Текст книги "Что играет мной? Беседы о страстях и борьбе с ними в современном мире"

Духовность – это ответственность, то есть постоянное держание ответа за каждый свой поступок, за каждое слово, за каждую мысль. Каждую секунду мы должны вопрошать себя: почему я поступил так? И только один ответ верен: потому что я хочу быть с Богом. И все сразу становится ясно. Я не могу во имя Божие схалтурить, не могу совершить безответственный поступок, не могу жить по принципу «мне захотелось». А вот стремиться узнать и понять Евангелие или церковные правила во имя Божие – необходимо.

Конечно, сознательность, активность вовсе не подразумевают отказа от церковных правил. Но соблюдение этих правил тоже должно быть осознанным. Правила поддерживают внутреннюю дисциплину (именно поддерживают, а не заменяют), помогают не расслабляться и не рассеиваться.

Кроме того, нужно понимать, что ответственность никак не связана с гордостью. Смиряться не значит бездействовать, а значит в борьбе с помыслами сохранять мир в душе и надежду на Бога даже тогда, когда не виден результат. Смиренен не тот, кто лежит на диване в ожидании манны небесной, а тот, кто, трудясь в поте лица и не получая за труд даже пищи вдоволь, не возмущается сердцем, а принимает эту ситуацию как Божий Промысл и лучший шанс ко спасению.

Глава 2. Одиночество

Нагие и одинокие приходим мы в изгнание. В темной утробе нашей матери мы не знаем ее лица; из тюрьмы ее плоти выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира.

Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в тюрьме? Кто из нас не остается навеки чужим и одиноким?

Томас Вулф. Взгляни на дом свой, Ангел

«Мы обречены на пожизненное заключение в одиночной камере» – эти слова основной темой звучат в сознании современного человека. Ибо одиночество, отчужденность, отделенность от окружающего мира стали нашим наказанием за отход от Бога.

Мы выходим из лона семьи, из маленького одиночества, в общество – одиночество большое и неисчерпаемое.

Эта отчужденность от мира, которую осознает почти каждый представитель человечества, была воспета сначала поэтами-романтиками, а потом стала базовой предпосылкой всей культуры ХХ века. Кто не поставит свою подпись под тютчевским «Silentium!»: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?» А может, для кого-то актуальнее прозвучат другие строки: «Лишь жить в себе самом умей – есть целый мир в душе твоей таинственно-волшебных дум…»?

И далее через диалоги-непонимания Чехова, через поэзию свободы Маяковского, через «Вы, идущие мимо меня» Цветаевой – через всю эту бесконечную разомкнутость, разобщенность, разорванность мы пришли наконец к осознанию собственного одиночества как некоей данности, трагического разлада, положенного в основу нашего земного бытия. Едва научившись говорить и думать, мы тут же кричим, что нас не понимают, не уважают, не любят… Мы пытаемся добиться понимания и любви не мытьем, так катаньем: покупаем, завоевываем, выпрашиваем, требуем… В конечном итоге приходим к осознанию полной и тотальной невозможности ее получить, впадаем в уныние, отчаяние, тоску. Потом успокаиваемся, придумываем искусственный заменитель для недостижимого: вежливость, взаимовыручка, ласковость, любезность.

Но заменители не помогают. Они создают иллюзию правильности, но не питают душу. В них нет той силы, тех питательных веществ, которые необходимы для нашей личности, для того трепетного, слабого, обделенного существа, которое сидит в нас и беспрестанно требует пищи, не довольствуясь химической эссенцией, которой мы его пичкаем. Оно болеет, страдает, жутко мучается и никак не хочет оставить в покое другое наше «я», которое гонится за славой и деньгами, за вкусной едой и красивыми машинами.

Эту отчужденность, неродство с миром каждый осознает и формулирует по-своему. Кто-то проносит их через жизнь с покорностью, как тяжкий крест, другой – с гордостью, как полковое знамя, третий – как защитный бронежилет.

Конечно, опыт одиночества у каждого свой, индивидуальный. Но как бы мы ни объясняли собственную отчужденность, в независимости от того, кажется ли она нам благом или проклятием, мы воспринимаем ее как аксиому, как предпосылку, исходное условие нашего бытия.

«Мы говорим на разных языках» – к такому выводу приходим мы однажды, пытаясь объяснить кому-нибудь всю глубину своих ощущений или мыслей. Особенно остро воспринимается это в детстве. «Ну как же ты не понимаешь?!» – почти плачет ребенок, стараясь втолковать своему родителю элементарную вроде бы вещь. Да, взрослые – они другие. Они отличаются от детей, им не дано понять.

Но позже происходит еще одно страшное открытие: все люди другие. Никто не понимает.

«А что если мы все видим и слышим разное. Вполне возможно, что мы просто заучиваем, как называются вещи, как словами обозначать какие-то явления. То есть мне эта занавеска кажется красной, ему – синей, а ей – зеленой, но мы знаем, что этот цвет называется желтым. Если все так, то получается, что мы совершенно не способны понять друг друга».

Из разговора на уроке литературы в 7-м классе.

Мы очень часто сталкиваемся с проблемой «разноязычия». Это всегда раздражает. Ты уже битый час излагаешь собеседнику свои жизненные принципы, а он не проникается и все время твердит что-то свое. «Как сердцу высказать себя?» Как сделать так, чтобы тебя услышали и поняли?

Но нам не приходит в голову, что стоит научиться слушать – и все решится само собой. Мы сами выстраиваем вокруг себя стены, вместо того чтобы прокладывать мосты. Зачастую стоит прислушаться к словам собеседника, и ты поймешь, что уже битый час вы говорите с ним об одном и том же, называя это разными именами.

«Никто меня не любит», – осознаем мы еще в детстве. Люди эгоисты. Им нет дела до других. Родители, друзья, возлюбленные – все думают прежде всего о себе.

Отношения – вещь непостоянная. Сегодня есть, завтра нет. Мы звоним своим самым близким и родным людям, чтобы поделиться переживаниями, а они ужинают, уходят в кино или спят – и мы чувствуем себя преданными, оставленными, брошенными.

Мы остро ощущаем одиночество: все люди чужие, никто нас не может понять, никому мы не нужны, никто нас не любит.

В три часа ночи накатывает тоска, и мы роемся в записной книжке, прикидывая, кому можно позвонить в такое время. Выясняется, что некому.

Мы с завистью смотрим на любимчиков общества, вызывающих всеобщие восхищение и любовь. Как же им хорошо! Их зовут на все праздники, у них дома не умолкает телефон, а друзей у них – не счесть. Представители противоположного пола так и вешаются им на шею.

«В последнее время меня преследует одна навязчивая мысль. В мире живет какое-то число человек, к примеру, 4.985.374.555 или 5.001.785.177, даже неважно, сколько именно. Главное, что число это нечетное. Все люди, как у Платона, имеют свою пару, свою половину. Все, кроме одного. И этот единственный, оставшийся по недоразумению без пары, – это я».

Из дневника подростка.

Осознав свою ненужность, человек пытается что-то изменить. Но тщетно. Купить любовь и внимание окружающих не удается. В результате обильных подарков, услуг и теплых слов друзья и приятели начинают грубо и вульгарно тебя использовать. Столкнувшись с подобным обращением, человек окончательно обижается на мир и поворачивается к нему спиной. Он либо уходит в себя, замыкается, становится неразговорчивым, угрюмым, хмурым, либо же принимает вид надменный, высокомерный, ведет себя грубо, отрицает авторитеты, подчиняет себе людей при помощи угроз и насилия.

В обоих случаях человек сам себя изолирует. Он делает это назло миру, мол, «раз вы так со мной обращаетесь, то и не нужна мне ваша любовь, подавитесь вы своими теплыми чувствами». Стоит ли говорить, что хуже он этим делает только себе.

Проблема изначально состоит в самом человеке. Описанный симптом нередко имеет возрастную характеристику. Чувство собственной ненужности и «лишности» более всего преследует подростков (хотя оно может сохраниться и во взрослой жизни, вернуться остротой в среднем или пожилом возрасте). В период, когда происходит личностное, мировоззренческое становление человека, юное существо испытывает острую потребность осмыслить происходящие в нем перемены, в результате чего замыкается на самом себе. Этот эгоцентризм сразу сказывается на его отношениях с ровесниками, которые точно так же зациклены на себе, и с родителями, которые априори не воспринимают своего ребенка как объект интереса (как говорила одна бабушка: «Все, что ты знаешь, я уже успела забыть»).

Таким образом, в подростковом возрасте человек зачастую оказывается не способен к нормальному общению в силу того, что слишком зациклен на собственной персоне. Но отсутствие этого общения травмирует, воспринимается как трагедия и заставляет подростка еще сильнее замыкаться на себе. Нередко проблема сама разрешается с возрастом. Иногда преодоление ненужности происходит через чувство влюбленности, которое переключает внимание подростка со своего внутреннего мира на другого человека.

Кроме того, нелюбимым и ненужным ощущает себя человек в минуты неприятностей, в самые трудные моменты своей жизни.

У меня в молодости случались моменты глубоких депрессий, которые усугублялись ощущением собственной ненужности. Друзья слушали, конечно, мои жалобы на жизнь, пытались даже утешить, но постепенно начинали скучать, пытались сменить тему, отказывались от встреч под предлогом занятости. Все больше и больше времени приходилось проводить в одиночестве. И так продолжалось до тех пор, пока ко мне не возвращалась обычная веселость. Понятное дело, я очень обижалась на своих знакомых, пока не оказалась на их месте. С моей подругой приключилась беда. Сначала я всем существом пыталась помочь ей, посочувствовать, поддержать. Но мое сочувствие как будто не доходило до нее. Она словно вообще меня не видела. И моих успокаивающих доводов не слышала. Она с головой ушла в собственные неприятности, и мои попытки помочь ни к чему не приводили. В конечном итоге пришлось самоустраниться. В дальнейшем я избегала встречаться с ней до тех пор, пока она не пришла в себя и не стала нормальным собеседником.

Из рассказа на приеме у психолога.

Этот рассказ весьма показателен. Очутившись в беде, человек настолько углубляется в себя, в свои собственные проблемы, что не видит протягиваемой руки помощи. Естественно, друзьям «несчастного» рано или поздно надоедает стучаться в закрытую дверь, и они оставляют тщетные попытки помочь.

Мой друг расстался со своей девушкой и ужасно переживал по этому поводу. Отношения еще можно было наладить, но своим мрачным видом, бесконечными жалобами он только все портил. Я изо всех сил пытался поддержать его и пособить советом и делом. Он вроде бы не отказывался от помощи, даже, напротив, постоянно обращался за советом. Но, задав вопрос, никогда не слушал ответа и заранее отвергал все конструктивные предложения. В одном из разговоров я, уже в сильном раздражении, произнес услышанную где-то фразу: «Помоги мне помочь тебе». Эти незамысловатые слова как будто отрезвили моего приятеля. Он совершил над собой усилие и вскоре не только вернулся к хорошему расположению духа, но и возродил свой, казалось бы, навсегда загубленный роман.

Из рассказа на приеме у психолога.

«Я чужой на этом празднике жизни» – ощущение оторванности от коллектива, невозможность слиться с обществом, в котором ты учишься, живешь или работаешь, нередко воспринимается человеком как серьезное несчастье.

Как часто, попав на какой-нибудь праздник, человек чувствует, что ему невесело. И всеобщее веселье окружающих только усугубляет его ощущение собственной обделенности.

П. как-то устраивал вечеринку по поводу окончания института. Пригласил одногруппников. Группа была мужская, так что девочек П. позвал из своих неинститутских знакомых. Компания образовалась разношерстная, даже сам П. знал не всех. Но праздник удался. Только одна девушка, недавняя знакомая П., весь вечер была мрачнее тучи. Все пытались ее развеселить, но она продолжала сидеть в углу, угрюмая и скучная. В конце концов все перестали обращать на нее внимание. Значительно позже она призналась, что восприняла приглашение П. как знак особого внимания и пришла покрасоваться в мальчишеской компании. Но увидев, что королевой бала ей не стать, испытала разочарование и досаду.

В действительности проблемы с коллективом возникают именно тогда, когда мы сами начинаем резко отделять себя от компании. Мы либо стесняемся чужих людей, либо пытаемся произвести впечатление, либо просто слишком заняты своими мыслями. В результате мы перестаем интересовать окружающих людей, которые собрались повеселиться и хорошо провести время, а не воздавать почести нам, неповторимым.

«Весь мир – театр, а люди в нем актеры» — нередко слова эти произносятся с горечью и разочарованием. Очередное предательство: мы думали, что нас любят, а нас просто использовали.

Есть ли люди, которые избежали столкновения с человеческим лицемерием, с ложью и притворством? Впрочем, можно и иначе поставить вопрос: найдется ли человек, которому ни разу в жизни не приходилось спекулировать на чужом хорошем к себе отношении, который ни разу не обманул чужого доверия, ни разу, хотя бы неумышленно, не стал причиной разочарования другого?

Наши отношения с окружающими людьми мы делим на несколько категорий: знакомый, приятель (отношения близкие, но не доверительные), друг (человек, про которого, как нам кажется, мы знаем все или почти все).

К первым двум категориям людей мы относимся спокойно и бесстрастно. Мы им не доверяем. Не то чтобы мы подозревали этих людей в дурных мыслях, нет, мы просто не открываем перед ними сундучок своей души; при них мы держим марку, сохраняем хорошую мину при плохой игре и стараемся не ударить в грязь лицом.

Людям близким мы показываем все свои (порой не слишком-то симпатичные) переживания, изливаем им душу и (за редким исключением) требуем от них беспредельной преданности и бесконечной любви. Катастрофа происходит в тот момент, когда выясняется, что наш друг никогда не был с нами откровенен, что он просто выслушивал наши излияния, а потом, в один прекрасный момент, использовав наше доверие, подложил нам свинью.

Правда, сквозь боль, обиду и разочарование мы зачастую не видим, что сами виноваты. Кто нам, собственно, сказал, что наш собеседник относится к нам с любовью? Разве обещал он хранить наши секреты в ущерб себе?

Нет, конечно, бывают злонамеренные обманщики, люди, которые сознательно и обдуманно используют чужое доверие в своих корыстных целях. Но, поверьте, подобный цинизм встречается крайне редко. Значительно чаще разочарования наши становятся следствием недоразумения и в первую очередь – нашего собственного эгоизма и нашей слепоты.

Впрочем, в сознательном возрасте разочарования происходят крайне редко. Мы уже просто не очаровываемся людьми, навсегда для себя решив, что «вся наша жизнь – игра». Мы прилежно изучаем правила этой игры, текст своей роли и пытаемся в зависимости от собственной испорченности играть либо честно, либо так, чтобы получить побольше собственной выгоды. Кажется, мы уже говорили, что первым сформулировал правила подобного общения американский психолог Дейл Карнеги, который, синтезировав труды и опыт множества знаменитых людей от Макиавелли до Черчилля, создал теорию, позволяющую завоевать доверие и вызвать симпатии самых разных людей и аудиторий.

«Я прихожу в гости к своим друзьям, мы общаемся. Но я все равно в каждую минуту своей жизни чувствую, что все это ненастоящее, что за произносимыми нами словами о привязанности, интересе или заботе ничего не стоит. Это только текст сценария: нам по правилам положено говорить друг другу такие слова. И я все время думаю, что будет, если я вдруг поведу себя не по правилам. Я так и представляю, как какой-нибудь мой приятель, ставший подопытным кроликом в подобном эксперименте, изменится в лице и полезет в карман за шпаргалкой, чтобы подсмотреть, как положено вести себя в подобной ситуации».

Из рассказа подростка.

Ощущение неестественности происходящего, жизни по правилам, неискренности окружающих нередко приводит к протесту против этой «ненастоящей» жизни.

«Скучно жить на свете, господа» — ощущение тотальной скуки становится неизбежным следствием одиночества. Будучи замкнут в себе самом, человек не испытывает интереса ни к чему и ни к кому, кроме собственной персоны.

Мир представляется ареной, на которой можно «показать себя». Любой предмет интересует до тех пор, пока являет собой вызов способностям человека. Как только решение загадки найдено, предмет перестает волновать воображение. Жизнь превращается в своего рода показательное выступление, демонстрацию собственных способностей. Целая плеяда литературных героев порождена подобным мировоззрением, начиная от Фауста и заканчивая персонажами Пелевина или Акунина.

Анамнез этого страстного состояния души, порожденного гордыней, традиционен: эмоциональная сфера человека оказывается незатронутой, его душа пребывает в бездействии и в результате впадает в уныние.

Общение с ближними «человек скучающий» осуществляет не сердцем, а головой. Поэтому в окружающих людях его притягивают прежде всего новизна и загадка, бросающие вызов интеллектуальным способностям «скучающего человека». Но, разгадав загадку, такой человек начинает тяготиться общением, поскольку не имеет душевной привязанности к своему «подопытному кролику». Вспомним крылатые слова Пушкинского Дон Гуана:

 
Они сначала нравилися мне
Глазами синими да белизною
Да скромностью – а пуще новизною.
 

«Мне интересно раскрывать человека. Особенно если человек этот по-настоящему замкнут. Порой на процесс раскрытия, расположения человека к себе, постижения его внутреннего мира уходит долгое время. Иногда – год или полтора. Но когда удается-таки докопаться до сущности, я теряю к нему интерес. Я не знаю, что дальше делать с его внутренним миром».

Из разговора.

Эмоциональная невовлеченность в общение с другим человеком, отсутствие истинного интереса к ближнему приводят к тому, что любой человек рано или поздно становится скучен. Общение если и сохраняется, то сводится к совместному проведению досуга. Подобная форма отношений делает окружающих людей взаимозаменяемыми: в конце концов, какая разница, с кем играть в бильярд или пить кофе? Прочных дружеских связей не образуется, и человек от этого еще более ощущает свою отчужденность.

«Я не могу долго общаться с одним и тем же человеком. Довольно скоро он становится мне скучен. Максимум полтора года – и меня уже тянет сменить компанию. Нужно все время чего-нибудь новенького. Потом, отдохнув от старого знакомого, я могу опять начать с ним общаться. А могу и не начать. Это уже зависит от ситуации. Но раздражение после некоторого перерыва проходит. Ну, если я буду общаться с человеком редко, примерно несколько часов в месяц, тогда наши отношения могут продлиться довольно долго. В любом случае потребность отдыхать от людей, потребность менять круг общения всегда присутствует».

Из разговора.

Подобное отношение к дружбе провоцирует еще большее отдаление человека от мира. Не участвуя в отношениях сердцем, не жертвуя ничем ради другого, он не может постичь истинной природы другого человека, не может по-настоящему заглянуть в чужую душу. Для «человека скучающего» окружающие люди представляют собой нечто вроде хитроумных механизмов. Ему интересно бывает покопаться в чуде техники с названием «человек», «разобрать его», «разложить по винтикам», но знание человеческого устройства вызывает не восхищение, а только скуку. С другой стороны, набравшись опыта в таком «использовании» людей, он понимает к какому-то моменту, что может быть точно так же использован кем-то другим. Это осознание рождает сильный и почти непреодолимый страх перед возможностью открыться другому человеку. В конечном итоге человек скучающий еще больше замыкается в себе, яростно противится любой возможности оказаться вовлеченным в эмоциональные отношения, перед которыми он чувствует себя беззащитным, и не принимает никаких форм откровенного общения.

«Не лезьте ко мне в душу». Проходя через различные формы отчуждения от окружающего мира, человек к какому-то моменту, не умея преодолеть это отчуждение, возводит его в принцип, делает из него продуманную систему. В основе этой системы лежит все тот же страх за свое «я» как одна из форм гордыни, ощущение полной собственной беззащитности как следствие неверия в Бога и Его Промысл о человеке. По своей гордости человек, будучи не в силах признаться ни в том, что «любить не получается», ни в том, что «любить страшно», восклицает надменно: «Любить не хочу!»

За его «любить не хочу» стоит всегда острая нехватка любви окружающих. Он жаждет всей душой этой любви, но, не получая ее, провозглашает добровольный отказ: «Не очень-то и хотелось». Любопытно отметить, как в сознании, не утвердившемся еще в подобном нигилизме, соседствуют мысли о собственной отверженности и о собственном нежелании человеческого общения.

«Ко всему, что творится во мне, прибавляется еще много глупостей, например, меня стали бросать друзья. Я всю жизнь думал, что дружба – это понятие круглосуточное, но когда лучшие друзья бросают мне фразы: «не до тебя», «надоел» – и перестают со мной общаться, мне кажется, что я и не дружил с ними вовсе, а подумаю, вроде бы и не с чего им меня бросать… Мне все время хочется быть одному, люди достают меня своими вопросами, замечаниями, предложениями. У меня такое ощущение, что в жизни пропали все люди, которым я могу все рассказать».

Из письма.

На самом деле здесь нет парадокса. Оказавшись отделенным от мира, человек ищет выход из трагической ситуации (а ситуация одиночества всегда воспринимается с некоторой степенью трагизма) и встает зачастую на наиболее простой (впрочем, никуда не ведущий) путь. Ведь когда тебя отвергают, легче всего сказать: «Не очень-то и хотелось». Другое дело, что подобный поступок проблемы совершенно не решает. Единственное, что он дает, так это возможность «сохранить лицо».

Понимая, что слов недостаточно, человек порой берется за дело радикально и начинает себя перевоспитывать, переделывать, то есть последовательно добивать все оставшиеся чувства. Он осмысленно и сознательно творит из себя бесчувственного робота, считая, что только так может защититься от потенциальной боли. В зависимости от природных дарований (от того, сколько всего нужно в себе убить) и от силы воли человек рано или поздно преуспевает в своих опытах над собственной душой и превращается в озлобленное существо, разъедаемое собственными амбициями и неудовлетворенной потребностью в любви. Он точно вампир питается чужими чувствами (такие люди испытывают постоянную необходимость в присутствии поблизости любящих сердец), но не может насытиться, а только истощает окружающих, потому что его душа, занятая самосозерцанием, оказывается неспособной принять энергию чужой любви.

«Я всю жизнь пытался воспитывать себя по заранее придуманной схеме. И пугался, когда происходили события, этой схемой не предусмотренные, как, например, вспышка увлечения другим человеком. Всегда старательно гасил в себе подобные эмоции. А сейчас жалко уже расставаться с таким привычным образом. Хотя понятно, что придется, потому что он оказался слишком узким, слишком тесным. В результате из-за него приходится отрезать очень существенный кусок от собственной жизни. И мучить людей, которых ты… как-то даже странно это произносить… любишь».

Из разговора с психологом.

Подобные ситуации напоминают классическую пьесу Лопе Де Вега «Собака на сене», где прекрасная графиня Диана разрывается между гордостью и любовью к человеку низкого происхождения.

Как правило, люди подобного склада обладают незаурядными способностями и недюжинной силой воли. Подавление стремления души любить оказывается трудным и мучительным процессом. Достичь окончательного умерщвления души вряд ли кому удается.

В результате, не выдержав жизни взаперти, энергия вырывается однажды наружу, но этот эмоциональный всплеск совершенно не похож на светлое и высокое чувство, которое могло бы принести счастье и наслаждение и субъекту, и объекту. Искалеченная, больная, изуродованная гордостью и эгоизмом «любовь» принимает порой безобразные формы. Эта по сути блудная, возникшая из неудовлетворенной похоти сердца страсть, которую человек по-прежнему всеми силами пытается подавить, приносит невыразимые страдания и ему самому, и предмету влюбленности. Она может, к примеру, выражаться в полной одержимости объектом; одержимости, приводящей к всплескам безумной ревности и жестокости.

«Отворите мне темницу», – хочется закричать нам однажды. Отказавшись от общения с окружающим миром, человек ограничивает свое жизненное пространство собственной черепной коробкой. Личности неизбежно становится тесно на таком небольшом пятачке. Все чаще и чаще приходит ощущение, что «я» заключено как бы в темницу. Человеческому «я» начинает патологически не хватать воздуха, пространства, свободы.

Желание вырваться, выйти за пределы, раскрыть двери своей тюрьмы становится одним из доминирующих в жизни человека. Душе необходима подпитка, а человек перекрыл ей все доступы кислорода, и душа чахнет, умирает. Сознание же, управляющее человеческими действиями, не умея и не желая увидеть истинную причину происходящего, занимается поиском всяческого рода суррогатов, которые, как ему (сознанию) кажется, дадут душе необходимые питательные вещества.

Таким суррогатом очень часто становятся наркотики. А впрочем, их место может занять любое экстремальное (или даже не очень экстремальное) пристрастие: азартные игры, гонки на выживание, прыжки с парашютом, компьютер и многое, многое другое.

Вторым распространенным следствием подобного мрачного состояния души становятся поиски иного бытия, иной, сверхъестественной силы, что приводит человека к занятиям оккультизмом, магией или различными тренингами.

В момент действия выбранного средства человеку кажется, что ему удалось вырваться из темницы. Но куда? Те же наркотики или медитативные трансы зачастую действительно позволяют видеть духов (это еще древние шаманы знали), но, к сожалению, в состоянии наркотического опьянения мы можем увидеть только духов тьмы, потому что к видению духов света, то есть ангелов, ведет другая дорога. Понятное дело, никакой настоящей пищи душе демоны дать не могут. В Евангелии Иисус Христос предупреждает, что только Он, Бог, Пресвятая Троица есть источник благодати, питающей и обновляющей человеческую душу: Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 5, 13–14). Единственное, что под силу падшим духам, – это создать иллюзию, будто душа получила некую энергию, или новые знания, или необыкновенные впечатления. На самом же деле через общение с бесами душа погружается в еще большее отчуждение от Бога, еще глубже тонет в страстях, а следовательно, еще больше погружается в смерть.

«Тварь я дрожащая, или право имею» – наконец, ощущение одиночества может вылиться в возвеличивание себя над всеми остальными людьми, почитание себя сверхчеловеком, которому все позволено и для которого остальные люди лишь подсобный материал. Куда заводят подобные наполеоновские чаяния, нетрудно догадаться по уголовной хронике и историям болезней в психлечебницах.

Из всего написанного выше видно, что одиночество всегда является следствием гордыни, следствием неумения и нежелания любить ближних и Бога. Одинокий человек всегда полагает себя центром вселенной. Все его интересы, желания, стремления сосредоточены на собственной персоне. Окружающий мир вызывает страх, непонимание, неприязнь, скуку. Да, по сути, мы в своей гордости вообще не считаем этот окружающий мир хоть сколько-нибудь достойным внимания.

Человек ХХ века крайне эгоцентричен и вследствие дурной наследственности, и по воспитанию, и по образованию, и по привычке.

И в то же время любить себя ему тоже оказывается невозможным, потому что человек не способен любить собственную личность, если он не любит Бога.

Таким образом, современный человек оказывается в страшном и чудовищном разладе. Он почти все время испытывает невыразимое страдание от пребывания в мире: ему скучно с другими людьми, скучно с собой; он хочет, чтобы его любили, но не может получить радость от этой любви; он хочет вырваться из своей одиночной камеры, но не умеет это сделать, и все его усилия приводят к тому, что стены камеры все плотнее и плотнее подступают к нему.

Убежать от одиночества можно только через любовь. Только любовь питает душу, придает ей силы. Только любовь может объединить человека с миром. Конечно, любовь – это дар Божий, но этот дар дается только трудящемуся. Вот как пишет святой старец нашего времени прав. Алексий (Мечев): «Любовь приобретается путем работы над собой, путем насилия над собой и путем молитвы… Посылает Господь какого-нибудь человека, надо отнестись к нему внимательно, подойти к нему, войти в его положение, посвятить ему уголок своего сердца. Так постепенно все новые и новые люди будут входить в наше сердце, и наше сердце будет все расширяться и расширяться. Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать добро кому-нибудь есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другим. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно на душе, чувствуешь, что так и нужно делать; хочется еще и еще делать добро. После этого будешь искать, как бы кого еще обласкать, утешить, ободрить. А потом в сердце такого человека вселится Сам Господь: Мы придем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23)».

К сожалению, этот трудный, но единственно верный путь выбирают немногие. В основном же люди сворачивают на другие, хорошо протоптанные тропинки, ведущие в пустоту, и замыкаются в своем эгоизме и одиночестве.