Текст книги "Счастье с третьей попытки"

Глава 7

– Селезнев! Где ты витаешь? – резким неприятным голосом спросила учительница алгебры и решила уточнить: – В облаках?

Он не знал, как там – в облаках. Он ни разу не летал. Вот родители вернутся с отдыха, тогда спросит. Но он сильно сомневался, что там можно «витать», как сказала математичка. Мать вчера звонила. Призналась, что лететь ей было страшно. Что ее тошнило постоянно. Отец напился сразу, как сел в самолет, и проспал все время полета. А ей было худо.

– Больше никогда не полечу. Боюсь, – призналась мать. – Как бы вот еще вернуться…

Смешно признаться, но он ждал их возвращения. С нетерпением ждал. Потому что ему было впервые одиноко дома и еще очень страшно. И из-за бумажника, который он поднял на пустыре за гаражами. И из-за той красивой женщины, которую убили в кустах под их балконами. Вовка тысячу раз пожалел, что поднял тот злополучный бумажник. Тысячу раз пожалел, что позвонил в дежурную часть. Не надо было этого делать, не надо. Отец часто говорил ему, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Ни одно! А он вот совершил доброе дело, сообщив о погибшей, а теперь ждет возмездия.

Какого? Так в образе толпы полицейских возмездия он ждет. Явятся алчные до информации ребята, окружат его, станут заламывать руки, выбивать признание. Что, как, почему, откуда? Под таким напором все расскажешь. И про бумажник тоже. Что было особенно неприятно. И дело было даже не в деньгах, которые Вовке дико не хотелось возвращать. А в бумажке с адресом. И в той длинной цепочке цифр.

В них, этих цифрах, крылось что-то очень… очень таинственное. И адрес. Вдруг именно в ту квартиру, что располагалась в соседнем подъезде, шла убитая потом женщина? Вдруг ее интересы пересеклись с интересами хозяина бумажника? В том, что бумажник был не ее, Вовка был уверен на все сто. Во-первых, бумажник был мужским. Во-вторых, красивая женщина не пришла из-за гаражей, кажется, она приехала на такси.

Так вот…

Если интересы этой красивой женщины и хозяина бумажника каким-то образом пересеклись, то, вполне возможно, он ее и убил! А если он ее убил, то бумажник он постарается вернуть любыми путями, чтобы скрыть свое присутствие в их дворе. А как он узнает, что бумажник у Вовки? Правильно! Ему об этом скажут менты. У них всегда случается утечка информации, Вовка не раз видел это в сериалах. Какая-нибудь одна паршивая продажная овца найдется и…

Нет, надо всеми правдами и неправдами открещиваться от доброты, которую проявил по отношению к убитой женщине. Если менты к нему заявятся, он не признается ни за что в том, что звонил в дежурную часть. Ни за что!

Вовка дождался звонка на перемену и сразу засобирался домой. Зря он вообще в школу пришел сегодня. И вчера зря приходил. Две двойки получил, один трояк. Ведь не собирался ходить, пока родители на отдыхе. Пошел от страха. Теперь исправлять придется. Все, сейчас класске скажет, что заболел, и просидит дома до возвращения матери и отца. Надо только продуктами запастись. И постараться на глаза никому не попадаться. И тогда все у него будет хорошо.

Вовка наврал классной руководительнице о внезапной хвори, скосившей его растущий организм, вышел на улицу, пересчитал деньги, оставленные родителями. Сумма была вполне приличная, зря он на них пер в первый день, дома в морозилке у него еще лежали две курицы, пельмени, приготовленные матерью, два десятка домашних замороженных котлет. Чего купить?

Он остановил свой выбор на трех колясках «краковской» колбасы, он ее обожал. Еще он взял три килограмма мороженого, пять пачек чипсов и дюжину шуршащих упаковок с ржаными сухариками. Уложил покупки в школьную сумку, что не влезло – в пакет. И пошел домой.

Опасность Вовка Селезнев почувствовал задолго до того, как поравнялся со своим подъездом. Просто физически заныло все внутри, стоило глянуть в сутулую спину худого мужика, шагающего по заросшей тропинке в сторону гаражей.

Он! Это он! Тут же решил для себя Вовка и ускорил шаг, чтобы побыстрее оказаться дома.

Но не тут то было! Баба Нюра со своей собакой преградила ему дорогу.

– Опять прогуливаешь?! – ахнула бабка с возмущением, цепляясь за его пакет. – Все родителям расскажу!

– Я заболел.

Вовка попытался выдернуть пакет из ее рук, бесполезно, старая бестия уже внимательно рассматривала его покупки.

– Мать деньги на хлеб с молоком оставила небось, а он чипсы покупает и мороженое! – громко взвизгнула она, чем привлекла внимание сутулого мужика.

Тот внезапно остановился, оглянулся на них, пристально рассматривая бедного Вовку.

– Вот погоди, прилетят родители, все им расскажу! – надрывалась баба Нюра, ее собака ей вторила, заливаясь отвратительным мелким лаем. – В школу не ходишь, в гаражах постоянно отираешься! Чего там надо?! Видал, какие там упыри ходят!

И ее палец гневно проткнул воздух в направлении сутулого мужика, внимательно наблюдающего за сценой, разыгравшейся у Вовкиного подъезда.

– Видал, какой! – Старая женщина бесстрашно шагнула вперед, продолжая тыкать пальцем в сторону сутулого. – Все утро ходит тут, выспрашивает. Чего уставился, урка?! Щас вот полицию вызову, они тебе на все твои вопросы ответят! И с тебя заодно спросят, чего тебе надо тут на третий день после убийства?! А, испугался? Побежал?..

Мужик не побежал, конечно, но, покрутив у виска пальцем, ушел узкой тропинкой в гаражи. Вовка, воспользовавшись заминкой, нырнул в подъезд.

– Дура чертова! Старая карга! – ругался он потом часа полтора, маршируя по квартире с упаковкой сухариков. – Кто просил пасть разевать?!

Он так сильно расстроился, что даже не мог сидеть за компьютером и телевизор его не увлек, когда он попытался посмотреть свою любимую передачу об автомобилях. Через пару часов позвонила мать с отдыха.

– Как твои дела, сынок? – Голос матери звучал так, как если бы она с силой подавляла радость, бьющую через край.

– А у вас как дела?

– Ой, даже стыдно признаться, как хорошо.

Он сразу разозлился. Им там хорошо, весело и, что главное, беззаботно, а у него одни проблемы!

– У тебя-то как? Чего молчишь? В школу не ходишь?

– Хожу, – буркнул Вовка. – Дома скучно, вот и пошел.

– Молодец! – воскликнула мать и, кажется, прослезилась. – Ну, молодец же, сыночек!

– Чё молодец-то? Две двойки и трояк уже схлопотал, – решил он сразу признаться, чтобы потом не ныли. – Лучше бы не ходил.

– Да ладно тебе, Вовка, исправишь, – рассмеялась мать счастливым, беззаботным смехом. – Оценки – это такая ерунда! Это все можно очень легко исправить…

Да, думал он потом, со злостью хрустя сухариками и пиная пустые упаковки из-под них по полу, оценки можно исправить. Ту убогую ситуацию, в которую он попал по собственной глупости, исправить уже нельзя. Он это понимал, он это чувствовал…

Опасения начали сбываться уже на следующий день.

Вовка проснулся так рано, как будто собирался пойти в школу. На часах было половина восьмого. Утро выдалось солнечным, теплым. Он выходил на балкон покурить в одних трусах и футболке и даже не замерз. Но славная погода еще ничего не значила. Недолгий опыт его недолгой жизни утверждал, что все пакости случаются именно в такой вот замечательный день. Игрой контрастов называла это Вовкина учительница по литературе. Он был с ней в этом солидарен.

С мрачным видом, затушив окурок в пепельнице, проветрив балкон, он вернулся в комнату и снова полез под одеяло. Но сон не шел. И желудок начало подводить от голода и табачного дыма, употребленного натощак. Он решил встать и позавтракать. Изжарил себе два яйца, нарезал «краковской» колбасы, заварил чая в большую отцовскую кружку. Сел за стол, взялся за вилку, но тут вдруг вспомнились отцовы слова, что с неумытой рожей за стол садиться не следует. Грех это! Вылез и нехотя поплелся в ванную, будто отец в спину его толкал. Умылся и даже почистил зубы, хмуро рассматривая новый прыщ, вздувшийся красным холмом на левой щеке. Натянул отцов банный халат, вернулся в кухню, снова взялся за вилку и тут же замер.

Звонок в дверь прозвучал страшным набатом. Он буквально парализовал его. Он заставил его внутренности мгновенно сжаться в комок и подкатить к самому горлу, надавив там на что-то с такой силой, что, того и гляди, вырвет.

Кто?! Зачем?! В такую рань! Училка не могла, он отпросился. Сказал, что дня три-четыре будет болеть.

Он осторожно положил вилку на стол, стараясь не звякнуть. На цыпочках пробрался к входной двери, прислушался. За дверью, на лестничной клетке, кто-то с кем-то разговаривал. Один голос был мужской, второй женский. Через минуту он догадался, что за женщина хозяйски терзала кнопку их звонка.

Баба Нюра! Ее собака противно тявкала и скреблась в дверь. Хозяйка настырно не убирала руки с кнопки.

Ладно, с ней понятно, а что за мужик там?

Вовка припал к дверному глазку, внимательно осмотрел противную соседку, успевшую надеть на ночную сорочку, волочившуюся по полу, длинный шелестящий плащ ядовитого зеленого цвета. Рядом с ней стоял молодой мужик или парень, сложно было понять. Но ему не старше тридцатника, определил Вовка навскидку. Высокий, симпатичный, на азиата похож. В легкой кожаной куртке, с кожаной папкой под мышкой.

Мент! Внутри задрожало все, что там имелось, каждый орган, каждый нерв. Дождался, урод?! Просили тебя звонить? Благодетель!

А может, это из детской комнаты? Может, училка нажаловалась? Так, стоп. Он же отпросился.

– Вовка, открывай! – завизжала баба Нюра и поднесла свою противную морду к дверному глазку, сделавшись неузнаваемой и комично раздутой. – Я знаю, что ты дома! В школу не выходил, я точно знаю! Открывай! К тебе тут из полиции! Открывай, а то дверь начнем ломать!

Вовка Селезнев медленно начал ворочать замками. Спорить с этой старой дурой бесполезно. Отсидеться тоже не получится. Она запросто МЧС вызовет, и те дверь взломают. Просто скажет им, что газом пахнет или что ее заливают соседи сверху. Она может. Так уже было!

– Оп-па! Скажите, какой господин! – хохотнула баба Нюра, увидев подростка в отцовом банном халате. – Говорю же, не пошел снова в школу, товарищ полицейский. Мать с отцом на отдых улетели, а этот прогуливает.

– Согласовано, если чё, – огрызнулся Вовка и пнул ее собаку, норовившую проскочить мимо его ног в прихожую. – Чё надо-то?

– Мне надо с тобой поговорить. – Полицейский с симпатичным лицом азиата шагнул вперед, тесня соседку Вовки. – Очень важно.

– Хорошо.

Спорить было бесполезно. Если мент вошел в дверь, его уже не выставишь просто так. Тут нужно либо в глухую несознанку уходить, либо договариваться. Так советовал отцу его родной брат, когда изредка прилетал к ним из Владивостока.

– Только вам тут, баба Нюра, делать нечего, – заявил Вовка.

И, чуть толкнув наглую бабу в грудь, прущую напролом в его квартиру, захлопнул дверь. Менту кивнул на дверь кухни.

– Проходите. Я как раз собирался завтракать. Будете со мной?

– Нет, спасибо, завтракал, – соврал Харламов: объедать парня, у которого родители укатили на отдых, он не собирался. Да и аппетита не было который день. – К тебе есть пара вопросов.

– Не вопрос. – Вовка натянуто улыбнулся, решив использовать советы родного дяди по полной программе. – А удостоверение можно посмотреть?

– Пожалуйста. – Харламов продемонстрировал ксиву. – Капитан Харламов. Занимаюсь расследованием убийства Усовой Ларисы Ивановны. Она была… моей начальницей. И просто очень хорошим человеком.

Мент не может быть хорошим, вспомнил он пьяный дядькин треп. А уж если мент баба, то это вообще жесть! Тогда шансов выжить просто нет…

Выжить не получилось у нее, с неожиданной грустью подумал вдруг Вовка. И была она очень красивой и милой. И совершенно не казалась жесткой и нехорошей.

– Я вас слушаю.

Вовка взял в руки вилку, хлеб, начал терзать остывшую яичницу, сосредоточившись именно на этом, а не на капитане, который рассматривал его внимательно и едко.

– Про то, что случилось под твоими окнами, знаешь? – спросил его Вадик, сразу поняв, что подросток не так прост и что он явно чего-то боится.

Может, того, что перестал ходить в школу, пока родители на отдыхе?

– А что случилось под моими окнами? – Вовка ловко изобразил недоумение, на мгновение подняв глаза от тарелки.

– Убийство, – коротко ответил Харламов.

– Что, прямо под моими окнами убили, что ли? – Вовка недоверчиво хмыкнул.

– Может, и не под твоими. – Не стал Харламов спорить. – Но нашли тело именно там.

Он указал за окно, за которым бесновался рыжими красками октябрь.

– Я не находил, – тут же отреагировал Вовка и принялся внимательно рассматривать, как растекается плохо прожаренный желток по тарелке. – И вообще ничего не слышал и не знаю. Я еще маленький, совсем невзрослый. И… Куда это вы?!

Он рванул следом за Харламовым, но не успел перехватить. Тот уже вышел на балкон и с понимающей ухмылкой рассматривал пепельницу, полную окурков.

– Мать с отцом наверняка не знают, что ты куришь. – Вадик поставил пепельницу обратно на столик, брезгливо отряхнул пальцы. – Куришь под покровом темноты. Чтобы никто из соседей не видел и не доложил родителям. Особенно глазастая Анна Петровна, выгуливающая собаку двадцать четыре часа в сутки. Тем вечером ты тоже курил. В тот день твои родители улетели после обеда. Вечер был свободен. Ты наверняка курил на балконе. И не мог не видеть вообще ничего.

– Я не видел! – огрызнулся Вовка.

Сунул руки в карманы отцова халата, сжал в кулаки. Дядька был сто раз прав. Только пусти мента в дом, все, труба дело. Отсюда он без твоих признательных показаний не уйдет. А тягаться с этим азиатом в несознанке Вовке точно не под силу.

– Что ты не видел? – Харламов ухватил его за воротник халата. – Или ты говоришь мне, парень, все начистоту. Или я… Или я вызываю твоих родителей с курорта. И тогда тебе мало не покажется. Так что?

– Я не видел, не видел ничего! – возмутился Вовка, злость придала ему сил и уверенности. Он прошел на балкон, вытряхнул сигарету, нагло закурил.

– Ларису тоже не видел? Она рано приехала к вам во двор. Таксист сказал, что еще светло было, когда он ее высадил. Ты наверняка тут, радуясь свободе, смолил одну за другой.

– Женщину какую-то видел в белом свитере, – неожиданно сдал часть позиций Вовка, видимо, размяк от никотина. – А Лариса она или Валя, я не знаю. Не выходил знакомиться.

– Наглец, – шлепнул шутливо его Харламов по макушке. – Она была одна?

– Да. Одна. Постояла, бумажку какую-то почитала. Потом пошла к соседнему подъезду, что слева. Все. Больше я ее не видел.

И размякший от никотина Вовка не сумел спрятать от капитана своего вранья. Оно проступило в заметавшихся глазах, влево-вправо, вниз-вверх. Мятущийся взгляд извлек на свет божий испуг, и подросток не выдержал, отвернулся.

– Говори, парень, или… Или у тебя будут неприятности.

Можно подумать, их у него сейчас нет! Явился, шантажом пытается выудить из него правду. И не факт еще, что не расскажет ничего родителям, если Вовка ему все выложит.

Вот попал, так попал!

– В общем, я вышел покурить, и услышал звук такой… как если бы кто-то вскрикнул, а потом что-то упало. – Вовка совершенно по взрослому, с силой вдавил окурок в пепельницу. – Я не понял ни фига. Вниз смотрю. Особо ничего не видно. Потом смотрю, ноги ползут.

– Что?! Как ноги ползут? – Харламов вытаращил глаза.

– Ну… Неправильно ползут. Пятками вниз, носками вверх. Ноги в джинсах. Ее ноги…

– Куда неправильно ползли ее ноги?

Вадик до боли закусил губу. Второй человек! Уже второй человек стал невольным свидетелем Ларисиной гибели, и ни один из них не вмешался! Сволочи! Гады равнодушные! Может, она жива еще была и…

«Нет, Харламов, умерла она мгновенно. Шансов не было, – вспомнил он заключение патологоанатома. – Смерть наступила мгновенно».

– В кусты, – буркнул Вовка и полез за очередной сигаретой. – Я потом уже понял, что кто-то тащил ее в кусты. Поглубже.

– Ага. Стало быть, сначала вскрик, потом что-то упало, а затем кто-то потащил ее в кусты. Так?

– Да. – Вовка разминал сигарету в пальцах.

– А потом? – Харламов вдруг со злостью ударил парня по пальцам, выбивая сигарету. Заорал на него: – Хорош курить, засранец! Все матери расскажу!

Вот! Вот! Что и требовалось доказать! Он ему всю душу наизнанку, а этот все равно, говорит, матери расскажет. Мент – он и в Африке мент, как без конца любил повторять дядька.

– А что потом-то? – огрызнулся Вовка, надул губы, глянул на капитана исподлобья. – Я перепугался и спать пошел. А утром в школу пошел, а что-то белое из кустов торчит. Я и понял, что… Что беда стряслась.

– И позвонил в дежурную часть, – закончил за него Харламов.

Вовка хотел возразить, что это не он. Что он вовсе и не собирался звонить. Но капитан неожиданно глянул на него совершенно по-человечески и руку протянул со словами:

– Хоть за это тебе, пацан, спасибо.

– Пожалуйста, – проворчал Вовка.

Громыхнув балконной дверью, Харламов пошел через гостиную к выходу. Вовка за ним. Вопрос, не дающий ему покоя, все же слетел с языка, когда капитан дверь открыл.

– Вы не расскажете матери?

– О чем? – не понял Харламов, поворачивая в его сторону голову.

– О том, что курю. Не расскажете?

– Нет, – подумав, ответил Харламов. – Ты не исчезай, пацан. И поаккуратнее тут.

– Хорошо. И это… Я еще слышал…

Капитан уже вышел из квартиры и даже успел спуститься на пару ступенек. Вовке пришлось, подобрав длинные полы халата, выходить следом за ним из квартиры.

– Что еще ты слышал?

– Уже потом… Я лег, но уснуть не мог. Вышел на балкон еще раз.

– Покурить? – с усмешкой уточнил Вадик.

– Нет, просто посмотреть, послушать.

– Через сколько, приблизительно?

– Минут через двадцать, может, через сорок. Не помню.

– И что услышал?

– Там в кустах возился кто-то. Молния расстегивалась. Я это… Подумал, может, там свидание у женщины этой, раз молния расстегивается. И… И никуда звонить не стал. Вот…

– Дурак ты, Вовка, – обронил с печалью капитан и ушел.

А Вовка, запершись в квартире, с капитаном согласился. Он и правда дурак. Зачем про это рассказал? Мало ли кто там копошился, мало ли чья молния там – в кустах – визжала! Может, отлить кто в кусты полез. Может, собака там бабы Нюры бегала. А про молнию ему просто показалось.

Дурак. Прав капитан.

А его матери капитан ничего не расскажет. Это Вовка по глазам его понял. Неплохой мужик, хотя мент хорошим быть не может по определению. Так дядька сказал.

Остаток дня Вовка посвятил уборке. Накатило что-то вдруг. Разложил в шкафу свои вещи. Стопкой учебники, отдельно тетради на столе. Пропылесосил все в квартире, перемыл посуду, достал курицу размораживать. Решил себе на ужин в духовом шкафу зажарить. Премудрость-то невеликая. Посолить, перцем молотым посыпать, на противень масла и в печь. А то мать приедет и вопросом сразу задастся, что он тут ел? Одни чипсы и лимонадом запивал?

Хлопоты съели весь день. Он устал и настолько расслабился, что совершенно позабыл об осторожности. И когда в дверь позвонили, он даже в глазок не посмотрел, сразу распахнул дверь настежь.

– Кто вы?! – ахнул Вовка, бледнея так, что лицу сделалось больно.

Мог бы и не спрашивать. За дверью стоял тот самый хилый сутулый мужик, которого гоняла вчера по двору баба Нюра. Серое лицо, серые глаза, серые губы. Он как будто в маске, подумал заполошно Вовка, и только хотел открыть рот, как в шею ему уперлось что-то типа отвертки.

– Только крякни, гаденыш, проткну.

Он сказал тихо, почти неслышно, может, даже Вовка скорее угадал, чем услышал. Но поверил сразу. И кивнул.

– Вот и молодец. – Мужик перешагнул порог, тихо прикрыл за собой дверь, лязгнул замок. – Кто дома, кроме тебя?

– Никого, – тоже тихо, почти шепотом, ответил Вовка.

И тут же спасительная мысль пришла ему в голову. И он с опасением глянул на часы. Судорожно, будто замерз, повел плечами.

– Кого-то ждешь? – проследил за его взглядом мужик.

– Дядьку… Он за мной присматривает. Пока родители на курорте, – соврал Вовка. – Должен с минуты на минуту прикатить.

– А кто у нас дядька? – сутулый недоверчиво прищурил серые, будто присыпанные пылью глаза.

– Я точно не знаю, – это было правдой. – Чем-то промышляет. Ментов не любит. Сидел вроде.

– Ага… – Сутулый пожевал серыми губами, убрал отвертку в карман ветхой куртки. – А погоняло есть у дядьки?

– Отец зовет его Сипой, – вспомнив, почесал макушку Вовка. – Он хрипит еще сильно. Может, поэтому.

– Можа… На можа плохая надежа… Тут такое дело, пацан… – Мужик глянул на часы и неожиданно попятился к двери. – Я одну вещицу посеял в гаражах. Не находил? Мужики говорят, что ты там постоянно рыщешь.

– И чё? – фыркнул Вовка. То, что мужик спрятал отвертку, его немного успокоило, придало сил и вернуло подростковую наглость. – Я, что ли, один? Они сами там все тропинки облизали! Бычки шмонают с похмелья. У меня стреляли не раз, если ничего не находили. Я там рыщу, ага! У меня-то сигареты всегда есть. Это они там все кусты изгадили и облизали! Я-то чё?!

– Значит, ничего не находил? – уточнил сутулый и зашелся в таком густом кашле, что казалось, внутри его хлюпает странная гармонь.

– Да вот все мои находки, блин! – Вовка потянул из-под шкафа ящик с инструментами. Открыл его, начал перебирать гаечные ключи подрагивающими пальцами. – Вот этот нашел в прошлом году. Этот – месяц назад… Этот отец сказал выбросить, но я оставил.

– Денег не находил? Видал тебя с покупками, – встрял мужик с вопросом, не заинтересовавшись ключами.

– Так мать денег оставила. И дядька дает, – снова затронул спасительную струну Вовка. И с наигранной печалью вздохнул. – Какие там деньги в гаражах? Алкаши все спускают! Правда, паспорт один раз нашел, так отдал за деньги. А чё? Мог бы и вообще не отдавать.

Сутулый сделал еще один шаг к двери, внимательно оглядел стены прихожей. Перевел взгляд на Вовку.

– Ага… Понятно… А чё мент к тебе приходил? – неожиданно спросил мужик.

– Так это, бабу убили какую-то из их конторы. Прямо под моим балконом. Спрашивал, не видел ли я.

– И ты чё, пацан?

– А чё я? Я не видел.

Вовка снова глянул на часы. Придумка насчет дядьки позволила ему выиграть время и осмелеть. Но дядю надо было выпроваживать. Ему гораздо спокойнее будет, когда тот останется по другую сторону двери.

– Это молодец, что ты ментам не помогаешь. Дядькина школа? – Сутулый мужик осклабился в беззубой ухмылке. – А чего ты ему балакал, когда провожал? Я у соседей твоих был, плохо расслышал…

– Да ничего особенного.

– А все же? – Мужик снова шагнул вперед и сунул руку в тот самый карман, в котором спрятал несколько минут назад отвертку. – Чего ты ему пробакланить успел, малой?

По Вовкиной спине между лопаток вдруг будто сполз ледяной шнурок и застрял где-то под резинкой спортивных штанов. Он судорожно сглотнул, опустил взгляд в ящик с гаечными ключами. Этот сутулый хмырь все слышал! Ни у каких соседей он не был. Он стоял этажом выше и подслушивал. А потом выжидал время. Ждал, когда стемнеет, или караулил Вовкину дверь, чтобы точно знать, придет к нему кто-то или нет. И теперь, поняв, что парень один, он его сейчас…

– Я сказал ему, что через полчаса после того, как бабу грохнули, кто-то ее, видимо, обшманал, – твердым взрослым голосом ответил Вовка, сжав в руке самый тяжелый, самый большой, что нашелся в ящике, гаечный ключ.

– Прямо так и сказал? – Сутулый сделал еще один шаг навстречу Вовке.

– Почти так. – Вовка сжал ключ еще крепче.

– Это ты зря сделал, пацан. Очень зря…

И вывернутая из кармана костлявой рукой Коли Хилого заточка полетела в Вовкину шею…