Текст книги "Цветок душевного стриптиза"

Я знаю, чем можно ублажить мятущуюся душу нервной подруги: нужно подсунуть прямо под нос плакальщице и страдалице овальное блюдо необъятных размеров, расписанное непременно мелкими цветочками. Какими-нибудь там анютиными глазками, васильками, ромашками, одуванчиками. А на этом блюде горой возвышается жареная картошка, душистая, ароматная, и истерзанная женская душа не устоит перед аппетитным кушаньем. Вера набросилась на угощение, пригубила наливочку, затем отставила одну рюмку, решительно взялась за другую и залпом выпила коньяк, смело выпила, удало, по-боевому. Именно таким образом расправляются со стрессом успешные женщины. Убивают его наповал, чтобы в следующий раз неповадно было. В кухне поселилось молчание. И никакой вам бури, смятения дамских чувств. Тишина и умиротворение. Кто-то мне рассказал, что есть народное поверье – к определенному случаю сжигать в доме свечу определенного цвета. К примеру, синие свечи используют при бессоннице. Они защищают спящего от дурных снов, галлюцинаций, лунатизма. Синий огонь вызывает пророческие сны. Я накупила себе синих свечей, много, целую коробку, жгу их перед сном, по несколько штук в один раз. Хочу вновь увидеть незнакомца. А сразу после ухода Веры зажгу коричневую свечу, их сжигают, чтобы очистить дом от злых сил. Белую зажгу сейчас. Белый цвет защищает от зависти. Так люди говорят. Я достала бронзовый подсвечник и зажгла свечку. Пламя неровно заколыхалось, Вера в зыбком свете напоминала колдунью, в одной руке торчит вилка, будто грозный трезубец, в другой рюмка с коньяком.

– Осталась еще картошечка? – спросила Вера, а я вздрогнула.

Вот это аппетит, любой мужчина позавидует. На женский стресс никакой картошки не хватит.

– Есть немного, а ты разве не на диете? – сказала я, сгребая со сковороды остатки картошки в овальное блюдо.

– На диете, но ты же вкусно картошку делаешь, у меня так не получается, – с неприкрытой завистью сказала Вера.

Завистница в любом навозе отыщет зерно. Как курица. И картошка у меня самая вкусная, и кухня необыкновенная. Все у Веры есть в этой жизни, а вот этих двух мелочей явно не хватает. Суть женской дружбы заключается в соревновании. Вечная гонка. Непрерывное состязание. Кто кого и когда объедет на кривой козе. Главное направление в этом хитром деле – как бы не упустить ответственный момент. Вера достала длинный мундштук и закурила, а мне уже надоело изображать из себя хозяйку дома. Хотелось в койку, в уют, и чтобы не пахло табаком и алкоголем, и с наслаждением вдохнуть запах свежевыглаженной наволочки и пижамы, и обязательно сжечь синюю свечу перед сном. И заодно коричневую. И спокойно уснуть, дав себе зарок увидеться во сне с моим незнакомцем… И он обязательно приснится. Влюбленный и любящий, надежный и преданный, настоящий. Мой любимый мужчина.

Насытившаяся Вера засиделась в гостях, припозднилась, она что-то рассказывала об интригах, о несбывшихся творческих планах. Длинный и тонкий мундштук весело подплясывал в такт дамской болтовне. Я не слушала, молча кивала, дескать, согласна, всех сочинителей без разбору нужно немедленно отправить в дальние лагеря без права переписки. Именно так составляются заговоры и пишутся доносы. Один говорит. Второй молчит и кивает. А третьему, отсутствующему, – крышка. В данном случае болтала одна, не слушала и кивала вторая, а обоюдные приговоры мы выносили неизвестным мне людям. Наконец картошка подошла к финишной прямой. Опустевшая бутылка коньяка сиротливо пузырилась на краю стола. Густой дым клубами носился по кухне, а пепельница напоминала вокзальную урну.

– Ты на такси? – сказала я, прервав Верин монолог.

– За мной Витечка заедет, он сегодня в футбол играет, – сообщила Вера каким-то особым супружеским тоном, дескать, в личном имуществе водится не только брендовый муж с бешеными гонорарами, на него налагаются также и другие обязанности, хозяйственные, шоферские, к примеру.

– Д-да, как интересно, а где? – сказала я и вздрогнула.

Вот зачем спросила, лишний вопрос, пустое слово. Сейчас включится фонтан и польется вода о футбольном клубе, непременно закрытом, только для исключительных членов и так далее. Монолог на полчаса, не выдержу пытки, умру. Необходимо прекратить поток душевных излияний. Мне не удалось выполнить намеченный пункт плана, я так и не напросилась на вечеринку к Вере, практически невозможно было пробраться в монолог, подруга не давала воли моему языку. Бесплодные попытки завязать дружескую беседу окончательно загнали меня в тупик. Вера болтала языком, ногами, мундштуком. Все качалось, раскачивалось, металось по стенам, неудержимо подстегиваемое зыбким пламенем свечи.

– Вер, а ты мне книжку-то привезла? – с трудом вклинилась я в эпицентр вселенской болтанки.

Чтобы преодолеть пучину женского словоизвержения, нужно огорошить женщину сзади, зайти с тыла. И вдарить залпом изо всех орудий женского лукавства. Произойдет химическая реакция. И все будет хорошо.

– Привезла, – смутилась Вера.

Подруга покраснела. Точно, я не ошиблась. Щеки вспыхнули алым румянцем. Красиво, ничего не скажешь. Смущение к лицу любой женщине. Даже хищнице с острыми когтями.

– А почему молчишь, не показываешь? – я подскочила к Вере, изо всех сил пытаясь изобразить заинтересованность.

– Ты же не любишь читать современных авторов, вот и молчу, – сказала подруга и вышла в холл.

Продолжая утопать в авторском смущении, Вера с видимой охотой покопалась в пятнистой сумке, смахивающей на дорожную, и достала из вместительных недр модного кофра книгу в пестрой обложке. Взгляд невольно выхватил название. «Костер ведьмы». Круто замешано. Ярко горит пламя женского творчества, синим огнем. Все сжигает на своем пути.

– Ой, спасибо, дорогая, пиши больше и чаще, чтобы на тачку хватило, – засмеялась я, прижимая локтем шедевр женской мысли.

Вера больше не делала попыток вернуться на кухню. Она взглянула на стол из холла с глубоким сожалением и взялась за плащ. Не простой плащ, а голубой, сияющий, модный. Шикарная хламида.

– Красивый плащ, тебе идет, – сказала я, незаметно для подруги засовывая ценный подарок за платяной шкаф.

От глаз подальше, из памяти вон. За шкафом у меня вмонтирована авангардная полочка, она предназначена для всякого барахла, туда я складываю забытые гостями зонтики, платки, шарфы, шапки и перчатки. Иногда накопленное барахло выходит за пределы разумного существования, самостоятельно сползает на пол, среди ночи с оглушительным шумом обрушивается вместе с полочкой. Тогда я окончательно теряю терпение и в спешке, как попало, собираю забытые вещи, скомкав, бросаю в пакеты и выношу на помойку. За пять минут все это разлетается по чужим рукам, вездесущие бомжи жадно расхватывают перчатки и шарфики, зонтики и шляпки. Куда они девают это добро – непонятно. Книга, созданная неуемной супружеской парой, временно поселилась на полке вместе с забытыми вещами. Вера бросилась мне на шею и шумно поцеловала. Я невольно отстранилась. Тут уж не до поцелуев.

– Спасибо, Вера, ты скрасила мое одиночество, – я подлила густой сироп в чрезмерно сладкую жидкость.

Получился перенасыщенный раствор. Мне хотелось напомнить подруге, что я временно осталась без работы, у меня наступили лихие времена. И что у меня нет в наличии брендового мужа, кстати, никакого мужа у меня нет, даже самого захудалого. Подруга шутливо погрозила мне пальцем. Палец безжизненно помотался в воздухе.

– Блефуешь, Настя, что-то мне с трудом верится в твое одиночество, – сказала Вера.

Подруга, изящно лавируя на высоченных каблуках, манерно покрутилась перед зеркалом, провела указательным пальцем по брови, поправила оттопыренным мизинцем ресницы. Красивая, стройная женщина, молодая, но, при всех этих несомненных достоинствах, глубоко и непоправимо несчастная. Мне вдруг стало жаль Веру. Она не живет, не наслаждается жизнью, Вера пребывает в постоянном напряжении. Ей всегда плохо. Потому что у людей все лучше. Всегда. При всех обстоятельствах. На короткое время она затыкает прожорливую пасть зависти каким-нибудь лакомым куском, но всего лишь на миг. Когда мгновение проходит, Вера вновь исходит слюной. Соседи купили новую машину. Подруге подарили шубу. Сослуживица выиграла в лотерею. И бессонная ночь обеспечена. Жизнь проиграна. До конца. Надо начинать все заново, выстраивать новую пирамиду, взбираться на вершину. Может быть, женская зависть – двигатель прогресса, действенный стимул для усовершенствования человеческого общества? Вера неожиданно вклинилась в мой сложный мыслительный процесс.

– А ты когда машину поменяешь? Твоя совсем уже старенькая, – ненавязчиво проехалась закадычная подруга по моему самолюбию.

– Скоро уже, на будущей неделе, я присмотрела себе серебристый «Форд», скорее всего в кредит возьму, – важным тоном изрекла я, раскидывая на невидимом экране виртуальные карты.

Спекулятивный пасьянс удался. Вера побледнела. Провела рукой по волосам. Прическу испортила, настроение. Тонус упал. Безнадежный какой-то этот тонус, все падает. Кстати, тотчас вспомнила, обретая короткую мысленную радость. Падает не только рейтинг. Тонус тоже можно уронить. В одно мгновение. А поднять его трудно. Вера так и не справилась с волнением.

– А я… а мне… а мы… – нервно забормотала Вера, вновь сбиваясь на плачущий лад.

Даже запуталась в шикарном плаще. Рукава беспомощно заболтались в воздухе. Роскошный плащ превратился в пугало.

– Будет тебе «Ягуар», будет, не горюй, Вера, ты молодая, все успеешь, – весело сказала я, пытаясь приободрить свою неутешную подругу, одновременно выпроваживая ее за дверь.

Я тихонько подталкивала узкую голубую спину к выходу. Быстрее, еще быстрее, как можно быстрее… Все. Финал. Площадка. Лифт. Я нажала на кнопку лифта. Вера была безутешна, молчалива, печальна. Она натужно, хрипло дышала. Неужели все закончилось? Сейчас приедет лифт и я отправлю печальную подругу в объятия скучающего мужа, а сама останусь одна и примусь предсказывать собственную судьбу. Одиночество – не такая уж плохая штука. В этом я сегодня удостоверилась, но замуж все равно хочется. И я выйду. Обязательно выйду замуж. За того таинственного незнакомца из далекого сна. И не стану просить Веру об одолжении. Не пойду к ней на вечеринку, обойдусь. А Вере не по зубам «Ягуар», мы обе это знали. И мы врали друг другу. Я откровенно лгала, чтобы больно ударить по развращенному самолюбию подруги. А она принимала мои лживые утешения и при этом абсолютно не верила мне. Она знала, что я вру, обманываю, пускаю пыль в глаза, откровенно льщу. Любая женская дружба имеет свою цену. До сегодняшнего вечера наша дружба стоила три копейки в базарный день. В данную минуту она не стоила ничего. Гроша ломаного не дадут за такую вот дружбу. Даже на том свете. Лифт сквалыжно прогромыхал вниз. Увез мою завистливую подругу в забвение. А я осталась стоять на площадке. Мне было стыдно, очень стыдно. Внутри меня роились мрачные мысли. Я откупилась от подруги, избавилась. Я напоминала себе хлыща в сером костюме, такая же, как он, и ничем не отличаюсь от изнуренного эстета в сером, мы с московским проходимцем будто брат с сестрой кровные, единокровные. Нет. Не так. Опять вру. Все мы – люди одного поколения и с пеленок привыкли врать самим себе, любимым, родным, коллегам, прохожим… Нам так проще жить. Врем и не задумываемся о последствиях, вообще не думаем, куда заведет ложь, какие плоды вырастут в результате словесного гибрида.

Я замерзла. Продрогла. Горестные размышления завели меня в тупик. Пустые мысли, никчемные. На лестничной площадке поселился жуткий сквозняк, напоминая, что на дворе осень, холодная и чистая. Я зашла в квартиру и громко хлопнула дверью. Прежде всего нужно убрать квартиру, все вычистить, вымыть, отскоблить и непременно сжечь белую свечу. И еще коричневую. И синюю не забыть. И голубую. Зеленую. Розовую. Зажгу разноцветные свечи, устрою праздник для истомленной души. Изгоню злых духов, зазову в дом добрых ангелов. И заживем мы с ними припеваючи. День и ночь – сутки прочь. Так приговаривала мама в детстве, когда я изнывала от нетерпения в ожидании утренней елки в детском садике. На кухне по-хулигански болтались шторы. Холодно. «День, как белая невеста, ночь, как фрак на аферисте». В квартиру втихомолку пробрался сквозняк, ему надоело одиночество на лестничной площадке. Уже конец октября. Северный ветер, штормовое предупреждение. Я оставила окно открытым, чтобы проветрить прокуренную кухню. Задергивая шторы, я заметила пятно. Присмотрелась. И ахнула. Это была дырка. Величиной с палец. Дырка от сигареты. Вера оставила мне след своей черной зависти. Она сделала это назло. Я прислушалась к себе. Обиды не было. Я заслужила это пятно. Ведь я ничем не отличаюсь от Веры. И я не лучше своей подруги. Гораздо хуже. Я сильнее Веры и пользуюсь этим качеством совершенно беззастенчиво. Но теперь все кончено. Вера никогда не переступит порог моего дома. Я избавлю себя от возможности раскладывать пасьянс из чужого, пусть и уязвленного самолюбия. И пусть мое отторжение прибавит еще одну порцию одиночества. Пусть. Я справлюсь. Я сильная. Зато меня больше не будет мучить совесть. Я перестану играть в странную игру, забавляясь чужими амбициями. У меня больше не будет такой возможности. Нельзя позволять своим инстинктам быть сильнее разума.

Я зажгла свечи, много свечей. Коричневые, синие, зеленые… Квартира превратилась в уголок шамана. Костер ведьмы. Я сжигала собственную злость и неустроенность, храбро расправлялась с неудовлетворенностью и одиночеством. Все хорошо. У меня есть надежда. В моем окне горят свечи. Они призывают на свет мотыльков любви и счастья. В оконном стекле бились невидимые крылья. Я сняла испорченную штору, повесила новую. Вымыла пол, пропылесосила ковры и диваны. Когда квартира засияла чистотой и уютом, я набрала ванну и долго нежилась в теплой воде, рассматривая свое изображение в зеркале, – стены и потолок в ванной комнате были зеркальными. Можно видеть себя в любом ракурсе. Я люблю рассматривать свое отражение, будто вижу другую женщину, не себя, будто совершается таинственный процесс знакомства и я вижу эту незнакомку впервые. Когда вода стала прохладной, я встала и завернулась в полотенце. Я заказала себе чудесный сон. Запрограммировала его. И мне приснился прекрасный незнакомец. Синяя свеча сгорела, оставив после себя мистический след. Все неприятное позади. Теперь можно подумать о насущном.

Глава 6

О насущном я размышляла долго, и от напряженных мыслей возникла легкая мигрень. Ничего толкового я так и не придумала, а жаль, только голову вывела из строя. Деньги катастрофически заканчивались. Мама подкинула очередную порцию финансов. Надо было оплачивать счета. Машина сиротливо стояла во дворе. Ехать некуда. Меня никуда не приглашали. Город будто вымер. Никто не звонил мне. И я никому не звонила, ждала, авось что-нибудь проклюнется. Проклюнулось наконец. Позвонила незабвенная подруга Вера.

– Привет, Настя, – глухим голосом изрекла Вера.

– Привет-привет, как дела, в каком состоянии творческая жизнь? – сказала я.

Лучше озадачить незначительным вопросом собеседницу в начале диалога. Тогда разговор плавно перекочует в монолог.

– Книгу прочитала? – сказала Вера.

По тону я поняла, лучше не отнекиваться, а сказать правду. Правду, и ничего, кроме правды.

– Конечно. Сразу же. За ночь проглотила, не оторваться было. Книга понравилась, очень, отличная книга, просто супер, – сказала я, обмирая от страха: сейчас Вера задаст сакраментальный вопрос.

Что она и сделала, задала свой сакраментальный вопрос. А я покрылась испариной.

– А кто тебе больше понравился? – вполне хитроумный ход.

Не называя имен героев книги, Вера пытается выудить из меня информацию. Вникает в суть. Хочет поймать меня в ловушку. Надо выкрутиться. Зачем? Не знаю.

– Главная героиня похожа на тебя, она – сильная и умная женщина, образованная, стильная, просто супер, героиня поразит воображение читателя, непременно поразит, – уверенным голосом затараторила я.

Если Вера пишет женские романы, значит, главная героиня книги тоже женщина. А у женщины-автора все женские образы похожи на создателя. Пигмалион сильно смахивает на Галатею. И наоборот.

– Здорово, – сказала Вера и замолчала. Наступила пауза. Тягостная, томительная. – Придешь на день рождения?

– Н-не знаю, – пробормотала я.

Я дала себе зарок, клятву, сожгла целый короб разноцветных свечей, понесла финансовые затраты, можно сказать. Больше никаких отношений с Верой. Она прожгла мне штору. У меня плохая и завистливая подруга, просто ужасная, нелюбимая, но на день рождения Веры придут именитые гости. Как же без свадебных генералов, никак не обойтись. Придут всякие продюсеры, режиссеры, банкиры. Далее по списку. И все они являются потенциальными работодателями. Придется идти на компромисс, как на войну, на фронт, в ополчение.

– Приду, – сказала я.

Коротко и ясно сказала, дескать, от добра добра не ищут. Зовут – надо идти. Значит, моей судьбе так заблагорассудилось. Я хотела напроситься сама, но передумала. Хотела сжечь мосты, ничего не получилось. Приглашение поступило помимо моей воли. Придется пойти.

– А что тебе подарить? – спросила я, прикидывая, сколько денег у меня осталось.

На подарок любимой подруге придется одолжиться у мамы, бедная, она так много работает, устает. Мало того что мама содержит взрослую дочь, так ей еще предстоит потратиться на подарки дочерним подругам. Ничего, скоро у меня все утрясется и я сторицей возмещу долг.

– Не знаю, – сказала Вера каким-то вероломным тоном.

Но она знала. И не хотела признаваться. Я догадалась.

– Хочешь, подарю абонемент на фитнес? – предложила я.

И жутко испугалась. Шестьсот баксов. Абонемент на три месяца. Весь мой финансовый запас ухнется. Никакой мамы не хватит.

– Ой, не надо, я купила недавно, – сказала Вера.

А у меня отлегло, ошибочка вышла. Промахнулась с догадкой. Будто камень с души упал. Мой экономический баланс останется незыблемым. И маме не придется раскошеливаться.

– Что-нибудь придумаю, – сказала я.

А не подарить ли любимой подруге литературную энциклопедию? Пусть читает и мучается. Вдруг польза выйдет? А у меня все наладится, утрясется. Я знала это. Чувствовала. Надежда вылезала из меня, словно уже переросла хозяйку. Она выделилась в отдельную субстанцию. А предчувствия никогда не обманывают женщину, особенно хорошие предчувствия. Это мне мама по секрету рассказала.

Глава 7

Я опоздала. Вечеринка подходила к завершению, гости изрядно подвыпили. В квартире было шумно, балаганно, амбициозно, чересчур пафосно. Возбужденные голоса, красные одутловатые лица, грязные тарелки, обилие стопок и фужеров. Я нарочно опоздала, явилась к шапочному разбору. Иначе пришлось бы высиживать время, ждать, когда гости захмелеют. Они-то расслаблялись, отдыхали, а я пришла искать работу. Есть разница? Разумеется, есть, в малой части, но присутствует.

– Вер, извини, задержалась на переговорах, – сказала я, скрывая смущение.

Стыдно даже перед собой, хитрю, изворачиваюсь, пытаюсь ловчить, а все ради куска хлеба, ведь я не была на переговорах. Пускаю обществу пыль в глаза. Затуманиваю ситуацию, чтобы не выглядеть в глазах окружающих бедной Золушкой.

– Проходи-проходи-проходи, – сказала Вера.

Что-то моя творческая подруга не особо гостеприимна. Мрачная, хмурая, бюст наружу. Колени наголо, руки обнажены. Все напоказ. Вроде и не рада моему появлению. В чем дело? Вера свернула в гостиную. Я прошла за ней. Гости остались позади. Неужели мои предчувствия обманули меня? И мудрая мама ошиблась. Да, произошла очередная ошибка в расчетах. На диване сидел Черников. Собственной персоной. Денис Михайлович внимательно разглядывал каталог. Какой чрезмерный интерес. Наверное, ищет себе невесту среди фотомоделей. Засиделся в женихах, скоро ведь тридцать девять. Уже не за горами, а впереди одинокая старость. Стакан воды подать будет некому.

– Привет, – сказала я и присела рядом.

– А-а, это ты, Настя, привет, – сказал Черников и уткнулся в каталог своим красивым носом.

Вот и открылся секрет. Тайна вылезла на поверхность. Вера не хотела приглашать меня на вечеринку, но некто заставил проявить гостеприимство. Этот «некто» был Черников. Не заставил, конечно, легонько намекнул. А желания Черникова свято исполняются, ведь «Максихаус» является спонсором нового фильма Редника. Тесная связь, почти родственная. Верин муж не способен отказать кормильцу в пустячной просьбе. А Вера не смогла отказать мужу. Получился круг, блин, почти ком. Сейчас Денис Михайлович примется меня спаивать. У него по этой части большой опыт имеется. Не дамся. У меня здоровый образ жизни. Пиво пить – здоровью вредить. И так далее.

– Денис, зачем ты меня так подло уволил? – спросила я, когда дверь за Верой закрылась.

– Нет, это не я тебя уволил, а Марк Горов, это его распоряжение, – ответил Черников. – А у тебя, Настя, очень плохие дела. Ты пропадешь, тебе в одиночку не справиться. Лучше выходи за меня замуж.

– С ума ты сошел, – сказала я.

Совсем из ума выжил Черников, а ведь не совсем старый мужчина. Всего тридцать восемь. Но скоро тридцать девять. Кстати, а почему бы и нет, почему бы и не выйти? Все выходят когда-нибудь замуж. Акимова вышла просто так, без любви. И счастлива. Ирина отхватила Колю на той злополучной корпоративной вечеринке, на которой отплясывала цыганочку. Бедный Коля не заметил, как попался на удочку знойной Кармен весом в девяносто восемь килограммов. Ира сразу залетела. Прямо после вечеринки. И Коле пришлось срочно жениться. А Вера вышла по расчету. И тоже счастлива. Наполовину. А мой незнакомец из железнодорожных снов никогда не материализуется. Он же не старик Хоттабыч. В конце концов, его можно любить втайне от всех. Виртуальная любовь. Параллельный мир. Абстрактный мужчина. Это так модно – любить виртуального субъекта неземной любовью.

– Нет, Черников, не пойду за тебя замуж, не зови, я же тебя совсем не люблю, ни капельки, – сказала я.

А мысленно уже согласилась на предложение, Черников это понял. Денис обрадовался. Ведь я сдалась без боя. Он был уверен, что я начну сопротивляться, отговариваться, отбиваться, а я взяла и согласилась. Мысленно. Виртуально. Нынче в моде все параллельное.

Я натянуто помолчала. Затем поднялась и, не прощаясь, вышла. Последнее слово оставила за собой. Черников мечтает видеть меня каждый день, в халате, босиком. Когда-нибудь увидит, но не сейчас. Мне необходимо подумать, чтобы принять окончательное решение. И вдруг память стала экраном, белым полотном. И на нем замелькали картинки из прошлого. В пору нашего романа все шло гладко, отношения были ровными, слегка прохладными, но однажды Денис по-звериному закружился по комнате, преследуя меня, он испугал меня своим взглядом. Дикий, бессмысленный взгляд, ничего не выражающие глаза, равнодушные, пустые, сумрачные. Я ничего не поняла сначала, затем догадка тонким лезвием полоснула сознание. Дениса обуревала животная похоть, он шел на меня, будто хотел поймать в силки. Охотник, сильный, умный, опасный, настоящий враг, а я – его жертва. Дичь. Лань. Глупая и легкомысленная. Я закричала. Денис прыгнул на меня и зажал рот ладонью. Изящная мужская кисть превратилась в жесткий замок. В наручники. Денис плотно сомкнул не только мой рот, глаза ничего не видели, я не могла дышать. Он истово ласкал мое тело, не давая вдохнуть даже глоток воздуха. Его движения были размеренными, методичными. Я чувствовала ласки, ощущала, тело тонко реагировало на прикосновения, каждый нерв, казалось, трепетал, но я уже задыхалась. Тело сотрясалось от удушья. Сознание покидало меня. Я ослабела от борьбы. И когда я почувствовала приближение конца, Денис овладел мной. Позже, когда я очнулась, он просил у меня прощения, стоял на коленях, целовал руки, даже влажнел глазами: дескать, не знаю, что такое нашло вдруг. Темное начало, мрак в конце тоннеля. Но я-то знала, что он все проделал нарочно, сознательно, Денис жаждал получить удовольствие от бесчувственного тела, от бессознательного состояния. Моего состояния. Он хотел получить женское тело в безвозмездное пользование в полном отрыве от сознания. Если вспомнить все перипетии наших отношений, наберется целая авоська обвинений и обид. Можно забыть старые слезы. Ведь жизнь продолжается. Черников мог измениться за это время. Разлука способна вразумить любого негодяя. Я вздохнула, мало мне было неприятностей. Новая напасть свалилась на меня в доме подруги. Я тихонько засунула литературную энциклопедию за Верин шкаф. Книгу за книгу. Алаверды. Восточный обычай. Тихонько притворила за собой дверь. И исчезла в осенней ночи.

Я не хотела ни о чем думать. Старалась забыть страшные картинки из прошлого на белом полотне моей памяти. И ночью мне приснился мой дивный сон. И вновь я касалась родной руки незнакомца. Его энергия переливалась в меня. И я становилась сильнее, увереннее. А житейское решение отодвигалось все дальше и дальше.

А утром все началось заново: счета, деньги, поиски работы, звонки, беготня, бесплодные ожидания, мамины скрытые слезы. От последнего хотелось взвыть, громко, тупо, по-бабьи. Но я крепче сжимала зубы и бегала по кругу. Как белка в колесе. Бесполезный труд. Отказ следовал за отказом. Откат за откатом. И я сломалась. Как моя машина. Я громко заплакала. Все равно во дворе никого не было. Машина отказывалась работать. Она не реагировала на мои прикосновения. Груда железа за ночь вконец омертвела. Неодушевленное тело. Хладный труп. Никчемный аппарат. Я пыталась разговаривать с ней, нежно гладила, даже немножко поколдовала. Больше всего меня вдохновил процесс колдовства. Полезное занятие, вроде утренней гимнастики. Правда, мне пришлось исполнить нечто вроде шаманского танца. Я довольно резво побегала вокруг автомобиля, размахивая руками, воображая себя магом и экстрасенсом международного класса. Варвара-кудесница. Нарезала таким образом восемь кругов, надоело. Я с силой пнула колесо и прислонилась к ледяному металлическому боку, сияющему лакированной корочкой. Придется добираться до окраины Питера вплавь. Вчера настойчиво сообщали об очередном штормовом предупреждении. Я живу в центре города, а все бизнес-центры почему-то переехали в спальные районы. Не все, разумеется, некоторые по-прежнему торчат на Невском, но они во мне не нуждаются, ни во мне, ни в моих высококвалифицированных переводческих услугах. На небе собрались темные тучи, даже не тучи, целые тучищи. Ненавязчиво покрапывал мелкий дождик, рассеиваясь в сером воздухе водяной пылью. Через несколько мгновений тяжелое небо прольется ушатом стылой воды. Октябрьский дождь по обыкновению заряжается небесным ведомством на две недели. По специальному приказу, и батарейки свежие, а драйв космический. И я уныло поплелась на остановку. Придется вызывать автомеханика на дом. Вызов домашнего лекаря обойдется в копеечку. И я опять всплакнула, но уже тихонько, чтобы не вспугнуть редких прохожих. Если в Питере с неба льется вода, жизнь в городе основательно замирает. На остановках можно увидеть малое число самых дисциплинированных жителей города. Все остальные нежатся в постелях. Глубокой осенью все дни нужно проводить в кровати. Тепло, уютно, лежишь себе весь день, лежишь, за окном непогода, кто-то мерзнет под дождем, несчастный, а ты все лежишь себе под ласковым одеялом и тихонько усмехаешься от раздирающей жалости к работникам медицины, милиции, ко всем пожарным, летчикам и другим рыцарям разных круглосуточных служб. Сегодня мне крупно не повезло. Я оказалась самым дисциплинированным жителем славного города Питера. И попала под мерзкий дождь. Машина отказалась тащиться в непогоду на край города. Она почему-то сильно невзлюбила поездки. Постоянно ломается, капризничает, нервничает. Не буду вызывать механика, не горит, можно использовать общественный транспорт. Слезы высохли, но по щекам упрямо ползли капли дождя, соленые, холодные, пронзительные. Я руками растерла капли по лицу и почти успокоилась. Истерика прошла. Во всем виноваты мои мистические сны, наваждение изматывает душу и организм. В ожидании маршрутки я решила заняться самокопанием. Довольно изнурительное занятие. Понятное дело. Чем еще может заполнить пустую голову продрогшая женщина в осеннюю стужу на безлюдной остановке? Я разительно отличаюсь от своих современниц, не смотрю сериалы, ненавижу всякие ужасные «Дома» под разными номерами, телевизор вообще не включаю. Ничего не читаю, не интересуюсь политикой. Газеты брезгливо откладываю в сторону, мне не нравится реклама. И совсем несимпатичны разные красочные тексты. Ненавистны абсолютно все глянцевые обложки. Иногда мне кажется, что мы живем в эпоху всеобщего пиара. Все кругом только и делают, что пиарятся с утра до ночи. Кто угодно, как угодно, каким угодно способом. Даже самый распоследний бомж пиарит самого себя. Он показывает всем нам, дуракам обывателям, какой он, этот разнузданный бомж, весь раскрутой и расхристанный. И мы все должны ему подражать. Все повсеместно, от мала до велика. От этого расхристанного бомжа не отстают и остальные звезды. Они ведут себя ничуть не лучше. Каждый и каждая ощущает себя звездой вселенского масштаба. Куда ни плюнь, непременно попадешь в звезду. Беда с этими звездами. Жизни от них никакой. Везде все сияет и горит. Меня тошнит от всеобщего и всепоглощающего пиара. Хочется жить толковой и осмысленной жизнью, по совести, но по совести не получается, без компромиссов не обойтись. Иначе нельзя. Современный ритм барабанит по затылку металлическим ломом. Я все время живу в кредит. Жду, когда наступит благословенный миг. Надеюсь на лучшие времена. А мне нужно жить сейчас, сегодня, сию минуту, прямо на остановке. Я жутко разозлилась на себя, на обстоятельства. И тут же ко мне подскочила маршрутка, нервная, почти пустая, скособоченная какая-то. Я с трудом пролезла в салон. Прокуренный до костей водитель, синюшного вида, хрипло кашлял, перхал, стонал и задыхался, астматик, наверное. Я хотела вынырнуть обратно, в осеннюю хмарь и влагу, но передумала. Перспектива мерзнуть на остановке еще сорок минут не прельщала. Рискну, поеду, а там посмотрим. У меня ведь с утра были большие планы. Я собралась на переговоры с работодателем. И куда судьба забросит меня, туда и попаду.

– На Октябрьской остановите, пожалуйста, – сказала я, рассматривая дурацкие плакаты. Этими самописными бумажками обклеен весь салон. И надписи на них тоже какие-то дурацкие: «Говорите громче, водитель глухой», «Не стучите дверью, в ответ получите по мозгам». Грязный салон, никакого настроения. Водитель вдруг глухо зарычал. Но я не испугалась. Ему просто надоело кашлять. Хоть бы кто подсел по дороге. А то я все одна да одна. Кругом одна. Дома одна, в машине всегда одна и даже в маршрутке оказалась в одиночестве, не считая кашляющего шофера. Машина будто подслушала мои мысли, вдруг резко затормозила. Под звуки хриплого кашля я вышла под проливной дождь. Хотелось плакать, громко, навзрыд, но… И без того кругом вода, мокро, сыро, зябко. Неуютно, хочется под одеяло. Весь кислород поглотила слякоть и автомобильная гарь, дышать нечем. А я привыкла дышать приличным воздухом. В моей квартире и машине установлены кондиционеры. Для воды использую мощные фильтры. Еду покупаю в супермаркетах. Я давно не живу естественной жизнью, много лет мой организм впитывает все искусственное, я потребляю очищенный воздух, пью ненатуральную воду, питаюсь генетически модифицированной едой, периодически вступаю в виртуальные отношения, при этом хочу, чтобы моя душа пребывала в гармонии с моим телом, а они действуют вразнобой. Тело жаждет ласки, душа требует согласия и перемирия. И никакого консенсуса. Вот мне и снятся дурацкие сны, населенные прекрасными незнакомцами. А как живут все остальные, те, у кого нет кондиционеров и фильтров, параллельных отношений и супермаркетов, автомобилей и офисов, что они чувствуют? Наверное, лютой ненавистью ненавидят меня, Веру, Черникова, Акимову, ведь у нас все это искусственное добро имеется, и нам есть что терять в этом мире. Есть, ведь у нас всего много. Сначала мы покорили мир. Подчинили его себе. Взрастили на искусственной почве. Сделали своей собственностью. И теперь нам всем плохо, скучно, невыносимо. Мы ненавидим друг друга. Боимся. И каждый в отдельности боится самого себя. Мы следим за передвижениями соперника. Ревнуем его к успеху. Страшимся упустить удачу. Съедаем один другого заживо. Все вместе это называется одним емким словом – «конкуренция». Не приведи господи, а вдруг нам всем когда-нибудь придется питаться обычной едой из дешевого универсама и вдыхать осенний воздух, пропитанный густым смогом и промозглой сыростью? Меня съедает страх – неужели мне придется опуститься на одну ступеньку ниже, ведь не хочется утратить привычный образ жизни. Можно устроиться на любую работу, легко. Но мне нельзя терять социальный статус. Боюсь, ведь тогда я не смогу покупать еду в супермаркетах, ездить на дорогом бензине, одеваться в модном бутике, посещать фитнес-клуб и так далее. Мне есть что терять. И мне страшно.