Текст книги "Простить нельзя помиловать"

Глава 7

– А я что-то знаю!..

– Я что-то видела!..

– Я вот маме все расскажу! Что-что? Что-то про тебя!..

Алла Ивановна со вздохом провела ладонью по лицу, словно пыталась смести с себя воспоминания далекого детства. Воспоминаниям тем было уже почти сорок лет, а она все помнила, словно это было вчера.

Она была нехорошей девочкой, противной. Она постоянно следила за своей старшей сестрой и все рассказывала о ней матери. Когда и с кем сестра целовалась за углом дома. Когда потянула в рот первую сигарету. И про портвейн рассказала, который сестра с подружками распивала на детской площадке.

Сестре влетало, конечно же. Та дулась на Аллу и даже, кажется, немного ненавидела. Странно, но мать тоже Аллу никогда не хвалила за то, что она ей рассказывала. Кивнет головой, хмуро глянет и промолчит. И лишь однажды отреагировала, но довольно странно. Это когда Алла довела до слез сестру, рассказав ее парню обо всех ее прежних отношениях.

– Такая же гадина, как и твой отец, – прошипела ей тогда в макушку мать, выталкивая из прихожей, где сестра пыталась удержать своего возлюбленного.

Матери и сестры уже нет в живых. А она есть. Осталась ли она такой же гадиной и теперь? Поплатилась ли за свое поведение?

Алла окинула хмурым взглядом тесный кабинет диспетчера таксопарка. Если соизмерять с этим, то – да, она поплатилась. Это место было ей отмщением. Потому что она ненавидела свою работу и дурацкий график, не совпадающий с выходными всей страны. Ненавидела пыльный пол и обшарпанный стол. Чахлые цветы на подоконнике ненавидела. Водителей, вечно ноющих и не желающих с ней делиться «левыми» заработками. Клиентов ненавидела, которым вот прямо сейчас и сразу подавай машину. И ждать-то они не станут, позвонят в другой таксопарк.

Сволочи! Ее окружали одни сволочи! И это при том, что она забыла, когда на кого-то жаловалась! В таксопарке такие дела вообще бы не прошли. Ее бы вычислили и устроили бы ей «темную». Так однажды поступили с водителем, неосторожно проболтавшимся о своем напарнике.

Алла, не глядя, вытянула правую руку и нажала на кнопку чайника. Так же, не повернув головы, нащупала стакан на тумбочке справа. Чайный пакетик уже был в нем.

Она не хотела чая, просто надо было себя чем-то занять. Поболтать ложкой в кипятке, разгоняя сахар. Обжечь нёбо о горячий чай и разозлиться. Это будет уже другая причина для волнения. Не та, что раздирала ее с раннего утра.

А что случилось утром? А утром случились новости по телевидению. Криминальная сводка. И она там услышала такое!..

– Алла, тебе больше всех надо? – поднял на нее хмурую морду от тарелки ее сожитель Тимур.

– Нет. Нет, не больше всех. Но надо, – закончила она, пристально рассматривая любовника. – Тебе не нравится завтрак?

Она встала за час до него и корячилась на кухне, изобретая ему суперкашу из трех злаков. Печенье из творога и изюма. И все получилось по высшему разряду. А у него морда кислая.

– Нравится, нравится мне завтрак, Алла, – со вздохом отозвался Тимур.

Его голова снова низко опустилась над тарелкой. Алла дотянулась рукой, тронула буйную растительность. Нежно тронула, между прочим. А он поспешил отстраниться. Скажите, пожалуйста!

– Что не так, Тимур? – прищурила Алла и без того узкие глаза.

– Все нормально, – глухо отозвался он.

– А я вот чувствую, что не все! Не все у нас нормально, дорогой! – Ее полная ладошка с силой опустилась на стол. – Думаешь, мне не донесли, что ты Клавке-бухгалтерше цветы привозил?

– Она попросила, я и привез. Ей для торжества было нужно. Я же ей не дарил.

Он поднял на нее взгляд – честный, открытый, говорящий: верь мне. Алла не верила. Тимур врал ей. И уже давно. Почти с первых дней, как поселился в ее квартире. Она делала вид, будто верит, до тех пор, пока это не перешло границы приличия.

– Я не позволю тебе выставлять меня на посмешище, милый, – прошипела она, подаваясь над столом в его сторону. – Если что-то не нравится, вали отсюда. К Клавке, Таньке, Маньке. К кому угодно!

У Клавы своего жилья не было, Алла знала об этом прекрасно. Та жила с отцом. И приютить Тимура, который принялся вдруг ее обхаживать, Клава совершенно точно не могла.

– Алла, ну вот чего ты опять начинаешь? – без прежнего возмущения, лениво отозвался ее сожитель. – Тебе поскандалить хочется с утра? Перед работой? Мне баранку крутить двенадцать часов, а ты мне нервы делаешь. Зачем?…

Ее претензии остались невысказанными, застряв где-то в горле. Но, приехав на работу на пять минут раньше Тимура, Алла за ним проследила. И он – паразит – снова приехал с букетом для Клавы. Подкараулил ее на служебной стоянке автомобилей, подкрался и вручил ей цветы.

Та принялась отнекиваться, краснела, лопотала что-то. Алла отчетливо несколько раз услышала свое имя. И слышала несколько раз, как Тимур произнес: достала. Она не стала выскакивать из своего укрытия с громкими криками и разоблачениями. Она незаметно отступила. Вернулась в свой кабинет и задумалась.

– Ты больше не живешь со мной, Тима, – объявила она ему по рации, когда он ехал с заказа. – Вещи заберешь завтра. Я привезу их тебе на работу.

И он – сволочь – даже не попытался оправдаться.

– Понял, – просто ответил он и отключил рацию.

Минут тридцать она переживала. Потом поняла, что этот вариант расставания лучший из многих возможных. Тимур мог у нее прописаться, мог отжать квартиру, мог повесить на нее кучу кредитов. Мало ли способов обогатиться у альфонсов? Дур им попадается немало. Хорошо, что она сама не из их числа.

Опять же ее прежний навык пригодился. Вовремя проследила, подслушала.

Чай заварился. Разбухший чайный пакетик улетел в мусорную корзину. Алла насыпала в стакан две ложки сахара, принялась мешать, громко позванивая ложкой о стеклянные стенки стакана.

Она испытывала неудовлетворенное беспокойство из-за утреннего репортажа в криминальных новостях. Ей срочно требовалось разжиться дополнительными сведениями и поделиться теми, что казались ей важными.

А как? Куда звонить? В полицию?

Она задумалась минуты на три, дважды обожгла язык о горячий чай. Попутно отправила на адреса сразу три машины. Она же была профессионалом. Могла и думать, и чай пить, и работать.

– Алло, это телевидение? – позвонила она через пятнадцать минут после того, как ее стакан опустел.

Именно столько времени у нее ушло на то, чтобы найти номер телефона. Пришлось порыться в Интернете.

– Здравствуйте. Да, это телевидение. Слушаю вас, – ответил ей тихий вежливый голос, явно принадлежащий молодому парню.

– Я по поводу вашего утреннего репортажа. О найденной мертвой женщине на берегу залива.

– Да, да, слушаю, – голос парня зазвучал нетерпением.

– Мне кажется, что я кое-что знаю.

– Кажется или знаете? – хмыкнул парень.

– Кажется, знаю, – повторила она настырно. – Если вашему корреспонденту это интересно, я готова с ним встретиться. Записывайте мой номер телефона.

– Нет необходимости, он высветился. Это ведь ваш номер? – Он выслушал подтверждение и неожиданно спросил: – А почему вы не звоните в полицию?

– Потому что там мне за мои знания не заплатят, – с хохотком ответила Алла и отключилась.

Она сочла, что правильно поступила. Отключилась в нужном месте. Потому что была уверена, что парень начнет ныть: и денежное вознаграждение у них не предусмотрено, и ценность ее сведений еще требуется доказать, и все это требует согласования с главным редактором. Было! Проходили! Теперь она будет умнее.

В обеденный перерыв она достала из сумки мясной рулет, завернутый в фольгу. Нарезала кружочками и отправила в микроволновку разогреваться.

Рулет был невероятно хорош. И пах восхитительно. И она точно знала: сейчас из-под двери ее пыльного кабинета по всей мастерской плывут запахи. И Тимур, если он не смотался с Клавкой в столовку через дорогу, наверняка теперь глотает слюни.

Алла точно знала, что он сейчас не в рейсе. Она динамила его уже полтора часа. И, судя по показаниям приборов, он сейчас в мастерской. Ну, не он, а машина, на которой он работает. И если Клавдия не утащила его хлебать дешевый вермишелевый суп, то он сейчас, ну вот сейчас – минут через пять, постучится в ее дверь.

Тимур вошел без стука через четыре минуты. Алла нарочно засекала.

– Чем так пахнет, блин?! – возмущенно таращил он глаза, осматривая ее кабинет. – Там у парней желудки сводит от такого аромата. Совесть имей, Аллочка.

Ага! Уже и Аллочка! Она погасила удовлетворенную ухмылку. Открыла микроволновку, достала тарелку с мясным рулетом.

– Вот, хотела нам с тобой на ужин оставить, да теперь вот придется самой упираться. А ты чего, собственно, явился?

Ей очень хотелось бы услышать от него какие-то добрые слова. Что он соскучился, к примеру. Что она должна все забыть, понять его и простить. Что он если ее и не любит, то к ней привык. Ну, или что-то в этом роде.

Да, да, это было бы стопроцентным враньем. Ничего же не поменялось ни в нем, ни в ней. Он был молодым, красивым, крепким, лживым. Она на десять лет его старше, толстая и не очень симпатичная.

Но вот именно сейчас ей хотелось даже его вранья.

Но Тимур неожиданно не стал ничего придумывать.

– Я по поводу нашего утреннего разговора, Алла, – свел он густые брови к переносице.

– Которого? – разыграла она непонимание.

И прямо тут же, стоя перед ним с тарелкой, принялась отщипывать кусочки мясного рулета и класть их себе в рот.

– По поводу происшествия на заливе. Ты еще разозлилась, помнишь?

– Допустим. Тебе-то что? – опешила она от такого поворота.

– Просто хотел сказать тебе: не надо. – Тимур привалился спиной к двери и смотрел на нее как-то нехорошо, не по-доброму.

– Не надо что?

Алла забылась и хватала пальцами большие куски от мясного рулета, не заботясь, что пальцы ее сделались маслеными и вокруг рта наверняка блестит. Остановилась, лишь поймав тень брезгливости в его глазах. Швырнула тарелку на стол, потянулась к салфеткам. Быстро вытерла руки, рот. Повернулась к Тимуру, с вызовом повторила:

– Не надо – что?

– Снова поднимать эту историю не надо. Там ведь тогда Петрович был немного замазан.

– И что? – Она пристроила зад на краю стола. – Он был ни при чем, и я…

– Ты забыла, как его таскали? Как мотали ему нервы и довели до инсульта?

– Ай, брось! – поморщилась Алла. – Инсульт у него случился от водки. И от того, что таблетки пил вместе с водкой.

– От какой водки, Алла? Он не пил совсем. Он же за рулем почти сутками был. Когда? – Тимур с осуждением смотрел на нее, как будто видел впервые. – У него же здоровья и времени не было. Когда он мог пить?

– Значит, находил время, – фыркнула она, сощурившись. – Я сама у него в машине водку видела. И не раз. Значит, пил.

– А то, что он эту водку держал для пассажиров, которые в магазин за ней опоздали, тебе в голову не приходило? – он криво ухмыльнулся. – Я, признаюсь, тоже так делаю. И многие ребята. Надо же зарабатывать.

– Ух ты! – ошалело поводила она глазами. – А где же твои заработки были все это время, Тима? За мой счет жил, а… А, поняла! На букетики Клавке все спускал? На подарки ей? У, змей! Уходи! И нечего меня тут уговаривать!

– Зря ты так, Алла. – Он повернулся к ней спиной, взялся за дверную ручку. – Все ребята против того, чтобы ты снова Петровича замазывала. Он только на ноги встал. Слесарем переоформился. Сейчас снова начнут его трепать, с работы уволят. Зря ты. Коллектив не поймет.

– Коллектив – это кто? Клавка твоя сухожопая? – прошипела она ему в спину.

Тимур, не поворачиваясь, вышел. Дверь закрыл тихо, плотно. А Алла, вернувшись за свой стол, вдруг расплакалась.

Все, это конец, поняла она. Он ее списал. Бросил. И врать ей теперь ему даже невмоготу.

– Сволочь! Все сволочи! – шептала она, глотая слезы. – Я вам всем еще покажу! Вы еще обо мне услышите! Вот я вам…

Глава 8

Звягин стоял у кабинетного зеркала, отколотого вверху слева в форме треугольника. Кто отколол, почему, куда делся осколок – он не знал. Когда он вселился в этот кабинет, этот дефект уже был. И он, каждый раз глядя на себя в разбитое зеркало, думал, что это плохая примета. Что давно пора его снять со стены возле двери. И повесить другое. Не так уж и дорого. Мог бы средства и из собственного кармана достать. Но все что-то мешало и мешало. И благие намерения вспоминались, лишь когда он глядел на свое отражение и досадливо понимал, что его ауре в один прекрасный момент может настать конец. Она истончится, превратится в выжженное поле.

Подполковник со вздохом отошел от зеркала, сел за стол и невесело усмехнулся.

Если бы кто-то прочел его мысли, счел бы язычником. И точно не доверил бы ни одного серьезного расследования. И воспитание детей и внуков. Потому что верить в приметы, нашептанные бабушками, неправильно.

Звягин взглядом поймал в окне медленно плывущее облако. И оно ему тут же напомнило надгробие. С крестом! Он даже поплевал через левое плечо три раза, настолько поразительным было сходство. Хорошо, что в кабинете сидел один. Хромов с утра отправился в парк, где работал таксист, последним видевший Марию Белозерову в живых. Хромову не терпелось еще раз допросить Климова. Уточнить кое-какие детали.

Звягин не верил в эту затею. Вон у него в папке с делом целая стопка показаний этого таксиста. Они его три с лишним года назад без конца на допрос дергали. У мужика потом даже проблемы со здоровьем начались. И его адвокат, которого тому пришлось нанять, недвусмысленно дал понять: если не отстанут от несчастного, пусть ждут прокурорской проверки.

Он осторожно потрогал лысину. Расправил редкие волосы. Показалось, что не так. Влез в верхний ящик стола, достал редкий гребень и провел им по волосам. И снова глянул за окно.

Гадкое облако, словно насмехаясь, остановилось, повиснув в оконном проеме все тем же погребальным объектом.

– Добра не жди, – скрипучим голосом произнес Звягин.

И даже вздрогнул от телефонного звонка на мобильный.

– Да, старлей, докладывай. Что у тебя нового?

И Хромов в ответ так тяжело вздохнул, что подполковник тут же понял: все его предчувствия, которые кто-то счел бы язычеством, кажется, начинают сбываться.

– Ну!

– Я к диспетчеру сразу пошел, товарищ подполковник, – начал словно нехотя Хромов. – Иванова Алла Ивановна.

Звягин мгновенно вспомнил неприятную особу в ярких трикотажных кофтах, неприлично обтягивающих ее пышное тело. Все она что-то недоговаривала. Все что-то темнила. Будто и знала что-то. И говорить не хотела. И даже угрозы на нее не действовали.

– Так что Алла Ивановна? – поторопил Хромова Звягин. – Что-то новое сообщила тебе?

– Нет, не сообщила. Нет ее на работе. Хотя сегодня специально подменилась с напарницей, чтобы в день выйти. Утром водители на смену явились, а ее нет. Сменщица ноет, что ей домой пора, что она устала. Ивановой звонят, а ее телефон вне зоны.

– А ты чего так озаботился, не пойму? – разозлился ни с чего Звягин. – Что ей прогул поставят?

– Никак нет, товарищ подполковник. Не в прогуле проблема. Дело в том, что Иванова видела на днях репортаж по телевидению о найденном на берегу залива трупе. Ну и… – Хромов ответил кому-то в грубой форме, что занят. И продолжил: – И собиралась продать какие-то сведения на телевидение.

– О как! Это тебе телевизионщики сообщили?

– Никак нет. Кое-кто из ее коллег. Алла, мол, хвасталась, что кое-что знает. Что кое-что в свое время не сообщила полиции. Потом забыла. А теперь вдруг вспомнила и решила подзаработать.

– И сразу после этого не явилась на работу? Разбогатела, что ли?

Он старательно отметал очевидное, принявшееся стучаться в его мозг. Не смотрел в окно, где над ним скалилось мерзкое облако. Не косился в сторону отколотого зеркала.

Это все предрассудки. Все его предчувствия – это старость и глупость.

– Я не знаю, товарищ подполковник. Может, съездить к ней на адрес?

– А чья это земля? – вдруг решил повредничать Звягин. – Наша? Нет?

Хромов назвал адрес Ивановой, и оказалось, что район в их юрисдикции. И хочешь не хочешь, а придется разбираться, если вдруг что.

– Ладно, поезжай, старлей. Я тоже туда подтянусь. Без меня к ней не суйся. Она баба тертая. Три года назад весь мозг мне выела своими выкрутасами.

– Так точно. Буду ждать у дома…

Дом был почти точной копией того, где накануне побывал Звягин. В таком же точно доме жила и Марина – выжившая жертва маньяка, убивающего женщин на остановках общественного транспорта. И двор был таким же уютным, в цветах и аккуратно подстриженных кустарниках. И почему-то именно тот факт, что все это было очень похоже – и дом, и двор, подпортило настроение Звягину еще сильнее.

– Добра не жди… – пробурчал он, выбираясь из своей машины на улицу.

Хромов сидел на скамейке у подъезда, в котором проживала Иванова. Странно, но скамейка была необитаема. Ни одной местной сплетницы, ни одной мамаши с коляской. И от этого тоже у него заныло в желудке.

– Идем, – кивнул на дверь Звягин, проходя скорым шагом мимо Хромова. – Авось проспала наша Алла Ивановна. Или в самом деле разбогатела, получив гонорар от телевизионщиков.

– Представляете, что она должна была им сообщить, чтобы разбогатеть и забить на работу! – фыркнул невесело Хромов, дыша Звягину в лысую макушку.

Он почти на голову был выше. И почти на четверть века моложе.

Они поднялись по лестнице на нужный этаж и оторопели, уткнувшись взглядами в согнутую спину какого-то мужчины, орудовавшего в замке отмычкой.

– А ну руки вверх! – громко приказал Звягин. – Кто такой? Предъявить документы!

– Как же я вам их предъявлю, если мои руки вверху?

Мужчина оказался совсем молодым парнем. Модная стрижка с выбритыми затылком и висками. Тонкогубый рот, беспрестанно кривящийся в многозначительной ухмылке. Джинсы, футболка, кроссовки, через плечо сумка.

– Обворовать решили гражданку Иванову? – поинтересовался Хромов, быстро ощупывая карманы парня. – Пока она на работе…

– Нет ее на работе. И обворовывать я ее не собирался. Просто хотел поговорить.

– Вскрыв ее замки своей отмычкой? Странная манера построения разговора, не находите?

Звягин услышал за спиной характерный щелчок отпираемого замка. И в спину тут же подуло. Сквозняк из открывшейся соседней двери, понял он и обернулся.

– Здрассте, – чуть склонился он, приветствуя женщину средних лет, подозрительно их рассматривающую. – Мы из полиции, не переживайте.

Он показал ей свое служебное удостоверение. Хромов тоже, оттеснив парня, которого обыскал, в угол у двери.

– Пытаемся попасть к вашей соседке, а ее, кажется, нет дома.

Женщина согласно кивнула, сунула руки в карманы домашнего бархатного костюма цвета спелой сливы. Уставилась на парня.

– А этот кто? Откуда? Почему в замке Аллы возился? – Она поймала недоуменный взгляд полицейских и пояснила: – Я в глазок видела. Он сначала все звонил и звонил. Стучал, звал Аллу по имени. А потом начал в замке отмычкой шуровать. Вор, что ли?

– Не вор я. Я с телевидения. Барков Илья Сергеевич, – представился парень, низко опустив голову, как будто смущаясь.

– О как! А вас на телевидении всех отмычками снабжают, отправляя на интервью? – прищурился Звягин и вытянул в его сторону руку. – Документы предъяви.

Документы нашлись в его сумке. В самом деле, парень оказался официально трудоустроенным на местном телевидении в отделе криминальной хроники. И имя носил то самое, которым представился, – Барков Илья Сергеевич.

– Что же это вы, Илья Сергеевич, решив взять интервью, опустились до кражи со взломом? Это серьезное уголовное преступление и…

– Да как вы не поймете! – возмутился он, но, правда, тихо, без нервов. – Не собирался я ничего красть! Алла Ивановна назначила мне встречу сегодня. В таксопарке. В половине восьмого утра. Я ждал ее, ждал. Не дождался и поехал сюда.

– Адрес откуда узнал?

Звягин упорно не хотел ему выкать. Не заслужил, попавшись с отмычкой в руках.

– Мне ее бывший сожитель сообщил.

– Бывший? – изумленно воскликнула соседка. – С каких это пор Тимур стал бывшим? Жил себе, жил четыре года с ней, и вдруг бывший?

– Он сказал, что расстались не так давно.

– Это когда? Утром? – насмешливо скривила она губы. – Он вечером к ней вчера входил. Алла опять что-то вкусное готовила. Запахи на весь подъезд. И Тимурка прямо с работы сюда.

– Вы сами видели? – уточнил Хромов.

– Как вас всех вижу. Он всегда по лестнице поднимается и песни свои поет. На своем языке. А в подъезде гулко, все слышно. Вот скажите, если он за вещами к ней, допустим, приехал, стал бы петь?

– Вы видели, как он в квартиру входил? – спросил Звягин.

Ему снова вспомнилось отвратительное облако, повисшее с утра за окном рабочего кабинета. Оно точно на что-то такое намекало. На что-то нехорошее, что сейчас он каждым нервом ощущал.

А как еще? Поменялась сменами и на работу не пришла. Это раз. Назначила встречу с телевизионщиком, с которого хотела поиметь денег, и отменила интервью в одностороннем порядке. Это два. На звонки не отвечает, на стук не открывает. Это и три, и четыре. Ну и пять, разумеется, это визит сожителя, с которым рассталась накануне.

– В квартиру как входил, не видела, врать не стану. Но дверь хлопнула.

– Когда? Сразу после песен? – вставил вдруг слово Барков с телевидения.

Она задумалась, потерла переносицу. И вдруг пожала плечами.

– А я не помню, – призналась она с обескураженным видом. – Когда ее дверь хлопнула, не помню. То ли до его песен. То ли после. И кажется, она не один раз хлопала. Кажется…

– Ладно, разберемся, – скрипучим голосом отреагировал Звягин. – Давайте вызовем вашего участкового. И станем уже что-то делать с этой дверью.

Участковый явился так быстро, словно ждал во дворе звонка. Почесал голову и предложил вызвать слесаря из управляющей компании. На что Барков авторитетно заявил, что они запросто могут воспользоваться его услугами.

– Чтобы времени не терять. – Он потряс в воздухе связкой отмычек, с которыми его застали Звягин с Хромовым.

– Точно медвежатник, – ахнула соседка, когда дверь Аллы Ивановны Ивановой через пару минут распахнулась.

– Я – нет. Дед мой полжизни отсидел за это дело, – не без смущения пояснил Барков. – И меня кое-чему обучил. Но я, честно признаюсь, пользуюсь освоенным мастерством только в мирных целях. Заходим, господа.

– Стоять! – скомандовал Звягин. – Сначала мы…

Его старый нос, который его жена называла волчьим, вдруг кое-что учуял. К запаху приготовленной вчера еды и ароматических домашних отдушек примешивалось еще кое-что. Некий металлический запашок с ощутимой кислинкой, от которого у него всегда случалась оскомина. Его крайние зубы просто сводило от этой вони, в происхождении которой он не мог ошибиться.

Все так, как он и предполагал. Аллу Ивановну Иванову обнаружили на собственной кухне в луже крови в области головы. Женщина лежала лицом вниз с широко раскинутыми в стороны руками и ногами.

– Ударили со спины, – прокомментировал Хромов, снова принявшись обдавать его лысую макушку горячим дыханием. – Не ожидала нападения.

– Не сопротивлялась, – присев перед телом, добавил Звягин.

Он внимательно осматривал ее ногти, не дотрагиваясь.

– Маникюр в порядке. Да, ты прав. Напали со спины. Давай, старлей, вызывай, кого надо. И будем работать. Да и сожителя ее задержать надо срочно.

– Думаете, он? – Хромов уже набирал нужный номер телефона.

– Думать будем потом. Задержим, поговорим. Может, он… – Звягин покосился на дверной проем, в котором маячил телевизионщик Барков. – Может, он знает, о чем она собиралась сообщить корреспонденту с телевидения…

Тимура задержали прямо на рейсе. К тому времени уже было готово предварительное заключение по поводу гибели Ивановой Аллы Ивановны.

– Проломили череп с одного удара тяжелым предметом, – оповестил Звягина эксперт. – Орудие убийства, как я понял, в квартире не обнаружено.

– Это может быть какой-нибудь автомобильный ключ или что-то в этом роде?

– Может быть все что угодно. Но тяжелое и тупое, площадь поражения примерно пять на пять. Может, кувалда.

Соседка Ивановой в руках Тимура кувалды не видела, потому что она не видела его вообще. Просто слышала, как он поет, поднимаясь по лестнице, и все.

Оперативно обыскали рабочее место Тимура, его служебный и личный автомобили. Предметов, могущих стать орудием убийства, было много, но следов крови ни на одном из них обнаружено не было.

– Мы задерживаем вас по подозрению в убийстве вашей сожительницы – Ивановой Аллы Ивановны, – «обрадовал» Тимура Звягин после предварительной беседы.

Беседовал, правда, все больше он сам. Тимур молчал, сидя напротив Звягина с низко опущенной головой. Все время молчал. Но когда его выводили из комнаты для допросов, неожиданно оглянулся на Звягина и проговорил:

– Разумеется, я ее не убивал. Мне это было не нужно. Я съехал от Аллы за день до этого. К другой женщине. Ее убил кто-то другой. Тот, о ком она неожиданно снова вспомнила спустя три с половиной года…