Текст книги "Демон искушения"

Глава 3

Юля лежала на левом боку и сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала за лопастями вентилятора, что горбатился в углу. Пожелтевшим от возраста лопастям было совсем худо. Они еле-еле ворочались, не справляясь с душным воздухом побережья. Воздух был не просто густым, он был плотным, слежавшимся, пропитанным зноем, йодом и стрекотанием цикад. Юле казалось порой, что она ощущает на своем теле его многослойную тяжесть, чувствует, как он забивает ее поры, и от этого ей совершенно невозможно было дышать.

К этой духоте еще примешивалось недовольство мужем. Оно было очень робким, это ее тайное недовольство, очень тихим и скромным, невидимым постороннему глазу. Степану она даже не намекала, что ей не нравится, к примеру, то место, куда он ее привез.

Крохотный поселок на берегу Черного моря?! Разве о таком отдыхе она мечтала?!

Узкие пыльные улочки, четыре продовольственных магазина на весь поселок. Два второсортных кафе и один ресторан.

Она и подумать не могла, что жить придется в частном секторе со сломавшимся прямо перед их приездом кондиционером, побеленными кое-как потолками и дощатым полом со щелями в палец.

– Милая, здесь невозможно найти ничего лучше, – скороговоркой объяснил Степан, заметив ее недоумение. – Нам же море нужно было, не так ли?

– Так, – осторожно согласилась Юля.

– Вот! – обрадовался ее покорному согласию муж. – А моря здесь от края и до края. И пляжи пустынные. Ты же так хотела отдохнуть от суеты, вот и отдыхай!

Юля очень хотела возразить ему и напомнить, что отдыхать она собиралась совсем не так. Конечно, толпа людей на морском берегу удовольствия и радости вызвать не могла, но…

Но это было все же предпочтительнее, чем купание в сомнительных местах. Эти места даже пляжем назвать было затруднительно. Просто берег. Берег, усыпанный мусором, корягами, проржавевшим железом. Юля подолгу всякий раз блуждала, чтобы отыскать подходящее место для своего матраса. Нет, толпы людей, жарившихся на солнце, были бы все же предпочтительнее.

Но она снова деликатно промолчала. И когда вечером стирала в тазике свою и его футболки, забыв на время, что такое стиральная машина-автомат, тоже не роптала. И утром, готовя завтрак на летней кухне, старалась находить в этом особенную прелесть.

Ведь это же ничего, что солнце с восьми утра палит в затылок, так? Ничего.

И ничего, что у газовой плиты выстроилась очередь из пяти человек, а рабочих конфорок всего три, так ведь? Так.

Подгорела яичница на старой прокопченной сковородке? Да бог с ней. Степан съел молча и, кажется, ничего даже не заметил. И салат, заправленный прокисшей сметаной из местного супермаркета, тоже ему вроде понравился.

Обедать и ужинать вчера они решили в единственном на весь поселок ресторане. Но лучше бы этого не делали. Юлю потом всю ночь выедала изжога от мяса по-крестьянски.

Отдых не удался, одним словом. Но Степану она об этом ни-ни. Не могла она его расстраивать своими претензиями. Он же старался устроить для нее отдых. Выкрал время у бизнеса, а она станет ныть? И если честно, то…

…То поймать Степана для разговора оказалось не так уж просто. Он либо висел на телефоне, либо вызывался сбегать на рынок, оставляя ее одну в снятой на десять дней комнате. Либо бежал в магазин, либо…

Он все время был при делах, но не при ней. Вот и сегодня отправлял ее на пляж с соседкой по коридору, водрузив себе на коленки ноутбук, а на переносицу очки в тонкой оправе.

– Немного поработаю, малыш, уж прости! Позвонили из офиса, срочно нужны кое-какие выкладки. Сходи с Тамарой. Мне кажется, что у вас сложились неплохие отношения.

Тамара была интересной женщиной средних лет, словоохотливой, с чудесным чувством юмора и оплывшей фигурой. Она полезла со знакомством к Юле уже через десять минут после того, как они со Степаном заселились в свою комнату. И с тех пор уже не оставляла Юлю ни на минуту. Считая себя старожилом здешних мест – она ведь отдыхала здесь третий год подряд, – Тамара таскала Юлю по заповедным местам побережья.

– Отношения-то сложились, Степ, но мне хотелось бы побыть немного и с тобой. Третий день на отдыхе, а я тебя практически не вижу.

– Вот он я, смотри! – Он очаровательно улыбнулся, сдвинув очки на кончик носа. – Милая, а ведь могло быть все и намного хуже.

– Как?

Спросила просто, чтобы продлить время своего убытия. На самом деле она считала, что хуже уже быть не может. Худшего места, худших условий представить ей было сложно.

– Ты поехала бы одна, – дернул он плечами, опуская глаза в монитор. – Засыпала бы каждую ночь одна. Завтракала, обедала и ужинала тоже одна. А так… А так я чудом вырвался. Так что ты уж, малыш, не капризничай. Иди, иди, мне нужно поработать.

Засыпать и просыпаться одной Юле не хотелось. И тем более не хотелось каждое утро одной усаживаться за расшатанный, накрытый выцветшей клеенкой стол в летней кухне. Со стороны мужа и в самом деле этот не запланированный загодя отдых был жертвой, а она ропщет. Пусть негромко, пусть все больше про себя, но ропщет же. Нельзя так! Надо быть благодарной.

И она покорно поплелась за Тамарой, решившей сегодня во что бы то ни стало посетить самую дальнюю песчаную косу заброшенного десятилетие назад санатория.

– Может, такси возьмем? – робко предложила Юля, с замиранием сердца представляя полуторакилометровый вояж с полной выкладкой: полотенца, матрас, бутылочка с водой и яблоки. – Далековато будет.

– Эй вы, молодежь! – Тамара хохотнула, шлепнув себя по жирным бокам. – Не хочешь такой вот быть к сорока годам? Нет? По глазам вижу, что нет! Тогда идем. В движении, милая, вся жизнь!

Этот поход Юля запомнила надолго.

На всю жизнь он ей запомнился, если уточнить, потому что именно после этого дня счастье ее вдруг оказалось перечеркнутым. Перечеркнутым, разбитым, расслоившимся. Ну, какие еще можно придумать эпитеты к тому, что случилось? Пожалуй, что и этого хватит за глаза.

А она-то, она!

Топала по узкой тропинкой за толстой Тамарой. С раздражением слушала ее шумное дыхание. С тоской осматривала заросли южного кустарника, тянувшиеся вдоль побережья. Смахивала со лба пот и ошибочно полагала, что это и есть ее самая главная неприятность, случившаяся на отдыхе.

Оказалось, что нет. Но пока она об этом не знала и даже не догадывалась. Пока она шла и думала только об одном: как это ее угораздило поддаться уговорам и пуститься в такое дальнее путешествие с тяжелой ношей на плече? Зачем она пошла на этот забытый богом и людьми пляж, если прямо возле дома, где они с мужем снимали комнату, имелась вполне приличная площадка для купания? К тому же они ее с Тамарой успели расчистить и облагородить горшками с цветами, любезно предложенными хозяйкой дома…

– Ну! Вот мы и пришли! – радостно оповестила Тамара, пыхтевшая последние десять минут пути сверх всякой меры. – Оцени, Юль! Скажи, великолепно?!

Юля выглянула из-за ее плеча, сделала пару шагов вперед по тропинке и тут же замерла с открытым ртом, не сумев справиться с изумлением.

А оно ведь того стоило, да! Стоило слушать пыхтение Тамары, потеть и надрываться, чтобы увидеть такое великолепие.

Крохотная песчаная бухта, некогда принадлежавшая санаторию, казалась совершенно необитаемой. Нигде ни единого следа присутствия человека. Пятачок сто на двадцать метров окружал давно одичавший, но все еще буйно цветущий розарий. Даже лежаки остались в нетронутом состоянии. Никто не растащил их на дрова. Юля тут же пожалела, что пришлось тащить так далеко надувной матрас, на котором обычно загорала.

– Ну, что скажешь?! – Тамара обернулась на нее с сияющими от удовольствия глазами. – Скажи, здорово тут?

– Здорово! – кивнула Юля, тут же швырнула на один из лежаков свою сумку, оттянувшую плечо, и начала снимать с себя шорты. – Ни единой души вокруг! И чисто как! А что, про это место мало кто знает?

– Мало. – Тамара с треском потянула «молнию» на широченном сарафане. – Мало кто знает. Мало кому охота тащиться пешком в такую даль по жаре, таксисты ведь дерут нещадно. А мы с тобой молодцы! Мы с тобой не испугались. Давай теперь получать удовольствие.

Удовольствие и впрямь получилось. Юля даже на какое-то время забыла и про комнату с дощатым полом и убогим вентилятором, и про то, что сегодня вечером снова предстоит стирать белье в тазике, а ужинать, скорее всего, макаронами. Идти в местный ресторан она наотрез отказалась. Про все забыла. Купалась, загорала до сизых кругов в глазах, меняя поочередно лежаки. Ну, просто как та девочка из сказки, что прыгала из кровати в кровать, подыскивая подходящую. Грызла яблоки, уплетала тонкие пластинки сыра, запивая их красным домашним вином, предусмотрительно захваченным Тамарой. Болтали, над чем-то заразительно смеялись. Потом решили нарвать по букету роз, выбирая в зарослях только слегка раскрывшиеся бутоны.

День пролетел незаметно и оказался не таким уж плохим. Она ведь обо всем плохом забыла. И даже про то, что Степана нет рядом. О нем неожиданно напомнила Тамара. Напомнила, когда они уже шли обратно.

– Слушай, Юль, а кто такая Викуся? – спросила Тамара, приваливаясь спиной к огромному стволу дерева, и тут же принялась обмахиваться большим полотенцем, на котором загорала.

– Викуся?! – Юля тоже встала к стволу поближе, чтобы быть в тени не очень шикарной кроны. – Викуся… Гм-м, не знаю я никакой Викуси.

– И сестры, и племянницы, и подруги нет с таким именем? – продолжила допрос Тамара.

– У меня?!

– Ну, может, у тебя, может, у мужа твоего.

– Да нет же, говорю. Нет у нас с ним на двоих никаких Викусь.

Настроение, с таким трудом обретенное в крохотной бухте, обрамленной запущенными розовыми кустами, начало медленно таять. Сдулось, как воздушный шарик, сделавшись некрасивым и сморщенным. Тут же сделалось душно, жарко, начала донимать мошкара, сумка тянуть плечо. Захотелось побыстрее в дом, где остался Степан с распахнутым ноутбуком на коленках. А Тамара будто и не замечала перемены в ней, все приставала и приставала.

– Нет, ты постарайся вспомнить, Юль, может соседи есть с такими именами? Или, может, сотрудники?

– У кого сотрудники? Я дома работаю с детьми! И у меня нет Викусь. У меня Валерик, Сергей, Нина и Андрюша.

Юля уже начала сердиться на дотошную соседку. И чего прицепилась с этим женским именем?

– А у Степана? У него тоже нет таких сотрудниц? Может, секретарша там или бухгалтер?

– Секретаршу зовут Натали, – тут же оборвала ее Юля. – В бухгалтерии у них трудятся два мальчика – выпускники финансовой академии. И насколько мне известно, ни Викусь, ни Марусь у них в компании нет. А почему вы спрашиваете, Тамара? Как-то странно…

– Ничего странного в том не вижу, – тут же надула губы Тамара и полезла в свою плетеную сумку за сигаретами. – Мой интерес не странен, дорогуша. Странным мне кажется то, что твой любезный Степан постоянно на отдыхе оставляет тебя одну, а сам без конца треплется по телефону с какой-то Викусей. Это тебе как?!

Это было гадко! Юлю даже передернуло.

Это было гадко, и это не могло быть правдой! Чтобы Степка… Чтобы ее Степка трепался без конца по телефону с какой-то посторонней женщиной, в то время как его жена в одиночестве мнет бока на деревянных лежаках на сомнительном пляже! Это неправда!

– Еще какая правда, – фыркнула Тамара, тут же подавившись глубокой затяжкой. – Сама слышала. Ну и… Честно признаться, уже начала его караулить. Как увижу, что он с телефоном из комнаты на улицу, я за ним следом шасть. Спрячусь за углом и…

– Вы подслушивали?! Как вам не стыдно!

Гадливость тут же перекрылась неприязнью к посторонней дотошной тетке, которая, оказывается, развлекает себя на отдыхе тем, что следит за соседями и подслушивает их телефонные разговоры.

– Ну и подслушивала, и что! – Тамара с вызовом подняла тройной подбородок. – А чего он! Говорит, что работает, с тобой на пляж не ходит, а сам с любовницей весь телефон расплавил!

– Какой любовницей!!! Что вы мелете?! – Юля непотребно повысила голос, хотя не позволяла себе этого прежде никогда ни со знакомыми, ни с незнакомыми людьми. – Мой Степан!.. Он никогда себе не позволит! Он такой…

– Какой твой Степан? – Тамара глянула на нее, как на ископаемое, успев фыркнуть. – Ну, какой он, какой? Из другого теста, что ли?

– Из другого! И не смейте так говорить о моем муже!

– Как?

– Гадко и неправильно!

– А правильно с утра до ночи стрекотать с бабой по телефону: «Викусик, ну потерпи, малыш. Викусик, еще немного осталось… Викусик, ну не два, три, а где три, там и четыре». – Тамара неумело передразнила Степана, скроив некрасивую гримасу. – Я поначалу думала, может, сестра, племянница или еще кто. А ты сама говоришь, что в помине не знаешь родственников с таким именем… А ты – гадко! Неправильно! Оно и конечно, правильного тут мало. Это все не по чести, не по совести и неправильно, только не мне ты должна о том говорить. Короче, разбирайся со своим кобелем сама. Мое дело было тебе доложить.

– Ваше дело! Да это вообще не ваше дело!

Юля закусила губу, боясь расплакаться.

Что сообщила ей эта неприятная толстая женщина? Что ее Степан подолгу и каждый день разговаривает по телефону с какой-то Викой? И что при этом называет ее малышом и просит потерпеть? Но это же… Это же о чем говорит?! Это на что указывает?! На то, что между Степаном и этой Викой существует какая-то связь, какие-то отношения, о которых Юле совершенно неведомо?

Да, видимо…

И связь эта никакого отношения к деловым отношениям не имеет, поскольку деловых партнеров малышами не называют, если, конечно же, с этими самыми малышами не спят. Получается…

Получается, Степан ей изменяет?!

Приехал с женой на отдых в богом забытое захолустье. Почему? Чтобы не тратиться излишне? Чтобы остались средства на «малыша Викусю»?

Просит ее потерпеть? Почему? Хочет жену тут оставить в одиночестве и, сославшись на занятость, уехать пораньше? Или…

Внутри вдруг сделалось очень холодно и противно. Даже замутило от невероятного тошнотворного холода в желудке.

А что, если он собрался развестись с ней, с Юлей, и жениться на неведомой Викусе, что забирала все внимание Степана целиком, не оставляя его законной жене ни капли? Что, если дело зашло так далеко и обратного хода нет? Что, если эти двое уже все решили заранее, а ей ничего не остается, как только сидеть и тихонько ждать, когда Степан объявит о своем решении?

Она же умная женщинка, как любил повторять ее милый Степа. Она же не станет приставать к мужу из-за каких-то нелепых подозрений. Она и не приставала никогда прежде. И не подозревала его в измене, если честно. Считала себя счастливой, барахталась, как в теплой морской воде, в своем семейном благолепии и думала, что ее никогда не коснется чаша сия. Что ее благополучно обнесли мимо ее носа. А что получилось?

Получилось, что не обнесли! Получилось, что мордой ткнули и… И как же ей теперь жить со всем этим?! Как?! Как сейчас возвращаться в душную комнату с выкрашенными в розовый цвет стенами и разговаривать с ним? Притворяться, лгать, продолжать делать вид, что ей ничего не известно? Он ведь лжет, почему ей нельзя?

– О, боже мой! – выдохнула она, не сдержавшись.

Тамара тут же обернулась на нее и посмотрела с солидарной жалостью.

– Переживешь, милая, – утешила тут же, взяла под руку и повела по тропинке. – Все через это проходят, поверь. Они, мужики, все одинаковые. Банальные вещи говорю, но правильные. Ты не вырывайся, не вырывайся, а лучше послушай старшую подругу.

– Не хочу я вас слушать, – всхлипнула Юля и руку все же выдернула, неприятно было от липких потных пальцев соседки. – Разберусь сама.

– Вот это правильно. Разобраться с ним необходимо. Оставлять на самотек и продолжать делать вид, что ничего не произошло, глупо.

– Почему?

Надо же, как Тамара безошибочно угадала ее трусливое настроение. Она ведь и в самом деле собиралась сделать вид, что ничего не произошло. Собиралась вернуться, заняться стиркой, ужином. Собиралась загрузить себя делами так, чтобы ни на что остальное не было ни сил, ни желания. Чтобы голова гудела от жары и запаха пережаренного масла, а не от мыслей. Чтобы руки дрожали от стиральной доски, а не от желания вцепиться в лживую физиономию мужа, которую всегда считала самой красивой.

Викуся, наверное, тоже так считает. И любит его, наверное, раз звонит по десять раз на дню. Скучает, видимо, без Степана. Без ее – Юлиного – Степана, на которого только у нее и есть права.

– Почему нельзя делать вид, что ничего не произошло?! – уточнила вопрос Тамара, качнув головой так, что заходили ходуном все ее три подбородка. – Да потому, что наказать его следует. Безнаказанность у нас что? Правильно, развращает! Пусти ты все это дело на самотек, оставь без внимания, они и дальше продолжат кувыркаться в койке…

– Не надо, прошу вас! – перебила ее Юля, сморщившись.

Представить себе мужа с другой женщиной в постели оказалось очень больно. Думать, видеть, как он эту другую обнимает, целует, прижимает к себе, укладывает на шелковые простыни, сдвигает с плеч бретельки шелковой сорочки.

Почему-то адюльтер у нее всегда ассоциировался с шелком на койке и телах. Тонкий, струящийся, холодный шелк, который она лично терпеть не могла носить. А уж тем более спать в нем. Это негигиенично. Лучше хлопка еще ничего и никто не придумал для этих целей, в смысле, спать в нем, на нем. Добротный хлопок, не скрипевший под задницей, не высекающий искру при интенсивном движении двух голых тел. Тьфу, сволочи!

Нет! Это невыносимо! Как же он мог вообще?! Уходить каждое утро из дома, каждый вечер возвращаться, ужинать с ней, спать, проводить выходные за городом, а сам…

Находил какие-то промежуточные моменты для свиданий со своей любовницей, может быть, до обеда, может быть, после. Где-то встречался с ней, может, в машине, может, на квартире друга, а то, может, и квартиру снял для Викуси. Средства позволяли, чего не снять.

– Сволочь! – выпалила Юля и остановилась, зажмурившись. – Какая же сволочь! Ненавижу!!! Я с ним разведусь, со скотом!!!

– Ты погоди, погоди горячиться. – Тамара, шумно засопев, снова полезла в сумку за сигаретами. – Развестись всегда успеешь. Только вот зачем? Затем, чтобы Викусе подарок преподнести на блюдечке с голубой каемочкой? Неумно, Юлька. Совсем неумно! В одиночестве мало проку, поверь.

– А что же мне делать?!

– Ну… обдумать прежде всего нужно серьезный разговор. Начать как-то деликатно и…

– Деликатно?! – перебила ее Юля с визгом, надсадив горло. – Деликатно с ним?! С ними обоими?! Да я… Да я не знаю, что сейчас с ним сделаю! Я сейчас убью его, наверное!

– Ну-у, это уж совершенно ни к чему. – Тамара замахала на нее полными руками. – Чего это тебя, подруга, из крайности в крайность? То и вовсе не собиралась ничего ему говорить, а то убью! Так дела не делаются.

– А как? Как они делаются, такие дела?! – Юля смахнула с плеча сумку и уселась прямо на тропинке, подтянув коленки к подбородку. – Я вообще не знаю, как мне теперь быть! Как вести себя! Говорить или не говорить? Не говорить нельзя, вы советуете. А начну говорить, то могу не сдержаться и надаю ему по лицу. Или еще чего хуже!

Тамара попыталась было пристроиться на тропинке рядом с Юлей. Подвернула одну ногу под себя, с третьего раза пристроила грузное тело, поерзала-поерзала, потом встала и со вздохом потянула Юлю с земли:

– Вставай, давай, пошли. Нет проку в этом сидении никакого. Давай вернемся в дом, а там решишь, как и что с ним делать, с кобелем твоим.

Делать ни с кем ничего не пришлось, поскольку кобель на момент их возвращения отсутствовал. Ноутбук был включен. По монитору резво прыгал неоновый шарик, трансформируясь то в эллипс, то в квадрат, в зависимости от какого края отпрыгивал. Очки Степана лежали рядом, мобильного не было.

Снова побежал звонить!

Юля вырвалась из комнаты, едва успев швырнуть сумку на пол. Она сейчас ему задаст! Она сейчас его на месте преступления захватит! Она ему этот долбаный телефон прямо в глотку затолкает в тот самый момент, когда он назовет ненавистное ей имя! Она сейчас…

Степана нигде не было. Ни на летней кухне. Ни возле машин. Ни перед входом. Ни в саду, где наливались соком огромные мохнобокие персики.

Ага! На рынок пошел или в магазин! Ничего, она его и там найдет. Она ему… Она ему сейчас предъявит! Она застолбит свое право быть рядом с ним безо всякого чертового вранья и фальши! Она, если понадобится, и в морду ему даст! Но отдавать никому не собирается! Про развод это она так – погорячилась, брякнула. Не позволит она ни викусям, ни марусям разрывать ее счастье пополам. Она слишком долго в нем беззаботно плескалась, чтобы позволить кому-то пролить хотя бы каплю! Черта им лысого, а не Степку!

Рынок располагался через дорогу. Длинные, крытые шифером прилавки осаждались покупателями, продавцами и осами. Все шумело, галдело, жужжало. Вскрывались с хрустом арбузные бока для демонстрации зрелости. Надламывались абрикосы, отщипывались виноградины, все предлагалось, навязывалось. Всем хотелось продать подороже, а купить подешевле.

– Красавица, а красавица. – В локоть Юли вцепились смуглые пальцы торговца картошкой. – Посмотри, какой картофель! Посмотри, какой крупный и белый. Одной картофелиной семью накормишь…

Семьи почти не осталось, подумала она тут же с горечью, сдирая с локтя навязчивые пальцы. Семья ею создавалась, береглась, пестовалась. Семья, по ее представлениям или заблуждениям теперь уже, у нее прежде всего была. Ее семья! Она так думала, черт возьми! А что на деле? А на деле оказалось, что семьи-то и нет. Вернее, есть, но не для нее одной. Кто-то отхватил от ее счастливой семьи добрую половину и тянул теперь к своему краю. И кого теперь было кормить картошкой? Кого?!

Ее толкали, зазывали, показывали ей вслед язык, кто-то приценивался теперь к ней уже, а не к содержимому прилавков. Юля ничего этого не видела. Метр за метром она сканировала площадь рынка, пытаясь отыскать среди гомонящей толпы Степана. Она шла вперед, возвращалась, крутилась на одном месте. Пару раз хватала за руки незнакомцев, очень похожих со спины на мужа. Нет, не было Степана на рынке. Она только время зря потеряла, толкаясь в толпе.

С рынка пошла сразу в магазин, благо это было недалеко. Там история повторилась. Она снова и снова обходила прилавки с молоком, пивом, мясные и колбасные ряды, на нее даже стали посматривать от касс с подозрением. Пришлось уйти. Степана в магазине тоже не было.

Зато он успел побывать дома в ее отсутствие! Надо же, а! Пока она носилась вдоль прилавков на рынке, отгоняя от лица надоедливых ос, пока вызывала подозрение у обслуживающего персонала магазина самообслуживания, ее дорогой супруг побывал дома. Выключил компьютер, убрал его в специальную сумку. Поменял трусы на плавки, бросив первые изнанкой наружу прямо ей на подушку. Взял полотенце и снова смылся. Загорать, стало быть, ушел. С ней не захотел, а один – всегда пожалуйста! А может, он не один тут вовсе, а? Может, эта самая Вика приехала за ним следом и они теперь где-то вместе под прикрытием скалистого берега предаются запретной любви?

Юлю едва не вывернуло от собственной подозрительности.

Нет, ну нельзя же так, до такой степени! Так и до сумасшествия недалеко! Нарисовала себе не поймешь что, а основания? Всех оснований – обидный треп случайной знакомой. Она могла ведь и из вредности оговорить Степана. И могло ведь Викуси никакой не быть, а она-то, она! И по рынку бегала, и по магазину, и задыхалась от горя, и побить его хотела, и даже убить грозилась.

Нельзя так! Может, Степан совсем ни при чем, а все это – идиотский розыгрыш толстой тетки, которая просто-напросто завидует их счастью. Завидует тому, что Степан ее каждые десять минут в щеку целует, никого не стесняясь. И милой называет, и малышкой, и много еще как – хорошо и ласково. А Тамару никто не целует и не называет, потому что она на отдыхе одна. И вообще одна. Нет у нее ни мужа, ни друга, сама рассказывала. Вот она взяла и…

– Юль, ты у себя? – стукнула в дверь Тамара, будто услыхала ее мысли на свой счет. – Одна? – И, не дождавшись ответа, бестактная бестия, толкнула дверь и вошла.

– Привет. Чего это ты притихла? – Заплывшие глаза соседки бегло осмотрели комнату. – Твой-то где? Опять по делам? С телефоном?

– Послушайте, Тамара, – начала Юля сдержанно, чтобы не обидеть соседку излишней резкостью, как-никак еще почти неделю жить бок о бок. – Мои отношения с мужем к вам лично…

– А-а-а, понятно! Небось думаешь, что я это все придумала? – Тамара хихикнула в кулак и замотала головой, глядя на нее жалостливо. – Дурочка. Небось думаешь, что я из зависти оговорила твоего мужика? Вот, мол, жаба тетку душит, что я с мужиком, а она одна тут задницу греет? Дурочка ты, Юль.

– Извините, Тамара, – пролепетала Юля.

И непонятно было, за что она извиняется. То ли потому, что Тамара мысли ее угадала нехорошие в собственный адрес. То ли потому, что не желала видеть ее и предлагала той покинуть комнату. Но как бы то ни было, неловкая ситуация вогнала Юлю в краску. А Тамаре все нипочем. Она как стояла, так и продолжила стоять, подперев жирные бока кулаками.

– Вижу, купаться ушел. – Она выразительно глянула на Степкины трусы. – Пошли поищем, что ли. С телефоном ушел? Конечно, как он без него?! Пошли, пошли, чего остолбенела! Как раз на месте его и зажучим!

Не хотела Юля никого жучить ни с телефоном, ни без него! И уж тем более в присутствии Тамары. Она и отнекивалась, и отмахивалась, когда приставучая тетка ее за руку на пляж тащила. Правильнее не на пляж, а на то место, которое они с ней же и расчищали.

Нет, ну бесполезно! Тамара, видимо, не знала никаких возражений, не была с ними знакома и не реагировала на слова «нет» и «не хочу». Перла напролом да еще и Юлю на буксире тащила.

– Нету, надо же! – проворчала с сожалением, когда они вышли к морю. – А куда же его черти унесли, а, Юль? Как думаешь?

Юля думать уже не могла. Голова разболелась так, что моргать больно стало. Она затравленно озиралась по сторонам, и все ей казалось, что те немногие отдыхающие, которым очень понравился расчищенный участок берега, смотрят теперь только на нее. Смотрят и ухмыляются. Мол, ищи-ищи, его тут уж и след простыл!

– Погоди-ка.

Тамара линкольном двинулась к пожилой супружеской паре на полосатом пледе, что снимали комнату в доме по соседству. Дошла до них и расплылась в улыбке, забасив тут же:

– Семейству Кочетовых мое почтение. Как водичка, как солнышко?

– Добрый, добрый день, Тамарочка. – заквохтала Кочетова, разворачиваясь к Тамаре обвислым дряблым животом. – Водичка чудесная. Солнышко жаркое. Все, как обычно. А вы чего в одеждах?

– Мы уже назагорались с Юлюшкой. Тут проездом, так сказать. Мужика вон ее ищем. – И она ткнула толстым пальцем в Юлину сторону.

Юля в испуге попятилась. Ей вдруг показалось, что Тамара всех собирается посвятить в ту историю, которую рассказала ей по дороге с пляжа заброшенного санатория и которую, возможно, сама же и придумала. Сейчас…

Вот сейчас она откроет губастый рот и расскажет всем, что Юлин красавец-супруг, да, да, тот самый, у которого великолепный торс и ниже пупка в плавках все аппетитно дыбится – это Тамара сама так Степку оценивала, прищелкивая своим злым языком, – что он Юльке изменяет. Изменяет прямо под боком, трындыча день и ночь по телефону с какой-то бабой. А Юлька, дурочка, думает, что это неправда. Что глупые злые люди наговаривают на ее прекрасного блондина. А кому нужно наговаривать-то? Невооруженным взглядом видно, что мужик с такими внешними данными заведомо потаскун. Какие попроще, и то таскаются направо и налево, чего же ждать от таких пригожих? А эта не верит, дурочка!

Юля едва не расплакалась от облегчения, когда Тамара брякнула:

– Обещал нас на лодке покатать, а самого в доме нет. Искали, искали. Не пробегал?

– Это который у Юлюшки муж? Не тот высокий загорелый блондин, за которым шлейфом тянется женское внимание?

Кочетова мелко захохотала, расколыхав жир подо всеми морщинами на теле.

Нет, ну тоже дура-баба! Лет-то уже сколько?! Под шестьдесят, поди, а она туда же – купальник раздельный напялила, да с такими крохотульными плавками, что поседевший лобок выглядывает. Шлейф, понимаешь! Старая карга, а на загорелых блондинов глаза таращит!

Юля попыталась себя одернуть. Господи, чего же это с ней делается, а?!

Она так весь мир начнет ненавидеть. Пока до Викуси дело и руки дойдут, она всех бедных женщин презирать будет. На нее и гнева не останется. Надо успокоиться и взять себя в руки. Ничего же не известно пока, ничего…

– А как его зовут? – продолжала извиваться дряблым морщинистым червем Кочетова на полосатом пледе. – Вашего мужа, Юленька?

– Степан, – ответила за нее Тамара, безошибочно угадав ее состояние и загородив своим мощным торсом Юлю от Кочетовой. – Так видели или нет?

– Видели, – встрял супруг, до этого момента лежавший носом вниз на пледе. – Он был тут, загорал по соседству на полотенце. Правда, недолго. Все-то ему не лежалось, ворочался с боку на бок. Пижон!

– Ну почему же сразу пижон, дорогой? – возмутилась Кочетова. – Мальчик так пригож, что…

– Заткнулась бы ты, что ли! – взорвался, не выдержав, муж, выразительно глянув на резинку ее плавок, сползшую непотребно низко. – Пригож, пригож… Что тебе за печаль, старуха?! У него вон видала какая конфетка в женах ходит! Что ножки, что попка!

– Ага, – лицо Кочетовой перекосило. – Потому от конфеток таких и гуляют, у которых ножки с попкой!

– Слушайте, может, вы прекратите? – слабым голосом взмолилась Юля, еле держась на ногах. – Мне не очень приятно слушать ваши препирательства, а очень хотелось бы услышать, не знаете ли, куда отправился мой пригожий муж, который еще и пижон к тому же?

– Нырять он отправился! Нырять, конфетка. – Кочетов приподнялся на локтях и назло своей жене с медлительной выразительностью оглядел Юлю с головы до ног.

– Нырять? Куда нырять? – не поняла она и тут же снова нырнула под прикрытие Тамары.

– В голубую бухту пошли они с Сержем, – едва раскрывая рот, пояснила Кочетова.

– А кто такой Серж? – поинтересовалась Тамара с кислой физиономией.

Конечно, ей наверняка доставила бы больше удовольствия новость, что Степан ушел нырять с Викусей, к примеру. А тут Серж какой-то нарисовался, в чем же тут нехорошие помыслы?

– Хороший мальчик Сережа из нашего особняка. Приехал один из Пензы…

– Хороший мальчик! – перебил ее муж, передразнивая и сплевывая в ее сторону. – Пензюк пензюком Сережа твой! Пары яиц изжарить сам себе не может! Все по нашим кастрюлям лазает!

– Так я сама позволила ему, дорогой! Я же тебе говорила!

– Позволила она! А меня ты спросила, благодетельница? Я не обязан никаких пензюков за свой счет кормить. Позволила она! – распалялся Кочетов все сильнее и сильнее, прямо пар, кажется, от него повалил, как его разобрало. – Он вон и с мужем с ее тоже на халяву небось прицепился.