Текст книги "Зеленые глаза викинга"

– Я на диване сидела, – поправила та ее.

– Слава богу, что не клубочком свернулась на коврике под ее дверью! Ладно, мы все это уже проходили. Чего теперь-то ревешь?

– Я... Я с ним пыталась говорить, а он...

– Ну!

– А он озверел вдруг и как заорет на меня: не суйся, говорит, не в свое дело! Такое впервые, Данечка! Впервые!!!

– Я тебя предупреждала, – нравоучительно вставила Даша. – Бросай все и приезжай ко мне, рванем за город, мяса пожарим, выкупаемся в реке, позагораем, а, что скажешь?

– Он собирается сейчас с ней по магазинам. Говорит, она просила ей помочь с покупками к новоселью. А меня... Меня не берут, Даня!!! – Маринка разревелась в голос, еле успевая вставлять: – Я... Я, конечно, понимаю все! Она такая красотка... Но он-то мог бы и помягче, а он... Это впервые, Даня! А вдруг... Вдруг он уйдет от меня к ней, что мне делать?! Что?!

Подруга Дашу совсем не слушала, пропустила мимо ушей предложение выехать за город и отвлечься хоть как-то. Слышала только себя, свое горе и смаковала его, изливая словами и слезами. Это нервировало.

– Что мне делать, Данечка, если он станет перетаскивать вещи из нашей квартиры в ее, что?! – ныла Маринка.

– Возьми и убей его! – рявкнула она и, прежде чем отключиться, добавила: – На твоем месте я бы так и сделала!..

Глава 2

До того самого дня беды оставалась всего неделя, когда Маринка снова позвонила ей в слезах. С памятного воскресного утра она больше ей не звонила. Даша тоже закрутилась, свалилось сразу несколько дел, что были на контроле у начальства и в прокуратуре, работать приходилось до посинения, спать по четыре часа. Все злились, раздражались по пустякам, орали друг на друга без видимой причины и работали, работали, работали. В глазах темнело от букв протоколов, от лиц фигурантов, от кофе, которым накачивались литрами.

– Ваня, так нельзя, понимаешь!!! – кричала она, стоя над своим помощником, повесившим голову. – Вот ты проболтался подозреваемому и тем самым дал ему шанс выкрутиться. Следи за базаром, как наши с тобой подопечные любят выражаться! Ты понял меня, нет?!

Тот кивнул осторожно.

– Если понял, то какого черта с утра опять тот же прокол?!

Еле успела дух перевести, как в кабинет ворвалась Неля.

– Приветики, чего орем? – встала она у двери в коротенькой юбочке и прозрачной распашонке, будто не на работу собиралась поутру, а на пляж. – Чего, Ванюша, снова язык твой – враг твой, да?

Тот покраснел, на Нелю даже не глянув.

– Чего зашла-то! – шутливо ткнула она Дашу в плечо кулачком. – Слыхала, красавчик-то твой женится?

– Какой красавчик? – не сразу поняла ее Даша.

– Как какой? – погрозила ей пальчиком Неля. – Захар Баскаков женится! Весь город на ушах! Говорят, дама аж из Америки прикатила! Говорят, такая красотка!

– Кто говорит? – надменно поинтересовалась Даша, не понимая, почему это должно ее волновать и почему Неля пришла сообщить обо всем именно им, хотя, с другой стороны, эта пустышка могла обежать уже все кабинеты.

– Мужики все говорят! Говорят, такая красивая стервозная сука!..

Левый висок тут же отозвался неприятной ноющей болью.

Ага! Нашел, стало быть, господин Баскаков свою мечту!

Она – Даша – для него красивая, стареющая сука. А американка красивая стервозная сука. Уж у нее-то либидо вряд ли скукожено. У нее с ним должно быть все в порядке! Агрессивным оно у нее должно быть, неутомимым и ненасытным. Это у Даши оно скукожено...

– Все??? – вдруг заорала она на Нелю, позабыв о ее влиятельной родне. – Если все, то ступай и не мешай нам работать!

Странно, но та не обиделась. Захихикала, погрозила пальчиком и мурлыкнула, прежде чем уйти:

– Я же говорила, что ты к нему неровно дышишь. Говорила, говорила! Я редко когда ошибаюсь!

И стоило за ней затвориться двери, как позвонила Маринка. Давно не звонила, очень давно, а тут вдруг в разгар рабочего дня и снова в слезах.

– Данечка, он заговорил о разводе, – произнесла она через силу. – Ты была права, он заговорил о разводе! Что мне делать, скажи, Данечка?!

Ох, не ко времени позвонила подруга, ох, не в добрый час! Она же не знала, что левый висок у Полукаровой Дарьи Дмитриевны вздулся синей веной и колотило туда без устали: «Вы красивая, стареющая сука... Вы красивая, стареющая сука...»

Тут еще Нелькино догадливое хихиканье, мурлыканье, Ванькино понимающее сопение, сочувствующий взгляд. Провалилось бы все!

– Данечка, что мне делать, он собрался переезжать к ней!!! Как я стану жить, зная, что он за стенкой с ней, а-ааа... – выла с надрывом подруга прямо в самое ухо.

– Я уже говорила тебе! – заорала Даша бешеным не своим голосом. – Если не можешь забить на него, то убей!!!

Голос Маринки тут же прервался тишиной, отключилась, стало быть. Ванина голова ушла по уши в плечи, а Даша выскочила из кабинета и едва не бегом рванула к туалету.

Там, пустив ледяную воду и опершись ладонями в края раковины, она уставилась на себя в зеркало и минуты три рассматривала неузнающим взглядом.

Господи! Что с ней?! Почему она так взбесилась, услышав, что Баскаков женится на красивой стервозной суке из Америки?! Вспомнились его обидные слова? Собственный испуг? Или то, что в последнее время не проходило и дня, чтобы она не вспомнила о нем, лазая по собственным шкафам и ощупывая шторы?

На Маринку наорала, а у нее горе. Настоящее большое горе, а она наорала на нее. Человек к ней за советом, а она...

– Сошла с ума, – пожаловалась с горечью своему отражению в зеркале Даша. – Ты, дамочка, совсем сошла с ума. Он думать о тебе забыл, а ты ищешь его по шкафам и под кроватью.

Вспомнив про кровать, Даша покраснела и тут же сунула лицо под воду.

Недавно этот мерзавец приснился ей. И приснился так, что она проснулась от собственного стона и тут же принялась шарить рукой по соседней подушке. Потом, полностью очнувшись, устыдилась. А после и рассмеялась в полный голос, невзирая на третий час ночи.

Знал бы господин Баскаков, что они вдвоем вытворяли в Дашином сне, не уличал бы ее либидо в никчемности.

А теперь он женится на американке. И сну этому никогда не стать вещим. И даже не по причине его женитьбы, а по причине того, что он Дашу ненавидит и будет ненавидеть ровно столько времени, пока не увидит ее поверженной...

– Марин, ты прости меня, – взмолилась она, перезвонив подруге часа через два. – Умоляю, прости!

– У тебя что-то случилось? – поинтересовалась та бесцветным чужим голосом. – Ты была сама не своя.

– И да и нет.

– И что да, а что нет? – В голосе подруги появилось участие, потому, наверное, что Даша крайне редко жаловалась на жизнь, все больше подругу слушала. – Ты говори, говори, может, своими неприятностями меня от моих отвлечешь. Брошусь тебе помогать, и все такое.

– Нет, Марин.

Даша выдохнула струю дыма в открытую форточку. Курила она тайком от Ваньки, пообещав тому месяцев десять назад бросить. Сейчас тот был уже дома, Даша отпустила его пораньше, вот и отрывалась на полную катушку, выкурив подряд уже три сигареты. Но дымила из осторожности все же на улицу. Не очень-то приятно было ронять себя в его глазах, обещала же.

– Что «нет»? – переспросила терпеливая и на все ее горести согласная подруга. – Что «нет»? Давай говори, вместе подумаем, глядишь, и помогу тебе.

– Ты мне не помощник в этом деле, – ухмыльнулась Даша с горечью.

– В каком?

– Да я... Да я и сама не знаю! – вдруг призналась она. – Режет какое-то бешенство, а причины понять не могу.

– И? По причине чего бешенство-то? Или...

Впервые у той в голосе проснулся слабенький, но все же интерес. Какой-то проблеск оживления. И Даше вдруг не захотелось студить его, захотелось подогреть, распалить изо всех сил.

И она взяла и рассказала ей все. О том повисшем деле с убийством семьи конкурента Баскакова. О том, как долго и мучительно они с Ванькой собирали доказательства его вины, да так и утерлись. О встрече злополучной на курорте тоже рассказать пришлось, потому что Марина без конца понукала ее и все заставляла и заставляла говорить дальше. И даже про Мишаню своего забыла и про скотство его с соседкой, настолько ее увлек рассказ Даши.

Увлек и растревожил одновременно.

– Ты хотя бы понимаешь, насколько серьезны могут быть его угрозы?! – подвела Марина черту под ее рассказом. – Почему ты никому ничего не рассказала, Данечка?!

– Кому? О чем? О пятне от мороженого на сарафане?

– При чем тут сарафан и мороженое?! – возмутилась подруга Лихая. – Он стопроцентно тебе угрожал. И ты перепугалась, это очевидно.

– Да ладно, – промямлила Даша неуверенно.

– «Да ладно»! – передразнила Марина ее. – С какой тогда стати шаришь по шкафам и под кроватью, когда возвращаешься? Почему вечерами не ходишь одна? Когда это ты боялась?! А теперь что?

– Что?

– Теперь он загнал тебя в угол!

– Думаешь?

Даша досадливо закусила нижнюю губу, уже пожалев, что так разоткровенничалась. Была бы та досада и страхи с ней один на один, а теперь вон еще и Маринка станет квохтать. Сейчас про то, чтобы организовать ей круглосуточную охрану, начнет вопить.

Так и случилось.

– Ты должна все рассказать Ване, – сурово потребовала она и тут же пригрозила: – Не расскажешь ты, расскажу я!

– Только попробуй! – перепугалась Даша.

Ваньке только скажи, он в ее подъезд переселится. Поставит под дверью коробку из-под холодильника, застелет ее внутри тряпками и станет там жить-поживать, охраняя мир и покой любимой напарницы, начальницы, коллеги.

– Нет!!! Не смей!!! – добавила она тут же. – Нет у меня никаких страхов, а бешусь я, скорее всего, из-за того...

Она запнулась. Говорить дальше совсем не хотелось. А Маринка снова начала торопить. И пришлось ляпнуть:

– Из-за того, что он женится!

– Оп-па!!! – ахнула Марина и на минуту умолкла, слышно было лишь ее шумное дыхание.

А раз она так дышала, значит, о чем-то напряженно размышляла, и за размышлениями следовал непременный вывод. На них она была горазда.

Не подвела и теперь.

– Ты что же, Дарь Дмитриевна, влюбилась в него, что ли?

– Я? – на возмущение сил не было, пришлось похихикать. – Ерунду не городи.

– Ничего не ерунда, – отмахнулась от ее неубедительной веселости подруга. – Стала бы ты злиться на глупые слова какого-то мужика, проходившего тем более у тебя по делу подозреваемым, если бы тот мужик был тебе безразличен. Нет, милая, я все еще помню твою злость на Витьку. Помню! Тогда ты вот так же, когда еще любила его, наливалась, наливалась, кипела тихонько в одиночестве, кипела, а потом – бац!!!

– Что бац-то?

Даша вдруг почувствовала, что не может стоять возле распахнутого окна. Не потому, что курить расхотелось, и с улицы, как из домны, пыхало жаром, и листья на липе казались махровыми от пыли, а потому, что ноги мгновенно перестали держать и слушаться.

А что, если Маринка права и она действительно неравнодушна к Баскакову? Что, если ее самообман, в который она удобно паковалась до сего дня, очевиден для всех остальных, а? И Нелька вон безобразно хихикает и намекает, намекает. И Ванька догадливо отворачивается. А Марина так вообще озвучила все за остальных.

– Срывалась, вот что, – ответила Марина на вопрос, который Даша давно забыла.

Сил не было даже на то, чтобы помнить и это еще. Все как-то непривычно и неприятно ворочалось в груди, набухало, подкатывало к горлу, потом ухало со свистом вниз.

Она влюблена в Захара Баскакова?! Она влюбилась в него? И когда? Еще тогда, когда он входил в ее кабинет в сопровождении адвоката? Или тогда, когда его уже сопровождал охранник? Или, может, тогда, когда он стоял плотно за ее спиной, и дышал ей в ухо горячо, и говорил что-то свистящим тревожным шепотом? А может, она прониклась к нему чувствами, когда он принялся унижать ее, растаптывать ее женскую сущность, угрожать, утюжа ее голую коленку своей пыльной подошвой?

Нет!!! Да нет же! Такого не может быть!

– Может, и есть, – печально изрекла Марина и снова всхлипнула. – Тебя-то за что так угораздило, милая? Ладно меня, я убогая, все этому козлу потакала, все позволяла унижать себя, забыла о достоинстве совсем… А тебе-то за что такой крест, Данечка?!

– Какой? – тупо переспросила Даша и передернулась от крупных мурашек, прострочивших кожу. – Какой крест, Марин? О чем ты? Все ты выдумала и...

– Нет, милая, я знаю тебя лучше тебя самой, – перебила ее подруга. – Ты любишь его. Оттого и забыть не можешь, оттого и по шкафам каждый вечер лазишь, думаешь, он там прячется. Боялась бы по-настоящему, давно бы сопровождающий рядом шел, Ванька вон, например. А теперь он женится, и ты изменить ничего не можешь. И понимаешь, что ничего изменить нельзя и что ничего нет и быть не может, а все же, а вдруг...

– Марина! – взмолилась Даша, устав слушать и ее, и себя, отзывающуюся на каждое слово подруги молчаливым кивком. – Все! Хватит!!!

– Ну, хватит так хватит, – быстро согласилась та. – Я чего тебе звонила-то днем, Данечка... Ты когда домой собираешься?

– Я? – Даша глянула на часы, домой давно пора было. – Уже выхожу, а что? Заехать за тобой?

Маринкина клиника была ей по дороге, и она нередко забирала подругу и доставляла домой.

– За мной не надо, у меня ночная смена, во-первых, а во-вторых, сейчас две внеплановые операции. Один пациент тяжелый, второй средней тяжести. Стоять часа четыре как минимум. Я попросить хотела...

– Ну! – подстегнула ее Даша, хватая сумку со стола и направляясь к двери. – К Мишке, что ли, заехать? И поговорить с ним?

– Да! – выдохнула та с облегчением, не зная, как половчее подступиться к ней с такой деликатной просьбой. – Поможешь?

– Только я ведь церемониться с ним не стану, Марин.

– И не надо!

– И выражения не буду подбирать.

– Валяй!

– А могу и в зубы дать, – шла по нарастающей Даша и, торопливо отметившись в журнале в дежурке, выбежала на улицу. – Если выведет!

– Согласна! Ты – моя последняя надежда! Меня он уже не слушает.

– Козел! – скрипнула зубами Дарья Дмитриевна, на время позабыв, что, возможно, влюблена куда в большего мерзавца, если вообще не в убийцу.

– Согласна! Только обязательно поезжай к нам сейчас, Данечка. Завтра может быть уже поздно!..

Поздно оказалось уже сегодня.

Даша летела на крыльях праведного негодования, подгоняемая попутным ветром Маринкиного одобрения. Летела и не замечала ничего вокруг себя, потому и интуитивную подозрительность не услышала, и покалывание в левом виске проигнорировала. И даже то, что дверь квартиры ее друзей Лихих чуть приоткрыта, расценила не так, как надо.

– О, оборзел, гад! – прошипела сквозь зубы, хватаясь за дверную ручку и оттягивая дверь на себя. – Они уже из хаты в хату мечутся и не запираются даже. А зачем? От кого? Ну, щ-щас он у меня получит...

Получил не он, получила она. Сильный удар сзади и чуть сбоку слева обрушился на нее с явным запозданием. Она успела увидеть и молниеносно оценить картину происшествия в доме ее друзей.

Мишка мертв – к гадалке не ходи. Огнестрельное ранение прямо в сердце. Скорее всего, умер мгновенно и...

Все, потом ее отключили.

Глава 3

– У нас достаточно улик, чтобы не выпускать вас до суда, Дарья Дмитриевна.

Следователь службы собственной безопасности Лариса Ивановна смотрела на Дашу с совершенно бесстрастным видом. Ни сочувствия, ни симпатии, ни порицания – ничего. Восковое некрасивое лицо молодой еще женщины. Интересно, как у нее обстоят дела с личной жизнью? Ее сексуальная сущность тоже скукожена или как? Что бы господин Баскаков сказал в этой связи?

У-у, Баскаков! У-у, сволочь, гадина подколодная! Нашел все же способ и возможность отомстить ей. Сам, интересно, Мишку убивал или наемника использовал? Вряд ли сам. У самого наверняка стопроцентное алиби. Где-нибудь светился перед всем городским бомондом своим совершенным телом и лицом, пока она к друзьям шлепала по Маринкиной наводке.

Глупо как подумала, да? По Маринкиной наводке...

Что же, подруга в сговор с Баскаковым вступила, чтобы и денег заработать, и от поганца-мужа избавиться? Да бред! Не могла она! И Баскакова этого не знала, услышала лишь от Даши о нем, и все.

И все?..

– Ситуация отвратительная, Дарья Дмитриевна, неужели вы этого не понимаете?! – повысила голос некрасивая Лариса Ивановна. – Вас могут привлечь к ответственности за убийство! Вы это понимаете?!

– Не могут, – упрямо тряхнула головой Даша и потерла указательным пальцем левый висок.

– Почему это? – вытаращила на нее Лариса Ивановна водянистые невыразительные глаза, весьма подходящие к ее некрасивому лицу. – Что заставляет вас думать, что вам удастся уйти от ответственности?!

– Первое… – Даша подняла правую руку с загнутым мизинцем, привычка у нее была такая – начинать отсчет с мизинца. – Первое – на моих руках нет следов пороха. Второе – в тот момент, когда я вошла, Мишка был уже мертв по меньшей мере час.

– Откуда такая уверенность? – фыркнула со злостью Лариса Ивановна.

– Оттуда, уважаемая Лариса Ивановна, что я работаю в милиции уже пятнадцать лет и насмотрелась на покойников, тьфу-тьфу их, и могу уже по виду крови на полу различить, когда приблизительно она пролилась – только что, или часом раньше, или вчерашним днем. А также могу различать по трупному запаху или рвотной массе, когда...

– Достаточно! – перебила ее с перекошенным лицом Лариса Ивановна. – Профессионалка она, понимаешь! Что же попалась, как кур в ощип, а? Чего полезла туда? Если дверь была открыта, чего поперлась, а?

– Третье... – перебила ее Даша. – Мишкино пулевое ранение, скорее всего, свидетельствует о мгновенной его смерти, посему исключается возможность нанесения им удара мне по голове. Вы ведь такую версию выдвигаете вместе с прокурорскими, так?

Про их версию ей все рассказал Ванька, просочившийся к ней сквозь стены тюрьмы и многочисленную охрану путем должностного подкупа. Просочился он с горячей жареной картошкой, котлетами и мамиными пончиками с вишней. Смотрел на нее жалостливыми глазами, в которых нет-нет да и засверкает слеза. Все пытался поправить повязку на ее голове и талдычил без конца, что версия дутая, что трех дней не проживет. Что весь их отдел на Дашиной стороне, а Павел Степанович второй день ходит где-то по верхам и все хлопочет и хлопочет.

– А какая у вас версия, Дарья Дмитриевна? Кого вы считаете причастным к убийству мужа вашей подруги?

Некрасивое лицо Ларисы Ивановны паскудно сморщилось. Не иначе какой-то козырь имела в своей черной папке, которую поглаживала без конца короткими узловатыми пальцами. Чего-то недослышал и недосмотрел Ванька, пробравшийся к ней в застенки лазутчиком.

– Я не знаю всех материалов дела, чтобы выдвигать версии, – уклонилась она от прямого ответа. – Не знаю результатов экспертизы. Не видела орудия убийства.

– Не видела она! – разразилась злым неприятным хохотом следователь службы собственной безопасности. – Тебя с ним в руках обнаружили, милочка! Вот в ручках твоих он и покоился, когда милиция приехала по вызову соседей.

– Кто же из соседей вызвал милицию?

– Принципиально? – удивленно подняла отвратительно выщипанную бровь Лариса Ивановна.

Это было более чем принципиально. В тридцать восьмой жила Мишкина предполагаемая любовница, если, конечно, Маринка не сгущала краски и ничего не придумала про них.

Сквозанула же угрюмая мыслишка в Дашиных профессиональных мозгах про наводку относительно Маринки. Чем черт не шутит, так ведь?

С этим еще разбираться и разбираться предстоит. Только бы выбраться, только бы выйти...

Так, кто там еще из соседей имелся?

Первый этаж был занят под магазин. Двери замурованы, жильцов, стало быть, нет. Вход в магазин был с противоположной стороны от входа в подъезд дома.

Второй этаж занимали две семьи пенсионеров, они жили с мая по октябрь на дачах, летом их никогда не бывало.

На третьем этаже жили сами Лихие, тридцать восьмая квартира – соседняя – переходила из рук в руки, как вымпел. Четвертый и пятый этажи занимали приличные работающие люди, обычно возвращающиеся в свои квартиры ближе к десяти вечера. Значит, на момент совершения преступления их дома быть не могло. Перед подъездом тоже никто не сновал, когда она спешила в квартиру к друзьям.

И кто же вызвал милицию?

– Принципиально, – покивала Даша.

– Ну... Хотя я не обязана посвящать вас, в интересах следствия и все такое, но... Звонок на самом деле, по словам дежурного, был очень странным, – нехотя призналась Лариса Ивановна.

– То есть?

– Позвонил некто, явно трубку прикрывал чем-то, распознать поэтому было невозможно, кто звонит: мужчина, женщина, подросток, ребенок... Позвонил и порекомендовал наведаться по адресу такому-то в квартиру такую-то. Дежурный спрашивает: что случилось? А ему со смешком отвечают: много там интересного найдете.

– И все?

– И все! Дежурный даже не хотел записывать, да, на беду, начальство рядом с дежурной частью крутилось, пардон... – Лариса Ивановна в очередной раз погладила папку, потом резким движением распахнула ее и достала новехонькую пачечку сигареток. – Как вот тут бросить, ну как?! Курите?

– Курю, – жадно потянулась взглядом к пачке с сигаретами Даша. – Курю тайком от Ваньки.

– Ванька – это кто, сын?

– Ванька – это мой помощник.

– Это тот, который с котлетами к вам пробрался позавчера вечером?

– Откуда?! – вытаращилась Даша, с благодарностью принимая из рук Ларисы Ивановны сигарету.

– Мы тоже не просто так свой хлеб едим, – с усталым самодовольством хмыкнула та и с наслаждением закурила. – Как сладок запретный плод, а! Сама себе запрещаю, и оказывается, что сама себя обворовываю... Так кто мог убить мужа вашей подруги, Дарья Дмитриевна?

– Не знаю, – не совсем искренне призналась Даша, уводя взгляд от водянистых глаз Ларисы к тлеющему кончику сигареты. – Я вообще не знаю, были ли у него враги, друзья. Нигде не работал, торчал будто бы все время дома за компьютером. Лазил по паутине, какие-то даже деньги зарабатывал. Ничего об этом не знаю, предупреждаю сразу. Поэтому не исключаю возможность шантажа с его стороны. Мог ведь куда-то просочиться во время своих многочасовых бдений за ящиком? Мишка, он был... как бы это поудачнее выразиться...

– Неблагополучный красавец? – подсказала Лариса Ивановна и попала в самую точку.

– Во-во! Нигде-то его не ценили, все-то к нему были несправедливы, судьба в том числе. Сидел у Маринки на шее, ноги свесив, и все равно ворчал.

– Знаю таких, – охотно поддакнула та. – Еще небось и изменял ей направо и налево, а она терпела и еще бы сто лет терпела, если бы его... Н-да... – Лариса Ивановна ткнула окурок в пепельницу, тут же полезла за следующей сигаретой и пробормотала вполне по человечески: – Даш, я-то знаю, что ты не могла его убить. Не в том смысле, что не смогла бы, а в том, что не стала бы делать это так бездарно. Ты же умница, каких поискать. Да и нестыковки эти всем в глаза лезут: отсутствие следов пороха, время смерти, невозможность совершения им нападения после выстрела... Все так, и отпущу тебя, конечно же, но протокол, сама понимаешь.

– Понимаю.

– Вот вынь да положь им твои внутренности препарированные! И ведь непременно меня надо было к тебе! Там молодых да рьяных знаешь сколько у нас, а они меня!

– Наверное, потому вас, что молодые и рьяные маму родную на нары сунут, лишь бы звезду на плечо схватить, – вполголоса проговорила Даша, взаимопонимание мало-помалу восстанавливалось. – А вы разберетесь.

– Я с первой минуты разобралась! – фыркнула та, роняя пепел на черную папку и стол. – Сразу сказала, что не ты... То есть не вы убили. Так нет же, проведите дознание и все такое! Ладно... Пропуск сейчас подпишу, и домой отправляйся, Дарья Дмитриевна.

– Спасибо!!!

Конечно, она знала, что справедливость восторжествует! Конечно, понимала, что профессионалу достаточно будет одного взгляда, чтобы разобраться, что это чистой воды подстава. Но все равно подрагивало внутри и в левый висок покалывало – а вдруг...

Вдруг кому-то очень надо ее посадить? И она даже знала – кому именно это нужно.

Что, если за ее несвободу бешеные деньги плачены и кто-то не смог от них отказаться? Что, если машину запустили на полную катушку и такие крохотные винтики, как ее помощник Ванька и начальник ОВД Павел Степанович, ничего не решают?

Что, если все так плохо и ей прямая дорога в тюрьму?! И никто и ничто уже не поможет. И адвоката подсунут никудышного, и судью продажного. Засудят на раз-два. Так уже бывало.

А в тюрьму не хотелось! Не только потому, что не за что было, а и потому, что она знала, как там. Была на допросах и просто с проверками, знала все и о быте, и о порядках, и о том, как это – небо в клеточку. И как шершава тюремная стена, тонок и хрусток матрас, непривычна и постна еда.

Не хотела она в тюрьму на долгие годы, ей нескольких дней хватило.

– Спасибо, Лариса Ивановна, – повторила она сдавленным голосом, и вдруг захотелось поплакать, еле сдержалась.

– Да мне-то за что, Даша! – Женщина подперла кулаком щеку, поставив локоток на стол. – Все, что от меня зависело, я сделала. Но хочу предупредить... На этом ведь все не закончится. Следствие продолжается, и, возможно, взгляды то и дело будут оборачиваться в вашу сторону.

– Понимаю...

– Это лишь часть неприятностей. Ведь ясно, что кто-то хотел вас подставить! Что-то подсказывает мне, что ждали именно вас. С момента выстрела до вашего там появления прошло часа полтора-два, что же, убийца сидел там и ждал, что ли? Мутно как-то, нехорошо. Ладно, разберетесь, вы девочка умная. Наверняка что-то знаете, но молчите. А оно и правильно, что молчите.

Это Лариса Ивановна уже скорее для себя бормотала, чем для Даши, которая с замиранием сердца наблюдала за тем, как та подписывает ей пропуск.

– Нате вам с кисточкой, – нехотя улыбнулась она, протягивая бумагу Даше. – И не попадайся мне больше, идет?

– Постараюсь.

– Не постараюсь, а не попадайся! – вдруг рявкнула та грубо и сердито, сузив водянистые невыразительные глаза. – Моя лояльность закончится так же внезапно, как и началась! С тобой еще твой шеф побеседует, надеюсь, но от себя лично настоятельно рекомендую: ищи убийцу и как можно скорее найди, иначе...

– ...Иначе нам тут разноса не избежать, Полукарова! – гневался Павел Степанович, вызвав ее следующим утром. – Напиши рапорт, я тебя по-человечески прошу! Не уйдешь сама, нас тут проверками засношают, Даш!!! Мне до пенсии полгода, нароют на тебя что-то и меня вместе с тобой под одну гребенку на улицу… Начнут чистить снизу доверху, это стопроцентно! Я и так зад свой подставлял, из кабинета в кабинет носился, чтобы тебя вытащить. Хорошо, удалось Лариску уговорить, если бы не она, а кто-то другой, все – не выпустили бы точно! Даш, ну что скажешь, а?

– Павел Степанович, но я ведь никого не убивала!!!

Больше она никаких доводов не нашла в споре с начальником. Да особо и не спорила, слушала просто, как он ее с нажимом уговаривает уволиться по собственному желанию, и глазами моргала.

Не такой встречи она ожидала в родном РОВД, совсем не такой. Ванька оказался в какой-то непонятной командировке. Нелька отвернулась, едва головой кивнув. А Павел Степанович ясно дал понять, что, если Даша не уволится по собственному желанию, она подставит всех сотрудников под долговременные всевозможные проверки и последующие за этим сокращения и увольнения. И...

И вообще, как человек чести, за оказанную ей услугу в виде долгожданной свободы она должна уволиться и не морочить никому голову.

– Я ведь не убивала!

– Знаю! Но это ничего не меняет.

– Как это?!

– А так! На месте преступления не я оказался оглушенным с орудием убийства в руках! А кто?

– Я...

– Вот! А почему? Это что – случайность?

– Не знаю.

– Зато я знаю, что нет – не случайность! Это стопроцентная подстава. И подставить хотели тебя. А почему?

– Не знаю.

– Не знает она! Твое имя хотели осквернить! – бушевал начальник, но трусовато так, скорее из-за опасений выпустить кресло из-под задницы, чем о ее добром имени пекся. – Тебя хотели подставить под подозрение! И не волнует уже никого, что убила не ты. Волнует, что убили из-за тебя!

– Из-за меня???

Вот до этого она еще ни разу не додумалась, если честно. Много всего передумала, много народу в фигуранты записала мысленно, но вот про то, что Мишку могли убить только ради того, чтобы подставить именно ее...

Нет, такого она и в самом страшном сне увидеть не могла.

– Да-да, глаза не таращи, Полукарова! Из-за тебя и убили. Вели тебя, вели, значит... А потом и...

Павел Степанович окончательно запутался, потерял нить рассуждений, осерчал и начал двигать по столу бумаги, часть из них роняя на пол. Поднял одну, повертел в руках, оказалась чистой. Он тут же сунул ее прямо ей под локти и приказал:

– Пиши, Даш, пока меня инфаркт не хватил. Богом тебя прошу, избавь ты нас от геенны огненной...

Что ей оставалось? Написала рапорт об увольнении по собственному желанию задним числом, когда Мишка был еще жив. И когда Маринка еще не звонила ей и не просила о помощи.

Кстати, подруга так и не объявилась после ее ареста ни разу. Даша после освобождения пару раз позвонила ей на мобильный. Оба раза Марина оказалась вне зоны действия сети, она и забросила попытки. Но не насовсем, на время. Вопросов к подруге было множество. Главное было сформулировать их правильно. Чтобы, не дай бог, не обидеть или... не спугнуть.

Господина Баскакова еще ожидала встреча с Полукаровой Дарьей Дмитриевной. Он, правда, об этом пока не знал, но встреча должна была непременно состояться. Пускай у него скоро свадьба, пускай. И плевать ей на то, что возле него крутится шикарная стерва из Америки. Она непременно встретится с этим, с этим...

Слов для него у нее уже не хватало. Да их в русском языке уже не осталось, и ненормативная лексика истощилась. От того, сколько она о нем вспоминала, господин Баскаков должен был икать всю последнюю неделю не переставая.

Вот она и навестит его, чтобы и вопросы задать, и попутно от икоты избавить.

– Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого... – пробормотала Даша, медленно спускаясь по лестнице отдела, в котором проработала больше пятнадцати лет.

А что, если Баскаков ни при чем? Что, если Мишка самостоятельно, без всякой помощи извне сумел влезть в какое-нибудь дерьмо и за это его угомонили? Каким-то образом он зарабатывал какие-то деньги, не поднимая своей задницы со стула. Может, вскрыл какой-нибудь секретный файл и...

А Даша просто оказалась не в том месте, не в то время. А? Может такое быть?

Может, наверное, но…

Какого черта убийце торчать в квартире жертвы полтора или целых два часа? Ее, что ли, ждал? Или Маринку? Если Маринку, то убийца плохо знал семью Лихих. И не знал точно, когда жена убитого им Михаила вернется с работы. У нее же в тот день была ночная смена и одна или две внеплановые операции. Они могли продлиться бог знает сколько. И Марина запросто могла отпахать полторы смены. Значит...