Текст книги "Бегство к себе"

Андрей не сводил глаз с колонн. Он видел себя, марширующего между этими колоннами, когда Ника опаздывала. Семь шагов! Семь шагов… А ведь он был рядом с открытой дверью вагона, рядом с этими серыми гордыми колоннами. Что ему мешает выйти и помчаться по знакомым ступенькам вверх, преодолевая за одну минуту длинный коридор, повернуть направо и бежать по улице к её дому? Подняться на третий этаж и звонить, звонить, не отрывая пальца от кнопки пронзительного звонка? Оказаться в её объятиях и забыть обо всём, утонуть в её бездонных глазах и стать самым счастливым человеком на свете?.. Почему же он стоит как вкопанный?

Один шаг. Только один шаг! Надо лишь перешагнуть щель между вагоном и платформой, которая словно граница между его прошлым и будущим.

Он чувствовал, как стучит сердце и останавливается дыхание. Что держит его? Чего он так боится? Она же спрашивала о нём. Значит – помнит. Волнуется. И, наверное, уже знает, что он тоже один, что так и не смог устроить свою судьбу. Так и не смог найти другую Нику, которая любила бы его самозабвенно. Нет, другой такой женщины нет. И уже поздно надеяться на что-то.

По пустому перрону торопливо шли две женщины. Та, что помоложе, постоянно оглядываясь, громким голосом подгоняла ту, что постарше и пообъёмнее. Цветная широкая юбка путалась у ног последней. Казалось, что длинная одежда мешает ей идти быстрее. Но она как могла старалась догнать девушку и ещё больше семенила ногами. Длинный пёстрый шарф соскользнул с шеи и одним концом почти доставал до платформы, но поправить его она не могла: обе руки были заняты сумками. Женщины, видимо, планировали попасть в один из следующих вагонов, но металлический голос диктора, сообщивший, что двери закрываются, заставил их войти в вагон Андрея. Пройдя мимо, они, переговариваясь и смеясь, уселись на свободное место позади него.

Поезд тут же тронулся и медленно поплыл, набирая скорость. Через секунду электричка уже мчалась по тёмному тоннелю, который изредка моргал жёлтыми светильниками. Андрей тут же забыл об этих женщинах. Мало ли пассажирок с тяжёлыми сумками в вагоне! А между тем что-то неуловимо горькое пронзило его сознание и взволновало кровь так, что сердцебиение участилось. И он снова удивился: что это? Попытался избавиться от этого непонятного беспокойства, но оно прочно засело в груди и тяготило. И он с лёгкостью согласился с мыслью, что принятый с другом коньяк и бессонная ночь, наполненная воспоминаниями, таким вот образом дают о себе знать.

Мелькали станции одна за другой, но он не слышал голоса диктора, не замечал суеты на остановках. Пассажиры, раскачиваясь в такт движению поезда, были заняты привычными делами. А он не мог найти себе места. Он видел отражение незнакомых людей в окне, уже понимая, что волнует его что-то другое, непонятное ему. Неужели его слабость, не позволившая выйти на знакомой станции? Нет, это не слабость, это трусость. Он как был трусом, так им и остался. Сейчас он признаётся себе в этом. Трус! Надо вернуться. Конечно, надо вернуться и исполнить то, о чём мечтал столько лет… И он сделает это. Конечно же, сделает. Другого случая не будет! Когда ещё придётся быть в Москве? Неизвестно. На следующей станции выйдет, перейдёт на другую сторону и вернётся на станцию «Сокольники». А там…

Женщина – та, что постарше, с пёстрым шарфом, который словно змея обвил её шею, – тут же отвернулась. Но Андрей успел поймать её взгляд. Там, в темноте, в окне, словно в зеркале. И заволновался ещё больше. Он узнал этот взгляд. Он его помнил. Помнил всю жизнь!

Этот взгляд не давал ему покоя по ночам. Он помнил её глаза, которые меняли свой цвет, когда она смеялась. Они искрились и излучали счастье. Когда она сердилась, её синие глаза становились тёмными и грустными. Она всегда говорила, что он никогда не забудет её глаз. Потому что только они понимают его, смотрят на него с любовью или грустят. Так и случилось.

Оглянулся. Нет, это была не она! Не та, которая любила его больше жизни и готова была отдать за него свою жизнь, а он предал её, помчавшись за другой. Новые чувства, деньги, удовольствия затмили его любовь. Но всё это быстро кончилось. А когда вернулся, та, любившая его больше жизни, не простила ему этого. Он умолял, уговаривал, клялся в любви и верности – она смотрела сквозь него и молчала. Где-то в глубине квартиры плакал ребёнок. А из огромных синих глаз Ники катились крупные слёзы.

Конечно же, здесь, в вагоне, была не та стройная девушка, которую он помнил и любил. Прошло двадцать пять лет. Жизнь его мчалась, как этот поезд метро: то замедляя, то ускоряя ход, делая иногда короткие остановки. Он пытался устроить свою жизнь. Но ничего не получалось. Все годы он мечтал о встрече с ней. Представлял, как снова будет умолять её вернуться, ведь он одинок и никем не понят. Представлял. Но представить себе не мог, состоится ли эта встреча на самом деле. Теперь же он был уверен, что эта встреча будет, и уже сегодня. Он так решил! И встал напротив дверей, приготовившись к выходу.

– Станция «Парк культуры»…

– Извините, вы выходите? – спросил женский голос.

Андрей машинально шагнул вправо. Двери вагона открылись, выпуская пассажиров. И шлейф знакомых до боли в сердце духов заставил его обернуться. Манящая ароматная дымка в воздухе пронеслась вслед за той, чей голос он услышал за спиной.

Женщин на своём месте не было. Как будто током пронзило его насквозь! Он резко развернулся к окну.

Она держала свои тяжёлые сумки и смотрела на него сквозь вагонное стекло. Андрей встретился с ней взглядом, с её взглядом, и её глаза смотрели теперь в самое его сердце. Та, что моложе, звала спутницу мамой, торопила, удивлённо смотрела на них, переводя взгляд с одного на другого…

Но её мать ничего не слышала и не видела никого, кроме него. Он ринулся к двери, пытаясь раздвинуть плотно сомкнувшиеся створки. Поезд, надрывно выдохнув, стал набирать скорость.

Её фигура, фигура зрелой женщины, располневшей, с тяжёлыми сумками в обеих руках, с длинным непослушным пёстрым шарфом, который снова сполз одним концом почти до платформы, всё удалялась и удалялась, пока совсем не исчезла из виду…

Человек сам делает свой выбор. Сам решает, как ему поступить в той или иной ситуации. Иногда нерешительность ломает всю его жизнь, возврата нет, как нет и будущего, которое уже не сложилось!

Я никогда не даю советов. Не пытаюсь насильно вытянуть информацию. Каждый человек имеет личные границы. Но существуют и психологические границы, зона доверия. И он решает сам, как близко может подпустить постороннего к своему внутреннему миру, к своим личным границам, за которыми – свои эмоции и переживания, свои ценности. А именно ценности могут меняться под воздействием постороннего человека. Вот только в какую сторону – лучшую или опасную, – человек должен решить сам. Роза с недоверием и осторожностью впускала меня в свой внутренний мир. Но внутренне она желала этого. Ей был необходим собеседник. Она и сама до конца не понимала, как искала его, ждала своего слушателя!

Мне тоже нужен был слушатель, которому можно было бы доверить свои чувства и переживания. Но, увы, я никогда не встречала человека, которому смогла бы рассказать то, что таится в моей душе! А так хотелось бы найти такого, рассказать ему всё без утайки! Мне и сегодня необходим этот попутчик, который смог бы унести с собой все мои тайны! Как легко стало бы моей душе! От какого невероятно тяжкого груза мне удалось бы избавиться! Но рассказать о личном некому. Хотя бы о том, что так волнует меня в настоящее время!

Ещё в декабре он обещал позвонить мне в конце апреля, после Пасхи. Прошла после Пасхи неделя, потом ещё одна, наступил май. А он всё не звонил. Он всегда сдерживал свои обещания, он всегда выполнял их, чего бы это ему ни стоило. Даже тогда, когда у него случалось горе, он никогда не забывал обо мне. Он звонил и рассказывал о своём горе. Я тоже пыталась найти какое-нибудь горе у себя, даже придумывала – только затем, чтобы успокоить его. Дать понять, что не один он страдает: я так же, как и он, параллельно страдаю – пусть и в совсем другом мире, в таком далёком и непонятном ему. Он успокаивался. Он понимал, что его поддерживают и ему сочувствуют.

Так было всегда. Все тридцать лет. Все тридцать лет после случайного однодневного знакомства, которое чуть не перевернуло наши хрупкие молодые жизни, почти выбив эти ещё не совсем опытные жизни из привычного ритма, привычной колеи.

Мы жили в разных измерениях. Он – сильный и благополучный. Я – простая, самая обыкновенная, ничем не отличающаяся от других, такая, каких миллионы вокруг. Но он выбрал меня!

Он выделил меня из множества людей, живущих на планете, а вся планета была для него как дом родной. Она была его воздухом, душой, отдушиной. Он был тем единственным в мире мужчиной, который так сильно доверял мне, слышал, прислушивался ко мне и благодарил…

Больше никто так не относился ко мне, не ценил, не просил выслушать и высказать своё мнение! И никто никогда не говорил за это спасибо.

Меня вообще никто никогда ни о чём не просил и не спрашивал. Никто не прислушивался ко мне и не считал чем-то важным в своей жизни. А он спрашивал и просил, умолял и жалел. Это было так важно и так значимо! Для меня – особенно.

Он знал моё имя. Он умел произносить его так, как никто другой. Он играл моим именем, ласкал его, любил и берёг. Я слушала своё имя из его уст как мелодию, грустную или радостную, чувствовала интонацию его неповторимого голоса – тёплую или строгую, нежную или печальную… Он боготворил моё имя. И бесконечно произносил его так, как будто дышал им.

У него я научилась произносить имена людей. И поняла, как оно, Имя, важно для человека. Как человек, каким бы он ни был, ждёт, что произнесут Его имя, данное однажды родителями на всю жизнь! Как раскрывается и становится ближе тот, кого называют по имени ласково и доброжелательно.

В первый день знакомства он сказал:

– Я понял, болезненно и остро, что нашёл Храм, в котором могу исповедаться. Храм вечен, а я человек. Человек исчезает. Ты мой Храм. Ты самое святое, что есть у меня… Мне подарил тебя Бог! Вопреки всему.

Но ведь храмы тоже не вечны. Он ошибался. Со временем и они рушатся, исчезают, как и все мы, живущие на этой Земле…

А любовь? Была ли она? Может быть, существует то, что выше любви? Или эта необходимость друг в друге, которая не отпускает столько лет, и есть Любовь?

Уже и май на исходе. Природа возрождается и бурлит.

Моя душа ждёт. И я тоже жду. Вопреки всему…

И все эти переживания спрятаны так глубоко, что мне самой трудно думать о них. Мне просто некогда думать о своих переживаниях. Вокруг меня люди, они нуждаются во мне.

Карл Юнг в своих трудах писал: «Когда человек находится наедине с собой, он постепенно снимает свои маски, начинает лучше чувствовать себя и понимать, проявлять собственные желания, меньше зависеть от мнения общества и собственных образов в нём – это то, что люди называют свободой от мнений. После этого человек приступает ко второму этапу собственной трансформации, с вопросом: „как мне стать счастливым?“ Ведь привычное дело: звоним друзьям, детям, супругам и знакомым, чтобы те скрасили наше одиночество, подняли настроение и развеяли хандру. Если рядом никого, на выручку приходят любимые вредные привычки. Мы боимся остаться наедине с собой. Однажды человек осознает, что всё это – временно и каждый раз, оставаясь наедине, хорошее настроение куда-то ускользает, счастье скрывается за тучами. Это этап, во время которого человек должен понять, что лишь он сам ответственен за своё счастье». Мудрые слова. Однако сложно полностью подчиниться им. Этому надо учиться. И я учусь этому постоянно.

На завтрак я опоздала. Меня ждал остывший кофе: Роза позаботилась обо мне, а я не успела ко времени. Пришлось его отставить в сторону. Молоденькая официантка заметила это и принесла новую чашку горячего ароматного кофе сама, не дожидаясь, когда я встану из-за стола и подойду к раздаче. Меня удивляла культура обслуживания в этом санатории. Персонал был ненавязчив и быстро улавливал желания гостей, старался выполнить их, приветливо улыбаясь всем так, как будто рядом близкие люди. Эти улыбки вкупе с создаваемым комфортом делали отдых полноценным и приятным.

Официантка уже унесла все приборы со стола, я приготовилась встать, но Роза внезапно продолжила свою историю. Видимо, ей хотелось как можно быстрее избавиться от своей душевной боли. А я не мешала женщине говорить. Была готова выслушивать исповедь в любое время.

– Ты спросила меня об отце… Через три года я написала письмо своей однокласснице. Мама просила не делать этого. Но я ослушалась. Я написала, что ищу свою подругу по переписке Розалию, а та не отвечает на мои письма. И я решила указать в адресе номер соседнего дома. Это вполне естественно. Подруга жила в соседнем доме и поверила мне. Мы в те годы переписывались с девочками из других городов. Это было модно. И на моё письмо подруга ответила.

– Интересно-интересно! Она не узнала тебя?

– Нет. Она написала, что я погибла. Что мы бросились в горную реку – потом нашли на берегу наши вещи: платья, обувь. А отец вскоре женился. Привёл в дом девушку и не думал даже нас искать. Так я узнала, что мама, оказывается, специально оставила вещи на берегу. Она таким образом заметала наши следы! Но всё же не была уверена, что люди поверят…

– Если бы вы с самого начала знали, что они поверили…

– Да, тогда мы бы свободно передвигались по России, не опасаясь, что нас догонят! Всё было бы иначе! Всё! И не надо было бы мчаться на восток. Не надо было бы прятаться от людей. Сколько нервов потрачено зря! И всё из-за меня. Понимаешь? Я сломала мамину жизнь, укоротила её, испортила. И у меня ничего не сложилось в этой жизни. Были одни неприятности и проблемы.

Роза заволновалась, засуетилась; поглядывая в сторону моря, смахнула накатившие слёзы.

– Прости, Вика, мне надо бежать. Опоздаю на процедуры.

И унеслась, оставив за собой шлейф восточных ароматов. Ей очень шли эти духи. Я подошла к настежь открытому окну. Голова пловца в красной шапочке удалялась всё дальше и дальше от буйков. «Неужели муж?..» – вскользь подумала я и тут же забыла эту мысль. Она не была настолько важной, чтобы её помнить. Впереди был день, полный разных процедур и отдыха на берегу моря.

На пляже было свободно. Я заняла свой удобный шезлонг ближе к воде. VIP-пляж, на который я купила абонемент три дня назад, чтобы отдохнуть, отоспаться и поработать, был в стороне от шумных пляжей с многочисленными отдыхающими. Моей соседкой здесь была жена известного космонавта. Я с ней подружилась в первый же день, и мы нашли много тем для разговоров. Купались, заплывая за буйки, нежились под зонтиками, спали, наслаждались шумом прибоя. Вот и на этот раз мы немного поговорили, обменялись любезностями, и я принялась за работу. Открыла ноутбук – и вдруг…

– Остановись! Гарик! Гарик! Иди сюда!

За мальчуганом лет четырёх неслась молодая женщина, спотыкаясь о камни и размахивая пляжной сумкой.

Буквально минуту назад на пляже были тишина и покой.

– Идиот! Сейчас поедем домой! О! Что же я наделала?!

Женщина схватила мальчугана за руку и потащила его от моря к шезлонгу. Мальчишка извивался, орал что есть мочи, кусал её за руку.

– Женщина! Вы что делаете?! – закричали мы в один голос.

– Ой, извините! – обмотав полотенцем непослушного ребенка, засмущалась та. – Внук с ума сошёл. Моря никогда не видел! Дочка завтра приедет. Только её он и слушается!

– Дочка? А вам-то лет сколько?! – воскликнули мы.

Какая дочка! Какой внук, когда женщине больше тридцати пяти лет и дать нельзя! Купальник – мини-бикини, тату на спине и чуть ниже пояса, фигурка что надо, ногти яркие!

– Да мне уже сорок скоро! Бабушка я! Гарик, сиди тихо, а то в номер пойдём! Дыши воздухом!

Она достала из сумки бутылку пива, тут же залпом выпила её содержимое, бросила под шезлонг. Потом поднялась, подошла к воде, сняла верхнюю часть купальника, бросила на камни и уплыла. Мы даже рта не успели открыть. Мальчишка, укутанный полотенцем, смотрел на свою бабушку с явным любопытством. Вернувшись, та легла на камни и закрыла глаза.

– И как она только терпит! Камни такие горячие, – зашептала мне на ухо жена космонавта.

Я лишь удивлённо пожала плечами. Внук выпутался из полотенца, достал из сумки морковку и начал её грызть.

– Я пеку своим внукам пироги со свёклой. Свёклу парю с сахаром, добавляю варенье, получается красиво и вкусно! – глядя на мальчишку, поделилась рецептом жена космонавта.

– А мои внуки творог не любят, – подхватила я кулинарную тему. – Так я в миксере взбиваю его со сметаной и сгущёнкой, прокладываю им печенье, обливаю шоколадом, получается торт. Торт они любят. И не замечают, что там творог!

– А я своему ни хрена готовить не буду! Я и себе-то не готовлю! Я сама ещё не жила нормально! Мне ещё и сорока нет, а дочка принесла внука! Пусть сама с ним и нянчится! Хорошо, что моя мама дочку помогла поднять! Я тоже её в шестнадцать родила! А я – не-е-ет, не стану тратить свои годы на них, мне для себя пожить надо!

Молодая бабушка поднялась, обмоталась ярким полотенцем, достала из сумки баночку пива, открыла её, выпила пенящийся напиток, бросила банку рядом с бутылкой и пошла с пляжа прочь. Малыш, держа в руке морковку, поплёлся за ней, оборачиваясь то и дело на море.

Глядя на удаляющуюся женскую фигуру, я подумала о том, что постепенно исчезает поколение бабушек, читающих внукам сказки, пекущих чуть свет пирожки со свёклой, блины. И сочиняющих вкусные тортики из печенья с творогом, чтобы хоть как-то заставить внуков есть этот противный, но такой полезный продукт! Наступает поколение бабушек с тату на теле, с немыслимо длинными ногтями, с бутылкой пива в руке и ненормативной лексикой на устах…

Мы обменялись с соседкой своими впечатлениями, покачали головами, и я приступила к работе. Но очередная глава моего романа давалась с трудом. Мои герои никак не хотели подчиняться мне. Что-то им не нравилось в моём повествовании, и они пытались пустить его по своему руслу, диктуя свои правила и желания. Сюжет менялся на глазах… Он состоял из одних диалогов. Мне нравится такая манера изложения сюжета. Иногда я применяю её в своих рассказах. Потому что мои встречи с людьми состоят только из диалогов. Они происходят в транспорте, в залах ожидания, в самолётах и поездах, в гостиницах и ресторанах. И вот сейчас под шум моря я выписываю новый диалог. Восстанавливаю в памяти эту встречу с одним из попутчиков. Она произошла в самолёте.

Заняв своё кресло, я решила сразу же позвонить мужу и тут же отключиться. В самолёте мне нравится спать. Время летит быстрее, а дорога кажется короче.

– Привет, дорогой! Я уже в самолёте. Вылет задержали, так что звони в аэропорт, узнавай время прилёта. Спасибо, дорогой. Всё, отключаюсь. Взлетаем!

– Вы знаете, мне не хотелось бы вам мешать. Но хочу признаться вам: я очень боюсь летать на самолёте! Мне лучше в поезде. А тут вот приходится терпеть. Так что… я не трус, но я боюсь!

– Не бойтесь. Просто вы не думайте о том, что летите в самолёте! Представьте, что это такси.

– Чего только я не представляю! Не получается.

– А почему на поезде не поехали?

– Тороплюсь. Очень. Внук заболел! Зовёт меня, бредит! Просто места себе не нахожу.

– Надо же, какой вы дедушка!

– Да, внуку восемь, а я только пять лет как дедушка! Вы даже не представляете, как он мне достался. Я этот день никогда не забуду! Готов переживать его снова и снова!

В проходе около нас появилась стюардесса.

– Вам сок или воду?

– Томатный сок, пожалуйста. А можно два? Пить хочется…

– Да, в самолёте томатный сок пьётся особенно охотно. Уже доказано, что его выпивают в воздухе в пять раз больше, чем остальные соки!

– Не знал! На земле вообще соки не пью. Вот только внуку покупаю самые вкусные и полезные. Ему всё лучшее…

– Удивляете! Так расскажите же о внуке! С удовольствием послушаю.

– Хорошо. Надо настроиться. Это сложная история для меня. Прослушав её, вы можете мне не поверить. Но каждое моё слово будет правдивым. Обещаю вам!

– Обещаю, что буду молчать и не перебивать вас! Я очень хорошо знаю, что иногда человеку надо высказаться, рассказать о себе. Это всё естественно, и я с удовольствием выслушаю вас. Итак, я закрываю глаза и начинаю смотреть вашу историю. Рассказывайте так, как будто вы здесь один и переживаете всё заново.

– Понял. Девушка, будьте добры, воды. А можно бутылочку? Спасибо вам! Водой запасся. Теперь надо собраться с мыслями и понять, с чего бы начать…

– А вы начните с самого начала. Что послужило причиной того, что произошла история, которую вы мне хотите рассказать?

– Да, послужило причиной… а послужил мой приезд в город моей юности… Вот с этого я и начну. Сейчас я постараюсь снова пережить этот день. По минутам. Каждая минута важна в моём рассказе. Волею судьбы я оказался в городе, в котором провёл годы юности. Ехал на поезде мимо, сделал остановку, отметил её в билете. Что меня заставило это сделать? Не знаю.

– Так вы не планировали делать остановку в этом городе?

– Нет. Проезжал несколько раз мимо родного городка. Просто грустил, стоя на перроне. Возвращался в вагон и ехал дальше. А тут что-то меня сорвало с места! Выскочил почти на ходу!

– Человек непредсказуем. Порой его решения так внезапно рождаются, что и не успеваешь осмыслить – зачем?

– Да. Сам не понял, что сделал. Поезд ушёл. Я стоял на перроне и не знал, что делать дальше. Сходил в кассу, поменял билет на вечерний поезд и пошёл туда, где жил когда-то. Я шёл по городу своего детства, по улице своего детства, к дому своего детства. Дорога от вокзала была знакомой. Она нисколько не изменилась. Даже асфальт, положенный много-много лет назад, был знаком своими трещинками и ямками, мешающими быстро шагать на свидание девчонкам в туфельках на тонких каблучках.

Всё было мило и знакомо моему сердцу. Мне хотелось обнимать каждого встречного, потому что их лица имели выражение, нисколько не отличающееся от выражения лиц моих соседей, друзей, и были привычными для меня ещё в годы моих детства и юности.

Другими были деревья. Они выросли, казалось, до самого неба! И улица не была такой солнечной и широкой, как много лет назад. Она стала уже и теснее. А дома стали ниже. И окна их не были такими широкими и высокими, как тогда, когда я был влюблён.

Я понимал, что меня давно никто не ждёт на этой улице. Дом моих родителей продан за копейки, лишь бы избавиться. Родителей я забрал к себе в Москву. И моя любовь вышла замуж за первого встречного, как рассказала мне моя мама после моего возвращения из армии. Я ничего тогда не стал выяснять. Не стал бегать к ней и доказывать, что я… я… служил! А она! Она… Я просто взял в руки пакет со сменой белья и рано утром ушёл на вокзал, даже не показавшись ей. Обида. Обида терзала мою душу и не давала моему сердцу любить и прощать.

– Да, обида жестока! Чаще всего это надуманное состояние. Это и горечь, и жалость к себе любимому, и разочарование. Самое ужасное, что возникает ненависть к обидчику! Обиженные люди, за редким исключением, даже не стремятся разобраться в ситуации. Вот что обидно на самом деле!

– Да, вы правы! Так и было! Шли годы. Но мне так и не удалось устроить свою жизнь. В то время я не смог пойти к ней, «шалаве», как сказала моя мама, разобраться и выяснить – почему? Почему она не дождалась меня? И вот теперь я шёл по улице, которая была мне не столько родной, сколько уже чужой и непонятной. Я всё же решил дойти до своего дома. Постоять, вспомнить родителей молодыми и вернуться к вокзалу. До поезда оставалось четыре часа пятнадцать минут.

– Трудно было вспоминать, стоя у дома, в котором когда-то прошли самые счастливые годы?

– Да, я стоял и думал: вот он, дом. В нём я вырос. В нём страдал, влюбившись впервые. Сирень цвела изо всех своих сиреневых сил. Это уже был не кустарник, едва закрывающий крыльцо. Кусты смотрелись настоящими деревьями у высокого чужого забора! И берёзка. Её я посадил у ворот много лет назад. Перед уходом в армию. Теперь она стала взрослым деревом, крепким и мощным… Короче, осталось только перейти дорогу и зайти. Но я не решился этого сделать. Я робел.

– Как я вас понимаю… Самое волнующее – встреча с юностью. Мы все меняемся, главным образом внешне, и не всегда в лучшую сторону. Мужчины как-то особенно не задумываются об этом, а женщины… ну вы понимаете…

– В эти минуты я ни о чём не думал! Если честно – дрожал словно осиновый лист на ветру. Мне было стыдно и страшно. Боялся, что из соседнего дома выйдет та, которую я когда-то бросил. Или она меня… кто разберёт? Из ворот вышла женщина – усталая походка, одежда явно недорогая. В руке – сумка, в которую можно уместить неимоверное количество продуктов или треть мешка картошки. Села на скамеечку у ворот. На нашу скамеечку. Её вкопал у ворот когда-то отец. Положила на колени эту сумку. Сложила на неё усталые руки. Опустила голову.

Я смотрел на неё с противоположной стороны улицы. И стал узнавать. Узнавал наклон головы, плечи, печально опущенные вниз руки, сложенные на огромной сумке. Узнавал выражение лица. Оно было почти таким же, как тогда, когда она провожала меня в армию: застывшим. А само лицо было бледным. Она явно ждала кого-то. Но её ожидание не было трепетным и волнующим. Оно было привычным.

– Теперь начинаю волноваться я. Неужели это была она?

– Из двора на трёхколёсном велосипеде выехал мальчуган. Не обращая внимания на женщину, проехал мимо и помчался по дорожке, шустро крутя педали. Женщина встала со скамейки и, опустив руки вниз, волоча огромную сумку почти по земле, побрела за мальчуганом. Не совсем понимая своего поведения, я тоже пошёл следом, наблюдая за этой парой. Возле магазина юный велосипедист остановился и подождал женщину. Та взяла мальчугана за руку, припарковала велосипед у крыльца и поднялась по ступенькам, на ходу поздоровавшись с вышедшим из продмага мужичком навеселе. Я заторопился через дорогу. «Уважаемый! А как зовут женщину, которую вы приветствовали сейчас?» – спрашиваю его. «Вон ту, чо ли? А чо?» – еле ворочая языком, вопросом на вопрос ответил мужик. «А ребёнок – он кто ей?» – «Внук, чо ли? А чо?»

Мне стало всё понятно. Кроме одного – зачем я здесь стою. Зачем мне чужая жизнь, чужие проблемы, чужой внук? Чего я хочу? Посмотрел на часы. До поезда оставалось три часа тридцать пять минут.

– Вы знаете… я немного сомневаюсь, что это она. Что-то мне подсказывает… Почему вы не подошли к ней?

Наш разговор прервала стюардесса, предлагающая обед, – Курица, рыба, мясо закончилось, обедать будете?

Я поинтересовалась у попутчика:

– Вы что будете? Курицу или рыбу?

– А мясо есть? – мужчина был настолько погружён в воспоминания, что, видимо, не расслышал слов стюардессы.

– Говорят, что нет мяса.

– Тогда курицу.

– Курицу и рыбу, пожалуйста. Спасибо.

Забрав наборы, я снова повернулась к соседу:

– Так вот, мне интересно: почему вы шли следом, как шпион? На месте той женщины я бы вас заметила, обязательно! Тем более что на тихой улочке чужого человека сразу видно.

– Я не могу объяснить своего поведения. Я был словно под наркозом. И уйти не мог. И подойти не смог.

– Что же дальше?

– Минут через двадцать они вышли. Мальчик сел на велосипед и помчался к дому. Женщина, согнувшись под тяжестью ноши, брела следом. Я думал: почему я не подойду и не помогу ей? Почему я тащусь сзади, сверля её спину своим взглядом? Женщина оглянулась. Я опустил голову и остановился.

– Эх! Что же вы так?

– Да… Я смотрел издалека, пока они не исчезли за воротами своего дома. Потом машинально сел на скамейку под берёзкой. В голове не было ни одной мысли. Я не понимал, почему я себя так веду. Что держало меня здесь? Что останавливало? Я вообще ничего не понимал. До моего поезда оставалось два часа сорок минут… Спешить было пока некуда.

Постепенно наступили сумерки. Люди возвращались с работы. Проходя мимо меня, сидящего на лавочке, здоровались со мной как со старым знакомым. Я кивал головой, будто знал всех сто лет. И не мог сдвинуться с места. Зачем же я здесь сижу? До поезда время сократилось, оставалось уже два часа пять минут. А я всё сидел, ничего не предпринимая.

– Ну… это уже никак не объяснишь.

– Я был словно под наркозом… С наступлением темноты запах сирени усилился. Он уносил меня в прошлое. В те дни, когда я был молод, влюблён, беззаботен. Единственная ночь, проведённая с любимой перед уходом в армию, вспомнилась до последнего вздоха, до последнего поцелуя. До последнего. Больше я не видел свою любовь никогда. Она вышла замуж, не дождавшись меня. Моя мать в первую же минуту, как я вернулся из армии, сообщила мне об этом.

Я встал, ещё раз вдохнул терпкий запах сирени. И медленно побрёл на вокзал. Слышу: «Постойте! Я узнала вас! Не уходите! Пожалуйста!»

Возле скамейки, на которой я только что сидел, стояла та женщина, за которой я наблюдал в этот вечер. Но это была не моя любовь. Не она! Но так похожа на ту, которую я любил. И которая предала меня!

«Посмотрите, это ваш внук, – продолжала женщина. – Ему три года. У него никого нет. Ни мамы, ни бабушки, которая любила вас всю свою жизнь. Его мама уехала за границу против воли матери. Бросила сына на мою сестру. Теперь и сестры нет. А у меня большая семья. Дети, внуки…»

– Вот это поворот! Надо же! А с ней что, с любимой?

– Я говорю: «Она же вышла замуж… Мне сказали…» – «Вам неверно сказали. Она была беременна. Ей было стыдно, что от вас: боялась, что мама ваша осудит её!» – «А почему мне не писала?» – «Она ждала вас. Боялась признаться и вам, что беременна. Пряталась от людей. Всю жизнь ждала она вас… Думала, вернётесь, всё расскажет! Глупая была, молодая! Мы сёстры. Я жила с отцом, а она с матерью. Поделили нас. Кроме вас, у неё не было никого. И дом этот купил мой муж по её настоятельной просьбе, когда она увидела объявление о продаже. Она надеялась, что со временем вы захотите приехать в свой город, захотите навестить этот дом и она вам расскажет всё…»

Я взглянул на часы – до отхода поезда осталось всего двадцать пять минут.

– Неправдоподобная история. Что-то тут не сходится. Как так – вы любили девушку, а о сестре её не знали… Жили же рядом.

– Мне было восемнадцать лет. Ей и семнадцати ещё не было. Её семья из южной республики переехала после Нового года. Дом купили у соседей. Она только что школу окончила. А осенью в армию меня забрали.

– Понятно… Что дальше?

– Я бежал к вокзалу почти на ощупь. Редкие фонари освещали знакомый с юности асфальт. Но я бежал! Бежал от прошлой жизни, которая все эти годы не давала мне покоя. Бежал от любви, которая так и не случилась в моей жизни из-за обиды. Бежал от обиды, которая душила во мне любовь и воспоминания о ней. Бежал от одиночества, которое преследовало меня всю мою жизнь. До отхода поезда осталось пять минут! Но я успел! В купе я был один. Сидел в темноте, боясь пошевелиться. На моём плече, сопя мне в ухо, крепко обняв рукой мою шею, спал мой внук. Поезд тронулся. Он медленно набирал ход. И вдруг неожиданно дёрнулся и помчал меня в новую жизнь. Наполненную новыми заботами и любовью. Как часто обида убивает любовь!..