яркой радужке отражений.

Скажут вновь – философски пуст

Крик души с тяготеньем плоти,

Что с плеча или с первых уст

На бумагу немую сходит.

Час рассветный в ветвях завис

И сочится рябиной мёрзлой.

Всё проходит – из-за кулис —

Словно кошки скребутся мётлы.

Ты я и амен

затопишь сердце ли камин

на всё горазды

колючий ветер томный сплин

и праздник в праздник

перетекающие вскользь

новорождённо

на раны сыпанная соль

так обыдённа

туда сюда дороги плешь

и многолюдно

стоишь и взглядом небо ешь

но не убудет

ни звёзд ни мглы и ни молитв

отца и духа

метель о чём-то январит

а жизнь непруха

так мелочёвкой мельтешит

скрывая души

где снег затоптан и отжит

обезоружен

медляк луны и свет погас

за грань упущен

а ты нужнее в этот раз

чем в предыдущий

не отвертеться канул год

в провал и память

благословенно Рождество

ты я и амен

Сенсуализм

Хочется риторики – дай огня!

Посредине льда, где все взятки гладки.

Есть в тебе фатальности января,

Есть во мне предчувствия соул сладкий.

Так бездарен день, не отыгран свет,

Верить и не надеяться на рассудок,

Небесам признаться в любви, в родстве,

Ощутить вслепую, что сквозь остуду

В перебранках вьюг рождена звезда

И висит – маячит из бездны праны…

Посмотри – ты видишь – одна из ста

Сверлит мглу светейшеством осиянным,

С путеводной хладной сбивая спесь.

Бесконечно рвано земным желая,

Чтоб сбылись горячечно, слева, здесь

Безодёжными седьмого неба ли, Рима, рая.

За картинами быта, шумов и проч,

Чёрно-белые музы и блюз бы с ними,

Если так коварна и долгожданна ночь,

Что теряешь явь, обретая второе имя.

Куплю пальто. Кота не заведу

Куплю пальто. Кота не заведу —

Дождусь сезонов лютых и пьянящих.

Слова, слова – на большее – табу,

А вместо дела – поросячий хрящик.

Висит январь – в листках календарит,

Подобием подённого отрыва.

Метель о дальнем будущем хрипит

Какой-то замутнённой перспективой.

Так призрачно – всё призрачно сейчас,

А в сущности, так было, есть и будет.

Пожизненно изменчивый компас,

При солнце, столь заезженном на блюде,

Что пятнам быть. Но снега «супротив»

Падением снежинок суицидных,

Под фонаря задумчивый наив,

И нас с тобой – столь дружески бесстыдных,

Что… ничего. Крылатится душа,

Прибитая мыслёй всея коробки.

Прижмётся холод зимний, не дыша,

Где от искусства пульс – блажной и робкий

Недостучит. Игнор верхов могуч.

Хоть чем. Хоть про кого или молчанкой.

Мотив любви изысканно болюч,

Где жизнь достала будней самозванкой.

Быть невнятной

Быть невнятной – с оттепелью в паре,

Из тумана достучаться сложно.

Хоть мороз естественный в опале,

А опал небесный и острожный

Нависает, бережёт осадки.

Одиночны птичьи перелёты.

Заунывны спящие посадки

И богуют, и скрипят без счёта.

Пустота сливается с порожним,

И тепло как будто не при деле.

Бьётся венка о тебе подкожно.

Эмоциональные качели

Так достали, вкупе с гололёдом,

Что согнёшь упрямые коленки

И бредёшь наедине с народом,

Чтобы не сползать одной по стенке.

Память дегустирует картинки,

Не запить, а в лужах захлебнуться.

Заставляешь выйти по старинке —

Помахать, одеться и обуться.

В этом всём – всего переизбыток,

Осложнений чувственных пожитки,

Всё тоска со скукой в сотню скрипок.

Нервно курят бог, и бес, и Шнитке.

Ни дать, ни взять – сплошное менестрелье

Ни дать, ни взять – сплошное менестрелье,

Гитара, три аккорда серенад.

А за окном морозное веселье

И снег с претенциозностью монад.

Я снова сложно – трудно по-простому,

Когда внутри война, Вьетнам и Рим.

Слова лохматят горловую кому,

И хрипнет голос дьявольски, за сим

Подходит час – неровен и оскольчат,

Неотвратим и невозможно крут,

Когда б ещё предчувствованье молча

Затеяло высотную игру,

Но где там… звон – до бездны, бога, глины —

Растасканный души неясный знак.

И тот мотив – минорный и старинный,

Где тянет жилы

несвистящий рак.

Гора из туч. И магомедит солнце,

Там, стылость внесезонно теребя,

Снисходит звук – до глубины и донца,

Весь белый свет январварски любя.

Осанны – словно кости мирозданью,

По умолчанью – междометий гон,

И никакого, мать его, камланья,

Бубнящего так долго не о том.

Всё дело в мимонотье оголтелом

И чертыханье лада поперёк.

А ты мне про красоты снов и тела,

А я тебе про райский уголок.

Голосовать мгновеньям переменным —

Из форточки транзитом свежий дух,

Как пир свободы – на чуме отменной,

Вселенная, касаемая двух.

Январь поник и гонит вялый минус,

Расхлябанная даль. Синичкин пост.

Но можно стиш, как козырь ксивный вынуть

И о любви, как Лазарь в полный рост.

Тишина. Ревизия минут

Тишина. Ревизия минут,

Смена или нет ориентиров.

Беспокойно выжившее «тут»

Пишет из бессонницы квартирной,

Вместо точек – сонмы запятых —

Жгут посылы, дороги посулы.

Бьётся снег стекольчато под дых,

А герань изображает сутры,

Аскетично вскинув череду

Веток, сквозняком потереблённых.

Ни к чему я, видно, не приду,

Погибая в образности оной.

Философий тайные шестки,

Детства подзатёртые моменты.

Снова междувременье шерстить,

Без отрыва будней киноленты.

Что сюжет? Всего лишь антураж,

Жду венчаний титрами и светом.

Лёгкостью до вечности намажь

На зиму – весну и страсти лета.

Бутерброд кусая – умыкнуть,

Толику промасленного слова,

Запивая проторённый путь

Чаем или кофе безусловным…

Длиться. И безвизово бродить

В безрганичье выдумок желанных.

Я тебе и ты мне – будем жить,

В том моменте выбеленной манны,

Что лежит, радея январю,

Ублажая земляные латки.

Здесь бы окончательное «лю»

И заесть горчащей шоколадкой.

Пасторальные вспоминания

Пасторальные вспоминания.

Бело-облачные мечты.

И ни опыта, и ни знания

Кровоточащей наготы.

Здесь берёзка – трава некошена.

Ни аптеки, ни фонаря.

Слов разрозненных сыпешь крошево

На несеянные поля.

Изнутри для бедовой вскрытости

Проникают в твердыню фраз.

Шрам засушливой боевитости

Дождь косит в грозовой анфас.

Вереница ростков мужалости

Трепыхается, оголтев.

Ветер дарственно гонит шалости,

А года – как запев,

припев…

Жгут цветы при полынной трезвости,

Впрочем, дальше – ковыль, ковыль…

К небу манкой блаженной нежности

Междусветно стремится пыль.

Одномоментно

1

Печалить вас? Какое непотребство!

Ведь даже дождь наигрывает скерцо,

а снег перебивает черноту —

пожалуй, лёгким слогом развлеку

то бытиё, что нудно выносимо

какой-нибудь зацикленной рутиной,

по кругу… Как же вечен этот круг!

Закладывай вираж и белкой в колесе – за двух,

паши не целину, а что вчера, сегодня, завтра —

шпарь одно и то же. Мысленная арфа

переберёт гармонию, вздохнёт,

в запойной паузе былое созерцая…

И вянет цель. Лишь звёзды вертухаи

просторы неба зорко бороздят.

Усталостью накроешься до пят

и дремлешь. Ночь не клята,

день помятый уходит за кордон небытия,

А я о чём-то несомненном грежу.

А фонари – бесстыжие невежды —

заглядывают в окна вполнакала… Тишина.

И в пустоте – мелодия одна,

на двухголосие отчаянно делясь,

звучит витиевато, словно вязь

одномоментно и неповторимо…

Добавь луны златого грима и мимо

картинкой вожделенной промелькни,

помянут будь и будни помяни

словцом ли, пожеланием убраться

до снов, и подсознанье мацать

до ярких красок и табу, и страхов,

но всё пройдёт, останется лишь ахать

и наслаждаться, и гореть, и петь.

Пусть полоснёт зарёй кровавой плеть —

и всем печалям – геть!

Из гати темноты ступает чувственная рать.

Войной. Сметающей постылое два-ать.

2

Вступаю в рокот магистрали,

Несмелой сворою шагов,

Средь голодающих баталий

За крохи жизненных основ.

По льду скольжу синкопой острой,

Падению наперерез,

Машу вороньей коза-ностре

Рукой – до тронутых небес

Потёртым фетром бесконечным,

Расхлябанным ветрам под стать.

Коробок полнотелых вечность,

В глазах оконных не видать

Ни проблеска за шторной пылью…

Импровизация снегов

Летит за приземлённой былью,

Выходит шум из берегов,

В аранжировке какофоний,

Обрывком ветра лебезя,

Где мир, несыгранно-никчёмен,

Когда бы не было тебя.

Повесой от словесного дурмана

Повесой от словесного дурмана,

Растрачивая бесшабашный вид,

Ты вывернешь утробное кармана

На равнодушный жизненный гранит.

Падёт тепло и спесь колючих крошек,

И лягут строчки на поля жнивьём,

Куда ж без снега? Пролетают мошки

Под мутноглазым стражем – фонарём.

Вперёд и с песней, оглушая дали,

Торят пути колеса и мотив.

Забойные без смысла трали-вали,

Привязчивый до одури наив.

И хулиганишь чувственно, но скрыто,

Дум бесконечьем изнутри прошит,

Идёшь домой к неновому корыту,

Бодрясь в пути may gad, my love и chit.

Не онемеешь – не услышишь

Не онемеешь – не услышишь,

Как сердце вольное стучит,

Куда бы мы с тобой ни вышли —

Везде весна, весна, грачи,

И лекарь времени не гордый

Не даст забыть и зарасти,

В горниле безъязыком горла,

В судьбе распластанной горсти.

И оторопь ползёт улиткой,

Мечтая вырулить к словам,

В косноязычии великом

Тебя я строчкам не отдам,

Что лягут, ровно, рвано, кучно,

Расстреливая гладь листа,

Из подсознания – беззвучно,

А ты идёшь —

один из ста,

Один из сотни, миллиона,

Высвечивая изнутри,

Какое там из-за заслона,

Когда вовсю, а фонари —

Остывших улиц лицедеи,

Приврут теплом, да что с того,

Когда комкаются недели

До тех, умытых, четвергов,

Где называется Ярилом

Всегдашней светлости желток,

Где забываю всё, что было,

К тебе ступая на порог.

Как за черту, за горизонты,

Гроши отринув бытовух,

Наш мир от Канта до Изопа,

Язык, обыденных прорух,

Старух-забот, непрух и рыбы,

Что выбила непрочный лёд

От всевозможного «могли бы»,

До полымя глубоких вод,

В которых черти упоений

Таскают рифмы до утра,

Где небо ближе и весенней

У двуединого костра.

Уйти в дожди

1

Уйти в дожди штриховки оголтелой

И раствориться, и попасть туда,

Где свет не обелённый, просто белый

Завис над гладью вечного пруда.

Почувствовать блаженство, лёгкость, зыбкость,

Где Родины сквозит небытиё,

Где ностальгия облачная – сыпью,

По тем, земным, мечтаниям плывёт.

Колышется потерянное слово

На блике неприкаянного дня.

И всё и все за здорово здорово

Несметно ускользают от меня.

В ничейности смешаюсь оробелой

И птичьим языком проговорю,

Новорождённой ранью заалелой,

Своё неприземлённое «люблю».

2

Где обретает цвет ожившая листва,

Выстреливая из упругой почки,

Давай дарить инаково слова,

Уложенные романтично в строчки.

Шарманку одного того же – брось,

Оставив за могучими плечами

Земную круговерть, земную ось,

Которой не предвиделось вначале,

На трёх китах, слонах и панцирях —

Язык неандертальцев междометен.

Рождённый в неосознанных речах

До глубины беспамятен и светел,

До тишины предчувствия горяч,

Для мимоходных – неприкосновенен.

Но портит всё залётный первый грач,

Клюющий тёртой вечности калач,

Выклёвывая будущности темя.

Пожимаешь плечами – мороз крепчает

Пожимаешь плечами – мороз крепчает.

И за что так с нами – не разберёшься.

Снова ставишь гундосый чайник,

Обживая вечер – прилюдный остров.

Обломаешь зубы – сухарь с баранкой,

Сахарёной терпкостью обжигаясь.

Помудреть бы завтра февральской ранью,

С пресловутым верю, дойду, покаюсь.

От такой поэзии да не убудет,

Коль пришла, то по-женски порви тальянку.

Там глядишь – и выйдешь толпиться в люди

И блаженно скажешь: прости засранку.

Есть глаза и руки, питьё и пища,

Так подай любви напоследок сбыться.

От добра добра, говорят, не ищут,

Но летишь в мечтаниях к синей птице.

Там и слон парит невозможно розов,

Подсознаний выдуманные химеры.

А тебе – печалей жалкучих осы,

А тебе, тоскующей безразмерно

На себя напялить слова земные

И тесниться грудью, теплом и вздохом.

Припорхнут метафоры никакие

И давай клевать у покоя крохи,

До бессонниц выщипав середину,

Чтоб драконить веру до словоблудий,

Где стакан отпитый наполовину

Да элегий выщербины на блюде.