Электронная библиотека » Галина Романова » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 04:08


Автор книги: Галина Романова


Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 4

– Санек, ты проснулась?

Марков потолкал задом жену. Та засопела, заворочалась, забормотала что-то неразборчивое и снова затихла.

Значит, спит. Или притворяется. Знает, что, едва проснувшись, непременно надо будет выполнять какую-нибудь мужнину просьбу. Он их с утра раздавать горазд. На работе приказания раздавал. Дома просьбы, но они мало чем отличались от приказаний. Что там, что дома отказа не терпелось.

Да ему и отказать было сложно. Попросит так, что ноги у Александры сами из-под одеяла высовывались, падали с кровати, нашаривали тапочки и несли не проснувшееся еще тело с одуревшей со сна головой в кухню. А там либо кофе варить приходилось, потому что любимый муж Александр Иванович Марков кофе в постель запросил. Либо кефир с сахаром разбалтывался интенсивно, чтобы сахар потом у него на драгоценных зубах не скрипел. Либо омлет в спешке готовился. Ну вот захотелось ему омлета горячего с румяной корочкой. Вот желал он прямиком из постели плюхнуться за стол и уткнуться неумытой физиономией в тарелку.

Желания каждое утро бывали разными. Просилось все разным тоном. Она уже научилась распознавать степень тяжести при выполнении его капризов.

Если тон обычный – просьба пустячная. Если чуть виноватый, значит, придется что-то готовить. Ну, а уж ежели поскуливать начинает дорогой супруг и носом за ухо к ней тыкаться, то придется и побрить его в кровати. Да, и такое бывало. И не раз. И делалось ею это, между прочим… с удовольствием.

– Сане-еек, малыш, ты ведь проснулась, – заскулил, заскулил любимый. – Ну чего притворяешься, а?

– Чего тебе? – прошептала она, как обычно, и как обычно, улыбнулась в подушку.

– Кашки хочу, – простонал Марков и полез левой рукой под одеяло, пытаясь настигнуть ускользающую жену. – Овсяной, Санек. Сладкой, с изюмом. Сделаешь?

– Уже лечу.

Она спустила ноги с кровати, но Марков тут же поймал их и вернул обратно.

– Ты чего? – будто изумилась Александра, хотя прекрасно понимала – чего он.

– А ты чего? – шепнул он ей в ухо. – Не спеши так.

– А как же кашка? Овсяная, сладкая, с изюмом? Марков, ты выбиваешь меня из графика, – она шутливо шлепнула его по руке, ведущей себя довольно нагло. – Я не успею подать тебе завтрак в постель.

– Ты себя мне подай в постели, милая! – строго прикрикнул он на нее, но не громко, правда. – А кашка… Да подождет она, Санек. Иди ко мне…

Завтракали они вместе часом позже. Не рассчитал Марков свои аппетиты, сначала долго из постели ее не отпускал. Потом к овсяной каше еще и мяса запросил. Пришлось повозиться. К столу уселась взлохмаченной, с вспотевшим, раскрасневшимся лицом. И занервничала тут же. Не любила она такой наседкой перед мужем появляться. Уже скоро двадцать лет их отношениям, а она все равно ему на глаза старалась попадаться только причесанной и опрятной.

– Эй, Санек, ты чего нервничаешь? – тут же безошибочно угадал Марков ее настроение. – Кудряшки у нас выбились из прически, так, что ли?

– Саш, отстань, – отмахнулась она, ниже нагибаясь над тарелкой.

– Ээ-эх, дуреха. – Марков улыбнулся и легонько тюкнул ее по носу пальцем. – А я так люблю твои кудряшки, Санек. Люблю, когда ты у меня такой вот растрепыш. И вообще, я тебя всякую люблю!

Марков не лукавил. Он в самом деле любил свою Саньку с семнадцати лет. И с каждым годом, кажется, любил ее все сильнее. Юношеская пылкость заматерела, чувства стали глубже, четче обозначились их контуры. Все для него сделалось давно предельно ясным и понятным: он любит свою жену и будет любить ее вечно. Может, это и несовременно. Не в духе, так сказать, времени. Да, он старомоден! Многие знакомые поменяли своих законных спутниц на молоденьких. Петушились перед ними, хвосты распускали. Принимались посещать танцзалы. Молодежные вечеринки. Усиленно делали вид, что это их вполне устраивает, и это все как раз то, чего они и ждали от новых отношений. Со старой женой все было не так, с ней все приелось, набило оскомину. А тут-то, а тут! Все фонтанирует, все искрит, бурлит и плещется!

Фальшивили, нет?..

А он вот так не хотел. Его все устраивало в Саньке, все. И даже тот самый средний возраст, которого она так страшилась и приближение которого уже как будто было не за горами, Марков тоже любил. Пускай жена немного поправилась, его это устраивало. Пускай морщинки у себя вокруг глаз находила, он только пошучивал. Он любил ее всю: от пяток до растрепанной макушки, со всеми ее новыми складочками, морщинками, лишними граммами. Любил ее брюзжание, любил беспечную болтовню, хлопоты и ничегонеделание. Ему хорошо с ней было: мило, удобно, комфортно, счастливо. И совсем у него не было тяги к какой-нибудь молодой красотке с плоским животом и грудками торчком. И вовсе не хотелось тащиться через весь город к какой-то ее подруге Маське, и только потому, что у той тусняк сегодня соберется – отпад просто. А еще Лева приволок из-за бугра кучу обалденных шмоток, надо бы порыться.

Бр-рр, что за жизнь!!! Марков не хотел танцзала, не хотел отпадного тусняка и в обалденных тряпках рыться не хотел.

И еще зимой не хотелось Маркову ехать на горнолыжный курорт из-за того лишь, чтобы молоденькая киска показала там свои новые цацки и покрутила подолом новой норковой шубы.

– Ты чего, Кирюша, мы же договаривались у матери твоей на Рождество быть?! – изумился Марков, когда Гнедых сразу после Нового года промямлил ему в телефон о поменявшихся планах. – Она же расстроится очень. Ты чего, а?! И Санька планов настроила. Ей дом твоей матушки очень нравится. Красивейшее же место, Кирюша! И на лыжах там с гор катайся, не хочу!

– Понимаешь, Саша, тут такое дело… – вздохнул Кирилл виновато, – Ляля просит отвезти ее, сам знаешь куда. Она там ни разу не была, так что…

Ну почему как молодая длинноногая разлучница, так непременно Лика, Ляля, Софи, Николь? Почему не называться своим родным именем: Саша, Маша, Даша?

Маркову ведь доподлинно было известно, что новую жену Кирилла Гнедых зовут Нина. И что родом та из деревни под Псковом. И голоногое детство она провела на берегу заросшего камышом пруда. И мать у нее там осталась больная и старая. Почему к ней-то не поехать? Почему непременно на горнолыжный курорт? Что она там станет делать-то, Нинка эта? Пыжиться и тужиться, чтобы ее к разряду гламурных жен преуспевающих бизнесменов причислили?

– И на кой черт им все это надо, Санек? – сокрушался он потом, расстроенный тем, что планы на Рождество им всем, включая мать Кирилла, поменяла новоиспеченная Ляля. – Как бы хорошо после сугробов у каминчика погреться в доме Анны Федоровны.

– Они и там после сугробов у каминчика погреются, – сказала его жена, а потом продолжила: – Снимут роскошный номер с видом на горы. Вечерами будут выходить в свет. Танцевать энергичные танцы, вести пустые, ненужные разговоры с совершенно посторонними, ненужными людьми. Затем вернутся в номер, займутся любовью. А после эта Нина-Ляля будет хвастаться своим подругам, как все это шикарно и замечательно у них было. А замечательно вряд ли будет, Саша, потому что все там чужое, включая кровати и простыни.

– Думаешь, Кирюхе это надо?

– Его Ляле это надо, – пожала плечами жена. – Значит, и ему тоже.

– И зачем он с женой расстался, хорошая пара такая была.

Маркову и в самом деле было непонятно решение друга, равно как и его выбор. Нет, новая жена Кирилла была красивой. Пожалуй, даже очень красивой. Но она была настолько пуста и беспечна, что Марков так и ждал от их нового брака подвоха…

– Санек, подойди сюда, – позвал он тоном, не допускающим возражений.

Саша послушно пришла с кухни, где загружала посудомоечную машину и вытирала стол. Послушно встала напротив мужа.

Она вообще была очень послушной женой. Послушной, уважительной и очень любящей. Если бы Марков поступил с ней, как Кирилл поступил со своей бывшей, она бы просто умерла. И отступных никаких не потребовала бы: они бы ей не пригодились, потому что она бы точно умерла.

– Что ты, ну что? – подняла она на мужа глаза.

– Целовать тебя хочу перед уходом, – заявил он и тут же потянул ее к себе, обхватив за поясницу. – Целовать, повелевать, чтобы без меня не скучала. Чтобы без нужды нигде не шлялась по городу. Если что нужно, позвони, пришлю машину.

– Я же сама за рулем, Саша! – взбрыкнула она.

– Знаю я этих баб за рулем!

– Я не баба, я женщина, – она провела губами по его щеке, шепнула в ухо: – Твоя женщина.

– Моя! Ты моя женщина, но… – он отодвинулся к двери, отпуская ее, и снова строго: – Но за рулем ты, Санек, все равно баба! Так что звони!..

Она не позвонит, с раздражающей душу тревогой подумал он, опускаясь в лифте на первый этаж. Никогда не звонит, бессовестная, когда уезжает. Считает, что мешает ему работать своими звонками. А он бесится потом, когда по домашнему телефону она ему не отвечает, а мобильный у нее где-то глубоко в сумочке, а у нее руки заняты пакетами с продуктами, и она спешит к машине из магазина, и потому ответить ему сразу никак не может.

А ему надо, чтобы тут же отвечала! Чтобы, как только он послал ей звонок, она сразу бы ответила. Ведь он боится за нее, поэтому начинает с ума сходить, и объяснений потом никаких не принимает насчет телефона на дне сумки и занятых рук. И даже кричит на нее и ругается. Только Сашка на него не обижается.

– Что же я стану на тебя обижаться, если у тебя даже губы трясутся, так ты боишься за меня, – объяснила она ему как-то, когда он начал прощения просить у нее за свое недостойное грубое поведение. – Я не обижаюсь, милый!..

Обижаться не обижается, но из дома все равно уезжает. И услугами его водителя почти никогда не пользуется. Редко, редко, когда уже сумки неподъемные. Это когда грядут праздники и могут прийти гости.

Марков сел в машину и тут же полез за мобильным.

– Ты чего? – тут же заволновалась жена. – Забыл что-нибудь? Что?

Он представил, как она крутит сейчас головой, пытаясь найти забытую им вещь. Как подпрыгивают ее кудряшки, и она их судорожно заправляет за уши, а глаза такие тревожные-тревожные: надо же, Сашенька что-то забыл, а он уже опаздывает.

Какая же милая, какая же родная! Господи, спасибо тебе за нее!

– Да ничего я не забыл, Санек, – сквозь неожиданное удушье проговорил Марков. – Просто захотелось тебя услышать.

– Ну, Марков, ты даешь, – ахнула она. – Только же из дома вышел. Все хорошо?

– Ага… Ты это, Санек…

Марков замялся. Не хотелось повторять ей снова и снова про то, чтобы звонила, чтобы телефон брала в руки, а не прятала где-то под косметичкой, кошельком и очечником.

– Да знаю, Саш, знаю. – Она заулыбалась, слышно было, что улыбается. – И звонить буду, и телефон буду под рукой держать. Не переживай. До вечера. Да, только что вспомнила. Не забудь Кирилла пригласить к нам на ужин. Пока…

Глава 5

Марго уже минут двадцать сидела в своем кабинете, уставившись в одну точку, и удовлетворенно улыбалась.

У нее все выходило! Все получалось! Вообще всегда и все получалось в жизни. А в последние два месяца особенно. Она была везучей. Везучей и очень наглой. И собственно, никогда не переживала по поводу второго своего отличительного характерного качества.

Да, она наглая. Да, умеет не только поймать удачу за хвост, но и удержать ее в своих руках. Не станет расшаркиваться, извиняться, мучиться глупым чувством вины только потому, что рядом с ней кто-то несчастен, а у нее вот все отлично. Мало того, она могла пойти по головам и по трупам, стоило лишь капризной удаче замаячить на горизонте. Плевать ей было, чьи хребты хрустят под ее острыми каблуками, плевать! Ей надо – она догонит, поймает, скрутит, станет стеречь.

Конечно, ее не любили. Вернее, ненавидели. Но она и не переживала. Главное, ее любил отец, восхищался ею, а все остальные пускай катятся. Она ими пользовалась, пользуется и будет пользоваться.

Вспомнив про отца, Марго опечалилась. Это было единственное, что вгоняло ее в тоску. Отцу было под семьдесят. Старик сдавал на глазах. Сколько-то ему еще отпущено его стариковских лет? Не станет его, что она будет делать-то, господи?! Кому будет рассказывать о своих подвигах, достижениях, пакостях?! Кто станет слушать ее с широко распахнутыми глазами, боясь сглотнуть? Кто выдохнет потом с восторгом:

– Не, дочка, тебе бы президентом быть, а не заместителем директора! Такой размах!.. Надо же, а они даже ни сном ни духом?

– Обижаешь, па! – задавалась Марго, таская с тарелки любимые оладьи из кабачков, которые отец специально научился ради нее делать. – Все думают на другого человека!

– Э-ээх, тебе бы в политику, дочка, – тут же подсказывал отец, поглаживая полный дочкин локоток. – Там такими методами далеко можно зайти!

– Во-во, зайти-то – зайдешь, да ни хрена не выберешься потом, па. – Марго облизывала пальцы от сметаны. – Мне и в фирме неплохо. Живу, как у него за пазухой! Ничего почти не делаю, все на помощников свалила. Знаю, когда с работы надо срулить, чтобы вечерние приказания Эмме достались… Кстати, ты не представляешь, какой сюрпризец я ей готовлю, па!

Про дочкину неприязнь к высокой блондинке Эмме Быстровой отец знал, как никто другой. Очень часто Марго жаловалась ему на нее, и все больше без причины. Быстрова-то ее совершенно не трогала, не обижала, даже, кажется, внимания на нее не обращала. Это-то, видимо, и задевало Ритку. Она ведь привыкла, что все вокруг нее вьется хороводом. А тут полное безразличие. Разве простишь?

– Ты бы поаккуратнее с ней, Ритка, – прикрикнул отец, поднялся, кряхтя, с мягкой скамейки в углу – дочкин подарок, поплелся в кухню. – Чай-то заваривать?

– А с чем?

Марго с сожалением посмотрела на опустевшую тарелку. Потом перевела взгляд на свой пухлый живот, сложившийся тремя крупными валиками, ухватила его пальцами, потрясла любовно.

А вот не собирается она худеть, что скажете, а? Пускай такие, как Быстрова, диетами себя изнуряют. Пусть в зал бегают, скачут там, гантельками упражняются, потеют, пыхтят.

Она – Маргарита Шлюпикова, сорока шести лет от роду, высокая, статная, рыжая, яркая, веселая, удачливая, худеть, пыхтеть, потеть не станет. Ее и такую любят, со всеми ее ста килограммами. А Эмму вот Быстрову – нет, не любят. Правильнее, ее не любит тот, с кем бы она была готова провести остаток своей блеклой, худосочной жизни.

Не любит ее Александр Иванович, хоть удавись! Жену он свою любит, с которой вместе со школьной скамьи, болтают.

Марк, пускай и не красавец, но весьма удачлив и чрезвычайно богат, от нее сбежал, хотя Быстрова и думает, что сама выставила его. Андрей – симпапусечка такая, конфетка сексуальная – тоже удрал от нее, правда, и тут Эмма считает себя инициатором разрыва отношений. Один Сергей оказался из стойких. Влюбился, кажется, в эту треску.

Втрескался в треску! Тут же придумала Марго и рассмеялась одиноким злым смехом.

Вот его Эмма точно сама выставила за дверь. Он жаловался Марго и скрипел зубами, вспоминая, как варил этой неблагодарной бабе диетические супчики и кисели из лесных ягод. Как убирал, мыл, стирал, гладил и как потом был безжалостно изгнан.

– Да за что, не пойму?! – восклицал он с болью, из чего Марго тут же сделала вывод, что ранка-то все кровоточит, не затянулась.

– Да гадкая она просто, Сергунчик, – подсказала ему вчера Марго, когда навещала Сергея на его новом рабочем месте. – Прими это как должное. Гадкая, высокомерная и глумливая.

– Думаешь? – не очень-то поверил он.

– Уверена! – Марго округлила правдиво глаза, в которых отродясь правда не ночевала. – Она ведь глумилась тут в фирме над тобой, когда ты ее пирогами да блинами встречал. Плебеем называла.

– Точно?! – Сергея будто кто под дых ударил, так сделалось в глазах темно. – Неужели могла?! А еще интеллигентной себя считает…

Он прикусил губу, сболтнув про Эмму нехорошее.

Зря он все-таки рассказал этой рыжей толстухе историю своих отношений с Эммой. А как было не рассказать?! Как?! Если Эмма, обнаружив его в этом кабинете, выскочила отсюда, словно ей кто в лицо кипятком плеснул. И тут же в отдел кадров побежала. Там закатила жуткий скандал. Ей прямиком ткнули пальцем в Марго, мол, она привела мальчонку, ее протекция. Эмма бегом к Марго и, стараясь говорить вежливо, попросила парня с рабочего места устранить. Марго, разумеется, отказала, сославшись на высокий профессионализм нового сотрудника, без которого она просто ну никак. А потом к нему с вопросами. И даже за ухо его потрепала.

– Будет тебе наука, гаденыш! – шипела Марго ему в лицо разгневанно. – Решил к Эмме через мою постель вернуться? Я вот тебе!..

Он каялся, просил прощения, говорил, что никогда больше и ни в жизни!..

Он же не знал – наивная душа, что Марго все, все, все о нем знала. У нее вообще хобби было такое, узнавать все обо всех мужиках Эммы Быстровой.

И про Сергея она, конечно, тоже знала. И когда он нечаянно толкнул ее локтем возле супермаркета, она нарочно выронила пакет и позволила потом сопляку обратно проводить ее в магазин, а там разыграла целое представление. И в его кабинете представление разыграла, оскорбилась она будто бы.

Да ее оскорбить и обидеть просто невозможно, потому что ей на все и на всех плевать. Она может ненавидеть совершенно без причины, как вот Эмму, к примеру. Или любить может тоже без причины, это она про всех красивых мужиков вместе взятых.

Ну, имеется у нее эта слабость – имеется. Любит она красивых мужиков. И желает приобщить к своей коллекции новый попавшийся ей на глаза экземпляр.

– Сгубит тебя твоя страсть, Ритка, – не раз вещал отец, когда она рассказывала ему об очередном своем похождении. – Так и знай, сгубит. Вышла бы замуж…

– Папа, о чем ты говоришь!!! – ржала, как лошадь, в ответ Марго, целуя отца в седую макушку. – Какой муж?! Да я его растопчу, как тлю, на второй день!..

– С чем чай-то станешь пить, Ритка? – крикнул ей из кухни отец. – Булка есть, сочник с вечера остался. Утром запеканку делал творожную.

– Тащи все, па. – Марго снова потрепала толстые складки на животе. – Жрать так жрать! Любить так любить…

– Это ты о чем? – не понял отец, таская с кухни тарелки в «залу», как он именовал свою единственную комнату в «хрущевке».

– Да так, ни о чем. – Марго схватила с тарелки сочник и впилась в его подсушенный духовкой до хруста край.

– А что за сюрприз ты Быстровой приготовила, дочка? – снова вспомнил отец неоконченный разговор.

– О-о, па! Это такой сюрприз, что после него она вряд ли когда воскреснет!

– Ты бы поаккуратнее с ней, Ритка. Опасно тягаться с фаворитками своих руководителей.

– С кем?! – Она аж поперхнулась и застыла, выпучив глаза, с оттопыренной щекой, куда успела уже впихнуть почти весь сочник. – С фавориткой?! Да какая она, к черту, фаворитка, па?! Ты… Ты просто не знаешь многого!

– Ты же сама говорила, что Марков ее уважает, – напомнил отец, немного стушевавшись: кажется, сказал что-то невпопад.

– Уважает! Посмотрим, как он ее зауважает, курву эту!!! Да и вообще… – Марго, как удав, протолкнула громадный кусок сочника в горло. Зашипела, закрутила головой, проглотила наконец. – И вообще, она ему не нужна! Он жену свою любит и любить будет всегда. Это даже Эмма знает. И не пытается ничего сделать. Страдает, так сказать, на расстоянии. Благородная… тварь!

– Вот, вот! – Отец поднял в потолок скрюченный артритом палец. – От таких благородных тварей и беды все наши. Они на многое способны!

– Да уж знаем теперь обо всех ее способностях. – Марго прищурила левый глаз.

К слову, глаза ей достались от матери наипрекраснейшие. В них ее отец наглядеться не мог, все время супругу свою покойную вспоминая. То зеленые будто, точно – зеленые на солнце-то. А как разозлится, то карими вмиг делаются. Разве же такое возможно, а? Странности природные просто какие-то. Сейчас вот на него кареглазая Марго смотрела, а еще час назад глаза ее поблескивали, как два умытых росой крыжовника. Чудеса…

– Знаем, па, много чего про нее знаем. Теперь вот только не оступиться. – Марго потянулась к тарелке, на которой, залитая сметаной, покоилась творожная запеканка. – Ну, интуиция меня никогда не подводила, думаю, что и на этот раз поможет быть начеку.

– Хорошо, хорошо, – закивал согласно отец, рассматривая дочь с тревогой, никого ведь, кроме нее, у него нет. – Только прошу тебя, будь осторожнее, Ритка!..

Марго отца любила, очень любила. Но даже ради этой любви не могла отказаться от честолюбивых планов. А когда к честолюбию примешивался еще и финансовый интерес, да какой (!), то отступать она не могла.

– Маргарита, – позвал ее приятный баритон личного секретаря в селекторе, – вы просили напомнить, что к трем часам вам надо быть у Маркова.

– Спасибо, Харитоша, я помню, – отозвалась Марго, послав в селектор воздушный поцелуй. – А не выпить ли нам кофейку перед рингом, а, как считаешь?

– Мигом, Маргарита!

У нее ведь парнишка в секретарях служил, не бестелесная моль, которой Эмма обзавелась. Высокий, стройный молодой человек с великолепным именем Харитон, с умопомрачительной сексуальной неутомимостью, приятной способностью не задавать лишних вопросов и с неиссякаемым аппетитом до денежных средств.

Ох уж эти деньги! Марго была бы осмеяна, признайся она кому-нибудь, что почти равнодушна к деньгам. Ей плевать было, сколько и в какой валюте их у нее в кошельке. Сегодня нет, значит, завтра будут. Никогда не копила, никогда не скупилась. Она и в коммуналке зажилась по этой самой причине, что ей все равно было где жить. Тут ей даже веселее, сколько ископаемых под ногами путается, развлекайся – не хочу.

Она-то деньги не очень жаловала, а вот такие, как Харитоша…

Она ведь не была скупа, так? Так. Она должна была быть щедрой, не правда ли? Совершенно точно. Одаривать, задабривать, заманивать. Она и дарила, манила, отстегивала и на подарок девушке, и на лечение маме, да и просто на новые брюки.

– Не будь я с ними столь щедра, пап, не была бы столь и востребована, – огрызнулась она как-то, когда отец уж и вовсе перешел все границы, ругая ее за транжирство.

– Так уймись! – бушевал он. – Ведь полтинник скоро!

– Не могу, – лыбилась Марго похотливо. – Вот люблю я их, па! Как сахар, как рахат-лукум люблю! С этим я живу, с этим и подохну…

Харитоша вкатил столик на колесах, согнувшись в три погибели. Специально, стервец, задницу свою ей напоказ выставляет. Не иначе денег сейчас начнет просить. Мог бы одну чашечку-то и в руках донести, нет же, стол прикатил, будто она борща полведра попросила.

– Все, ступай, – неожиданно строго приказала Марго, хотя всегда позволяла себе вольности со своим секретарем, когда они были один на один. – Кто-нибудь приезжал в фирму в мое отсутствие?

– Да, Маргарита Осиповна, – кивнул Харитоша, отомстив ей тем, что назвал по отчеству, знал же, засранец, что она своего отчества не терпела и просила называть ее по имени. – С утра у Маркова посетитель.

– Кто такой? – Марго вытянула шею так, что двойной подбородок исчез, как по волшебству.

– Гнедых Кирилл Андреевич, если разведка не наврала.

И Харитоша метнул в ее сторону укоряющий взгляд. Вот, мол, старался для тебя, старая кобыла, старался, сведения добывал, а ты меня вон из кабинета.

– Гнедых?! – Она растерянно поморгала. – А кто такой этот Гнедых?

– Не знаю, – соврал Харитоша. – Знаю, что вчера его встречала в аэропорту Быстрова.

– Так, так, так… – Марго вылила в луженое горло гадское пойло, которое Харитоша гордо именовал кофе, но так и не научился его готовить. – Слушай, мальчик мой.

– Да, да, да, – он подался вперед, поняв, что потеплело. Глядишь, и премирует.

– Узнай мне все про этого Гнедых. Кто такой, откуда, чем занимается вообще, зачем прикатил. Все! Понял меня? – Она характерным взглядом смерила секретаря с головы до ног. – И поменьше старайся языком молоть и на виду болтаться. Все! И помни, что я сказала, а то задницу надеру, гаденыш!

Харитоша довольно улыбнулся. Убрал в карман пиджака три сотни зеленых, которые ему начальница сунула на непредвиденные расходы и на то, чтобы разговорить неразговорчивых. И вышел из кабинета. Теперь стоило потянуть время. Дождаться, пока Марго смотается к Маркову и вернется оттуда. И потом уже доложить о том, о чем знал еще с самого утра.

С Гнедых Марго не столкнется. Тот уехал в гостиницу и отпустил водителя до вечера. Ей никто ничего рассказывать не станет, потому что терпеть ее не могут, значит… Значит, у него есть надежда выкачать из этой жабы еще сотни три-четыре. А что? Наболтает ей, что свои потратил, развязывая язык референту Маркова. Марго поверит. И проверять правдивость его слов не будет. Глупо это и опасно. Здесь вообще становилось почему-то опасно работать. Еще полгода назад было тихо и спокойно. А после того как два месяца назад случилось то, что случилось, Харитоше стало неуютно. Все казалось, что за ним подсматривают. Что начальник службы безопасности смотрит на него с придиркой. Что Марков как-то не так здоровается.

Ушел бы! Давно бы ушел, кабы не Марго. От нее уйти было тяжелее всего. И не только потому, что премировала его регулярно и заставляла умирать и рождаться заново младенцем в своей кровати. А потому уйти не мог от нее Харитоша, что эта гадкая баба знала о нем кое-что такое, что другим знать было не надобно. Он сболтнул как-то в постельной исповедальне, она запомнила. Зацепила на крючок и однажды, когда он намекнул, что подыскивает себе новое место, тюкнула его по башке, сказав, что он уйдет от нее тогда, когда она ему позволит или прикажет, к примеру.

Вот и маялся Харитоша в муторных ломках. И мечтал время от времени, как этой мерзкой бабы вдруг не станет. Он, допустим, приходит на работу. Усаживается за свой стол в приемной, и тут вдруг ему звонок по внутренней линии.

– Алло, приемная Шлюпиковой, – отвечает он привычно.

А ему сухим, казенным голосом говорят, что так, мол, и так, померла Маргарита Осиповна. Пригрел ее тот самый свет, куда она мечтала отправить всех своих врагов. Не желает ли Харитон принять участие в гражданской панихиде?

Он, конечно, желал. И участие принять желал, и еще сильнее желал, чтобы умерла его тайна вместе с Марго. Больше-то он никому об этом не расскажет. Поумнел! Только бы вот не стало ее поскорее, а…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации