Текст книги "Боги Третьего рейха"

Адольф Гитлер и христианство

Несмотря на то что Гитлер родился в католической семье, он почти сразу после начала своей политической карьеры отверг христианство как чуждую своей расистской доктрине идею. «Древние времена, – сказал однажды Гитлер, – были куда лучше нынешних, поскольку не знали ни христианства, ни сифилиса». Не отставали от Гитлера и его сподвижники. Вот как оценивал христианство Гиммлер: «Христианский мир есть самая большая болезнь, которая только могла поразить нас в истории, она ослабляет нас в любом конфликте, мы должны покончить с этим».

Несколько позже в одном из писем Гитлер окончательно сформулировал свое отношение к христианству:

Христианство защищает слабых и униженных. Эта еврейская религия вынуждает людей гнуть спину по звуку церковного колокола и ползти к кресту чуждого Бога. Христианство зародилось 2000 лет назад среди больных, изможденных и отчаявшихся людей, потерявших веру в жизнь. Все догматы прощения греха, воскрешения и спасения являются откровенной чепухой. А сострадание – опасная негерманская идея. Христианская любовь к ближнему есть глупость, поскольку любовь парализует человека. Христианская же идея всеобщего равенства защищает расово неполноценных, больных, слабых и убогих.

В первые годы нацистского движения один из его идеологов, Альфред Розенберг, пытался включить некоторые христианские доктрины в партийную программу НСДАП. Гитлер до поры до времени смотрел на это сквозь пальцы, но затем большая часть этих принципов была заменена расизмом, возрождением нордических ценностей и культом сверхчеловека.

Став канцлером Германии, Гитлер заявил, что его правительство «имеет целью создание благоприятных условий для религиозной жизни». Будущий фюрер заверял, что «приложит все усилия для установления дружеских отношений с Церковью». И многие немцы действительно верили, что Гитлер спасет христианство от «красного террора» и «всеобщего атеизма».

20 июля 1933 года Гитлер заключил сделку с Католической церковью. В историю она вошла под названием «Конкордат 1933 года». Этот договор гарантировал «неприкосновенность католической веры» и сохранял все существовавшие привилегии и права католиков. В ответ представители Католической церкви на состоявшейся сразу после подписания этого договора конференции епископата призвали прихожан поддержать новую власть. Гитлер расценивал договор с Ватиканом как успех внешней и внутренней политики Третьего рейха. На совещании кабинета министров Гитлер заявил:

Положительным является уже тот факт, что Ватикан пошел на переговоры с нами вопреки распространенному мнению о том, что национал-социализм враждебен Церкви. А в конце концов Ватикан удалось полностью привлечь на сторону рейха! Все это говорит о признании нашего режима в мире!

Очевидно, что, подписывая «Конкордат», Гитлер рассчитывал обеспечить себе доверие широкой общественности, ведь Католическая церковь в то время имела огромный вес как в Германии, так и во всем мире. Последующие события показали, что договор явился лишь дипломатическим трюком. Правительство выполняло обязательства сделки ровно настолько, насколько ему это было выгодно.

Говорило ли все это о том, что Гитлер ненавидел христианство и привечал языческие и мистические общества и кружки? Да, но до поры до времени. С момента прихода Гитлера к власти, а в особенности начиная с 1937 года, религиозные языческие союзы и группы притеснялись так же, как и христианская Церковь.

Супругов Эриха и Матильду Людендорф заставили прекратить деятельность своего «Союза познания немецких богов». Якоб Вильгельм Хауэр, индолог и специалист по санскриту, был вынужден в 1936 году оставить пост председателя «Движения немецкой веры». Фридриху Бернарду Марби, основавшему в 1931 году «Союз исследователей рун», запретили в 1935 году издание своей «Библиотеки рун Марби». В 1937 году он был арестован нацистами, осужден на пожизненное заключение и около девяти лет провел в концлагерях. Эрнст Вахлер, писатель и драматург направления «фелькише», преследовался по «расовым причинам» и умер в концлагере. Вильгельм Куссеров, создавший в 1935 году «Общество нордической веры», был объявлен «английским агентом». К 1941 году практически все языческие группы были запрещены.

Вначале я не мог понять причину подобных действий, пока не догадался, что нацизм вовсе не выбирал какую-либо религию себе «по вкусу» из существующих, уничтожая все остальные. Он уничтожал все религии и религиозные течения, поскольку хотел сам заменить собой религию.

В 1933 году Гитлер сказал в присутствии Гиммлера и Геббельса (о чем последний записал в своем дневнике):

Человек, отягощенный суевериями прошлого, боится вещей, которые он не может или пока не может объяснить, то есть неизвестного. Если у кого-нибудь есть потребности метафизического порядка, я не могу удовлетворить их партийной программой. Пройдет какое-то время, прежде чем наука сможет ответить на все вопросы. Мифы постепенно разрушаются. Остается лишь доказать, что в природе нет границы между органическим и неорганическим. Когда знание природы расширится, христианское учение будет восприниматься как абсурд. Наука уже наложила отпечаток на человечество. И чем больше христианство будет цепляться за свои догмы, тем скорей наступит его упадок. На мой взгляд, нет ничего глупее, чем восстанавливать культ Вотана. Наша старая мифология потеряла всякую ценность с тех пор, как христианство укрепилось в Германии. Такое движение, как наше, не должно давать увлечь себя в уклоны метафизического порядка. Нужно придерживаться духа точной науки.

Но тем не менее национал-социализм, как его ни модифицируй, все же оставался светской идеологией, а не религией. Стоять же на двух ногах – идеологии и религии – новому государству было бы гораздо проще. Нужна была такая церковь, в которой фюрер мог стать верховным жрецом. Ведь он не бессмертен, как боги, но должен даровать бессмертие своему «тысячелетнему рейху».

И Гитлер пришел к осознанию необходимости религии как «второй ноги» государства. Доказательство тому я обнаружил в одном из частных писем Гитлера середины 1933 года:

Итальянские фашисты предпочитают мириться с Церковью. Я поступлю так же. Но это не удержит меня от того, чтобы искоренить христианство в Германии, истребить его полностью вплоть до мельчайших корешков. Без собственной религии немецкий народ не устоит. Что это за религия, еще никто не знает. Но мы ощущаем ее.

Очевидно, что введение новой религии Гитлер решил производить постепенно – начать с ордена СС, с партии и лишь потом распространить ее на весь народ.

«Национальная церковь» Третьего рейха

Нацизм имел религиозные черты уже на самых ранних этапах. Массовые шествия, торжественные клятвы, «соборы» из направленных в ночное небо лучей прожекторов – все это взывало к религиозным чувствам немцев, заставляя их верить в своего фюрера, как в Бога. Проводились сложные церемониалы с псевдоцерковными песнопениями, ритмичным скандированием, специально подобранной цветовой символикой. Участники этих церемониалов доводили себя до экстаза, подобного религиозному, а возглас «хайль!» выступал в роли не то христианского «аминь», не то буддийской мантры.

Подобно Церкви, нацисты умело использовали психологическое воздействие на человеческое сознание атмосферы полумрака, который неизменно связывается с чем-то таинственным, пугающим, священным. Наконец, в 1934 году Гитлер отдал специалистам «Аненербе» приказ: заняться разработкой основ новой религии. Копия «письма-рекомендации» сохранилась среди бумаг моего отца. В документе фюрер рекомендует создать «истинно германскую религию, основанную на объединении идеи „Кровь и почва“ и принципа фюрерства».

После долгих споров эксперты «Наследия предков» пришли-таки к общему мнению и выработали пространный документ, автором которого назвали бывшего профессора богословия Эрнста Бергмана. Документ имел скорее компромиссный и временный характер. Бергман не замахивался на создание вероучения гигантского масштаба, перед ним стояла гораздо более скромная задача: выполнить приказ фюрера.

Что же предложил институт «Аненербе»? Ничего особо оригинального, вкратце основная идея сводилась к следующему. Ветхий Завет искажает образ исторического Христа, который, естественно, был арийцем. Призванный спасти мир от еврейской заразы, он был распят своими подлыми противниками. Но поскольку его образ стал очень популярен среди простого народа, евреи поспешили присвоить себе этого героя. Почти две тысячи лет это им удавалось; но теперь на Землю послан новый мессия – Адольф Гитлер, призванный завершить дело, с которым не справился Христос, а именно: очистить и спасти мир от евреев.

Истинное, германское христианство, по мысли Бергмана, существовало задолго до прихода Христа. Оно почти угасло, но его вполне можно возродить к новой жизни. Вместо еврейского креста знаком новой веры должна стать свастика. Священная земля истинных христиан не Палестина, а Германия. Германская земля, кровь, душа, искусство – священны. Именно на этой земле должно произойти возрождение истинного, арийского христианства, которое отсюда распространится по всей Земле… конечно же, вместе с самими арийцами. Миссионерская деятельность среди других народов не предусматривалась – церковь должна была оставаться сугубо национальной. Именно попытка создать универсальную церковь – одна из главных претензий, которые предъявляли к христианству этот профессор богословия и его коллеги. Бергман пишет:

Или у нас будет германский бог, или не будет никакого. Мы не можем преклонять колени перед всеобщим богом, который уделяет больше внимания французам, чем нам. Мы, немцы, были оставлены христианским богом на произвол судьбы. Он несправедлив, и потому мы терпели поражение за поражением, что верили ему, а не нашему, истинному германскому, богу.

В своей критике христианства «Наследие предков» также опиралось на идеи Ницше: христианство защищает слабых и униженных, а значит, препятствует естественному отбору в обществе, делает его больным. Прощение греха, воскрешение и спасение души, сострадание и милосердие – проявления слабости, недостойной и опасной для сильного арийского духа, и поэтому вредны.

Христианская церковь, как в Германии, так и во всем мире, была шокирована таким заявлением. В Германии немедленно поднялось движение «Бекентнискирхе» – конфессиональная церковь, боровшаяся за сохранение чистоты «истинно евангельского вероисповедания». Это движение отказывалось принимать имперского епископа, которого назначили власти, и созвало собственный собор, на котором заявило, что «христианские догматы несовместимы с нацизмом, его варварским мировоззрением и политикой».

Тем временем нацистские власти объявили о подчинении протестантской церкви государству. Многие церковные школы были закрыты, церковная собственность конфискована, а священнослужители либо арестованы (в том числе по обвинениям в контрабанде золота), уволены, либо – в лучшем случае – ограничены в проповедях. Католическая пресса подверглась самой жестокой цензуре. Религиозные праздники были запрещены, монастыри и обители закрывались, а монахов арестовывали. Эти действая должны были подорвать церковную оппозицию.

Некоторая часть пастората поддержала нацистский режим. Но большинство, как, например, богослов Карл Барт, отказалось признавать Гитлера мессией. Фридрих Карл-Отто Дибелиус – известный в то время богослов-евангелист, уважаемый человек и специалист, член Координационного совета протестантских церквей, глава лютеранской церкви Пруссии – был смещен со своего поста за сопротивление нацизму. Дибелиус написал открытое письмо, адресованное Хансу Керрлю, нацистскому министру по делам Церкви. Пожалуй, оно отражает не только его мнение, но и протест всех верующих людей Германии:

Позвольте мне задать Вам один вопрос, господин рейхсминистр. Если во время утреннего религиозного наставления дети скажут, что Библия является словом Божьим, с которым Он обращается к нам в Ветхом и Новом заветах, и когда после обеда молодые люди должны заучить наизусть: «Что есть наша Библия? Наша Библия – это „Майн кампф” Гитлера», – кто изменит его учение? Это решающий момент. Когда вы требуете, чтобы евангелическая церковь не была государством в государстве, любой христианин будет согласен. Церковь должна быть церковью, а не государством в государстве. Но доктрина, которую вы выдвигаете, дает основания считать, что государство вмешивается в дела Церкви настолько, насколько этому способствуют репрессивные органы, поддерживающие это государство… В этом кроются корни борьбы между государством и евангелической церковью… Как только государство попытается подменить церковь и захватить власть над душами людей, тогда мы, будучи связанными словом Лютера, окажем сопротивление именем Божьим. Уверяю вас, что мы это сделаем.

За это письмо Дибелиуса арестовали. Он предстал перед специальным военным трибуналом по обвинению в предательских нападках на законное правительство и… был оправдан. Вынесенный судом вердикт вызвал огромную тревогу властей. Гитлер лично запросил и прочел копию протокола с доводами суда, но вмешиваться не стал. Фридрих Дибелиус был лишен своего поста и права проповедовать, однако пережил и гонения на Церковь, и Вторую мировую войну, и нацистский режим.

Больше не повезло другому берлинскому пастору – Мартину Нимеллеру, который был арестован за свои проповеди. Несмотря на то что суд также оправдал его, Нимеллер был снова арестован и отправлен в концлагерь. И таких случаев были десятки и сотни.

Пропаганда Геббельса изо всех сил старалась вызвать отвращение общества к католическим священникам. Я сам видел одну из листовок с изображением толстого пьяного пастора. В подписи к листовке говорилось о «нравственных излишествах, распутстве и чревоугодии».

Католическая церковь тоже не сидела сложа руки. Архиепископ Мюнхенский, кардинал Фаульхабер, открыто не повиновался нацистскому режиму. За это, несмотря на объявленную Римским Папой дипломатическую неприкосновенность, был арестован. В конце марта 1937 года со всех католических кафедр Германии была прочтена энциклика Римского Папы Пия Девятого «С глубокой обеспокоенностью…». В ней Гитлер и нацистское правительство обвинялись в преследовании католиков и нарушении условий договора с Церковью. В качестве ответной меры власти организовали серию показательных процессов над монахами, священниками и паствой.

Казалось, ситуация окончательно заходила в тупик. Но борьба нацистского государства и Церкви неожиданно прекратилась с началом Второй мировой войны. Гитлер счел, что ему выгоднее ослабить давление на Церковь, чтобы не подорвать боевой дух солдат и не спровоцировать беспорядки населения. Раскол общества во время войны был бы совсем некстати.

Поэтому христианская Церковь, пусть и ущемленная во многих правах, продолжала вполне легально функционировать. Более того, некоторые католические и протестантские священники, репрессии на которых почти прекратились, не стыдились поддерживать режим и использовать труд русских рабов, пригнанных с Востока.

Но от конечной цели – истребления христианства, как католического, так и протестантского, – нацисты не отказались. Альтернативой религии Гиммлер в одном из своих обращений к офицерам СС в 1939 году назвал «создание нового язычества».

Последняя попытка введения «новой религии» относится к 1944 году. Один из видных экспертов института «Наследие предков», доктор Кремер, предложил полностью отказаться от всяких параллелей с христианством и вернуться к древним германским корням – языческой религии с арийскими богами. Представленный им проект, один из экземпляров которого чудом дожил до наших дней, поражает своей простотой и логичностью. В сопроводительном письме Кремер убеждал Гиммлера:

В условиях, когда рейх переживает тотальную мобилизацию, когда все мы должны сплотиться вокруг нашего фюрера, абсолютно необходимым представляется мне создание новой религии, с которой мы сможем достичь победы. Нам необходим полный разрыв со всей христианской традицией, и чем радикальнее он будет, тем лучше. Немец должен почувствовать, что он не имеет ничего общего со своими врагами, что он отличается от них верой, что он выше их, поскольку защищает гораздо более древнюю и чистую традицию. Считаю, что введение новой религии абсолютно необходимо для нашей победы в войне.

Однако в то время ни Гиммлеру, ни другим вождям рейха было уже не до религии – они старались отчаянно спасти гибнущий фронт. Новая религия, которая, возможно, стала бы самым необычным культурным явлением Европы ХХ века, так и не родилась.

Но с другой стороны, размышлял я, если Четвертый рейх существует (а он наверняка существует, спрятанный во льдах Антарктиды), то, возможно, там уже создана и действует та самая религиозная концепция, которую не успел воплотить в жизнь Третий рейх. Она должна существовать: ведь учтя прошлые ошибки, которые привели к краху нацистской Германии, к религии – как базе для всеобъемлющей идеологии – на этот раз должны были подойти еще более серьезно.

Никто не пришел

Прошел час, а я по-прежнему сидел в одиночестве. На меня никто не обращал внимания, никто даже не проходил мимо. Несколько клерков из соседних офисных зданий пришли, чтобы провести свой обеденный перерыв на свежем воздухе. Прошло еще полчаса, и мне стало ясно, что встреча не состоится. Я поднялся со скамьи и направился к своему автомобилю.

Что это было – глупая шутка? Вряд ли, кому это могло бы понадобиться? Попытка выманить меня из дома с целью в мое отсутствие украсть что-нибудь из моих документов? Вполне возможно. Но этого я не опасался: самые ценные бумаги я хранил в сейфовой ячейке одного из крупнейших банков Буэнос-Айреса, решив однажды, что их безопасность дороже денег. Прочие же бумаги хранились у меня дома в копиях или же были переведены в электронную форму. И я направился домой, досадуя только на потраченное впустую время.

Однако размышления, в которых я коротал время, ожидая Ружеро Милавию, не прошли для меня даром. Чем дальше я углублялся в них на обратном пути домой, тем больше крепла моя решимость разобраться, действительно ли в Третьем рейхе существовала реально написанная (и, возможно, изданная ограниченным тиражом) книга, которая должна была стать аналогом Библии. «Евангелие от Адольфа» – писал ли когда-либо Гитлер или кто-то из его ближайших соратников нечто подобное?

Чересчур новаторская идея, идущая вразрез с христианством, не могла быть принята населением. Лучше было бы представить дело так, что христианство, правдивое в своих исторических фактах, было впоследствии искажено и далеко отошло от истинной, первоначальной религии. И если этот посыл существовал, то первым делом его следовало искать в документах «Наследия предков». Неспроста же, пусть и запоздало, появилась на свет такая логичная и выверенная концепция доктора Кремера.

Однако ни о чем подобном, кроме документа, подписанного Бергманом, я не слышал, информации было недостаточно, и нужных бумаг в отцовском сейфе не было. Видимо, даже в «Аненербе» задание разработать жизнеспособную, удовлетворяющую запросам как нацистов, так и населения религию, а может, даже и написать священный текст, было настолько секретным, что этим занимались люди, о которых мой отец не знал. Не исключено, что эти люди даже не были в штате «Наследия предков».

Где найти прямые или косвенные свидетельства того, что работа «Аненербе» над созданием нацистской религии если и не была полностью завершена, то существенно продвинулась?

Вернувшись домой, я запросил специализированную организацию, занимающуюся розыском людей, навести справки и предоставить мне всю имеющуюся информацию о Ружеро Милавии, букинисте, который либо жил в Аргентине, либо недавно прибыл сюда из-за рубежа, – пока это была единственная ниточка, которая вела к таинственной книге. Впрочем, особых надежд на этот поиск я не питал. Возможно, мой таинственный продавец не явился на встречу не по своему злому умыслу, а потому, что ему кто-то помешал это сделать. Я бы нисколько не удивился, узнав, что его уже даже нет в живых. С другой стороны, не исключено, что его попросту никогда и не существовало. Тогда кто и зачем написал мне это письмо? В том числе я намеревался найти ответ и на этот вопрос.

Глава 2
Забытые боги

Жертва воспоминаний

Впрочем, вначале мне нужно было решить несколько неотложных дел. В их числе была и встреча с читателями, которую организовало мое издательство. Относился я к этому мероприятию весьма равнодушно, тем более что предстояло оно мне далеко не впервые. Я уже заранее знал, как все произойдет: небольшой, но довольно плотно заполненный зал, выкрики «фальшивка!», бурная и бесплодная дискуссия после моего выступления… Если бы не те читатели, которые после окончания всей этой катавасии подходят ко мне и благодарят за мои исследования, я бы давно уже плюнул на эти встречи.

Вот и теперь все получилось по известному сценарию. Последним в ряду читателей, подошедших ко мне после выступления, оказался высокий, полный блондин лет тридцати пяти, со светлыми глазами и россыпью веснушек на носу. Внешность, совершенно не характерная для здешних мест, но я слишком устал, чтобы обратить на это внимание.

– Господин Кранц, – обратился незнакомец на чистейшем немецком языке, – я… я не мог не прийти на вашу лекцию…

Все ясно – немецкий турист, от скуки забредший послушать соотечественника. Я улыбнулся несколько вымученной дежурной улыбкой, но следующие его слова стерли ее с моего лица.

– Я… – Мой собеседник явно очень смущался. – Я прочел все ваши книги и специально приехал из Сантьяго, чтобы встретиться с вами. Мне… мне необходим ваш совет.

– Черт, путь у вас неблизкий, – искренне удивился я. – Пойдемте присядем и поговорим.

После двух часов на ногах я настоятельно нуждался в приземлении, желательно на что-нибудь помягче. Мой собеседник согласился и, запинаясь и путаясь, рассказал мне следующее.

Меня зовут Ференц Шпеер. Я родился в 1970 году в Чили. Моя мать была из семьи польских эмигрантов, отец приехал в Чили из Германии в конце 1940-х годов. В войну он в чине штурм баннфюрера СС защищал Берлин. После капитуляции еще некоторое время жил в Берлине, а после смерти его родителей приехал в Чили. Ему было уже за пятьдесят, когда здесь он встретил мою мать. Семья матери прокляла ее за то, что она «связалась с проклятым нацистом, убийцей», поэтому о них я ничего не знаю. Родителей отца я никогда не видел, так что, кроме него и мамы, у меня никого не было. В Чили мой отец играл на виолончели в оркестре Национального театра, а мать помогала декораторам на сцене, так они и познакомились. Родился я раньше положенного срока… в Берлине – Национальный театр Чили был там на гастролях (странно уже даже то, где я родился).

Дальше – больше. В детстве я все время играл в солдатиков – только в войну, и исключительно за немцев. И во дворе с другими ребятами тоже. Часто перелистывал книги отца по немецкой военной технике, хотя он не очень-то это одобрял. В школьных тетрадках рисовал свастики разных размеров. Меня постоянно ругали за это, долго и старательно объясняли, что это за символ и что он означает. Никакой тяги к фашизму, нацизму или чему-то подобному у меня никогда не было, просто нравился сам знак. И руны рисовал тоже, причем откуда я их брал – не знаю. У отца таких книг никогда не было. Немецкий язык мне всегда нравился гораздо больше, чем польский или испанский. Если был выбор, я предпочитал писать и говорить на нем. Мой интерес к Германии был настолько сильным, что, когда мой отец умер, а мне исполнилось двадцать пять, я уехал в Европу и несколько месяцев жил в Германии и Польше. Был даже на Украине и в России. Там я познакомился с группой ребят и стал вместе с ними работать. Их называли «черными следопытами» – на местах сражений Второй мировой они поднимали незахороненные останки русских и немецких офицеров. Я сам поднял и похоронил больше сорока человек.

Эти-то ребята и рассказали мне о том, что бывает так называемая прошлая жизнь. То есть наша душа в прошлой жизни жила в другом теле, а потом, после его смерти, переселилась в нынешнее. Вспомнить прошлое можно на специальном сеансе регрессии, который проводят некоторые психиатры и люди, у которых есть специальные знания.

У меня совершенно обычное воображение, вначале гипноз на меня не действовал, ничего не получалось. Зато потом пошли такие яркие картины! Я словно бы сам был там, в прошлом. Я испытывал такую эйфорию, такие чувства! Я видел свой родной дом в Берлине, отца, маму – только других, не моих настоящих родителей. Жену потом свою видел, Марту. Двух дочек. Фамилию не вспомнил, зато вспомнил имя. Оказалось, тоже Ференц. Внешность свою не вспомнил. Дальше увидел, как служил в СС. Начал со штурмовиков, в партию вступил в первых рядах. Потом пошел в боевые части СС, был отмечен наградами рейхсфюрера, дослужился до штурмбаннфюрера и погиб в апреле 1945 года в уличных боях в Берлине. Помню, верил в те идеалы, в фюрера верил, очень любил Родину.

Вспомнил я все это уже дома, то есть в Чили, когда почти окончил университет и выучился на журналиста. Тогда я стал собирать информацию о других людях – тех, кто тоже что-то чувствовал и вспоминал, подобно мне. И таких людей я нашел немало. Причем не только в Чили – по всему миру, даже в России и в Китае, и не только немцев по национальности. Но немцев все же намного больше. Меньше всего русских, поляков и югославов.

Я совершенно ясно осознаю в себе эти две части – бывшего эсэсовца и теперешнего журналиста. Нет, герр Кранц, не смотрите на меня так. Я был у психиатра, он сказал, что ни раздвоения личности, ни шизофрении – ничего такого у меня нет. Он называет это ложной памятью. Хотя в неофициальной обстановке сказал мне, что все возможно – и переселение душ тоже. Мы знаем меньше одной тысячной о нашем мире, так что на свете может быть всякое. Даже такое. Я сам в это с трудом верил, но теперь убедился.

Так вот, я долго думал, кем был этот штурмбаннфюрер Ференц. Отец мой к тому времени уже умер, спросить было некого. И все же я решился и как-то спросил мать, не знает ли она случайно какого-нибудь еще Ференца, кроме меня. Разумеется, я ей ничего не сказал о том, что вспомнил, – не хотел ее волновать. А в том, что она сразу мне поверит, я сомневался. Она ответила, что одного из лучших друзей молодости моего отца звали Ференцем – видимо, отец ей рассказывал о своей жизни в Германии. Когда она сказала, что тот Ференц был штурм баннфюрером СС, служил вместе с моим отцом и погиб в боях за Берлин, я чуть не упал в обморок. Судя по всему, это и был я.

В то время, как я уже говорил, я начинал работать журналистом, и взгляды на нацизм и фашизм у меня были тогда совершенно определенные. Я даже статьи об этом писал, довольно много – меня эта тема очень интересовала.

Как сейчас помню свою статью «Главная ложь нацизма»: «Нацизм возник в Германии двадцатых годов. В стране, потерявшей все, в стране-неудачнике, разоренной войной и униженной странами-победителями, ограбленной и заплеванной. Могла ли новая идеология, порожденная оскорбленным и почти уничтоженным народом, быть идеологией сверхлюдей, считающих себя выше всех по праву рождения? Казалось бы, нет. Но это ведь так и было! Нацизм – это убеждения неудачников. Получалось-то как? Германия, а с ней и весь немецкий народ, проиграла войну и была хуже всех – хуже англичан, французов, американцев, хуже скандинавов, хуже поляков, даже хуже русских, которые в унижении немцев фактически не участвовали. Вот и получается, что нацист называет себя сверхчеловеком только потому, что чувствует себя полнейшим ничтожеством. И вся его агрессия истерична и продиктована одним только страхом. Главные слова нацизма раскрывают то, что пытается скрыть он сам: это не просто идеология лузеров, это идеология сверхлузеров!» И ведь я верил во все это безоговорочно!

А спустя несколько лет со мной стало происходить нечто очень странное. Часть того Ференца во мне словно бы стала расти. Я теперь совершенно иначе, чем раньше, думаю и – главное – чувствую. Ведь Гитлер исказил самые чистые идеи. Его поступки были противоречивы и непоследовательны, он попросту пользовался всеми средствами – человеческой верой, желанием жить лучше, страхами и прочим – только для того, чтобы установить свою власть. Он никогда не верил ни в Германию, ни в германский дух. Думаю, что даже в ариев он вряд ли верил, – просто хотел силы и власти. А ведь изначально была задача восстановить древнюю религию, найти древние утерянные знания, стать лучше, чище, выше. Стать идеальными людьми, воспитывая себя и своих детей. И, что самое главное, – эта древняя религия действительно была верной! Эти древние боги на самом деле существовали, они существуют и по сей день!

Вы спросите, откуда я все это взял? Не знаю, просто однажды я словно проснулся с этим. Я верю в это, вернее, тот Ференц верит и заставляет верить меня.

Мне снятся сны. Высокие, прекрасные горы, водопады, пещеры, освещенные золотистым сиянием. И я там, обритый наголо, на мне странные белые одежды. Мне снится, что я читаю старинные книги и что-то узнаю об этом мире, что-то безумно важное. А потом я просыпаюсь и уже не помню этого важного.

А еще мне снится один человек. Он говорит мне о чести, о справедливости, об истине, он рассказывает о наших справедливых и прекрасных предках, а главное – о наших богах. Я думал, что этого человека я выдумал сам, в своих снах, пока не узнал его. Знаете, кто это был? Рейхсфюрер Гиммлер!

Я много думаю об этом, герр Кранц. Я чувствую, как он зовет меня, как с каждым днем во мне что-то меняется. Я вовсе не хочу становиться эсэсовцем или нацистом – Гитлера я как не одобрял, так и не одобряю. Но я знаю, что пройдет еще пара лет, и я не смогу сопротивляться этому. Не смогу сопротивляться нашим богам.

– Каким богам? – спросил я.

Честно говоря, я не был до конца уверен, что имею дело не с обыкновенным сумасшедшим, но его информация могла оказаться для меня чертовски полезной. Ференц помолчал, потом посмотрел на меня и медленно произнес:

– Вот за этим-то я и приехал, господин Кранц. За этим-то я и приехал.