Текст книги "Мужей много не бывает"

– Я?! – захотелось мне уточнить. – Чего хочу я?!

– Да, да, ты!!! – Голос оставался таким же угрожающим, только на октаву повыше. – Закатить мне истерику?! Развестись?! Вправить мне мозги?! Или чего-то еще?!

Я подавленно молчала. Молчала, потому как была не сторонницей истерик, это первое. Второе – не хотела с ним разводиться. А что включал в себя пункт «вправить мозги», я, если честно, не знала.

– Слушай, Витка. – Незнамов тяжело опустился на койку бок о бок со мной и впился пальцами в свою порядком отросшую шевелюру. – Слушай внимательно и не перебивай. Тебе нужно потерпеть.

– Только не нужно говорить мне, что это минутное помутнение рассудка, что...

Закончить он мне не дал. Больно ухватил за предплечья и развернул к себе.

– Я же сказал: не перебивай, дура!!! Сиди, молчи и слушай!!!

Я же еще и дура! Кому бы это понравилось?! И реакция была бы точно такой же, как у меня! Может, не каждый бы осмелился плюнуть дражайшей половине в харю, но я плюнула. Смачно, с удовлетворением, сопроводив презрительным прищуром глаз. Все рассчитала, все... кроме одного. Реакция моего Незнамова (даже язык не поворачивается после всего называть его своим) была, мягко говоря, неадекватной. Он рассмеялся. Пусть не особо весело, но рассмеялся мне в лицо, попутно еще постучав согнутым пальчиком по височку.

– Ты такая же ущемленная самка, как и все бабы. Пытаться убедить тебя в чем-то в настоящий момент не представляется возможным. Н-да... А жаль... Жаль, что разговора не получилось.

– О чем с тобой можно говорить, животное?! О чем?! – Не хотелось мне, конечно же, выдавать своей слабости, но подбородок предательски задрожал. – О том, что ты среди бела дня трахаешь все, что шевелится?! Что не упустил первый подвернувшийся тебе случай?! Что все то, что было между нами, перечеркнуто тобой?! А вся твоя любовь – просто фальшь?!

Вы думаете, он поспешил меня разуверить? Черта с два! Он сидел, кривя насмешливо губы, и медленными, предательски нежными движениями поглаживал кожу моих рук. Пусть я говорила банальности. Пусть по такой же точно схеме их выдает каждая обманутая жена. Но нельзя же реагировать на это в такой снисходительно-развязной манере.

– Ты – чудовище!!! – вырвался у меня слезливый сип, и я попыталась высвободиться из его рук.

– Милая, – удержал он меня силой и, повалив на спину, навис надо мной. – Ты мало того что нажралась коньяка, которого вместе с этим доком, непонятно откуда свалившимся на наши головы, закупила аж целых две бутылки. Мало того, что ведешь себя со мной неподобающе дешевым образом: ты в моем представлении всегда была сильной и умной женщиной. Но ко всему прочему ты даешь уйму поводов здешней публике для пересудов! Это отвратительно, поверь мне!

– Что-о-о?! Я не ослышалась? Ты меня смеешь уличать в чем-то, тогда как сам... Нет, Незнамов, я от тебя балдею! – Я могла фыркать и возмущаться сколько угодно, на него это не производило ровным счетом никакого впечатления. Более того, это чудовище склонило свою грешную голову к моей шее и принялось вытворять языком бог знает что. – Прекрати немедленно!!! Я закричу!!!

– И что? Все подумают, что пьяная баба куражится, и только-то.

– Если бы я знала! – сделала я последнюю попытку достучаться до его совести. – Если бы я знала, зачем ты сюда меня завез, то никогда бы не согласилась на эту поездку! Никогда!

Удивительно, но он мгновенно отпрянул. Сник как-то весь, съежился. Сунул меж коленей крепко сжатые кулаки и почему-то глуховатым голосом пробормотал:

– Да, милая, да. Если бы ты знала – зачем, то никогда бы не поехала. Никогда. Все так переплелось... Кругом такое дерьмо. И тут еще эта скотина! Что ему здесь нужно?! Что?! Что он говорил тебе?!

– Ты о ком?

– Этот твой док! Коварный лис! Не смей с ним больше общаться, поняла?! Если увижу вас рядом еще когда-нибудь...

– Ага, то же самое я могу сказать и о вас с Дашкой. Если увижу вас рядом или друг на друге...

– Дурочка ты, Витка, – с плохо скрытой печалью в голосе констатировал он. – С виду вроде бы умная баба, а на самом деле – большая дура! Ты что же думаешь, что этот гребаный бородач появился здесь просто так? Что эта длинноногая сука, трахающая меня, как ей заблагорассудится, любит меня на самом деле? Нет, детка, нет, уверяю тебя, что это не так. К тому же я вижу ее здесь первый раз в своей жизни и надеюсь, что в последний.

– А что же тогда? – Я совершенно ничего не могла понять. Мало мне было его предательства, мало того, что голова начала разламываться от дикой боли, так теперь еще в довершение всего эти его бестолковые ребусы.

– Скажи мне, отбросив всю свою обиду на меня и всю свою ревность, – Незнамов вдруг снова ухватился за меня, как утопающий хватается за соломинку. – Ты любишь меня, Витка? Только честно ответь! Не кривя душой и забыв то, что видела сегодня днем. Ты любишь меня, маленькая?!

Я стояла перед выбором. Вряд ли когда-нибудь прежде в моей жизни случалось подобное. Мне очень сложно было ему соврать, как почти невозможно и сказать правду. Он с диким, каким-то вожделенным ожиданием смотрел мне прямо в глаза и то и дело встряхивал, словно тряпичную куклу, не забывая приговаривать:

– Честно скажи, любишь или нет?! Или ненавидишь после всего того, что произошло?! Ответь: ты меня любишь?! Ответь!!!

– Да, – обреченно уронила я голову на грудь и заревела. – Я люблю тебя, скотина ты последняя! Я так тебя люблю, что была готова на все ради тебя, а ты...

– Спасибо. – Он еле слышно прошептал это, но я услышала. – Спасибо, детка. Прости меня, если сможешь.

Он поцеловал меня в лоб и, снова уложив на кровать, бережно подсунул мне под голову подушку.

– Отдохни, Витуля. Для тебя это все слишком сложно. Отдохни. Я скоро...

Я смотрела сквозь слезы, как он набрасывает на плечи куртку от спортивного костюма. Как надевает кроссовки и завязывает шнурки (!). Как потом медленно идет к двери. Затем останавливается, машет мне рукой, приветливо улыбается и уходит. Произошло это быстро или нет, я не помню. Помню только ощущение жуткой горечи в душе. И еще сильное желание закрыть глаза, уснуть и никогда больше не просыпаться.

На самом деле, прикрыв глаза, я почти тут же провалилась в сон. Сколько я проспала, не знаю. Помню только, что разбудил меня жуткой силы грохот. Я открыла глаза, поражаясь темноте, царящей в коттедже. Точно помню, что, уходя, Незнамов света не выключал. Что же тогда могло произойти с электричеством в доме, если на улице освещение в полном порядке?

Поворочавшись немного, тестируя собственную голову с целью выявления похмельного синдрома, я, постанывая, поднялась и прошлепала к окошку. Зрелище, представившееся моему замутненному сном взору, заставило меня исторгнуть отчаянный вопль и кинуться прочь из дома.

Все горело! Во всяком случае, мне казалось, что весь кемпинговый комплекс объят пламенем. Никакого электрического освещения, никаких людей. Лишь дикое бушующее пламя пожара, огромное зарево которого освещало все вокруг. Огонь ревел, словно стая взбесившихся буйволов. Пламя клокотало, исторгая вулканический гул, страшнее которого может быть только преисподняя. Я летела, не разбирая дороги, и тут поняла, что огнем объято лишь здание столовой. Спустя минуты три рассмотрела и испуганных отдыхающих, толпой сгрудившихся в отдалении и не делающих никаких попыток тушить пожар. Никто не бегал с огнетушителями, не пытался суетливо передавать ведра с водой от пожарного гидранта, который располагался метрах в тридцати от столовой. Одним словом, налицо полнейшее бездействие, апатичное созерцание, граничащее с тупейшим из тупых равнодушием.

– Что такое?! – громко завопила я, поравнявшись с толпой отдыхающих, облаченных кто в пижамные брюки (в основном мужчины), кто в длинные купальные халаты. – Где пожарные?! Почему никто не тушит пожар?!

Никто из присутствующих мне не ответил, а, рассредоточившись цепочкой, взяли меня в полукольцо.

– Что?! – сердце начало как-то отвратительно переворачиваться, толчками продвигая наружу ощущение надвигающейся беды. Я обвела всех их взглядом и жалко пискнула: – А где Семен?!

В ответ ни слова. Люди опускали глаза, стараясь не смотреть мне в лицо. Я отчаянно потерла глаза рукой и лихорадочно заозиралась. Так, нет моего Незнамова, Дашки и дока. Интересно, где эта чертова троица может находиться в такой ответственный момент?! Первые двое, тут все понятно, решили не упустить представившуюся им возможность, то бишь всеобщего столбняка, и уединились где-нибудь. А где этот долбаный кардиолог? Неужели он начисто забыл клятву Гиппократа? В такой ответственный момент – и его нет...

– Они идут! – прорезался из толпы чей-то истошный вопль. – Их только двое!!!

Все взоры устремились на что-то за моей спиной. Я повернулась и увидела два медленно движущихся силуэта, отчетливым контуром вырисовывавшихся на фоне бушующего огня.

Это были Дашка и Кротов. Моего Незнамова нигде не было видно. Дождавшись, пока они подойдут поближе, я ринулась к ним и завопила:

– Где Семен?! Вы его видели?!

– Нет, – Кротов отвернулся.

– Дашка, говори: где мой Незнамов? Я знаю, вы были вместе! – подступилась я к девушке, что стояла сейчас, растирая слезы грязными от сажи руками.

Дашкино лицо было сплошь в черных разводах, не оставивших и следов былой красоты. Волосы всклокочены. Тонкая хлопчатобумажная пижамка, состоящая из бриджей до колен и распашонки до пупка, в некоторых местах прожжена. Вполне определенные подозрения принялись терзать меня теперь уже с новой силой.

– Дашка! Ответь мне! Где Семен?! – прохрипела я, хватая ее за тонкую ткань распашонки, да так, что хлипкая ткань затрещала. – Где он?!

– Он... Он там... – Она принялась вздрагивать всем телом, неловко пытаясь высвободиться. – Он зашел туда... Потом взрыв... Ой, господи! Что же это?! Я не знаю!.. Боже мой!!!

Она зарыдала в голос и принялась заваливаться на сторону, увлекая меня за собой. Находясь в каком-то странном оцепенении, я отдернула от нее руки. То ли для того, чтобы не упасть вместе с ней, то ли для того, чтобы она все-таки шарахнулась головой о землю. Мотивы моих поступков в тот момент были вообще труднообъяснимы. Почему, например, я принялась хохотать во все горло, увидев, как она все же упала? Мне это непонятно до сих пор. Я ржала как сумасшедшая, постукивая себя по голым коленям и сгибаясь пополам. Затем упала на колени, уставилась на пожар, немного начинающий стихать, но все так же завораживающий своей дикой, ужасающей багровостью, и замерла с приоткрытым ртом.

Что она только что сказала?! Незнамов зашел в столовую и раздался взрыв?! Чушь какая! С какой стати ему тащиться среди ночи в столовую? Хотя из дома он вышел где-то около десяти, а столовку закрывают ближе к одиннадцати. На тот случай, ежели кому-то приспичит выпить остывшего чаю или оставшегося от завтрака прокисшего молока. А почему взрыв? Что могло взорваться?

– Что могло взорваться? – озвучила я свои мысли. – Что там могло взорваться в этой долбаной столовой? Там же электрические печи!

– Сегодня после обеда привезли пропан. – Кротов подошел ко мне и попытался приподнять меня с колен. – Уж не знаю, для каких целей, но привезли три баллона. Там, в складских помещениях, хранилось еще два баллона с кислородом. Отсюда такая бешеная вспышка.

– А почему взорвалось? – Я сидела истуканом, не реагируя на то, как он надрывается с моим обмякшим телом. – Кто взорвал? Кому это было нужно? Чушь какая! Кому нужна смерть такого безобидного потаскуна, как мой Незнамов?! Ежели только...

Откуда вдруг взялась в моих омертвевших членах такая сила, я не знаю. Но я подскочила пружиной, оттолкнув оторопевшего Николая Филипповича. Подлетела к Дашке, продолжавшей валяться на земле, и, приподняв ее голову за волосы, злобно заорала:

– Это ты!!! Ты убила его, сука?! Он ненавидел тебя!!!

– Он тебя ненавидел, – рыдала она в полный голос, суча ногами и обессиленно всплескивая руками, пытаясь вырваться. – Он хотел с тобой развестись! Это ты!!! Ты – убийца.

– Ах ты!!! – Опустив ее голову с силой оземь, я принялась хлестать ее по щекам, груди, животу, приговаривая: – Сука! Потаскуха! Я убью тебя!!! Убью!!!

Бедный Кротов не знал, что делать. Он наседкой метался вокруг нас, пытаясь разнять, но куда там! Мы сцепились и уже катались по траве, рыча и кусаясь, словно злобные волчицы. Одежда на нас трещала по швам. Подол моего сарафана задрался, Дашкина пижама превратилась в кучу лохмотьев, еле-еле прикрывавших ее наготу.

Представляю, что это было за зрелище!!! Две обезумевшие самки пытаются отстоять право на любовь человека, которого, возможно, уже не было в живых. Грязные ругательства, изрыгаемые нами, были под стать лексикону портовых грузчиков. Искры сыпались из глаз. Крики, вопли, переходящие в сип, и страстное желание удавить друг друга. Все это на фоне пурпурного ореола, сыпящего искрами в небо...

Думаю, что представление удалось на славу. Срежиссированное трагическим моментом, умело подсвеченное софитами пожарища, сыгранное обезумевшими от горя актерами, оно имело благодарных зрителей, многие из которых к окончанию сего действа даже прослезились.

Кто и когда оттащил Дашку, я не видела. Я валялась на боку на примятой траве, смотрела широко раскрытыми невидящими глазами на догорающую столовую и стонала. Крыша и стены давно обвалились, пожарище стало похожим на догорающий гигантский пионерский костер. В раннем детстве в пионерском лагере мы на таких углях любили печь картошку. Временами из этой огнедышащей лавы вырывалась вдруг струя пламени, но она быстро исчезала, словно обессилев от собственного вандализма. Кто-то (кажется, это был Кротов) опустился рядом со мной на колени, ухватил мою левую руку и принялся сильно растирать ее, время от времени похлопывая. Затем в его руках появился шприц. Мне сделали внутривенную инъекцию, и все... Больше я ничего не помнила.

Очнулась я на своей кровати, когда за окном радостно светило солнце. Ощущая яркий свет даже сквозь сомкнутые веки, я покрутила шеей. Все вроде бы было нормально. Голова ясная, мыслей никаких. Болезненных ощущений тоже. Я сжала и разжала кулаки, эффект тот же – все в порядке. Я с облегчением вздохнула и подумала, что с передозировками коньяка нужно завязывать, а вслух с легким смешком произнесла:

– Привидится же такое...

Я открыла глаза и скосила их на кровать Незнамова. Она была пуста. Опять пробежка. Досадливо поморщившись, я приподнялась на локтях, повернула голову чуть в сторону, и почти тут же меня изнутри обдало мертвецким холодом.

На стуле у стола, положив подбородок на сомкнутые руки, дремал Кротов Николай Филиппович. Вся поверхность стола была усеяна ампулами, шприцами, тут же лежал жгут.

– Нет! – жалобно простонала я, прозревая. – Коля! Проснись же наконец!!!

Кротов вздрогнул и поднял голову.

– Привет, – тусклым голосом поприветствовал он меня. – Как ты?

– Это все правда?! Да?! Его больше нет?! Семки... Моего Семки Незнамова больше нет?!

Врачи вообще-то по природе своей жестокие люди. Им день за днем приходится бороться со смертью. Порой проигрывать и, когда это случается, выносить из операционной страшную весть родственникам. Может быть, поначалу это и бывает трудно, но с годами душа костенеет, ожесточается, и признавать собственное поражение бывает намного легче. Кротов был оперирующим кардиологом со стажем, но он дрогнул. Глаза его часто-часто заморгали. Руки неосознанно затеребили жгут, лежавший перед ним. А голос, которым он мне ответил, слабо напоминал его собственный.

– Витуля... – начал он очень тихо, стараясь не обращать внимания на мои истеричные всхлипывания. – Послушай меня...

– Его больше нет?!

– Да. Семен погиб при взрыве. – Кротов сопроводил свои слова кивком головы. – Здесь сейчас полно пожарных и милиции. Все рвутся с тобой пообщаться, я не разрешил. Ты очень слаба.

– Как я без него?! Боже мой!!! – Я уронила голову на подушку и заметалась в слезах, выкрикивая: – Семочка, миленький мой!!! Зачем?! Зачем ты пошел туда, боже?! Так больно!!! Я опять одна!!! Я опять одна...

Кротов среагировал молниеносно. Жгут, шприц, ампула – и спустя пару минут я затихла, безучастно глядя на солнечные блики в окне, ранее показавшиеся мне такими приветливымы.

– Вот так, девочка. Вот так. – Кротов стянул с меня жгут. Уложил поудобнее голову и, отерев с лица слезы, совершенно серьезно проговорил: – Ты не будешь одна, детка. Я всегда буду рядом. Всегда. А в том, что этот лживый мерзавец погиб, я вижу перст божий. У меня даже имеются весомые подозрения, что это было самоубийством.

– Почему? – прошептала я.

– У нас еще будет время об этом поговорить. У нас его очень много. Ты сейчас поспи немного.

– Что он такого сделал, чтобы желать себе смерти, Коля? Ответь, пока я не отключилась! – попросила я и жалобно добавила: – Пожалуйста!

– Он мог возжелать себе смерти хотя бы из-за того, что приговорил к ней тебя, детка...

Глава 8

– Виолетта Александровна, – вкрадчиво подкатывался ко мне следователь, все время норовивший поймать мой взгляд. – Вы должны вспомнить все до мельчайших деталей. Это в ваших же интересах...

Я тупо смотрела в угол своей комнаты, где вторые сутки меня истязали вопросами служители закона, и все силилась понять: почему это должно быть в моих интересах? Каким образом может кардинально измениться моя жизнь, если я, допустим, скажу им, что Незнамов впервые за все время отдыха завязал шнурки на кроссовках? Или то, что он никогда прежде не посещал столовку в столь поздний час?

Можно было бы, конечно, состряпать какую-нибудь подлючую версию, очерняющую Дашку, но у той алиби было покруче, чем у меня. Прибежала вместе с Кротовым в одной пижамке. О происшедшем узнала уже на месте от очевидцев. Сделала попытку что-либо предпринять, то бишь схватили с Кротовым с пожарного щита по огнетушителю и ринулись на борьбу с огнем, но, как известно, потерпели фиаско.

Поэтому я сидела и молчала, время от времени покорно подставляя Николаю Филипповичу руку для очередной инъекции.

На третий день интерес к моей персоне, пребывающей в полнейшем шоке, поиссяк. Эксперты, работающие на месте пожарища, аккуратно уложили останки моего Незнамова в гроб и, поочередно пожав мне руки, вынесли свое заключение – несчастный случай в результате халатного обращения с газовыми и кислородными баллонами. Следственная бригада, заполучив нужный документ, деятельность свою свернула молниеносно и отбыла раньше, чем пожарные. Те еще немного побыли, настрочив огромное количество актов, прочтя которые данное место отдыха можно было бы смело сметать с лица земли.

Ждать финала этой истории нам было ни к чему. Мы улетели при первой представившейся возможности.

Полностью вверив себя в руки Кротова Николая Филипповича, я позволила ему отправить меня вторым вертолетом. Первым вылетел он с грузом «двести». Находиться в одной кабине с останками моего мужа было выше моих сил, поэтому мне пришлось проваляться на койке в своем коттедже еще пару дней. Я плохо помню, что происходило в эти два дня. Выходила ли я куда или нет, не помню. Все это оказалось размытым в памяти. Запомнилось лишь одно событие, которое произошло перед самым моим вылетом...

Я стояла у ворот пансионата с маленькой сумочкой, потому как все остальное увез Кротов, и пустыми глазами смотрела на озеро, блики которого виднелись сквозь стволы деревьев. Сначала за спиной раздались чьи-то вкрадчивые шаги. Затем покашливание. И только после этого женский голос сочувственно произнес:

– Уезжаете?

– Да, – ответила я, даже не удосужившись повернуть головы. Мне, в принципе, было все равно, кто там.

– Страшно представить, что вы сейчас испытываете. – Тяжелый вздох, шорох гравия под ногами, и меня накрыла удушливая волна аромата давно забытых духов «Красная Москва». – Нам тоже предстоит уехать раньше времени. Хотя и столовую походную нам развернули, и дирекция слезно уговаривает оставаться, думаю, все разъедутся. Им-то что? Им лишь бы не закрыться, а нам...

– А что вам? – скорее по инерции, чем из интереса, спросила я.

– А нам жутко!!! Погиб человек! Погиб, когда ничто не предвещало беды!

– Как патетично, – хмыкнула я и повернулась.

Женщина отступила на шаг и, скорбно опустив уголки бесцветного рта, часто-часто заморгала. Кажется, она сидела в столовой через стол от нас. Я иногда ловила на себе ее проницательный взгляд. Особенно после того, как утренние пробежки моего Незнамова вдруг перестали совершаться в одиночестве. Но ни разу в ее взгляде я не поймала того шкурного интереса, каким бывают движимы такие старые перечницы.

– Вам больно, – спокойно констатировала женщина и прижала сухонькие ручки к впалой груди. – Я представляю! Мой муж обманывал меня на протяжении десяти лет с моей лучшей подругой.

– Вы знали об этом?

Господи, зачем я ее об этом спрашиваю?! Мне-то что до ее мужа?!

– Знала ли я?! – горько усмехнулась она. – Они и не пытались этого скрывать! Они поступали точно по такой же схеме, как ваш мерзавец. Простите... Я знаю, что о покойниках или хорошо, или ничего, но то, как он поступил с вами!.. Ничего, кроме смерти, такие кобели не заслуживают! Страшной смерти! Такой вот геенны огненной, что накрыла вашего супруга!

Если бы на ее месте стоял кто-то другой, я, возможно, послала бы этого человека куда подальше, не желая копаться в том, куда даже своим мыслям не позволяла проникать. Но неожиданная страстность, с которой она произнесла последние слова, меня вдруг тронула.

– А что же стало с вашим супругом?

– С моим? – Женщина округлила глаза в сетке глубоких морщин, затем вдруг коротко хихикнула и, немного помолчав, прошептала: – Я его убила!!!

– ???

Не скажу, что после ее слов мне стало легче дышать, но что-то они вдруг во мне пробудили. Что-то затронули внутри, заставив оглянуться по сторонам и почувствовать внезапный холод, идущий с озера.

Женщина между тем круто развернулась на невысоких каблучках парусиновых туфель. Взбила повыше редкие кудряшки химической завивки и пошла от меня прочь. Потом она вдруг, словно вспомнив что-то, притормозила и оглянулась. Несколько минут пристально меня разглядывала и наконец выдала такое, от чего я еле-еле удержалась на ногах:

– Я очень вас уважаю, милая девочка! Очень!

– За что же?

– Такую смерть, что уготовили вы своему мужу, не смогла бы придумать даже я! Все, на что меня хватило, так это вколоть ему инсулин сверх положенной дозировки. А вы!!! Пух-пух, и его погребла огненная лавина. Это было великолепно!!!

Боже мой! Она безумна! Придумать такое... Как можно?! Чтобы я убила своего Незнамова?!

– Эй, подождите! – окикнула я ее и кинулась следом за ней. – Остановитесь же наконец!

Дама притормозила и, уже нетерпеливо подрыгивая сухонькой ножкой, воззрилась на меня.

– Что вы такое городите?! Сначала следователь пытался меня в чем-то уличить, теперь вы!.. Я никого не убивала! Это несчастный случай – и только.

Женщина презрительно фыркнула и тут же подозрительно прищурилась.

– Это – убийство, моя дорогая. Убийство, и никак не иначе... Я могла бы заподозрить эту сучонку Дашку, слишком уж она настойчиво склоняла вашего супруга к мысли о браке. Она твердила ему об этом денно и нощно...

– Вы что же, за ними подсматривали?! – Воистину день моего отъезда явился днем неожиданных открытий.

– Я умею наблюдать – и только, – недовольно поморщилась дама. – Но Дашка спала в тот момент, когда он пришел к ней. Они долго ругались, выясняли отношения. Потом он ушел, громко стукнув дверью, и прямиком пошел в столовую. Там никого не было. Никого. Сторож в этот момент всегда находится у дальних ворот, запирает их на ночь. И только ваш супруг вошел в столовую, как прогремел взрыв. Прошло минуты три-четыре, не более...

– Я спала в это время, понимаете?

– Вас никто не видел, дорогая. Никто. Даже я. – Дама повторила свой кульбит на каблучках и засеменила в сторону корпусов.

– Что бы вы себе ни напридумывали, я этого не делала! – решила я оставить последнее слово за собой.

Но не тут-то было. Женщина вновь остановилась, повернулась и изрекла:

– Я в это не верю. Да вы и сами в это не верите. Вы, и только вы, убили своего мужа. И я вас за это уважаю!!!