Текст книги "Средневековая история. Изнанка королевского дворца"

Торий орал на отпрыска, Миранда сидела в большом кресле и пила что-то розовое из чашки, Тахир стоял рядом, держал ее за запястье и считал пульс. Томми жался в углу, ожидая, пока придет его родитель, Лейф утешал плачущую Ингрид, которая совершенно расклеилась, а остальные вирмане поливали Дария и Томми такими пламенными взглядами, что оставалось только удивляться – почему на парнях до сих пор одежда не загорелась.

– Все живы?

Миранда слетела с кресла и бросилась к Лиле:

– Мам, я так испугалась!

Лиля подхватила девочку на руки и испепелила барона гневным взглядом. Тот ответил виноватой гримасой.

– Рассказывай, малышка…

Мири послушно пересказала все случившееся. Лиля слушала спокойно. Потом поцеловала девочку в нос.

– Миранда Кэтрин Иртон. Я тобой горжусь. Ты поступила абсолютно правильно.

Не абсолютно, но где уж маленькому ребенку все сообразить. И это-то чудо! Девочке ведь еще восьми нет, а уже так… Умничка, какая же умничка!

Лиля повернулась к Лейфу.

– Так. Лейф Эриксон Эрквиг. Какой Мальдонаи ты полез в драку? У тебя на руках беременная жена, на тебе девочка, а ты?!

Лейф потупился.

– Да я вроде как просто оттолкнул…

– Господин барон! Вашего сына осмотрели? На нем есть синяки? Ссадины? Царапины?

Торий покачал головой. Синяков не было. Разве что немного, там, где он ворочался и падал в лужу. А Лейф действительно почти не бил. Просто… силы-то разные. Вирманин, который привык направлять корабль в бушующем море, и сопляк, которого можно пинком снести.

Лиля вздохнула.

– Лейф, если такое повторится в столице…

– Если кто-то начнет хватать мою жену своими грязными лапами – еще как повторится! – рявкнул Лейф.

– Ингрид?

Вирманка закивала.

– Они хотели…

Но Лиля уже обнаружила полуоторванную ленту на голубом платье. И к Торию Авермалю развернулась настоящая мегера:

– Господин барон. Мы отплываем. Счастливо оставаться.

Торий аж взвыл, понимая, что это – разрыв отношений. Полный. Но сказать ничего не успел. Дарий все-таки не был законченным идиотом. Он бросился вперед и упал на колени перед графиней.

– Ваше сиятельство, отец не виноват…

Лиля резво отпрыгнула в сторону. Хотя было, было большое желание пнуть этого кретина в челюсть. Да так, чтобы он всю жизнь протертыми супчиками питался. Скот!

– Он виноват в том, что не воспитал сына человеком. Моя семилетняя дочь ведет себя лучше, чем дворянин, которому уже за двадцать, – это как?

Дарий покаянно опустил голову.

– Ваше сиятельство, хотите – казните. Только не гневайтесь.

Торий крепко сжал кулаки. Чего ждать от графини, он даже не подозревал.

Но Лиля чуть смягчилась:

– Если бы с головы моей дочери упал хоть волосок, я бы сама вас прибила. А так… Я не требую наказания. Мы просто уезжаем.

– Ваше сиятельство… вы ведь с отцом в хороших отношениях…

– Ваше сиятельство, – подал голос барон. – Не смею просить вас о милости…

– Мам, он неплохой, – сказала Мири.

Лиля тряхнула головой.

– Встаньте, любезнейший. Вас я больше видеть не хочу. Господин барон, мы отплываем завтра. Полагаю, вашей супруге нет необходимости готовить званый ужин. Мы не в том состоянии.

Торий перевел дух, стараясь сделать это как можно более незаметно.

Гневается. Имеет право. Но партнерство уже не разорвет. Не должна.

И может быть, не пороть так Дария? Все ж таки…

Лиля с трудом дотерпела до корабля, где и устроила разнос Лейфу. Впрочем, орать не стала. Прошли те времена. А вот напомнить о беременной жене, о людях, о долге перед ними… это Лиля смогла. Да так, что вирманин вылетел из каюты с красными ушами. Досталось и остальным сопровождающим. Что, у семи нянек дитя повесилось?

Болваны!

Впрочем, от Лейфа вам все равно сильнее достанется.

Тахира Лиля поблагодарила. А Мири занялась вплотную.

У девочки начался отходняк от пережитого. Малышку трясло, у нее зуб на зуб не попадал, хотя в каюте было жарко и даже душно, она цеплялась за Лилю и бормотала, что было так страшно, и эти копья… и хорошо, что ее учили, и она едва не… Ведь и Лейф и Ингрид могли умереть…

В своего щенка она вцепилась так, что аж пальцы побелели. Пришлось отобрать собаку, пока не задушила.

Лиля кое-как напоила ребенка успокоительным сбором, уложила в кровать и сидела рядом. Кстати – вместе с принцем. Амир Гулим примчался почти сразу. Был гневен и возмущен, обещал оторвать Авермалю все выступающие части тела и скормить пустынным шакалам. Планы пришлось подкорректировать.

Явился Торий Авермаль. И с ним отец Томми. Клеменс Триоль. Купец. Но из зажиточных.

Лиля оставила малышку на попечение принца, который принялся рассказывать девочке какую-то сказку, и вышла к мужчинам.

Оба раскланялись и принялись извиняться за своих отпрысков.

И они не хотели.

И дети дураками выросли.

И красота вашей подруги, ваше сиятельство…

Лиля плюнула. И махнула рукой.

– Барон, мы завтра будем на службе и отчалим с вечерним приливом. В гости мне к вам теперь не хочется. Сами понимаете. Я лучше с дочерью посижу.

– У вас замечательная дочь, ваше сиятельство…

Клеменс тоже принялся расхваливать Миранду и сетовать, что за делами свой-то сын дураком вырос. Лиля со злостью посоветовала розги. Она уже знала, что, если бы не Томми, все бы обошлось. Приспичило идиоту орать!

Потом принялись торговаться. С одной стороны – бардак по вине принимающей стороны. Из-за их сначала недоделанных, а потом и недопоротых детей. С другой – Лейф тоже сдержанности не проявил. Но тут уж Лиля встала грудью и заявила, что не настанет таких времен, когда воин должен сначала к судье бежать, чтобы свою жену защитить от всякой дряни.

Мужчины впечатлились. И договорились на вполне приличную компенсацию Лейфу и Ингрид. За моральный ущерб. Тут такого слова пока не знали, но…

Казни или порки Лиля требовать не собиралась. Ваши дети – вы их и… того-с. Розгами.

Стороны расстались более-менее успокоенные. Торий – тем, что графиня будет поддерживать с ним деловые отношения. Клеменс – тем, что графиня не потребует разборок. Лиля – общей ситуацией. Уж очень не хотелось врагов приобретать. Но и не потерять лицо тоже важно… Ладно! Все сложилось и устаканилось. И вообще – лечь сегодня спать пораньше. Почему нет? Посидеть с Мири, а потом там же и спать лечь. Она тоже не двужильная.

Размечталась. В каюте ее ждал Лонс Авельс:

– Ваше сиятельство, можно мне…

– Что? – почти стоном вырвалось у Лилиан.

– Два слова.

– Слушаю.

– Ваше сиятельство, вы с Авермалем дальше работать будете?

За зиму Лиля набралась от шевалье хороших манер. А он, незаметно для себя, перенял кое-что из жаргона 21-го века. Даме – и вдруг работать! Да раньше бы он и слова-то такого сказать не посмел! А тут…

– Не знаю. А что?

– Что будет при дворе – неизвестно. Но вы – графиня Иртон. Если что, мы ведь сюда вернемся…

Лиля кивнула. Она поняла. Если что – Лонс сюда точно сбежит с супругой, и рушить отношения с Авермалем ему совсем некстати. Так что надо бы…

– Что ты предлагаешь?

– Товары ему отослать. Деньги с него Лейф получит.

– А Мири? Да если бы с ее головы хоть волосок упал. – Лилю затрясло.

Шевалье вздохнул.

– Ваше сиятельство, ведь этого не случилось.

– Но могло.

– Так Дарий и не сильно виноват. Там второй орал…

Тоже верно.

– Ладно. Товары отошлю. Но подарки – нет.

– Так подарки и есть излишек. Нам в столице все пригодится, – тут же согласился Лонс. – Ваше сиятельство, я распоряжусь?

– Сама распоряжусь. Кого-нибудь из вирман позови, Олафа там или Ивара…

Лонс вылетел за дверь. Лиля потерла виски. В такие моменты ей хотелось обриться под ежика. Корона из кос давила на голову не хуже тернового венца. А то и посильнее. Вес-то несопоставим.

Ладно. Сейчас дождемся вирман – и спать, спать, спать.

Только перед этим…

Торий вернулся домой не слишком довольным. Дарию досталась затрещина, жене – ругательство, барон заперся в кабинете. Где и глушил наливку, пока в дверь не постучались.

– Господин барон, тут, говорят, от графини Иртон.

Барон подскочил и помчался вниз.

Сундук был небольшим, но несли его очень осторожно. Двое вирман смотрели без всякой приязни. Хотя за оружие не хватались.

– Ее сиятельство просила передать.

Письмо было кратким.

«Господин барон. В силу сложившихся обстоятельств ужин не состоится, но рушить наш договор из-за глупости вашего отпрыска и его друзей я не стану. Поэтому передаю все причитающиеся товары для последующей перепродажи.

Лилиан Элизабетта Мариэла, графиня Иртон».

Уйти так просто вирманам не удалось. Они были всячески обласканы, чуть ли не силком накормлены, напоены и едва не расцелованы, пока барон писал ответное письмо.

«Ваше сиятельство.

Я могу только еще раз упасть ниц к вашим ногам, умоляя о прощении. И отметить, что ваше великодушие не уступает вашей красоте.

Я благодарен вам и надеюсь увидеться еще раз – завтра на службе.

Вы всегда можете на меня рассчитывать.

Искренне ваш, Торий, барон Авермаль».

Немного зеркал, немного кружева, стеклянный разноцветный бисер, стеклянные кубки разных цветов… Бешеная прибыль.

Дария отец не выпорол. Но посадил на хлеб и воду на три десятинки. С молитвами. Для пущего вразумления. Впрочем, Дарий был и так счастлив без памяти, что легко отделался. И даже слегка был благодарен графине Иртон. Если бы она разорвала партнерство…

А вот Томми пришлось намного хуже. Сидеть он не мог больше десятинки. А когда смог – еще месяц находился на хлебе и воде под домашним арестом.

Какой козел придумал, что служба должна начинаться на рассвете?

Какой козел изобрел такие ранние рассветы?

Все – козлы! Спать хочу.

Лиля откровенно не хотела идти на службу. А никуда не денешься. Надо.

Вирмане и ханганы остались на кораблях. Лилю сопровождали пастор Воплер, Лонс Авельс, Миранда, еще несколько людей Лейса, мастера, кружевницы.

В этот раз Лиля шла пешком. Благочестие-с…

У храма она встретилась с Торием Авермалем. Тот прибыл со всей семьей, кроме Дария. Раскланялся с Лилей, рассыпался в комплиментах, но Лиля приняла их сдержанно и холодно. Вы еще не заслужили полное прощение. Договор есть договор, но не дружба.

Служба шла. Патер Лейдер пел. Красиво, ничего не скажешь. Но в шесть утра Лиля предпочитала спать. И подольше.

Наконец все закончилось. Лиля решила подождать, пока все не побеседуют с патером, но куда там. Симон Лейдер почти сразу после службы подошел к ней, раскланялся и пригласил в гости.

Лиля вздохнула. Оставила Миранду на попечение Марсии и вместе с пастором Воплером прошествовала за Лейдером.

В «гостиной» было тепло и уютно. Горел камин, стояли кресла. Патер лично сопроводил графиню к одному из кресел, поцеловал ручку и улыбнулся так, что Лиля ощутила желание заехать ему в зубы.

А нечего на грудь глядеть такими сальными глазами.

– Ваше сиятельство, вы так похорошели с момента нашей последней встречи…

– Благочестивая жизнь в глуши пошла мне на пользу, – парировала Лиля. Откровенно нагло.

Из Иртона она уезжает. А в столице… А там мы попробуем наладить отношения с альдоном. Хотя и тут рушить их не надо. Но! Она – графиня, а это – захолустный патер.

Прогибаться под него не будем. И точка.

– О да. Эввиры, вирмане, ханганы… Ваша свита не оставляет сомнений в вашем благочестии. – Патер принял вызов.

Лиля послала ему улыбку.

– Святая Лиара жила среди вирман, пытаясь обратить их в истинную веру.

– Вы равняете себя со святой?

– Вовсе нет. Именно поэтому не я живу среди вирман, а они в моем доме. Но пастор может подтвердить, что мы пытались обратить их в истинную веру.

Кенет Воплер моргнул.

– О да, патер. Я не могу сказать, что многие из них пожелали воцерковиться, но дети вирман знают Святое слово, а сами они ходили к службе.

Ага. Иногда. И после долгого разговора Лили и Лейфа.

Лиля вовсе не собиралась посягать на чью-то веру. Но и мир в Иртоне был необходим. Поэтому примерно раз в месяц Лейф и команда таки скучали на службе. Отнеслись к этому, как к дополнительным караулам, составили график и честно приходили послушать. Или поспать под звуки песнопений. Как настоящие воины, они отлично спали и стоя, и даже с приоткрытыми глазами.

В итоге в Иртоне мир и покой, пастор счастлив – язычники его слушают. А вирмане спокойны – их даже задирать перестали. Хоть и безбожники, но на службу ж ходят… Может, тоже поумнеют да людьми станут?

– Вот как? И многие из них пожелали воцерковляться?

– Мы работаем над этим, патер.

Вот так. Работаем мы. И докажи обратное.

– А ханганы?

– Полагаю, если вас не устраивает присутствие в Иртоне или Альтвере наследного принца Ханганата Амира Гулима, я могу отписать об этом его отцу. Он наверняка снизойдет и проявит понимание.

Лиля улыбалась так, что патер едва не выругался. Издеваешься, зараза?

Ну, я тебе…

– А эввиров вы тоже…

– Пытаюсь обратить в истинную веру.

– А праведные люди в вашем окружении есть?

– А тех, что пришли сегодня, было мало? Патер, что вас не устраивает? Я отстроила в Иртоне два храма, не считая того, что расположен в замке. Я со вниманием отношусь к словам своего духовного наставника. – Лиля уже откровенно наезжала. – Иноверцы? Так и при дворе его величества послы есть. Что ж теперь – выслать всех или святиться заставить?

Патер сверкнул глазами.

– А ваш супруг об этом знает, ваше сиятельство?

– А почему вы у него не спросите?

Лиля попала не в бровь, а в глаз. Джерисон даже не подумал ответить патеру. Всякая шушера тут еще писать будет!

Патер поморщился, словно ему перец в нос попал.

– Я вообще не понимаю, патер, на каком основании вы мне тут устраиваете допрос, – перешла в наступление Лиля. – Что я такого сделала, чем заслужила подобное отношение? Вы словно пытаетесь найти во мне какой-то изъян.

– Как вы могли такое подумать, ваше сиятельство. Просто забота о душах…

– Это тоже ваш долг, я понимаю. Но пастор может подтвердить, что я практически никогда не пропускала службу и со вниманием относилась к его словам.

Разговор длился еще минут пятнадцать. Патер изворачивался и так, и этак, пытался подловить Лилю хоть на чем-то, но куда уж бедняге было равняться с девчонкой из гарнизонного городка.

Вот представьте себе.

Все у всех на виду, на одном конце чихаешь – на другом «будь здоров» говорят, любую новость обсуждают по месяцу… Поневоле изворачиваться и сплетничать научишься. А где одно, там и другое. Оправдываться Лиля умела виртуозно. И вообще.

Все согласно старому анекдоту.

– Дорогой, я и моя подруга видели тебя в гостинице с любовницей.

– Дорогая, я не был в гостинице, у меня нет любовницы, твоя подруга ошиблась, ты ошиблась, это был не я… ну и так далее.

Главное – не признаваться. Ни в чем, никогда, ни за что. Чистосердечное признание хоть и уменьшает вину, но увеличивает наказание. Однозначно.

Так что патер поборолся с Лилей и плюнул. И сосредоточился на пасторе Воплере.

– Сын мой, вы не хотите принести мне свою исповедь?

Воплер кивнул.

– Да, патер. Я хотел бы раскрыть душу и, возможно, получить совет. Мне нелегко.

Лиля вздохнула:

– Пастор, мы будем ждать вас.

– Ваше сиятельство, не стоит…

Бесполезно.

– Пастор, вчера чуть не пострадала моя дочь. Если что-то случится с вами – я себе век не прощу. Это не обсуждается. Мы ждем вас.

И вышла обратно в храм.

Пастор Лейдер ни прощания, ни прощения не удостоился. Наоборот, Лиля поставила себе галочку – узнать, за что его сюда сослали. И если удастся – сослать его еще дальше. На местные Соловки. К чертовой матери!

Копать он под нее вздумал! Да еще так топорно!

Каз-зел!

Для пастора Воплера настал сложный момент.

Кенет отнюдь не был глупцом. О нет… Он многое видел, многое понимал, о многом размышлял. Только вот… Он был болезненно честен в своей вере. Он знал, что Альдонай существует, готов был убеждать в этом каждого встречного и жить только по его заветам.

Ага. В юности.

Потом жизнь резко обломала его мечты.

Как обнаружил Кенет, начав жизнь пастора, вера и религия – это две большие разницы. Примерно такие же, как корова и присосавшаяся к ней пиявка. Иначе Кенет не мог назвать тех своих собратьев по церкви, которые паразитировали на людях, пользуясь их верой и наивностью. Увы…

Оказалось, что в церкви полно мерзавцев, которые больше думают не о том, как принести свет в души людей, а о своей личной выгоде. Что любого можно оклеветать, подставить, обидеть, заслать в такой глухой угол, в котором даже и докторуса нет.

Можно.

Кенет понял, что ему никогда не выбраться из Иртона. А когда умерла его жена, потерял всякую надежду на счастье. И принялся беречь и воспитывать Марка.

Все изменилось с появлением Лилиан Иртон.

Он помнил, как горел храм. Помнил чувство острой безнадежности. Помнил, как боялся за сына – ведь все его сбережения… Чем он будет кормить мальчика зимой? Ан нет.

Лилиан Иртон забрала их в замок, одела, обула, накормила, приставила Марка учиться, причем вместе с юной виконтессой. Это было сродни чуду. Помощи с неба. Подарка Альдоная.

Но, когда он как-то попробовал заговорить с графиней о своей благодарности, та только отмахнулась.

– Пастор, вы что – полагаете, я могу бросить кого-то умирать голодной смертью? При чем тут благодарность? Это нормальный поступок. Это мой долг как графини.

Да, но долг не включал всего, что дала ему Лилиан Иртон. К Кенету вернулся смысл жизни.

Он отлично понимал, что вирмане не сильно воспринимают его проповеди. Но… пусть не святятся! Важно другое. Если он посеет в их душах и в душах их детей хотя бы одно семечко истинной веры – все уже было не зря.

Пусть не сразу, но оно прорастет.

А за Марка он вообще готов был графине руки целовать. Он не знал, что и когда от него потребуют, но был готов платить.

Увы…

Только спустя несколько месяцев он понял, что Лилиан Иртон все делала совершенно бескорыстно. Она ничего от него не ждала. Только духовной поддержки, которую он и так должен был ей оказать. Вот и все.

Она не требовала благодарности, она не торговала своими милостями, она просто делала. И пастор преисполнился благодарности. Он видел странности графини. Но видел также, что они не несут зла в мир. Наоборот. Правильно использованные, они дадут много хорошего. Она лечила, учила, заботилась, трудилась наравне со всеми и никогда не требовала для себя благодарности…

А вот патер Лейдер добрых чувств у Кенета не вызывал. Ибо был представителем касты церковных карьеристов и выжиг.

Кенет привычно опустился на колени для исповеди.

– Брат мой в вере, моя душа сейчас чиста и спокойна.

– И тебя не тревожат язычники?

– Графиня делает все, чтобы они узрели свет истинной веры. И я, недостойный, стараюсь способствовать ей в этом.

– И не тревожит тебя поведение самой графини?

– Брат мой, я тесно общаюсь с ней. Она добра, умна и благородна. Если бы в ней было хоть пятно черноты, я заметил бы это. Но она бережется от происков Мальдонаи.

– Да неужели?

История с Дамисом Рейсом заставила патера сдвинуть брови. А данное объяснение – мол, графиня считает, что Альдонай соединил и расторгнуть этот союз нельзя. А осквернять свою клятву перед Богом и свое ложе – вовсе последнее дело, что бы там в семье ни происходило… Такого бесчестья ни для себя, ни для своей семья графиня не допустит.

Поступки Лили можно было подать по-разному и истолковать тоже. И невольно пастор Воплер выбрал самый выгодный для графини вариант, объясняя все ее заботой о ближнем и верой в добро.

Патер Лейдер слушал, но увы. Кроме того, Кенет не упомянул о многом. Ни о контрабандистах, ни о покушениях. Зачем? Это дело власти, но не церкви. Тело, а не душа.

Из этого компромата было просто не выкроить.

Так что спустя час Кенет оставил Симона весьма недовольным и направился туда, где его ждали.

Завтра он поговорит с двоими своими собратьями по вере. Настоящими, не такими, как этот лощеный крысюк. И они отправятся в Иртон. А он – с графиней в столицу.

Страшно, да.

Но может быть это испытание в вере, которое посылает ему Альдонай?

Верую, Господи.

Из Альтвера отплывали с вечерним приливом.

Лиля стояла на корме, мучилась подступающей тошнотой и мрачно мечтала об изобретении паровозов. Или самолетов.

В целом первые визиты прошли неплохо. Не считая этого случая с Авермалем. Но тут уж пусть сына воспитывает. А то надо же! Увидел девчонку на улице – и повело! Спермотоксикоз, однако, снимать надо. А то ведь могут и другие снять.

Вместе с головой.

Лейф более-менее успокоился, получив крупную сумму от Авермаля, ему Торий тоже приносил свои извинения. Он бы и в три раза больше выплатил, лишь бы Лиля не гневалась. Факт.

Рвать контакты с Торием пока действительно нельзя. Если придется вернуться в Иртон – барон незаменим. А Лиля, честно говоря, не возражала бы. За зиму она оценила эту глушь. Где тихо, спокойно, уютно, теперь еще и хорошие соседи будут… Если Джейми утвердят в баронах приказом его величества.

Хочется ли ей жить в столице?

Да на фиг!

Грязно, скучено, вонюче, и все эпидемии – ее. И все происшествия.

А с другой стороны, она медик. Она в Иртоне квалификацию, к чертям, растеряет. Может, и стоит остаться? Где-нибудь под боком у отца?

Лиля не знала.

Неизвестным компонентом в ее расчетах пока оставался Джерисон Иртон. Что сделает этот друг, крепко получив по ушам?

Сложный вопрос. Мужское самолюбие – штука такая. Топтать, пинать и забывать про него не стоит. Иначе потом так огребешь…

А с другой стороны – помереть ей, что ли, было?

Желудок забурчал особенно громко, и Лиля, перегибаясь через борт корабля (подветренный, уже выучила, куда блевать лучше) мрачно подумала, что умереть было бы быстрее.

А до столицы почти две недели пути… буэ-э-э-э-э-э-э…

– Рик, ты все собрал?

Ричард посмотрел на кузена:

– Все. А ты?

– Слуги еще копаются, но уже почти. Итак, в дорогу?

– Да, пора. А то Бернард обидится, что у него почти не погостим.

– Он и так обидится. Судя по сплетням – жлоб жуткий. Родную дочь в черном теле держит.

Рик махнул рукой:

– Будет королевой – приоденем. А нет – так и не надо.

В дверь поскреблись.

Рик открыл и присвистнул. На пороге стояла Анелия Уэльстерская. Джес, не будь дурак, тут же козлом скакнул за штору, пока не заметили. Он не проболтается, а случись что – свидетель Рику обеспечен.

– Ваше высочество, вы разрешите мне…

– Разумеется, госпожа. Прошу вас. Но почему вы…

Анелия подняла руку.

– Ваше высочество, у меня не так много времени. Я должна быстро вернуться. Я… вот.

Принцесса протянула медальон, который показался большим в ее маленькой ручке.

– Ваше высочество?

– Это на память о нашем лесном приключении… И обо мне, если не вернетесь.

Рик вздохнул.

– Ваше высочество.

Анелия закрыла ему рот рукой.

– Нет! Не клянитесь, не обещайте, не говорите ничего. Просто знайте… я буду вас ждать. И молиться за вас, даже если вы не вернетесь.

Девушка на миг придвинулась к Рику и коснулась губами его щеки. Робко-робко…

Тут же отодвинулась.

По щеке принцессы скатилась прозрачная слезинка. Она всхлипнула и опрометью вылетела из комнаты.

Расслабиться Анелия смогла только у себя в покоях.

Идею ей подсказал Альтрес Лорт, он же дал медальон. Но… Сама Анелия лучше и не придумала бы.

И сейчас ей казалось, что Рик вернется, обязательно вернется.

Его высочество предъявил подарок вылезшему из-за шторы и старательно отряхивающемуся другу.

– Ты посмотри…

Обычный золотой кружок, на крышке выбита морда рыси. Видимо, на память.

– А что внутри?

Внутри оказался портрет Анелии, выполненный с большим искусством. И локон темных волос.

– Рик, а ты как считаешь – вернемся?

– Смотря, что предложит Бернард. Но я сильно подозреваю, что да.

Рик глядел на дверь. Щека еще хранила тепло девичьих губ, а в душе просыпалась жалость. Ребенок ведь, ей бы в куклы играть. Ребенок…

Впрочем, у мужчин жалость и любовь – вещи далеко не всегда совпадающие.

Готовилась к отъезду и Аделаида Вельс.

Герцог Фалион крепко сожалел, что нельзя отослать мерзавку в Ативерну. Но… куда там!

Ее величество Милия Шельтская почему-то стала благоволить к негодяйке. И пока та на виду, в посольстве, сделать что-либо с Аделью не представлялось возможным.

Вот дома, в Ативерне, там другой вопрос. Там можно ее убрать по-тихому – и разводить руками. Ночь, грабители, мы так сожалеем, все ужасно печально, ах-ах-ах…

Но до возвращения на родину – куда денешься.

Пришлось герцогу удовлетвориться тем, что в посольстве Аделаида стала вроде прокаженной. С ней даже старались не общаться лишний раз.

Кстати, лэйру это не особенно задевало. Она уже сделала ставку на Альтреса Лорта и теперь прикидывала, как себя вести в Ивернее.

По пути – ну тут понятно. Страдающая женщина под ударами судьбы. Кузен издевался, граф Иртон обманул и бросил, ребенка потеряла… Надо страдать. А страдать Аделаида умела.

Кстати, это и в Ивернее подойдет. Может быть, и с Лидией поможет сблизиться. Женщины любят слушать о чужих страданиях и переживаниях. А потом…

Пальцы Аделаиды коснулись дорогой шкатулки из благовонного дерева. Под бархатным дном в ней нашли себе пристанище несколько маленьких плоских флакончиков. Снотворное. Возбуждающее. Медленный яд. Быстрый яд. Как объяснил Альтрес, и даже продемонстрировал на крысах, каждый флакончик рассчитан на пять-шесть человек. Так что капать надо осторожнее.

Что именно достанется Лидии?

В зависимости от везения и самой принцессы. Но цель Аделаида знала точно.

Ричард должен уехать из Ивернеи, пусть не со скандалом, но без обязательств перед Лидией… А она должна будет по дороге исчезнуть из посольства.

Альтрес заставил ее выучить несколько адресов и обещал, если что, вывезти Аделаиду в Уэльстер. А там…

Положения при дворе, прости, пока не обещаю. Сама понимаешь.

Но богатого мужа в глуши – запросто. Это лучше, чем ничего. А лет через пять, когда все успокоится, посмотрим…

Аделаида считала такое предложение весьма щедрым.

В Ативерне ей ловить нечего. Да, там есть дом, есть кое-какие деньги, но… Это все еще надо получить. А она при пересечении ативернской границы окажется под стражей. И получить сможет только пару оплеух. Так дело не пойдет.

Пес с ними, с домом и деньгами. Жива будет – заработает. Найдет, под кого лечь. Так что собираемся. Корабли посольства пойдут по Лимайере, а на ивернейской границе их встретят. М-да… опять корабль…

Аделаиду не укачивало, но корабли она все равно не любила. Тесно, противно… пфе!

Альтрес Лорт тоже готовился.

Сам он в Ивернею уехать не мог. Но вот своим агентам давал самые подробные инструкции. Рассчитывать только на Аделаиду Вельс? Господа, вы шутить изволите? Нет уж. У него и своих агентов хватает. Несколько монет здесь, несколько писем там, и люди начинают работать на тебя. Это Альтрес умел.

Эх, если бы Эдоард не предоставил своему отпрыску право выбирать… Хотя тут его осуждать нельзя. Когда человека принуждают, он все-таки возмущается. А вот когда ему дают свободный выбор – потом и не потрепыхаешься. Сам придумал, сам так захотел… ну и чего ты теперь?

– Чего задумался?

Гардвейг, видимо, воспользовался потайным ходом. И теперь стоял у портьеры и смотрел на брата.

Альтрес вскочил и помог брату усесться в кресло, шипя сквозь зубы про крутые и темные лестницы, чью-то больную ногу и дурацкое безрассудство.

Гардвейг не обратил на это никакого внимания. Брат был единственным, кому дозволялось учить короля, а также попрекать, разносить (не теряя осторожности) и даже составлять за него указы. Альтресу король доверял полностью. Как самому себе.

– Прекрати квохтать…

Альтрес фыркнул, но замолчал и принялся смотреть на сюзерена.

– Надеюсь, в Ивернее твои люди не оплошают?

– Сам надеюсь.

– Анелька все сделала правильно?

– Более чем. Если вылить чуть-чуть черной краски на Лидию, Ричард вернется сюда.

– Точнее, нам придется ехать в Ативерну.

– Нам?

– Или мне, или тебе. Наверное, поеду я. А ты останешься здесь. Я дам тебе полномочия регента на случай моего отсутствия, подтянешь войска… Справишься.

– А ее величество?

– Куда ее тягать с детьми? Старших возьму, все равно девки.

– Тоже ведь… Гард, давай их к Милии пристроим, что ли? Не годится принцесс в такой глуши растить. Мы с тобой это как-то упустили…

– Их надо замуж выдавать. И лучше за границу. Подумай. Может, имеет смысл переговорить с ханганом…

– Имеет смысл взять с собой соплюшек и представить их наследнику Ханганата.

– Наследнику?

– Раньше я не знал всей подноготной. Но теперь могу и доложить. Гард, в Иртоне гостил один из самых знаменитых докторусов нашего времени. Тахир Джиаман дин Дашшар.

– Ханган.

– Ну да. А теперь представь – Великий Ханган отправил среди зимы своего наследника на трех кораблях через проклятый пролив, к Тахиру, чтобы тот вылечил принца.

– И как?

– Лечение прошло более-менее успешно. Оказалось, что парня травят.

– Чем же?

– Мой человек так и не понял. Писал что-то про кровь Кобылицы…

Это верно. Лиля не особо распространялась о болезни наследника, но шила в мешке не утаишь. Сплетни, слухи… а вирмане, которые ходили в Альтвер и зимой, и ранней весной, позволяли себе расслабиться в трактирах. Где их и ловил Ройс.

Ставил выпивку, расспрашивал… А потом отправлял отчеты. Лиля, кстати, была немного в курсе, но не препятствовала. Если информации мало, это плохо. Если ее много – тоже плохо. Так что будем делиться кусочками сведений.

– Ладно, не это важно. Мальчишку вылечили?

– Не до конца. И сейчас они всей командой направляются в Лавери.

– Зачем?

– Я понял так, что Лилиан Иртон – любимая ученица Тахира, и расстаться с ней он не может ни под каким видом.

– Даже так?

– А Эдоард ее призывает ко двору.

– Ага. То есть девчонка ко двору, за ней лекарь, за лекарем принц. Эдоард не боится мальчишку угробить?

– Он хотел, чтобы ее сиятельство еще ранней весной приехала. Не получилось. Принц еще недостаточно окреп, а вот сейчас…

Гардвейг кивнул.

– Говоришь, хороший докторус…

– А это вот. – Альтрес достал свиток, на котором были переписаны вопросы Лилиан. – Я могу послать им ответы, но сам понимаешь. Лучше…

– Вызвать их не получится?

– Нет.

– Тогда посмотрим, что дальше будет. Если все будет хорошо, увидимся на свадьбе. Но ты подумай пока, чем можно заинтересовать этого докторуса. Мало ли что.

Гардвейг неосознанным жестом потер ногу, и у Альтреса сердце защемило.

Смерть близкого человека страшна.

Еще страшнее смерть единственного близкого человека. С которым вы даже дышите одним воздухом.

А самое страшное – это когда он медленно умирает у тебя на глазах, ты все видишь, все понимаешь, но помочь ничем не можешь… Свою бы жизнь отдать, так ведь не возьмут! Хоть криком кричи…

Гардвейг перехватил взгляд своего брата.

– Так, Альт, хватит киснуть. Будешь сопли распускать – женю.

– Иди ты, – беззлобно ругнулся шут. – Угрожать он еще будет… твое величество.

Гардвейг даже и не подумал обидеться.

– А то ж… Вот, кстати, на этой любимой ученице и женю. Обеспечу докторусов своим детям. Элитной ханганской выучки.