Текст книги "«Учиться, влюбиться… убиться?»"

Директор, в отличие от меня, действовал.

– Кто-нибудь… магистр Фейрл, вы здесь?

– Да.

– Вы со мной. Магистр Теодорус – придержите эту мерзавку. И чтобы до моего возвращения она дожила. Это ж надо – быть такой пакостью! Фейрл, возьмите меня за руку…

– Я с вами, – взвыла я, бросаясь к директору.

Если понадобится – я готова была умолять на коленях. А если не возьмут – бегом побегу!!! Телепортацию освою!

Плевать!

Там моего друга убивают!!!

И директор это понял. На миг его взгляд смягчился.

– Хорошо. Цепляйся за плащ.

Я повиновалась.

Директор очертил в воздухе сложную фигуру. Я ощутила, что все вокруг размывается. И последним внятным ощущением стали две руки, вцепившиеся в меня.

Лерг и Лютик.

Разве можно бросить друга?

Никогда.

Если с Эвином что-нибудь случится по моей вине – никогда себе не прощу!

Как можно было быть настолько самонадеянной?!

Дура!!!

Безмозглая дура!!!

На этой мысли я и плюхнулась носом в траву.

– Ой!

– Эвхаар деграз!!! – выразился директор, поглядев на Лерга и Лютика. Но ругаться не стал. А вместо этого опрометью бросился в ту сторону, откуда слышался злорадный смех. Эвина спасло чудо.

И называлось оно – желание покуражиться.

Если бы четверо мерзавцев во главе с Виртом били сразу и наповал – мы не успели бы.

Никогда.

Но Вирту тоже хотелось отыграться за раздавленное самолюбие.

На моем друге – вместо меня.

Мразь!!!

И сейчас Эвина, уже в волчьем облике, загоняли к развалинам беседки. Вернее, почти загнали.

Я охватила все одним взглядом.

Зеленая поляна.

Белые камни беседки.

Черный волк, припадающий на окровавленную заднюю лапу – вот почему он не смог убежать.

Четверо подонков с арбалетами, которые постоянно держат его на прицеле. Впереди – Вирт со злобной ухмылочкой.

Рассыпанный букет полевых цветов… Малии собирал…

– Бросить оружие.

Директор не повысил голоса, ничего не сделал, но по поляне словно ледяной вихрь пронесся.

Даже мне стало страшно.

Вирт стремительно обернулся.

Стрела дзынькнула и сорвалась с тетивы.

Я завизжала, понимая, что – ВСЁ.

Директора сейчас просто… убьют…

Ой…

Стрела вспыхнула в воздухе ярким зеленым пламенем.

И таким же пламенем загорелись глаза директора.

А потом – арбалет и сжимающая его рука.

Вирт даже не заорал. Хотел – но не смог. Боль была слишком сильна. Нечеловечески сильна.

– Покушение на мага. Директора Универа. При свидетелях. Приговор – смертная казнь, – коротко произнес в пространство директор.

И зеленый огонь охватил Вирта с ног до головы.

Я засунула в рот кулак, чтобы не заорать. В мое плечо кто-то вцепился.

Лерг?

Лютик?

Мамочка, как страшно…

Я впервые видела, как умирает человек.

Вирт не издавал ни звука. А я видела сквозь огонь, как обугливается кожа, вздувается пузырями мясо, вскипает кровь…

Это было не просто страшно.

Это было как в кошмаре, который не может прекратиться.

Совсем не может…

Зелень полыхнула особенно сильно и исчезла. Только трава стала слегка сероватой в том месте, где корчился от боли Вирт. Словно пеплом припорошенная.

– Вы трое. Бросить оружие.

Директору не просто повиновались.

Троица мерзавцев упала на колени вслед за оружием. Но директор уже не обращал на них никакого внимания. Он переключился на магистра, который осматривал оборотня.

– Фейрл?

– Ничего страшного. Мышцы задеты, кость немного повреждена… ночку полежит у меня. А назавтра пойдет на лекции как миленький. Разве что дня три похромает.

– Ваше счастье. – Директор опять повернулся к дружкам Вирта. – Сейчас пойдете своим ходом в Универ. Сбегать не советую – ваши же цепочки задушат. Когда доберетесь – явитесь в мой кабинет и подробно напишете все, что сделали. Кто. Что. Как. И если хоть что-то утаите – с вами будет то же, что и с Виртом.

Директор развернулся ко мне.

– Ёлка, учти. Ты тоже во всем этом виновата. Если ты пытаешься воздействовать на людей – просчитывай все последствия.

Я кивнула. А потом попыталась расстегнуть цепочку на шее.

– Не понял?

– Все вы понимаете. Гнать меня надо из Универа! – Я разрыдалась, не в силах совладать с собой. – Это из-за меня все, это я во всем винова-ата-а-а…

Директор покачал головой.

– Гнать? А ты ведь прирожденный маг.

Мои руки дрогнули.

– Я дура….

На большее у меня сил не хватило.

Директор подошел поближе. Я замерла в ожидании удара.

Сейчас с меня снимут знак Ученика. И выгонят к чертовой матери.

И правильно.

Безмозглая самонадеянная идиотка – вот я кто!

И даже еще хуже!

Последняя тварь!

Поиграть людьми вздумала?!

Владычицей морской себя возомнила?!

Дрянь!

Теплая рука легла на мои волосы.

Чуть погладила.

– Это жестокий урок, Ёлочка. Дай мне слово, что ты будешь продумывать все свои поступки. Можешь даже не говорить вслух…

Я была согласна на все. Даже на публичное покаяние. Хоть голым задом на башню сажайте – все мало будет!

Я просто дрянь….

– Но не вини себя слишком сильно. Не забывай – у всех в этой истории был выбор. Малия могла не крутить юношами и не воображать себя самой прекрасной. Могла подумать, что убийство – плохой поступок. Могла отомстить тебе. И я бы не удивился.

Вирт тоже мог не соглашаться. Мог отказаться. Мог рассказать мне. Но он с радостью ухватился за возможность отомстить. Даже не возможность – намек на месть. И не мог не понимать, что я все узнаю. Что нападение на другого ученика – я не о дуэли, а об этой подлости – может караться только смертью.

Он знал все. И тоже сделал свой выбор.

Эвин же мог внимательнее приглядеться к предмету своего обожания. И не верить ей безоглядно. Ведь говорили же? – Под взглядом директора оборотень поджал хвост. – Любовь – прекрасное чувство. Но любить надо достойных. Внутренне красивых. А ты позарился на обертку. За что и получил.

И подумайте еще об одной стороне вопроса. Если Малия и Вирт так легко решились убить своих соучеников, пойти на откровенную подлость – значит, в них это и было. Вы просто их спровоцировали. Заставили раскрыться раньше. И – вовремя. Потом могло бы стать намного хуже. Если бы они накопили силы, опыт, знания…

Это было бы страшнее. Сейчас обошлось практически без жертв. А что могло бы ждать нас в будущем?

Вы просто вывели негодяев на чистую воду. Не вините себя слишком сильно.

– Вы меня не выгоните? – мой голос превратился в шепот.

Директор фыркнул.

– Нет. И даже стипендии не лишу. Но отработки назначу. Сначала – в госпитале. А когда Эвин поправится – пойдете в библиотеку. И думай впредь. Головой, а не самомнением!

Я кивнула.

Я действительно собиралась думать.

Никогда себе этого не прощу.

Даже если Эвин меня когда-нибудь простит.

Магистры одновременно вычертили сложный знак в воздухе – и растворились вместе с Эвином.

А я опустилась на траву. Ноги окончательно отказали. И я разревелась так, что самой стало страшно.

Господи, как хорошо, что все мои друзья остались живы.

Какое счастье.

* * *

Меня долго мучили кошмары после того случая.

Снился умирающий Вирт.

Снилось, что мы опоздали.

Снился мертвый Эвин. И я – воющая над его телом.

Какое счастье, что в жизни мы успели вовремя…

Эвин действительно не пострадал. Физически.

Морально дело обстояло куда хуже.

И самое паршивое было то, что он не сердился на меня.

Вообще.

– Если бы не ты, – как-то раз признался он, – все могло бы быть намного хуже. Я увлекся, да. Но полюбить глубоко еще не успел. А арбалет Хелмстрона навсегда излечил меня от глупостей.

– Я тебя подставила. По своей глупости.

– Ты просто не могла знать.

– А должна была. Я все сделаю, чтобы такое больше не повторилось! Все!!!

– Ты и так умница, Ёлка.

Друзья тоже не ругались. Ни Лерг, ни Лютик.

– Если бы не ты, Вирт нашел бы другой случай. Ты просто спровоцировала его раньше времени, – пожал плечами Лерг, когда я однажды разрыдалась в его присутствии.

Нас, конечно, отругали. Объявили выговор. Заставили отрабатывать.

И мы отрабатывали.

Эйреху я купила огромную коробку орехов в шоколаде. И покупала с каждой стпендии.

Верет немного ворчал, но мне кажется, ему было приятно.

Малию выгнали из Универа с позором. Более того, директор провел обряд лишения магии. Лично.

Троих друзей Вирта – тоже.

На четверых врагов у меня стало больше в этом мире.

А с другой стороны – кто заставлял их идти на подлость?

Никто!

Но с себя вины я не снимаю.

Мои друзья никогда не пострадают из-за меня! Я все для этого сделаю!!!

Я учусь. Скоро первая сессия.

Мне немного страшно. Тем более что магистр Фалойский вообще взял самоотвод в отношении меня. И официально запретил появляться на его уроках. Сдавать начертательную магометрию я буду комиссии. А изучаю я ее под руководством магистра Истрона.

Я сдам.

И буду учиться.

Я стану хорошим магом! Самым лучшим!

И никогда не допущу, чтобы по моей вине пострадали беззащитные.

Обещаю.

Часть вторая
«Война без особых причин»

Глава 1
«Снег на голову…»

Пять лет прошло.

Время мчалось мимо, как взбесившаяся лошадь. Никогда еще мне не было так легко и весело. С меня, единственной женщины на факультете практической и боевой магии, спрашивали вдвое больше, чем с остальных. Наверное, надеялись, что удастся поймать на каком-нибудь экзамене и отчислить, чтобы не нарушать традиций. Но не тут-то было. Я впервые понимала, что значит заниматься по-настоящему любимым делом, к которому у тебя призвание. И учила, нет, просто познавала магию не за страх, а за совесть. В итоге мой день выглядел так. В семь утра я поднималась, с восьми до десяти, как правило, были занятия для поддержания и улучшения физической формы, с десяти до одиннадцати – завтрак, с одиннадцати до пятнадцати дня опять занятия. В пятнадцать часов обед, с шестнадцати до двадцати одного – повторение всего пройденного за день материала или отработка за розыгрыши, а потом у меня в комнате собирались ребята. Мы могли играть в карты или кости, шашки или шахматы, магические тропинки или фанты, беззастенчиво мухлюя и разоблачая друг друга. Однажды после окончания игры в колоде оказалось аж шестнадцать тузов. Азартные игры нам не запрещались. Директор считал, что это отличная практика, и ставил только одно условие. Со своими картами или костями делай все, что пожелаешь, но чужие не трогай. Иначе это было чревато поединком сил, а мы старались не наживать себе врагов. Тем более что планы мщения обдумывались здесь же. Ох, сколько же проказ и проделок мы проворачивали по ночному времени, с ног до головы завернувшись в плащи.

Одному лекарю, который неуважительно отозвался о нашем факультете, пересыпали слабительное в склянку из-под снотворного, и наоборот. Это было несложно. А что, белый порошок, он и в другом мире белый порошок. Надписи же делаются не на самих порошках, а на склянках. И обнаружить подмену просто невозможно. Сложнее оказалось ночью пролезть в лабораторию так, чтобы никто не заметил. Заклинание тревоги блокировали целой компанией, а в форточку пропихивали меня, как самую мелкую и легкую. Мне в тот момент было ну очень грустно. Требовалось не просто пролезть в форточку, но пролезть в зимнем плаще, с лицом, закрытым не только маской, но еще и капюшоном. А как еще прикажете действовать? Директор, да и любой сильный маг вполне мог исследовать память вещей, и если бы в этой памяти увидели мое изображение во всей красе, мне просто оторвали бы голову. А может, что не намного лучше, дали бы дополнительный вопрос на экзамене. Предметы я все знала на отлично, но зачем лишний раз нарываться?

Порошки-то мы местами поменяли, но кто же знал, что это снотворное понадобится милому, дружелюбному и глубокоуважаемому учителю истории (заглазное прозвище – истерик)? Историка-истерика мы, правда, дружно не любили, но не до такой же степени? Слабительное было оч-чень качественным, а его эффект длился не меньше трех дней и не снимался никакой магией. Шутников учитель истории искал по всему Универу. Нас так и не вычислили, но дней на двадцать мы свои проделки прекратили. Универ получил короткую передышку и обрадовался. Но рано!

Вообще со дня моего поступления в Универ начали происходить всевозможные странные события. Какой-то доброжелатель, чье имя так и осталось неизвестным для истории, подсунул очаровательному учителю с факультета лекарей (заочное прозвище – тиф египетский) под паркетину в комнате дохлую (о ужас!) кошку. Учитель, конечно, нашел ее за несколько часов и выкинул, но комната, одежда, да и он сам пропахли капитально. Не помогли ни магия, ни стирка. Дня три учитель просто «благовонял» духами и дохлой кошкой. Кто-то подкинул учителю с факультета нечисти в камин сырое манбуковое полено, зная, что он любит спать с горящим огнем. А древесина манбука, надо сказать, известна тем, что, высыхая в огне, а не на солнышке, начинает трескаться со страшным шумом, похожим на залп крейсера «Аврора». Учитель зажег камин, подбросил туда дров и лег спать. Что произошло потом, несложно догадаться. В общем, проснулся учитель уже седым и долго носился по коридорам, пока его не отловили и не объяснили, что это чей-то розыгрыш, а не покушение на его драгоценную жизнь. Но заикаться он так и не перестал.

Наши проделки с удовольствием обсуждал весь Универ. Всякие мелкие пакости типа ведер с водой, подвешенных над дверью на сложной системе ремней, или тухлых яиц в сумках, мышей и лягушек за шиворотом в расчет просто не принимались и считались недостойными истинного художника.

– Ёлка, как тебе только не стыдно смотреть мне в глаза! – в очередной раз отчитывал меня Антел Герлей. – Взрослая девица, а ведешь себя так, словно у тебя черт сидит в известном месте!

Я невинно хлопала длиннющими (магически нарощенными) ресницами, вовсе не собираясь падать на колени и активно каяться в совершенных моей компанией грехах.

– Это просто невыносимо! – распалялся директор Универа, потрясая в воздухе толстой пачкой жалоб и расшвыривая половину из них по комнате. – Скажешь, не твоя идея?!

– Да почему я?! – оправдывалась я с самым честным видом, зная, что мне особо не верят, но и доказать ничего не могут. – Почему все время я виновата?! Можно подумать, я в Универе самая лысая или самая крайняя! – Тут я немного кокетничала. С помощью нехлорированной воды и народно-магических средств мои волосы росли настолько хорошо, что я даже перестала их стричь. Так, ровняла челку и макушку, а затылок обрастал сам по себе, придавая мне сходство с взволнованным дикобразом.

– Как только ты переступила порог Универа, – разносил меня верховный колдун, – все сорвиголовы с факультета практической и боевой магии просто расцвели пышным цветом! Может, ты не сама совершаешь все эти пакости, но ты – их мозговой центр! Я на сто процентов уверен, что все это – твои идеи! И не смей отрицать!

Начальству противоречить не стоило.

– Директор, – праведно возмущалась я, – ну как вы можете? Все кляузы – на меня?! Ну что я такого сделала?! Хорошо-хорошо! У меня богатая фантазия! Я изобретательна! Но этими качествами обладают все маги! И вы в том числе! Более того, без этих качеств просто нельзя быть магом! И потом, я ведь никого за уши не тяну, в спину сапогом не подталкиваю! Я просто фантазирую! Но в чем я виновата, если кто-то, а часто я и сама не знаю – кто именно, решил осуществить нечаянно высказанную мной идею! Если вы сами создадите заклинание, чтобы двигать скалы, а кто-то другой воспользуется им, чтобы обрушить скалу на ни в чем не повинную деревню, в чем будете виноваты вы?! Вы же не можете не творить, а я не могу не думать! В моем почтенном возрасте уже поздно становиться глупой куклой!

Примерно через десять минут разговора мне удавалось рассмешить директора, и он, в очередной раз махнув рукой на мое воспитание, разрешал мне удалиться. Правда, просил не попадаться ни на какой пакости. Я смотрела на Антела Герлея невинными глазами, обещая оправдать все его ожидания. И оправдывала. Девчонка с ветром в голове, хулиганка и нахалка, проказница и вредина, младшая сестренка для всего факультета боевой магии, и, добавлю, любимая сестренка. Я просто расцветала, получая, кстати, сплошные пятерки на зачетах и экзаменах. Это было не слишком сложно. Год здесь состоял, как и у нас, из трехсот шестидесяти пяти дней, но делился на четыре периода – летень, дождливень, снежень и озелень, но в каждом из них числился ровно девяносто один день. А в оставшиеся сутки между снеженем и озеленем праздновались проводы старого года. Все гуляли, плясали, пели, ходили на голове, стояли на ушах… В общем, были крайне опасны для общества. И в первый же день летеня студентов распускали на каникулы. И все удирали кто куда. Здешние, из этого мира, отправлялись по домам. Пришедшие из мира техники поступали по-разному. Старшекурсники следовали примеру местных студентов, а слушатели младших курсов, которые еще не могли проходить между мирами, сбивались в ватажки и бродили по градам и весям. Это было чертовски познавательно. И мне нравилось. Но ровно за семнадцать дней до окончания летеня я отправлялась обратно в Универ с помощью магической телепортации. И садилась за учебники и конспекты.

Как я уже рассказывала, экзамены и зачеты здесь проводили очень мудро. Не после окончания учебного года, пока все свежо в памяти, а в самом начале нового года мучений, когда ты успел за лето все перезабыть и с трудом отличаешь вампира от упыря. Таким образом достигались сразу две цели. Во-первых, студенты не слишком расслаблялись за каникулы, а во-вторых, вспоминали все пройденное перед новым учебным годом и уже не смотрели на книги и педагогов как стадо баранов на новые ворота. Впрочем, не стоит говорить о моей добросовестности. Уверяю, если бы мне не нравилось заниматься магией, меня никто не усадил бы за книгу. Но чародейство затягивало, как трясина. Наша программа была гораздо обширнее того, что изучали на других факультетах. Нам следовало вкратце узнать все, что проходили они, и еще добавить много своего. Краткий курс целительства, обязательно – иные расы и стихийная магия, ну и желательно история магического мира и предвидение будущего. И это не считая собственно боевой магии! В общем, на нашем факультете жизнь никому сахаром не казалась. Но я не жаловалась. Я впервые за всю свою веселую жизнь поняла, что такое твое дело. Не хорошее, выгодное, интересное или просто привычное дело, нет! Именно твое дело, которое создано неведомой силой в заоблачной выси специально для тебя или для которого создана ты сама. И я была первой почти во всем, кроме рисования и фехтования. Увы. Даже магической кистью мне не удавалось провести прямую линию на бумаге! Больше всего мои творения напоминали ван-гоговские, хотя я-то, в отличие от голландца, была абсолютно здорова и физически и душевно. Но факт оставался фактом. Даже самые лучшие мои картины были жуткой абстракцией на заданную тему. Профессор выводил мне твердую тройку, но я совершенно не обижалась. Какие уж там обиды! Я бы за свою мазню и трояка не поставила. Вот не дано – и все тут! Если что-то нужно придумать или разнести – это пожалуйста, а нарисова-а-а-ать… Это не по адресу. Даже изображенный карандашами домик у меня получался косым, кривым, со съехавшей крышей, покосившимся забором и авангардной расцветкой.

И с фехтованием тоже. Когда я в первый раз взяла в руки тяжелую уродливую железку, гордо именуемую мечом, то сразу поняла: мы никогда не сработаемся! И правильно! На первом же уроке эта здоровенная железная дура вырвалась у меня из рук и полетела по загадочной траектории. Не было ни малейшего проблеска магии, но меч летел точно в сторону учителя фехтования. И хорошо, что тот вовремя отскочил и пригнулся. Меч только задел его по уху рукояткой. В общем, нам обоим повезло. Ему – что жив остался, мне – что мага не угробила. Это мне с рук не сошло бы. К нашему с ним общему сожалению, от уроков фехтования меня не освободили, но теперь, когда я выходила с мечом на площадку для тренировок, студенты быстренько разбегались по сторонам, а преподаватель крепко привязывал мне меч к ладони, создавал вокруг себя надежный щит и только после этого начинал показывать мне различные приемы. Но помогало плохо. Приемы получались просто смертоносными, но не для противника, а для меня и моих друзей. Меч определенно не был продолжением моей руки. Разве что сломанной и растущей из задницы.

А сейчас я сидела и писала письмо домой. Должна сказать, это было чертовски тяжелым занятием. Раз в девяносто дней я брала себя за шкирку, усаживала за письменный стол и начинала изобретать новый номер «английских новостей». Дело это осложнялось сразу несколькими факторами. Во-первых, я и до перехода в этот мир плохо представляла себе Англию. В основном – по учебникам English language и романам Артура Конан Дойла. С другой стороны, мои родители представляли ее по тем же учебникам, а в библиотеке Универа они были. Директор заботился о достоверности писем младшекурсников и всегда просил тех, кто отправлялся в мир техники, привезти с собой книги о городах, путеводители и газеты с последними новостями. Что старшекурсники и делали. Попадая в этот мир, книги немного изменялись по форме, но содержание оставалось прежним, так что я описывала Лондон на основе путеводителей и газет, отдавала конверт директору, а он каким-то образом переправлял его в мой мир. Несколько раз я получала ответы от родителей. У них все было хорошо, деньги мои они получали, жалели, что я не оставляю им обратного адреса, а письма приходится передавать со знакомыми, и просили, чтобы я приезжала, хотя бы ненадолго.

А время летело, летело, летело… Я и не заметила, как оказалась на пятом курсе. А в мире техники, где я родилась, прошел ровно год и восемь месяцев. За это время на наш факультет поступили еще сорок два человека. Я была старше и, более того, уже неплохим магом, но почему-то все они начинали относиться ко мне как к младшей любимой сестренке. К середине второго курса я смирилась. Хотят – пусть так и относятся. Мне же лучше.

Березка сейчас тоже училась на пятом курсе. Из нее должна была получиться отличная целительница. Связи мы не теряли, но особо и не сблизились. Я тусила в компании самых отъявленных сорванцов, а она была первой леди своего курса. Две противоположности.

От размышлений и письма меня оторвал колокольный звон. Били часы на главной башне, причем в неурочное время и набатом. Это могло означать только одно. Общий сбор.

Я вылетела из комнаты, на ходу набрасывая плащ, и помчалась на площадь Собраний. Все учителя уже ждали нас там. Антел Герлей был чем-то сильно взволнован. Я плюхнулась на трибуну рядом с Каном.

– Что случилось, Ёлка?!

– Если б я сама знала! Сижу, размышляю, вдруг бум! Бах! Тарарах! – и я мчусь сюда, как угорелый ежик!

– Это что-то странное, согласен. Но вроде бы не из-за нас?

Я прокрутила в уме наши проделки за последнюю неделю, но не нашла ничего особенного, из-за чего стали бы устраивать набат. Вот в прошлом лунном круге, это да! Это была действительно страшная месть преподавательнице по высшей магоматике. Если полностью – высшей магической математике. Но и тогда набат не звенел. А что же сейчас?

– Что такое? Что произошло? – пропел высокий голос за моей спиной.

Даже не оборачиваясь, я могла ответить, кому принадлежит этот голос. Лоррелайн ан-Астерра, для близких друзей просто Лорри, моя лучшая подруга, можно даже сказать, моя тетя, добрая бабушка для всех шалопаев с факультета боевой магии, наглядное пособие в кабинете по иным формам жизни и…. привидение.

Мы с ней познакомились два года назад. Дело было на летних каникулах, мы с друзьями как раз отправились путешествовать и в конце концов добрались до небольшого городка Астербефорс. Там друзья уехали дальше, а я задержалась. Мне пора было возвращаться в Универ и садиться за книги. Я пошла к местному магу с просьбой телепортировать меня в Универ, но он как раз уехал сражаться с саранчой и обещал вернуться только послезавтра. Я особо не расстроилась. Экзаменов в этот раз обещали всего шесть штук (обычно их было девять-одиннадцать), причем несложных, так, разминка для ума, и я согласилась зайти послезавтра. А когда выходила, на меня налетел какой-то жирный тип, толкнул и отдавил ногу. Раньше я бы просто рявкнула: «Осторожнее!» – помянув при этом всех ближних и дальних родственников нахала, но уж очень сильно он по моей ноге прошелся.

– Чтоб тебе чихать три дня! – громко и от души пожелала я.

Толстяк остановился, словно я его в зад пнула. И закатился мелким дробным чихом. Я злорадно ухмыльнулась и хотела отправиться восвояси, но не тут-то было. С необыкновенной для его габаритов прытью толстяк развернулся и вцепился в мой рукав.

– Помилуйте, ап-чхи, госпожа ап-чхи ведьма!

Злость моя уже немного рассеялась, да и нога болеть перестала, поэтому я кивнула:

– Смотри сюда.

Толстяк, непрерывно чихая, повиновался. Я сделала такой жест, словно снимала у него с лица накидку. Чихание прекратилось. Я кивнула и, довольная собой, хотела отправляться своей дорогой.

Но толстяк опять вцепился в мой рукав.

– Какой Тьмы?! – грозно поинтересовалась я.

– Смилуйтесь, госпожа ведьма!

– Я не ведьма, я только учусь.

– Помогите, госпожа ученица! А я вам заплачу, не обижу!

Это уже было интереснее. Но стоило проверить платежеспособность клиента.

– О делах не говорят на улице.

– Пойдемте, госпожа ученица, разрешите угостить вас пирожными в трактире «У зеленой свиньи»! – правильно понял мой ответ толстяк.

Пирожные я любила, но ела их редко. Если помощь родственникам в десять золотых считалась большой по меркам моего мира, то стипендия в те же десять золотых разлеталась в этом мире за неделю. Конечно, еда в столовой Универа была бесплатной, но и малосъедобной. Приходилось питаться в трактирах или готовить самостоятельно. Одежда выдавалась раз в год, но было и множество других мелочей. Перья, бумага, интересные книги или артефакты, кое-какая одежда и обувь. В общем толстяков среди студентов нашего Универа было крайне мало.

Разве что те, кому родственники помогали.

Но опять же!

Полнота не считалась показателем красоты в этом мире. И ученики, пользуясь косметической магией, активно лепили из себя шикарных красавцев и красавиц.

Трактир «У зеленой свиньи» оказался милым местечком, хотя и довольно дорогим. Мы уселись за столик, заказали мне – пирожные и сок, толстяку – полный обед. Мне он тоже предлагал пообедать, но я отказалась. Есть не очень-то и хотелось. И, пока мы дожидались заказа, попросила:

– Излагайте ваше дело.

– Дак вот оно что, – вздохнул толстяк, – дом я недавно купил. Хороший дом, еще от баронов ан-Астерра остался, в таком только и жить! Переехали вместе с семьей! День живем, два, а на третий день такое началось!

– С этого места поподробнее.

Подробности оказались тоскливыми. Какое-то существо бродило ночью по дому, гремело цепями, завывало и стенало, оплакивало свою судьбу в самых изысканных выражениях и требовало оставить в покое владения древнего рода. По всем признакам – привидение. Не повезло. С привидениями я справляться еще не умела. То есть я читала об этом, но самостоятельно, учителя нам пока ничего не рассказывали, да и практики у меня не было никакой. Но все же я решила попробовать. И ночью, удобно устроившись за большим рыцарским щитом, поджидала призрака.

Лорри появилась ровно в полночь, с последним ударом фамильных часов, и, стеная и оплакивая горькую участь рода ан-Астерра, поплыла по коридору. Я встала из-за щита и помахала ей рукой:

– Приветик! Не ждали?

Лорри развернулась в мою сторону.

– Как смеешь ты, смертная, так разговаривать со мной?!

– А в чем проблема? – нагло поинтересовалась я. – Уж простите, кланяться не стану, а реверанс мне тоже делать неудобно, я сегодня без юбки.

– Я тебя сейчас в порошок сотру! – зашипела Лорри и поплыла в мою сторону. Вот уж не знаю, что она хотела сделать. Привидения ведь бесплотны! Пределы их сил, конечно, никому не известны, но им надо постоянно совершенствоваться. А Лорри на тот момент могла только стенать. Это сейчас она может и вещи двигать, и появляться при свете, но тогда все ее угрозы были только блефом. Мои, впрочем, тоже. Я достала из-за воротника цепочку с пластинкой и помахала перед носом у привидения.

– А если я тебя по ветру развею? Я это могу обеспечить!

Лорри немного ослабила свечение. Я, не теряясь, перешла в наступление:

– Так будем беседовать или драться?

Глаза у привидения полезли на лоб.

– С каких это пор охотники беседуют с добычей?

Они и не беседовали, но я не была охотником! Я была всего лишь ученицей третьего курса и даже еще не сдала переходные экзамены. Но признаваться в этом не стоило.

– А что такого?! Думаешь, мне так хочется уничтожать привидение просто за то, что оно не такое, как мы? Я бы предпочла другой выход!

– И какой же?

И я, не знаю почему, вдруг ляпнула:

– Директор жаловался, у нас в Универе не хватает наглядных пособий! Не хотите подработать?

Первый раз видела привидение, которое чуть Кондратий не хватил.

Мы проговорили до рассвета. И нашли-таки общий язык. Лоррелайн ан-Астерра была крайне недовольна тем, что в ее фамильном доме поселился какой-то «наглый смерд, недостойный ей и туфельки чистить», а я хотела получить свои деньги и выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. И нам это удалось. На рассвете я сходила в семейную усыпальницу, забрала там шкатулку с прахом Лорри, положила ее в карман и покинула город (не забыв, разумеется, свой гонорар).

До Универа я добралась полуживой, проведя в пути три дня и три ночи, и поспешила представить директору Лорри. Когда Антел Герлей смог говорить, он отчитал меня, выгнал из кабинета и предложил Лорри место наглядного пособия в кабинете иных форм жизни. Лорри не возражала, в свою очередь, выставив несколько условий. Во-первых, о ее существовании должны быть оповещены все в Универе, от директора до повара. Во-вторых, она имеет право свободно передвигаться по Универу. И, в-третьих, она сможет уйти в любую секунду, предупредив о своем решении за три дня. Директор согласился, и Лорри заступила на должность.

К концу первого же лунного круга к ней привык весь Универ, а я просто забыла, что она – привидение, и относилась к ней как к почтенной и горячо любимой тетушке. В свою очередь, Лорри как-то призналась, что относится ко мне как к своему потомку. Она опекала меня и моих приятелей, помогала в доброй половине наших проказ и отчитывала за их вторую половину.

– Добрый день, Лорри, – поздоровался Кан.

– А его можно назвать добрым?! – Ехидства в голосе привидения хватило бы не только на Кана, но и на весь его шестой курс. Ясно, Лорри опять не в духе. – Признавайся, что вы такого натворили, что директор в колокол ударил?

– Честное магическое, ничего! – праведно возмутился Кан.

В голосе его было столько негодования, что Лорри ему просто не поверила, но тут директор поднял руку, и все разом заткнулись. Если бы я знала, что он сейчас скажет, я бы заткнула себе уши и быстренько рванула в свой мир. Но тут директор без всякой подготовки грохнул нам по головам радостной вестью: