Текст книги "Брюнетка в клетку"

Глава 3

Восемь лет назад, когда выпускница московской школы № 1274 с углубленным изучением английского и испанского языков Лариса Миронова вяло пыталась решить для себя традиционный вопрос «куда пойти учиться?», ее судьба, совершив стремительный марш-бросок, привела юное дарование в закрытое для простых смертных учебное заведение, где готовят специалистов для выполнения спецопераций в условиях мегаполиса и прилегающих к нему жилых и парковых зон.

Судьбе помог дядя, папин родной брат, про которого родственники шептались, что он – какая-то крупная шишка то ли в ГРУ, то ли на Лубянке. Форму дядя никогда не носил, и, в каком он пребывает звании, никто не знал, но некоторые косвенные признаки – представительская черная машина с номерами, вызывающими уважительно-подобострастную реакцию гаишников, всякие секретари-адъютанты, длительные, по нескольку месяцев, командировки за рубеж – явно указывали на фундаментальность и масштабность его положения в мире таинственных «силовых структур».

Заехав проведать родственников аккурат в самый судьбоносный для Ларисы период, он снисходительно выслушал их интеллигентские сопли-вопли на тему будущего единственной и горячо любимой дочери. Но ставшие уже привычными ее уху названия возможных профессий: дизайнер, политолог, эколог – в присутствии дядюшки звучали как-то жалко и неубедительно. Решительно прервав брата и невестку и ткнув пальцем в сторону племянницы, он бросил:

– Выкладывай!

Ларисин томный монолог на тему «Кабы я была царицей…» дяде не понравился еще больше. Хмурясь, быстро попрощался и обещал подумать и похлопотать, как он выразился, «в одном интересном месте». Дальше все произошло столь стремительно, что Лариса и пикнуть не успела. В «интересном месте» она в течение двух дней прошла тестирование, чем-то похожее на пресловутый единый госэкзамен, собеседование с психологом и написала сочинение на тему «Моя полная биография и генеалогическое древо до пятого колена», причем на русском и английском языках. Затем с ней часа два болтали по-английски два веселых мужичка лет сорока, пытаясь понять глубину ее познаний. Глубина оказалась порядочной, о чем они ей и сообщили.

В заключение состоялся медосмотр – такой подробный, словно она поступала в отряд космонавтов. Здесь с каким-то странным удовлетворением встретили весть о том, что она с пяти лет занималась фигурным катанием, затем, поняв, что ей не стать даже Еленой Водорезовой, и, видимо, в знак протеста, подалась в экзотику: увлеклась сначала агрессивным карате, а потом переключилась на более миролюбивое и элегантное айкидо.

Оставалась лишь одна неясность – за каким фигом она все это делает и на какую именно профессиональную стезю ее твердой рукой направляет любящий родственник. В «интересном месте» ей туманно намекали на что-то совершенно фантастическое и обещали подробности при собеседовании с высшим руководством. «Деканом или ректором?» – пыталась уточнить дотошная Лариса. «Типа того», – отвечали ей и как-то странно переглядывались.

Собеседование ее едва не доконало. Она надеялась, что речь идет о чем-то, может быть, и секретном, но человеческом – переводчик-синхронист на закрытых мероприятиях, секретарь-референт при членах правительства или высшем командном составе. Но вообразить такое… Крупный седой джентльмен, которому больше подошел бы серый костюм в полоску и трость, нежели оливковая генеральская форма, – то самое обещанное «высшее руководство» – коротко обрисовал ее перспективы на ближайшие четыре года, отчего Лариса покрылась противным холодным потом.

Стать отечественной Никитой ей совсем не улыбалось, о чем она в резкой форме и сообщила «высшему руководству». Седой джентльмен не удивился и не огорчился, а, набрав на аппарате местной связи короткий номер, что-то буркнул в трубку. Через минуту на пороге возник Ларисин дядя. Его монолог длился минут пятнадцать, заставив Ларису несколько по-иному взглянуть на ситуацию. То, что доверительно поведал ей дядя, меняло дело, и довольно серьезно. Перспективы были действительно головокружительные, и она согласилась.

Естественно, их разговор в присутствии «высшего руководства» был даже большей тайной, чем сам факт ее обучения в этом очень уж специальном заведении.

Произошедшее было столь необычно, тревожно и сурово, что несколько последующих лет ни ближайшие подруги, ни молодые люди, пытавшиеся ухаживать за эффектной черноволосой девочкой, так и не смогли выяснить, какие же науки она изучает и какие знания таятся в ее изящной головке.

А науки в Ларисином учебном заведении были как на подбор специфические, оттого и знания курсанты (обучающихся называли на военный манер) получали весьма и весьма интересные. К двадцати годам Лариса уже свободно болтала на четырех языках (усовершенствовав уже имевшиеся, освоила еще французский и итальянский), уверенно ощущала себя в неженском мире холодного и огнестрельного оружия, метала ножи и прицельно стреляла с обеих рук, могла отстоять честь и достоинство в рукопашной схватке с парой-тройкой профессиональных головорезов и так далее и тому подобное.

Умение выживать, нейтрализовывать, освобождать, проникать в закрытые помещения и беспрепятственно покидать их, вести многочасовые переговоры с психопатами, оказывать себе и окружающим медицинскую помощь постепенно становилось ее профессиональными достоинствами.

Кроме того, ее обучили искусству дорого и модно одеваться, поддерживать светскую беседу на любые темы, танцевать все, от танго до фокстрота. Правда, умела она и нечто такое, о чем распространяться было совершенно невозможно, а в случае, если бы такая возможность фантастическим образом вдруг и появилась бы, – просто неприятно.

…Заканчивался последний, четвертый год обучения. Постепенно интенсивность занятий стала уменьшаться, а затем они просто сошли на нет: настала пора подготовки к выпускным экзаменам. Дальше – дипломы и распределения. Памятуя тот давний разговор с дядей по поводу своего дальнейшего продвижения, Лариса самым серьезным образом готовилась к преодолению последних рубежей, за которыми маячили блистательные карьерные высоты. И тут случилось непредвиденное.

Преподававший им основы контртеррористической деятельности на территории иностранных государств, нестарый еще и очень толковый специалист, приходивший на занятия в форме капитана первого ранга, неожиданно слег после инсульта, потеряв возможность двигаться и разговаривать. На замену прислали неприятного на вид тридцатилетнего болвана с погонами майора, оказавшегося, как потом выяснилось, сыночком видного «паркетного» генерала, получившего недавно завидную должность в Генштабе.

Сынуля ознаменовал свое появление серией скандалов: он оказался полностью некомпетентен, то есть совершенно не знал предмет, который взялся преподавать, дважды сорвал занятия, один раз приперся на работу пьяный до такой степени, что охрана задержала его прямо на входе. Там он сначала пообещал всех разжаловать и сослать в тундру пасти белых медведей, а потом стал стрелять в воздух из табельного пистолета. После этого его наконец-то решились убрать с глаз подальше, но всемогущее ведомство не смогло ничего сделать – звонки сверху пресекали все попытки.

Почувствовав полную безнаказанность и окончательно обнаглев, он решил отметиться на амурном фронте, выбрав своей жертвой Ларису. Сначала она стоически сносила его ухаживания, отвергая поочередно все предложения посетить кино, театр или ресторан. Постепенно предложения становились все более хамскими, а майор еще и предпринимал действия более агрессивного характера – норовил ущипнуть или шлепнуть Ларису по мягкому месту, причем делал это прямо на занятиях, не стесняясь присутствующих. За это и получил: серию прямых ударов руками в корпус и один – ногой в пах.

Длительная недееспособность Ларисиного обидчика как мужчины стоила ей карьеры – папа поклялся отомстить за пострадавшее чадо и отомстил. Если бы не дядя, случилось бы что-нибудь и похуже, например уголовное дело и тюрьма. А так Ларису лишь перевели в кадровый резерв и попросили «немного посидеть дома», чтобы скандал забылся, – все, включая высшее руководство, были на ее стороне.

Выпускные экзамены она так и не сдала. Сидение дома затянулось, лишь через два года ее обидчикам крупно не повезло – сынуля по пьяному делу насмерть сбил сотрудника автоинспекции, а папашка попался при передаче взятки какому-то милицейскому чину, который уже был в разработке службы собственной безопасности. Но к тому времени, когда ее официально вызвали для продолжения, а точнее – завершения учебы, Лариса поняла, что она просто-напросто охладела к «делу всей жизни», как высокопарно выражался дядя. Теперь радужные перспективы, которые он ей рисовал в свое время, уже не казались ей такими заманчивыми. Но и сидение дома стало невыносимым – все-таки Лариса была человеком деятельным, к тому же надо было реализовывать накопленный потенциал, зря она, что ли, мучилась почти четыре года!

Правда, куда может податься молодая женщина с набором таких специфических знаний и навыков, она даже не представляла. Как всегда и бывает, помог случай – в кафешке на Мясницкой, куда зашла перекусить, она увидела удивительно знакомое лицо, но не сразу сообразила, кто это. Молодой человек, реагируя на пристальный взгляд, повернулся к ней и сразу же разулыбался. Тут Лариса вспомнила – его звали Эдик, они учились два года в одной группе, а потом он неожиданно куда-то исчез. Для «учебного заведения» это было, в общем-то, нормальным явлением. Между собой курсанты говорили, что людей отчисляют за бесперспективность или по состоянию здоровья.

Они по-человечески симпатизировали друг другу, насколько в тех жестких условиях была возможна симпатия и человеческие взаимоотношения. Лариса тогда, помнится, была огорчена длительным отсутствием этого приятного парня и расстроилась, когда поняла, что он больше у них не появится. И вот такая встреча!

Они уселись за один столик, благо были без спутников. Лариса сразу намекнула, что она теперь тоже «вне игры», и Эдик с видимым облегчением сказал: «А вот это хорошо». После чего разговор стал более непринужденным. Он рассказал, из-за чего его отчислили, – двоюродный брат, который, собственно, и рекомендовал его на учебу, был разоблачен контрразведкой как английский шпион.

– И как же ты после этого? – заинтересовалась Лариса, тоже человек неопределенной судьбы.

– Ты знаешь, я сначала думал, что жизнь кончилась, – так мне нравилась наша учеба. Думал – куда мне теперь с такими навыками и безнадежно испорченной биографией? В бандиты, что ли? А потом огляделся – кругом кипит жизнь, вот и я теперь киплю вместе с ней.

– Слушай, – заинтересовалась Лариса, – а конкретно чем ты занят? Может, покипим вместе, а то я без работы и без спонсоров, родители кормят.

– Знаешь, Лар, не буду интриговать и выпендриваться. В общем, пока без подробностей, я помогаю состоятельным людям решать всякие сложные, в том числе юридические, экономические, социальные проблемы – ну, там, с депутатами, чиновниками, со всякими незаконопослушными гражданами. Но диапазон услуг для клиентов реально гораздо шире. Можем подъехать рыбок или собачек на даче покормить, а можем физическую защиту обеспечить при угрозах или наездах… Ну, как ты понимаешь, сотрудники зарплатой не обижены, да и перспективы роста есть.

– То есть после рыбок доверят птичек покормить, а там и до собачек можно дорасти…

– Зря язвишь, – благодушно заметил Эдик, – может, это и твой шанс.

– А что мне сделать нужно, чтобы сказку, которую ты мне поведал, сделать для меня былью? Кстати, ты там главный?

– Да нет, я что-то вроде директора по региональным и международным связям…

– Вот это да! Широко шагаете. Штаны не лопнут?

– Я позвоню нашему генеральному, – не обращая внимания на ее ехидный тон, мужественно продолжал Эдик, – он же – друг моего счастливого детства, в одной песочнице куличики лепили. Порекомендую. Дальше – тебе решать.

– Да я уже решила. Почитай, три года без работы – с ума сойдешь. Звони своему… как его там?

– Зовут, надеюсь, в недалеком будущем нашего общего гендиректора Игорем, фамилия его – Корабельников. Я тебя ему рекомендую, он дает тебе испытательное задание, – Эдик умоляюще вытянул руку вперед, предотвратив готовую сорваться с Ларисиных губ очередную колкость, – серьезное задание, не связанное с дрессировкой хомячков и приемом родов у морских свинок. С Игорем же обговоришь зарплату, социальный пакет и так далее. Я завтра улетаю в Стокгольм, вернусь недели через три. Надеюсь по возвращении пригласить тебя на ужин и услышать рассказ о твоих первых успехах…

– Надеюсь, Эдик. И спасибо тебе за все!

Домой Лариса пришла поздно – гуляла по бульварам, пытаясь собрать воедино путавшиеся мысли и принять какое-нибудь решение. Уже в первом часу ночи решение было принято – она попробует свои силы на этом странном поприще, только оговорит сферу своих интересов, а именно – работа с людьми, а не с животными. И уж ни в коем случае не ухаживать за больными, стариками и грудными детьми. Пусть уж лучше аферисты, неверные жены или братва.

На следующий день с утра она перезвонила Эдику и сообщила ему о своем решении. Он обрадованно загудел в трубку, но времени было в обрез (его уже ждала машина, везти в аэропорт), и он продиктовал Ларисе служебный и мобильный телефоны Корабельникова.

– Звони сегодня, я уже с ним обо всем договорился, сказал ему, что ты – наша Никита…

– О боже, только не это!

– Я пошутил. Сказал только, что хорошо подготовлена, физически вынослива, наблюдательна – я гарантирую. Где познакомились, не сказал. Да, я думаю, ты ведь тоже не пишешь в анкетах о нашем общем прошлом.

– Предупреждали же…

– Меня тоже, так что вертись сама. Но мужик он нормальный, да и моя рекомендация кое-что значит. Все, пока, удачи!

– И тебе. Счастливо долететь.

Корабельникову она решила позвонить ближе к концу рабочего дня, когда спадает нервозность первой половины суток, а проблемы вечерние еще не накопились.

Вежливая и толковая секретарша быстро соединила ее с шефом. Игорь Корабельников был скуп на слова, в меру любезен и в меру же суховат.

– Да, Эдуард меня предупредил, я ему вполне доверяю, он ведь у меня поначалу кадрами ведал, набирал персонал, так что… Предлагаю такую схему: все формальности потом, у вас есть немного свободного времени, отдохните, боюсь, потом не скоро придется. Я уеду ненадолго, но дней через пять-шесть жду звонка – кажется, есть одна работенка для вас. Договорились?

– Да, спасибо. Позвоню, как вы сказали.

Что делать с этими несколькими днями, она не знала, но решила голову не ломать, а провести их дома. Однако, узнав, что через неделю она выходит на работу, родители уговорили ее съездить на несколько дней «посмотреть Европу». В Ларисиной небогатой международной практике числились лишь Турция и Кипр, так что свидание с Европой показалось ей идеей, не лишенной здравого смысла. Отталкиваясь от суммы, которую ей презентовал отец, она выбрала пятидневную поездку в Чехию.

Время пролетело незаметно, но буквально накануне вылета в Россию она решила сделать предварительный звонок Корабельникову – вдруг он уже на месте и хочет ей что-то сказать.

Корабельников действительно хотел сказать.

– Вы почему не оставили секретарю контактных телефонов? Я целый день жду вашего звонка!

– Но вы не сказали… И потом, я звоню, как вы просили.

– Ну, ладно. Приезжайте срочно ко мне, адрес офиса знаете?

– Но я сейчас в Праге, скоро вылетаю в Москву, могу сразу к вам.

– В какой, на хрен, Праге? Я вас жду…

– Но вы же сами сказали, чтобы я отдохнула…

– Вам бы только отдыхать.

Повисло тяжелое молчание, и Лариса поняла, что осталась без работы. Но тут же суровый голос Корабельникова принес следующую весть:

– Какой рейс? Я жду вас в аэропорту, и мы сразу же едем к клиенту. По дороге все расскажу, обдумаем ситуацию. Как я вас узнаю?

– В шляпке, в клетчатом костюме, зонт-трость. Ну, сумка синяя еще.

– В шляпке она… Все, до встречи, не потеряйтесь!

* * *

…Тамара застыла на месте, не успев дойти до родного «Сааба» нескольких шагов. Застыла как вкопанная, да еще и рот открыла, ибо картина, которая предстала ее глазам, была впечатляющей и абсурдной одновременно: Николай сноровисто перекладывал с аэропортовской тележки в объемистый багажник машины какие-то потертые черные сумки. Тамара не успела разглядеть, сколько их погружено, на тележке оставалось две. Сумки на вид не имели ничего общего с багажом, который сопровождает в дороге респектабельного серьезного джентльмена. Больше всего они напоминали мешки для спортивного снаряжения, которые таскают за собой с матча на матч игроки студенческих бейсбольных команд.

Но не это было главным: рядом, облокотившись о крышу автомобиля, стоял абсолютно плейбойского вида дядя с обильной сединой в черной волнистой гриве волос и надменным выражением загорелого лица. На нем были кожаные брюки в обтяжку, кожаная жилетка, надетая на белую сетчатую маечку, через которую просвечивала волосатая грудь, и примодненные остроносые штиблеты. «Если это профессор филологии, то я – Орлеанская дева», – мелькнуло в помутневшем Тамарином сознании. Она как-то боком подобралась к заканчивающему погрузку водителю и просипела неожиданно севшим голосом:

– Коля!!! Ты ничего не перепутал? Кто этот мужик?

Запыхавшийся Коля развернулся к ней и с чувством до конца выполненного долга гаркнул:

– Тамара Николаевна, вот и наш гость, О’Нейл, – сделав ударение на букве «О». Для пущей убедительности он указательным пальцем ткнул прямо в подозрительного красавца, едва не угодив ему в глаз. Тем временем профессор филологии (если это был он) стал напряженно прислушиваться к разговору и даже, сняв локоть с крыши, сделал шаг в их направлении.

– Багаж уложил – можем ехать, – закончил свой рапорт Коля и замер в ожидании слов руководства. Но слов не последовало – Тамарина нижняя челюсть была еще далека от определенного ей природой места, норовя снова и снова лечь куда-то в область груди.

Возникла томительная, ничем не заполненная пауза. «Куда и с кем ехать? Кто же все-таки этот мужик и что вообще делать?» – Тамара лихорадочно пыталась оценить обстановку, дабы восстановить контроль над происходящим и овладеть ситуацией, как ее учили некогда в школе бизнеса.

Тем временем не идентифицированный ею как профессор-филолог дядя, оказавшийся теперь в непосредственной близости, овладел ее правой рукой, к которой вежливо приложился губами. Неожиданно галантное и вполне естественное поведение гостя произвело на Тамару эффект, прямо противоположный принятому у воспитанных людей.

– Паспорт!!! – неожиданно прорезавшимся, но при этом неестественно тонким голосом прокричала она. – Сейчас же покажите паспорт! – И, подумав, что он может не понять по-русски, заорала уже по-английски: – Passport!!!

Звук собственного голоса вернул ее в реальность, и где-то на периферии сознания мелькнула мысль о том, что на обоих языках «паспорт» звучит практически одинаково, а она, Тамара, взрослая и умная женщина, выглядит сейчас жалкой и смешной.

Тем временем странный профессор, отшатнувшись, быстро полез в карман своих скрипящих штанов и, вырвав оттуда небольшую книжечку знакомого формата, поспешно протянул ее Тамаре. Это был нормальный паспорт, с фотографией стоящего перед ней плейбоя и всеми полагающимися данными о нем, включая, естественно, полное имя. «О’Нейл, зараза. Вправду О’Нейл», – чертыхнулась про себя Тамара, теперь уже окончательно запутавшись и не зная, как выйти из этой идиотской ситуации.

Выручил Коля, не страдающий, как все профессиональные шоферы, всевозможными комплексами и хранивший все это время редкое присутствие духа:

– Профессор, а это начальник нашей фирмы. Зовут Тамара Николаевна. Знакомьтесь. – И, приобняв О’Нейла за талию, дружески подтолкнул его к Тамаре, которая пребывала еще в легком оцепенении, точно пережившая в пруду зиму, но еще до конца не оттаявшая лягушка.

– Николай, да ведь он не понимает…

– Зато о многом догадывается. Мы с ним, пока вещи получали, сумели найти общий язык!

Поняв, что дело требует его дальнейшего участия, Николай усадил начальницу на ее любимое место на заднем сиденье справа. Приободрившийся филолог самостоятельно уселся рядом слева, невзирая на возражения Коли, который предлагал профессору место рядом с собой.

Наконец они тронулись. Ловко маневрируя в потоке, Коля изредка поглядывал на пассажиров: налаживаются ли взаимоотношения. Взаимоотношения, видимо, налаживались: одна профессорская рука уже вольготно расположилась на Тамарином плече, другая совершала какие-то пассы возле ее колен – похоже, ирландец что-то интересное рассказывал своей сопровождающей, упорно называя ее Наташей. Бедная сопровождающая сторона терпеливо кивала головой, все дальше сползала вбок, к дверце, сохраняя при этом выражение вежливого интереса на лице. «Ну, силен мужик», – покрутил головой Николай.

Идиллию нарушил громкий профессорский вопль. Одновременно его могучая лапа впилась в плечо водителя и сильно его дернула. Коля нажал педаль тормоза, и машина резко остановилась. Сразу же раздался скрежет тормозов идущей сзади машины и почти неизбежный в таких случаях несильный удар…

Вышедший из «Фольксвагена» водитель, который таки слегка «боднул» «Сааб», был на удивление сговорчив и легко отдал Николаю затребованные им триста долларов.

– Слушай, – сказал Николай напоследок, – ты же вроде за мной из аэропорта ехал, я тебя, кажется, там видел?

– Да нет, путаешь, мы из области едем, – пробормотал водитель «фолькса» и быстро пошел к своей машине.

Там, скрытая за сильно затемненными стеклами, его ждала пассажирка – брюнетка в шляпке и клетчатом костюме.

– Снова за ними? – поинтересовался хозяин «фолькса».

– Да, – бесстрастно бросила брюнетка. – Только держите дистанцию, а то у меня денег не хватит на ваши разборки.

– Но вы же сами просили не торговаться и не осложнять ситуацию…

– Просила, но все равно аккуратней. Тем более что он и так, кажется, нас заметил раньше.

– Спросил даже, но я сказал…

– Слышала, не глухая. Вот что. Сейчас поедем за ними, они вон, кажется, сворачивать собираются. Посмотрим, куда приедут, а потом я вас отпущу.

– А можно хотя бы спросить, чего мы за ними так?

– Нельзя! Хотя… Там мой муж. Загулял, скотина, вот хочу до конца проследить степень его падения. Веришь?

– Да не очень. Ваше дело, деньги платите, и ладно.