Текст книги "Если бы не гарпия…"

Галина Манукян
Если бы не гарпия…

Ничто не предвещало грозы, когда мы вылетали из Паракаса в сторону затерявшейся в лесах Амазонки Камизеи. Город, окруженный ультрамариновой гладью океана, исчез из виду. Часа через два под вертолетом простирались дымчатые силуэты гор и зеленые кудри джунглей, прорезанные узким рыжим следом трубопровода.

Не прошло и получаса с начала полета, как насупленное грозовое облако возникло из ниоткуда и ду́хи Амазонки принялись метать в нас ветвистые пучки молний. Видать, сиеста у них не удалась. Двигатель вертолета заглох, и Алехандро попытался посадить машину на роторе, бормоча проклятия на родном языке.

Увы, обойти гигантское дерево не удалось – мы обрушились на ветви с отчаянным треском. Несколько секунд наших воплей и жуткой тряски, и падение прекратилось – вертолет закачался в трех метрах над землей, попав лопастями в петли толстых, как тросы, лиан. Ствол накренился под весом машины. Налетел ураганный ветер. Нас качнуло сильнее, и тотчас со страшным лязгом обшивку, а затем и панель управления пробил здоровенный сук. Летательный аппарат застыл, нанизанный, будто мертвая стрекоза на игле садиста-коллекционера.

Я ударился головой об обшивку, и перед глазами поплыло. Только испанское: «que me» пилота зазвенело в ушах. Не знаю, сколько продлилась отключка, но когда я снова открыл глаза, Алехандро все еще продолжал таращиться на корягу, застывшую в дюжине сантиметров от его груди.

От удара мой мозг завис. К горлу подступила тошнота. Чили кон карно, съеденное на завтрак, активно просилось наружу… Я вздохнул глубоко один раз, другой. Отпустило. Голова перестала кружиться. Зеленое месиво джунглей перед разбитым ветровым стеклом, наконец, обрело четкие очертания. Вроде бы руки-ноги на месте. Дрожат только немного. Похоже, я отделался парой царапин и шишкой на лбу.

– Эй, ты цел? – спросил я пилота, наконец.

Алехандро перевел ошалевший взгляд на меня и неопределенно кивнул. Я отстегнул ремень и высунулся наружу. Из кармана брюк что-то выскользнуло и полетело в кусты. Ешкин кот! Паспорт! Я вылез из кабины и, цепляясь за лианы, неуклюже полез вниз. Нет, я, конечно, не орангутанг, но не хватало мне превратиться в чужой стране в нелегала!

Порыскав, я выудил из мокрой травы раскисший документ. С фотографии весело смотрел блондинистый тип тридцати пяти лет от роду – Марк Андреевич Бубличек. Смейтесь-смейтесь. Да, вот такая у меня фамилия. Зато я везунчик. Ну, или почти. Я однозначно смогу это утверждать потом, за чаркой виноградного писко. Когда выберусь…

На нос звонко шлепнулась крупная капля, и ливень окончился так же внезапно, как и начался. Мокрый насквозь, я осмотрелся: название этой загадочной местности – рейнфорест – дождевой лес – оправдывало себя полностью: вокруг все было влажным, изумрудно-зеленым. Я задрал голову вверх: неизвестные растения окружали нашу подбитую «птицу» плотной стеной, переплетали стволы ползучими щупальцами лиан, растопыривали пятерней громадные листья. В горячий воздух от терракотовой земли поднимался пар, и оттого даже после дождя не дышалось легко.

* * *

Буквально на днях случилось мне завтракать в кафешке возле дома. От ковыряния в сэндвиче меня оторвало мелодичное грудное контральто:

– Позвольте?

Я перевел взгляд от тарелки вверх и уперся в глубокое декольте в обрамлении чего-то красного. С усилием воли я оторвался от выреза: фатально красивое, не «наше» лицо, тонкий нос, роскошная смоляная грива. Я вскочил перед дамой. Железные ножки стула издали отвратительный скрежет по мраморному полу.

– Садитесь, пожалуйста!

Алые губы сложились в улыбку:

– Спасибо. Рада, что вы пришли.

– А должен был? – опешил я.

Она изумленно вскинула черные глазищи:

– Конечно. Я – Аэллà. Аэллà Келено́.

«Ну и имечко!» Я припал губами к протянутой для пожатия смуглой руке:

– Марк Бубличек. Чрезвычайно приятно. Но все-таки не пойму, чем обязан?

– Разве Анатоль, ваш издатель, не предупредил?

– Нет.

Она разозлилась и оттого стала еще притягательнее. Натуральная гарпия! Совершенно было непонятно, сколько ей лет – двадцать пять, но она чересчур серьезна, или уже под сорок, но мастерски ухаживает за кожей. Аэлла постучала по столу ногтями, настолько длинными, что тщательно подпиленные острые кончики с темным узором чуть загибались вовнутрь, как когти хищной птицы, и громко выругалась:

– Вот сволочь!

Это прозвучало как «сволàтшь». Ого, а она иностранка! Италия? Испания? Латинская Америка? Интригующе.

Она посмотрела куда-то поверх меня и деловым тоном заговорила:

– Ладно, сами разберемся.

«Прекрасно говорит по-русски, молодец, – подумал я. – А может, из наших кавказских народов? Хотя нет. Не типична».

Аэлла продолжила:

– Я представляю интересы Велимира Бореева.

«Олигархушка наш небритый?! Я-то ему на кой?» – изумился я и попытался изобразить интеллигентный интерес. Бизнес-леди танком поперла к цели:

– Господин Бореев знаком с вашим творчеством. Сейчас он подыскивает писателя, который смог бы написать его…

– Биографию? – встрял я.

– Да. Но требуется не скучное жизнеописание, а увлекательный экшен. Вы, кажется, такое умеете?

– Гм… – кашлянул я. Да уж, пожалуй, единственное, что мне осталось, – вместо нетленки написать про жизнь толстосума. И повеситься.

Рука с кровавыми когтями и белыми полосками странных шрамов вокруг запястья подсунула чек. Неужто такие дамы режут вены? И кто это делает по всей кисти? А может, ей руку хотела откусить гигантская пиранья? Безумные вариации возникновения шрамов исчезли при виде цифры на бумажке. В моей без того мучимой сухостью глотке заскребли пески пустыни.

– Да-а, – противно вякнул я. Разве столько платят за биографию? Даже в стиле экшен? Я, конечно, не продажная сволочь, но за такие деньги господин Бореев предстанет перед читателями хоть эльфом на звездолете, хоть Дамблдором в пуантах. Все, что пожелает.

– Люблю решительных мужчин, – алые губы леди завораживающе улыбнулись. Другая когтистая рука достала из сумочки конверт. – Вот билет. Приведите себя в порядок. Послезавтра вылетаете в Перу.

– О-о… а-а, – жалко протянул я, – а разве господин Бореев не в Барвихе живет?

– Вам надо в Перу. Встретитесь с разными людьми. Возьмете интервью. Начнете с Камизеи. Там у господина Бореева особый проект.

Я многозначительно кивнул, постепенно приходя в себя. Ну, Анатоль! Мог же, зараза, предупредить!

Элегантно встав со стула, Аэлла произнесла:

– Договор, контакты и подробное техническое задание вышлю на почту. Не беспокойтесь, ваш имейл у меня есть. Я с вами свяжусь.

«Техническое задание! Еще б спецификацию на олигарха прислала…» – подумал я, но лишь пробормотал учтивое:

– Договорились. Всего доброго.

Аэлла пошла к выходу, чеканя по мрамору шпильками дорогих туфель.

Какая фемина! Грациозная хищница. Хребет перекусит белыми зубками и не заметит.

Аэлла не обманула – дома, в электронном ящике красовалась стопка файлов, от прочтения которых стало сводить зубы. Взяв себя в руки, я изучил юридическую скучищу от корки до корки. Бореева надо было изобразить эдаким Джеймсом Бондом, скрещенным с Махатмой Ганди, с легкой примесью Робин Гуда и налетом Остапа Бендера. Так, ничтоже сумняшеся, я оказался в Перу.

* * *

С трудом взобравшись обратно к вертолету, я нашел Алехандро, в отчаянии сотрясающего наушниками с микрофоном над раздолбанным пультом управления:

– No comunicación. Don’t work…

– Ну и хрен с ним, – мрачно сказал я и посмотрел на дисплей мобильного. Заряда хватит надолго, а вот на месте делений, обозначающих качество связи, было пусто. Я надел рюкзак и поманил пилота: – Пошли искать связь. Летс гоу. Лук фо коммуникасьон.

– Но-но-но, – замахал руками смуглолицый перуанец, болтая черным вихром. – Danger. Far-far.

– Фар не фар, а что тут сидеть – москитов кормить? Пошли! – повторил я и полез вниз.

Спрыгнув на рыжую землю, я попытался вспомнить, в какой стороне от трубопровода мы упали. С ярко-красной сумкой через плечо Алехандро боязливо стал спускаться по лианам с вертолета. М-да, а еще возле джунглей живет…

– Камизея, – показал пилот в сторону голоствольных деревьев и сунул мне компас под нос.

Кущи казались живыми. Все вокруг шевелилось, стрекотало, верещало и посвистывало, словно нас окружало многотысячное стадо сверчков и цикад в период брачных игрищ.

Над головами то сгущались невиданные сочные заросли, то в открывшихся небесах проносились яркими пятнами разноцветные попугаи. Мы наступали в ручейки или ныряли по пояс в папоротники, но все же продвигались вперед, потные, будто только что из русской бани. Да, ситуация была из ряда вон, но я жалел только об одном – блокнота нет. Записать бы антураж, пока ощущения свежие. Потом все равно будет не то.

Я заметил стайку черных капуцинов, следующих за нами эскортом. Иногда они застывали, как по команде, присматриваясь к нам – чужакам «на районе», и вновь принимались перебирать ловкими лапами по ветвям.

Возле раскидистого бананового дерева я в очередной раз остановился, чтобы посмотреть на дисплей мобильного. Алехандро потянулся к продолговатым зеленым гроздьям плодов, облепившим ствол. Не успели мы и глазом моргнуть, как одна из обезьян издала гортанный рев. Сверху градом посыпались орехи и палки. Спасаясь от внезапной атаки, мы бросились под дерево. Но и тут нас ждала засада – капуцины, даром что мелкие, нещадно зашвыряли нас подлапными средствами.

Мы с пилотом бросились прочь от человекоподобных, будто пара худосочных металлистов от разбуянившейся шпаны. Пребольно бьющие палки гнали нас дальше. Впереди в кустах замельтешила темная дыра в скале, и я метнулся туда, не придав значения белым наскальным рисункам и индейским амулетам – «ловцам снов», что нависали над лазом. Пещера окатила прохладой, будто я ступил из уличной жары в кондиционированный офис.

– Сюда, Алехандро! – крикнул я, но в ответ услышал истошное «Но-о-о!»

Сделав шаг обратно, я увидел в мареве перед собой клыкастую пасть хищника из семейства кошачьих. – Ягуар!

В ответ на утробный рык у меня вырвалось матерное восклицание, и я припустил в глубь пещеры, скользя, как бобслеист, на виражах узкого хода. Я бежал долго в самую темноту, пока не остановился, уткнувшись руками в стену. Здесь было тихо, только сердце ухало и отдавалось в висках. Клыкастое чудище, похоже, отстало где-то в самом начале каменных лабиринтов. Мозг резанул вопрос: удалось ли спастись Алехандро? Возможно, он убежал, пока зверюга гналась за мной? Хорошо бы. Такой добродушный, улыбчивый хлопец, хоть и вертолеты водить не умеет…

Включив подсветку мобильного, я понял, что стою посреди скальной комнаты с множеством проходов в разные стороны. Позади тоже было несколько ходов. Поди догадайся, из какого я выскочил! Ладно, спокойствие. Выход есть всегда. Короткий луч телефона высветил на стене тщательно выведенные меловые символы. Я всмотрелся в них, уловив что-то знакомое – неужто это знак бесконечности? Формулы? Как они здесь оказались?

Внезапно ветром возмущенного шепота взорвались в мысли потусторонние голоса. Где-то вдалеке десятки шаманов разом грянули заунывный напев. Галлюцинация? Или рядом люди? Вопрос повис в воздухе, и все расплылось перед глазами.

Наверное, я спал, ведь только во сне можно лететь по радужному трубопроводу, будто по горке в аквапарке, видеть перед собой странные лица, которые всплывают, как маски, на поверхность моря и снова тонут в сине-красном водовороте. Я очнулся, сидя на холодном каменном полу, все еще ощущая головокружительное послевкусие полета. Сон был приятным, а вот тело будто успели за это время разобрать по кусочкам и собрать обратно на скорую руку. Наверное, удар головой в вертолете бы не столь безобидным, как показалось сначала…

Я перекрестился во второй раз в жизни и ступил наугад в ближайший проход – сидеть в пещере, наслаждаясь красочными глюками, – не мой вариант. Гугл-карты и GPS-навигатор, похоже, остались в прошлом, а потому я побрел на ощупь, решив экономить заряд мобильного.

Я обрадовался, как мальчишка, когда впереди забрезжил свет. Рванув к нему, я снова вдохнул тяжелого, распаленного перуанским солнцем воздуха. Снаружи лениво перекатывала зеленые воды широкая безымянная река. Я с надеждой нажал на кнопку смартфона, но от досады чуть не грохнул его оземь – тот все же умер. Ни связи, ни заряда. Мокрый и уставший, я сел, прислонившись к корявому стволу дерева.

– Ка-к-к-Келено, – послышался заикающийся голос.

Я резко обернулся: над головой нависал громадный носатый ара – раздумывал, зараза, не тяпнуть ли меня за ухо. Я осторожно потянулся за толстым сучком, торчащим из травы. Не дожидаясь мордобоя, ара расставил крылья ковровой расцветки и грузно взлетел.

Итак, я был один, черт знает где – в джунглях Амазонии. Вряд ли мне здесь будут рады местные обитатели – надо хотя бы палкой вооружиться за неимением лучшего. Я с усилием выдернул из травы въевшуюся корягу. Дрын был что надо.

Я осторожно спустился к реке: умоюсь, авось полегчает. Услышав всплески, выглянул из-за дерева – поодаль, метрах в пятидесяти торчали из кустов загнутые носы деревянных пиро́г. Я чуть было не заорал: «Ура! Люди!», но на всякий случай воздержался, решив для начала провести разведку.

* * *

У изгиба черной скалы растительности почти не было. На выжженном солнцем пятачке, прямо на глинистой земле сидел голый ребенок, миленькая индейская девочка лет трех с черными волосиками и блестящими темными глазками. Она встала на ножки и потянулась ко мне.

– Привет, кнопка. Мама твоя где? Потерялась? – удивился я вслух. Только детей на мою голову и не хватало.

– Ау-аэ-лаэ, – произнесла непонятное малышка, показывая куда-то коричневым пальчиком.

Заблудилась? Ничего, наверняка родители где-то рядом – те, что на пиро́гах.

– Ладно, кнопка, не бойся. Солдат ребенка не обидит! – как можно мягче сказал я и пошел к девочке. Всыпать бы ее родителям по первое число. Сразу видно – нет у индейцев ювенальной юстиции.

Внезапно нас накрыла огромная тень. Секунду спустя монструозная птица с вздыбленными на голове черными перьями налетела на ребенка, ухватив когтистыми лапами за руку и за ногу. Девочка пронзительно закричала.

Я не стал раздумывать и с разбегу обрушил на крыло пернатого хищника кряжистую дубину. Оно хрустнуло и провисло. Птица гавкнула что-то, выронив девочку, и тут же переключилась на меня. Она наседала, стрекоча и пытаясь вырвать кусок мяса громадным крючковатым клювом. Щиплющая боль разрезала плечо, но я не отступил. Адреналин заставлял меня колошматить дубиной, выпуская в воздух фонтаны серых перьев и крови. Зловонная тварь сопротивлялась изо всех сил, но я не остановился, пока птица не испустила хрип и не издохла, растянувшись на земле увесистой тушей.

– Ч-черт, – только и смог вымолвить я, переводя дух над трупом поверженного врага.

«Как я убил эту…?!» – «…Гарпию», – подсказало обалдевшее подсознание.

Рядом заходилась в истерике девочка, размазывая грязными ручонками слезы по щекам. Я поднял ее, оставив, наконец, боевую дубину, и начал по-идиотски цокать и причмокивать. Вроде так делала сестра, чтоб успокоить орущего племянника. Девочка не унималась.

Нет, товарищи, проще дубиной размахивать, чем с ребенком возиться… Я в растерянности осмотрелся. И что мне с ней делать?! Где шляется мамаша несчастного индусенка?!

Вместо благодарной индианки из кустов на поляну со всех сторон поползли совершенно голые индейцы мужского пола с копьями наперевес. Низкорослые, поджарые, злые. У меня перехватило горло от возмущения: так они все это время наблюдали, как зрители в цирке?! Вояки, нечего сказать!

Аборигены тоже не обрадовались встрече – совсем напротив, они гневно тыкали пальцами в сторону мертвой гадины и горланили что-то на своем языке. Не выпуская из рук девочку, я потянулся к палке. Увешанный ожерельями из когтей и перьев, высушенный солнцем индеец указал на меня копьем, выкрикнул грозное:

– Уэ-ха-пла!

В мгновение ока туземцы бросились на меня, как моськи на медведя. Да, я был крупнее, но они куда проворнее. Кто-то вырвал из рук ребенка, кто-то саданул копьем под колени. Я рухнул на землю, но продолжал отбиваться. Все-таки двадцать человек против одного – многовато, и через несколько минут, связанный лианами, я бесславно валялся на дне одной из пиро́г. Девочку, с которой почему-то обращались, как с опостылевшей собакой, бросили в другую.

Сушеный поглядывал на меня кровожадно, но мне не было страшно. Я был зол. Я был взбешен. Вот к чему приводит жадность! Увидел кругленькую сумму в чеке, и готов – берите меня тепленьким. А еще планировал писать о времени и пространстве, возомнил себя философом! Потому и не написал ничего, что мелковат… И теперь, возможно, меня самого собираются подать на банановом листе. Жаркое из писателя или бифштекс по-литераторски? Еще посмотрим, господа индейцы. Зубы обломаете!

Я снова посмотрел на соседнюю пиро́гу. Испуганные глазенки выглядывали над бортом индейской лодки. До меня вдруг дошло – я сорвал туземцам жертвоприношение! Они же собирались скормить девочку клювастой твари. Сердце защемило. Звероплоклонники чертовы! Что с ней будет? Они попробуют еще раз или… И несмотря на всю шаткость собственного положения, я в кои-то веки вдруг забеспокоился о ком-то другом больше, чем о самом себе. Пока пиро́ги мчались по реке, подгоняемые плоскими веслами гребцов, я смотрел только на заплаканные черные глазенки, глупыми подмигиваниями пытаясь приободрить кроху.

* * *

В стане туземцев никто не говорил на известных мне языках, да они и не пытались наладить контакт. Злобно «аэкая», дети тропиков кинули меня под дерево, а девочку утащили в центральную хижину. Не дожидаясь милости туземных богов, я принялся активно шарить связанными за спиной руками. Я нащупал брелок и ключ в заднем кармане. Да, со скотчем ключ бы не справился, но тугие лианы все же поддались моим манипуляциям.

Из хижины показался туземец. Я замер. Тот смерил меня испепеляющим взглядом и принялся копать яму, разогнав женщин и детей с вытоптанной площадки. Хорошо, что разогнал – лишние соглядатаи мне не нужны. С еще большим рвением я принялся кромсать ключом лианы, попутно сдирая кожу с собственных запястий.

К моменту, когда суровый индеец вынес из хижины девочку, прижав ее под мышкой, я умудрился высвободить кисти. До меня туземцам не было дела. Сушеный поднял девочку вверх и гаркнул что-то. На лицах жителей деревни проступил ужас. Индейцы отпрянули, но расходиться не стали. Только мальчишка лет десяти бросился к девочке, видимо уговаривая воинов отпустить жертву. Его отшвырнули, как назойливого котенка. Суровый индеец положил в неглубокую яму девочку и, придавливая, принялся засыпать ее, бьющуюся в истерике, землей. Второй подталкивал терракотовый грунт ногой, следя, чтобы никто не приближался.

Подонки! Я вскочил, сбрасывая остатки лиан. Я не шашлык вам на ужин, я – мужик. Русский мужик! И я вам покажу! Узнаете, что такое вэдэвэшник, пусть и бывший! Одним ударом головой в грудь, как Зидан Матерацци, я снес голого охранника, сделал подсечку второму малорослому палачу, локтем выбивая зубы. Тот взвыл. Первый попробовал подняться, но встретился челюстью с рифленой подошвой кроссовки и с кувырком отлетел в сторону. Я рывком выдернул присыпанную землей девочку и, прижимая ее к себе, помчался обратно к реке. Малышка на моих руках обвисла, потеряв сознание.

Я понесся напролом к поросшему тростником берегу, подгоняемый воинственным кличем аборигенов. За тростником виднелось что-то серое. Я пригляделся – и впрямь компактное судно неторопливо рассекало волны. С отчаянными криками: «Help! SOS! Помогите!» – я ринулся в воду.

Ура! Меня заметили! На корабле были европейцы или, по крайней мере, белые… Я поплыл, гребя одной рукой, другой придерживая индейскую кроху на своем плече. Копья туземцев то и дело свистели возле меня, чудом не задевая. Они с плеском уходили под воду и всплывали вновь благодаря деревянному древку. К счастью, скоро дюжина сильных рук вытянула нас на нижнюю палубу.

– Спасибо, – пробормотал я.

Кто-то бережно забрал у меня ребенка.

– Все хорошо, все о’кей, – ответили мне, и, честное слово, я даже не понял, на каком языке. Я пытался отдышаться, переполненный благодарностью.

– Complet en avant! – раздался приказ капитана.

С берега вновь донеслась грозная команда жреца «Уэ-ха-пла». Туземцы внезапно опустили копья и муравьиной дорожкой, один за другим, стали возвращаться назад – в деревню. Только сухой, как вяленая вобла, индеец, гордый и несуразный в своих перьях, остался следить, как мы уплываем. Расслабляться было рано, и я смотрел на него настороженно в ответ. Наши спасители оказались поразительно тактичны: они не дергали меня и не расспрашивали, что случилось. Мы были уже далеко, когда жрец воздел руки к небу и затянул долгую песню. Надеюсь, он благодарил богов за то, что избавили его от проблемы. Но, возможно, недобрый абориген насылал проклятья на мою голову: неудачи в охоте или саранчу на поля… Да хоть стадо баранов на крышу. Плевать.

– Ну, чувак, твоими молитвами… – процедил я сквозь зубы и отвернулся. – Бывай.

Мне услужливо подали пластиковую бутылку с водой. О! Это был божественный напиток – чистая вода! Я впился пересохшими губами в горлышко и не выпустил бутылку из рук, пока не допил все до последней капли. Худой француз с аристократичными чертами лица указал на заляпанную пятнами крови рубаху.

– Вам нужна помощь.

– Спасибо. Это пустяки. Как девочка?

– Она в порядке. Франсуа Келено́, – протянул он мне узкую ладонь. – Француз. Врач.

– Марк Бубличек. Русский. Писатель.

Мы пожали друг другу руки.

Стянув грязную рубашку, я обнаружил на плече кровавые, с вздыбленными лохмотьями кожи следы от когтей хищной птицы. Доктор Келено сосредоточенно посмотрел на рану и утянул меня с собой в санчасть. На белой койке уткнулась в подушку индейская кроха. Ее запястья и щиколотки были аккуратно перевязаны бинтами. Я склонился над ней.

– Не бойтесь, она спит. Я сделал укол. Она не ваша, как я полагаю? – осведомился француз.

– Теперь, выходит, моя, – пробормотал я и рассказал все, разглядывая крошечное смуглое личико.

– Вот это да! – поразился доктор, обрабатывая мою рану. – Да вас ей просто Бог послал!

– Наверное. – Я помолчал немного и признался: – Только в голову не возьму, что делать с таким маленьким ребенком. У меня даже хомячков никогда не было…

В кубрике повисла пауза, а потом доктор кивнул на фотографию в рамке – на фоне каменного замка он стоял в обнимку со смеющейся женщиной.

– Моя жена. Клелия.

– Угу. Симпатичная, – сказал я только из вежливости.

– Да, – улыбнулся француз. – Вот только с детьми нам не повезло.

Я обернулся:

– Вы намекаете?

Доктор потупился, но решился:

– Почему-то мне пришла в голову такая мысль… Я бы мог взять ребенка себе. Жена была бы счастлива. Вы не находите, что есть некое сходство между Клелией и девочкой?

Я посмотрел на спящего ребенка. Гм, разве что в цвете волос? Но промолчал.

– Мы сможем ее хорошо содержать. Замок на фотографии – наш. Если хотите, я оставлю вам свои контакты. Вы бы могли навещать малышку.

– Не знаю, – задумался я.

Возможно, это и правда судьба? Столько совпадений: внезапный контракт, крушение, пещера, Алехандро… – ох, старик, надеюсь, ты жив… и набрел я на жертвоприношение, наверное, не случайно. И французы эти… Я взглянул на малышку: что-то неуловимо знакомое промелькнуло в ее лице? У меня еще один глюк? Я достал из кармана рубашки коммуникатор, благо его хоть стирать можно…

– У вас случайно нельзя зарядить?

– А что это за устройство такое? – полюбопытствовал доктор.

– Вы не знаете?!

– Пардон, мы уже третий год путешествуем по Амазонке. Совсем одичали.

Я пожал плечами: удивительный народ французы – замки есть, а мобильных нет.

– А отсюда как-нибудь позвонить можно?

– Устроим.

В каюту заглянул невысокий загорелый француз.

– Жак-Ив, капитан, – представился он.

Поблагодарив его за спасение, я никак не мог отделаться от мысли, что уж больно он похож на Кусто, с той лишь поправкой, что этот явно жив, а настоящий Кусто почил, если не ошибаюсь, больше десяти лет назад. Мы прошли в рубку. Связь здесь была дерьмовая. Впрочем, а чего ожидать в дебрях Амазонки? Так и не дозвонившись ни родителям, ни Аэлле, ни Анатолю, я снова рассказал свою историю любопытствующим членам экспедиции.

На слова «Интернет» и «скайп» глаза капитана выкатились, будто я выругался матом в пансионе благородных девиц. Странно все это. Да и вообще я обратил внимание, что оборудование у них все устаревшее, хотя и выглядит новым. Экономные? Или приверженцы аналоговой техники? Сейчас кого только нет: экологи, реконструкторы, натуралисты, глобалисты, антиглобалисты… Эти, видать, «антицифровики». Ну и ладно, диктовать устав в чужом монастыре – не в моих правилах.

– Судя по описаниям, на девочку напала Гарпия – хищная птица, водится в этих местах. Только вам, похоже, встретился какой-то аномально большой экземпляр, – заявил капитан и спросил: – Как зовут девочку?

Я пожал плечами и вдруг ляпнул:

– Аэлла.

Мои мысли снова унеслись к Алехандро. Черт возьми, а ведь я его бросил! Память услужливо выдала его истошный крик и мой постыдный побег в пещеру. Не знаю, в каком месте у человека находится совесть, но кажется, что в горле – она хватает тяжелой рукой и перекрывает дыхание. И еще добавляется ощущение пудового камня на загривке – то самое, когда совесть говорит: чувак, а ведь ты не прав.

Больше, чем плечо, теперь саднила мысль: девчонка спасена, я в безопасности, а с Алехандро что? Может, он, израненный, стонет в луже собственной крови. Еще живой. Где-то на том краю пещеры. А я здесь…

– Ребята, – сказал я. – Мне надо вернуться за товарищем.

Ученые понимающе согласились. Серое судно заскользило вдоль левого берега, позволяя мне присматриваться к скалам, выискивая знакомую местность. На всякий случай, ученый люд встал вдоль бортов с оружием наперевес, опасаясь мстительности туземцев.

– Вон! Пещера! – заорал я не своим голосом, увидев черный зев прямо над травянистым берегом. Да-да, здесь я спускался к воде умыться – вон и след на траве от вырванной из ее пут дубинки.

Вооружившись винтовками и фонарями, мускулистый Людо и бородатый швед Мартин собрались идти со мной. Перед спуском на берег я зашел в каюту доктора. Малышка Аэлла еще спала, свернувшись клубочком на кушетке.

– Не волнуйся, Марк, я за ней присмотрю, – кивнул доктор.

Когда мы причалили к берегу, я обернулся. Накатило странное чувство, по спине поползли мурашки. Я глянул на красную надпись на белом боку судна – «Calypso».

Последователи, решил я и двинул к пещере. Но Мартин заорал:

– Стой. Туда нельзя!

– Там Алехандро, – отозвался я. – Идите за мной.

Но Людо ткнул пальцем в белые знаки, мистическим орнаментом окружающие лаз. Сверху так же, как и на другом конце, покачивались «ловцы снов», издавая легкий стук костяными и деревянными основами:

– Марк, с этим не шутят. Мы уже не новички здесь. Видишь эти знаки? Для индейца это то же самое, что врата ада, – дорога в никуда. Смерть. Самоубийство.

– Да бросьте вы! Я же вышел.

– Значит, тебе повезло. В лесах Амазонки таких пещер несколько. Люди из них не возвращаются. Это не суеверия. Проверено.

Я помялся. Они не шутили. Снова тяжелое чувство навалилось на плечи.

– Нет, ребята. Вас не неволю, но я должен вернуться. Алехандро и так слишком долго ждет, если жив еще. Сорри.

И я шагнул в черный проход, задев головой печальных «ловцов снов». Один из них с треском упал под ноги. Я переступил через него и обернулся. Позади в дрожащем, как над костром, воздухе стояли Мартин и Людо. Судя по их лицам, я только что выпрыгнул из самолета, начхав на парашют.

А, была не была! Им не понять наш русский авось… Я пошел дальше в чрево темной пещеры. Зато теперь не с пустыми руками. Я сжал пальцами холодный ствол винтовки и поспешил наугад за желтой полосой света собственного фонаря. Случай вывел меня раз. Выведет и во второй.

О! А вот и пещера с наскальной живописью. Неожиданно быстро. Наверное, не стоит смотреть на стены, испещренные белыми символами…

Мысль опередило знакомое чувство тошноты. Послышались шелестящие голоса призрачных шаманов, и, будто оглушенный тяжелым мешком по голове, я рухнул без сознания.

Вновь на меня навалились разноцветные сны – полеты по головокружительному аттракциону в мыльном пузыре, сверкающем всеми оттенками радуги…

Черт знает что! Встряхнув головой, я просидел на полу несколько минут, пытаясь снова понять, кто я и где. Затем уставился себе под ноги, чтобы не видеть галлюциногенных картинок, и нырнул в широкий ход. Я шел, опять не в силах избавиться от ощущения, что меня здесь перекроили заново. Второй раз за день. Врата Ада, говорите? И ничуть не страшно… И не там бывали… Потому как я не француз и не индеец.

Так уговаривал я себя, пока не забрезжил свет. На последнем метре перед выходом из пещеры что-то пискнуло в нагрудном кармане. С недоумением я достал оттуда мобильный телефон – пришла эсэмэска. Чудеса! Коммуникатор включился сам и, к моей великой радости, выявил аж две полоски связи.

Выставив винтовку перед собой, я осторожно вышел из пещеры. «Авось» меня не подвел – вон вдалеке дерево, согнутое под тяжестью нашего вертолета. Ягуара и след простыл.

– Алехандро! – крикнул я, и тотчас сзади кто-то обрушился на меня с ликующим воем и страстными объятиями:

– Ма-арко-о!

– Алехандро! Черт перуанский! Ты живой?! – выдохнул я с облегчением.

– Марко! – чуть не приплясывал пилот. – Элайв. Кам бэк! Марко!

– Как ты от ягуара спасся?

– Какой ягуар? Ноу ягуар. Я тут тебя уже полдня жду.

– Чего ты тогда орал? Уай дид ю край? – недоумевал я.

Алехандро указал на пещеру, и я увидел «ловцов снов» с перьями на концах и белые символы, густой вязью обвивающие вход в пещеру.

– Индейцы. Черная магия! Входить нельзя. Никто не вернется.

Шумно выдохнув, я сел, сминая папоротник: «Мазефакер!» – и тут же веселой трелью забренчал мой мобильный.

– Марк? – послышался взволнованный голос бизнес-леди. – Это Аэлла Келено. Вы в порядке? Мы не могли выйти с вами на связь.

– Да. Наш вертолет разбился, но мы не пострадали.

– Хорошо. Мы сейчас определим, где вы находитесь. – Почти счастливо выдохнула она. – Не кладите трубку.

– Не буду, – кивнул я.

– Вы целы? Точно?

– Надо же, а вы можете быть любезной, – хмык-нул я.

– Спасибо, – с чувством ответила Аэлла.

Неожиданная мысль загрохотала в моей голове громче ветра и молний, которыми так щедро пугала нас природа. Неужели это было сегодня? Камизея? Вертолет? Падение? И я спросил:

– Аэлла, а кто вы по национальности?

– Это имеет какое-то значение?