Текст книги "Пропавший легион"

Виридовикс сверху вниз глянул на коренастого плотного центуриона.

– Ну, а что бы решил ты, будь твоя воля? Изрубил бы меня в куски и бросил собакам? Собаки получили бы больше мяса, если бы ты решил подраться со мной.

Скаурус ожидал, что Гай Филипп взорвется, но тот захохотал, откинув голову:

– Хорошо сказано, ты, дикий медведь!

– Медведь?! – Виридовикс выругался по-галльски, но невольно усмехнулся и сам.

– Ну, так что же? – спросил его Марк. – Собираешься ли ты присоединиться к нам, по крайней мере до того, пока мы не найдем дороги к дому. Клянусь богами, ведь ты прирожденный воин.

– Стыдно мне: римлянин предлагает мне дружбу и я соглашаюсь. Но лес – неприветливое место для одинокого галла, а вы, римляне, все же настоящие мужчины. Хотя и дураки.

Гай Филипп фыркнул.

– Дураки, – повторил Виридовикс. – Неужели вы шагу не можете ступить без команды? Когда-нибудь ты попробуешь приказывать мне – и запомнишь этот день навсегда. Вы ходите строем, разбиваете лагерь по приказу, воюете по сигналу. Скажи мне, может быть, вы и воздух портите только в строю и по команде?

И этот выпад центурион встретил молча.

Чем больше они ругаются, тем быстрее привыкнут друг к другу, подумал Марк. Он хлопнул ладонью по щеке. Комар, недовольно звеня, улетел.

К трибуну торопливо подбежал Луциллий, в руках которого были сучья и воск, перевязанные белой материей. Эта «кукла» не очень-то похожа на человека, но Скаурус решил замечания не делать. Если такого подобия человеческой жертвы было достаточно для Луциллия, то трибуну не стоит ничего добавлять.

– Что нам делать с этим, командир? – спросил разведчик. – Бросить в воду, как делают римские жрецы на Сибликиановом мосту?

Марк задумчиво поскреб подбородок. Затем отрицательно качнул головой.

– Я наблюдал за цветом светящегося купола, в котором мы находились, и думаю, что лучше всего будет спалить куклу на костре.

Луциллий кивнул в знак согласия.

– Сюда, командир, – сказал он. Он передал Скаурусу куклу и приготовился к церемонии жертвоприношения. Несколько солдат присоединились к нему, в то время как Марк спокойно и торжественно приблизился к одному из костров. Он остановился, дожидаясь, пока легионеры соберутся вокруг него. Многие наблюдали за церемонией издали, продолжая свою работу или устанавливая палатки.

Марк поднял грубо сделанную куклу, изображавшую человека, и громко произнес:

– Кто бы ты ни был – бог или богиня, бросивший нас в этот лес, какое бы имя ни носил – прими от нас эту жертву!

С этими словами он швырнул куклу в костер. Пламя быстро охватило ее и сожгло за несколько минут.

– Смотри, боги приняли нашу жертву! – крикнул Луциллий.

Марк скрыл улыбку – похоже, будто именно легионеру пришла в голову мысль заменить человека куклой. Но заметил ли Луциллий одну странность?.. Кукла, сделанная из сырых, зеленых прутьев, должна была гореть медленно. Она же вспыхнула в одно мгновение. Марк подавил вздох и постарался забыть обо всех этих предрассудках и чудесах. Одного чуда за вечер было бы вполне достаточно, подумал он.

Он подошел к Горгидасу, чтобы узнать, как чувствуют себя раненые.

– Ну, что ты думаешь о моих пациентах? – спросил его врач. Голос его был полон горечи.

– Хорошего мало, – ответил Скаурус.

Горгидас метался от одного раненого к другому, накладывая тампоны, оперируя и перевязывая легионеров.

– Я могу чем-нибудь помочь тебе? – спросил его трибун.

Грек посмотрел на Марка так, словно только что его увидел.

– Гм-м… Дай подумать… Если бы ты прислал мне на помощь двух солдат… Они, конечно, довольно неуклюжи, но все же это лучше, чем ничего. Кроме того, во время операции люди мечутся от боли, и их нужно удерживать силой.

– Я позабочусь об этом, – сказал трибун. – А что случилось с Аттилием и Публием Куртанием?

– Мои ассистенты? Я их не видел, – ответил врач.

Марк покраснел. Он совсем забыл прислать легионеров к Горгидасу.

Гай Филипп и Виридовикс все еще переругивались, когда к ним подошел Марк. Старший центурион обнажил меч. Скаурус подбежал поближе, чтобы остановить драку. Но они не собирались драться. Гай Филипп просто решил показать галлу свой меч.

– Это все чудно, мой милый римлянин, – ответил Виридовикс. – Но зачем портить дело таким коротким клинком?

Ветеран пожал плечами:

– Большинство из нас просто не в состоянии обращаться с тем длинным колом для свиней, которым орудуешь ты. Да и кроме того, хороший выпад любым мечом, пусть это даже простой гладий, – смерть для противника.

Два опытных воина были похожи на двух булочников, обсуждающих различные способы выпечки хлеба. Похоже, что страсть к любимому делу заставила даже ярых врагов забыть о своих распрях. Марк улыбнулся.

Один из младших центурионов, худой юноша по имени Квинт Глабрио, подошел к нему и сказал:

– Прошу прощения, командир, но скажи мне, где мы находимся, чтобы я мог успокоить солдат. Все жутко нервничают.

– Я не могу точно ответить тебе. Горные террасы и деревья… Кое-кто думает, что это Киликия или Греция… Утром увидим. Возможно, встретим крестьян и узнаем все, что нам нужно.

Глабрио изумленно взглянул на него. Даже в тусклом свете звезд Марк отчетливо увидел на его лице страх – страх, который побеждает все, заглушая даже боль от раны на руке.

– Киликия, командир? Греция? Разве ты не видел?.. – Ему не хватило слов, и он молча указал на небо.

Заинтригованный, Марк поднял голову. Стояла чудесная чистая ночь. «Так-так, – подумал он, – поглядим. Север должен быть… Где же он?» Холод пробежал по его спине. Марк уставился в небо и увидел незнакомые созвездия. Ни одного знакомого. Где же Большая Медведица, указывающая на полюс? Где звезды лета – Скорпион, Орел, Лира? Куда исчезли весенние созвездия, которые всегда сопровождали легион по ночам, – Андромеда, Пегас? И куда пропали звезды зимы? Где странные созвездия, которые ему довелось видеть в Африке и Киринайке?

Гай Филипп и Виридовикс тоже смотрели на небо с недоумением Галл пробормотал что-то на своем языке, но не так, как ругался с Гаем Филиппом, а мягко, со страхом, словно молитву.

– Боги Олимпа, – прошептал старший центурион, и Марк вынужден был подавить нервный смешок. Это место лежало далеко за пределами Олимпа. И за пределами Рима тоже – его мысли о разгневанном проконсуле тотчас испарились. Их смело ветрами неизвестности.

Немногие из римлян спали в ту ночь. Они сидели возле своих палаток, глядя в страшное небо, и, подобно всем людям на земле, пытались дать незнакомым звездам привычные имена – Мишень, Баллиста, Саранча. Это продолжалось всю ночь по мере того, как новые звезды сменяли друг друга на небосклоне. Восток стал белесым, затем порозовел. Лес перестал казаться густой темной массой, стали видны деревья, кусты, лишайники, ничем не отличающиеся от галльских, если не те же самые. Взошло солнце, и оно тоже было таким же, как всегда.

И в этот момент что-то блеснуло в кустах, а вслед за вспышкой кто-то выкрикнул фразу на непонятном языке.

2

По тому, как незнакомец уверенно шел через кусты, раздвигая их в стороны, Марк догадался, что это не обычный лесной разбойник, а человек, ощущающий за спиной силу закона. Это было заметно и по его уверенной походке, и по широко расправленным плечам, внимательному взгляду. Одно то, что он вышел на поляну один, не придавая значения тому, что оказался лицом к лицу с более чем тысячью человек…

– Ты прав, – сказал Гай Филипп, когда трибун поделился с ним своими соображениями. – Он не один, хотя на его месте я не оставил бы в кустах свой лук. У него наверняка неподалеку есть друзья, держу пари.

Так оно, видимо, и было, потому что воин остановился на расстоянии полета стрелы и выжидал, скрестив руки на груди.

– Поглядим, что он скажет, – предложил Марк. – Гай, ты пойдешь со мной. И ты, Виридовикс: может быть, он говорит по-галльски. Горгидас!

Врач закончил перевязку и только тогда поднялся.

– А я зачем тебе нужен?

– Я не очень-то полагаюсь на свой греческий.

– Ладно, иду, – ответил врач.

Трибун взял с собой еще Адиатуна, офицера пращников. Почти все его солдаты были родом с Балеарских островов у побережья Испании и говорили на местном языке. Один из легионеров, который немного знал сирийский и армянский языки, тоже присоединился к группе. Кто знает, может быть, это пригодится, решил Марк. Маленькой группы достаточно. Еще несколько человек – и незнакомец решит, что они хотят напасть на него.

Как бы в подтверждение его мыслей, пришелец отступил на шаг. Но Марк и солдаты приближались медленно, вытянув руки и показывая, что в них нет оружия. Поколебавшись с минуту, незнакомец повторил их жест и тоже стал приближаться. Он остановился в трех метрах и сказал что-то, что могло означать: «Будем говорить на этом расстоянии».

Он разглядывал их с большим любопытством. Марк тоже был заинтересован. Местный житель был худощавым человеком среднего роста, тридцати пяти – сорока лет. У него был красивый нос, правильные, но слишком крупные черты лица и широкий лоб, из-за которого его лицо казалось треугольным. Кожа оливкового цвета стала бронзовой от загара, кое-где пролегли морщины. Марк заметил длинный шрам на левой щеке и еще один – над левым глазом. Негустая борода была темной, с несколькими нитями серебра. Но несмотря на эту неухоженную бороду, он походил на римлянина даже больше, чем на грека. Кольчуга его доходила до бедер, но, в отличие от римской, она была с рукавами. Поверх нее человек носил зеленого цвета куртку из легкой ткани. Шлем, сделанный из легкого металла, был круглым, вроде тех, что в Риме носят купцы из Иудеи и восточных провинций. Легкая кольчужная полоса, свисавшая со шлема, прикрывала шею, а металлическая накладка защищала нос. Небольшой круглый щит за спиной, сабля на боку, шпоры на кожаных сапогах – все это подтверждало догадку о том, что он всадник.

Солдат спросил что-то, что, видимо, означало:

– Кто вы, люди, и что вы здесь делаете?

Марк покачал головой и ответил по-латыни:

– Мы знаем о тебе не больше, чем ты о нас.

Местный житель развел руками и пожал плечами, а затем попытался заговорить с ним на другом языке. С тем же успехом. Римляне перепробовали почти все языки, которые знали, но ни к чему так и не пришли. Наконец воин в раздражении поморщился. Он обвел рукой вокруг и дважды повторил:

– Видессос.

Затем он ткнул пальцем в Марка и показал рукой на римский лагерь, приподняв вопросительно брови.

– Рим, – ответил трибун.

– Ты и меня включил в число римлян, – заметил Виридовикс. – Позор на мою голову!

– Да, мы так считаем, – сказал Гай Филипп.

– Хватит вам пререкаться, – цыкнул на них Роргидас. – Я не более римлянин, чем ты, мой длинноусый друг, но нам нужно объясняться с этим незнакомцем как можно проще.

– Спасибо, – сказал Марк. – Мы римляне, – повторил он.

Видессианин внимательно следил за их разговором. Теперь он показал пальцем на себя и сказал:

– Нэйлос Зимискес.

После этого Скаурус и его товарищи назвали свои имена. Виридовикс проворчал:

– Можно поперхнуться, выговаривая такое имечко, как Зимискес.

Но для Нэйлоса не легче было произнести: «Виридовикс, сын Дропа».

Зимискес снял с себя пояс а мечом и положил его к своим ногам. Крик предупреждения донесся из чащи, но он приказал своим людям молчать, властно махнув рукой. Он указал на меч, на себя, на Марка и сделал отрицательный жест.

– У нас тоже нет с собой оружия, – согласился Марк, сообразив, что даже если сами слова непонятны, то интонацию-то поймут всегда.

Он вытащил из походного мешка галету и отдал ее Зимискесу вместе с флягой вина. Видессианин кивнул и улыбнулся.

– У него пропадет всякая охота улыбаться, когда он попробует то, что ты ему предложил, – сказал Адиатун.

По вкусу галета сейчас больше всего напоминала древесную стружку. Но Зимискес без жалоб проглотил большой кусок, затем отхлебнул глоток вина с видом человека, которому доводилось пробовать и большую гадость. Он похлопал себя по животу с виноватым видом, затем снова что-то крикнул, обращаясь к людям в лесу.

Через несколько минут еще один видессианин, молодой парень, подошел к ним. Одет и вооружен он был почти так же, как Зимискес, только куртка у него была коричневого цвета. В левой руке он держал короткий лук, в правой – кожаную торбу. Его звали Проклос Мазалон.

Он вынул из сумки сушеные яблоки и фиги, оливы, соленую и копченую свинину, твердый желтый сыр и походные хлебцы, точь-в-точь такие же, как у римлян, только не круглые, а квадратные, – обычные припасы солдат. Принес он и небольшую флягу густого, сладкого вина. Марку оно показалось чересчур терпким, он привык к сухому, которое пили в римской армии.

Когда они уже собирались сделать по глотку, видессианин сердито сплюнул, а затем воздел руки и обратил лицо к небу, произнеся нечто вроде молитвы. Марк решил не оскорблять гостей и последовал их примеру. Зимискес и Мазалон кивнули в знак одобрения, хотя, конечно, все, что он говорил, казалось им абракадаброй.

Изъясняясь с помощью жестов, Нэйлос объяснил, что в двух днях пути к югу находится город, где можно будет разместить римлян и кормить их в течение какого-то времени. Он отправил Мазалона в город, чтобы тот подготовил людей к прибытию легиона.

Увидев на влажной почве следы копыт, Марк пришел к выводу, что видессиане были всадниками. Пока Зимискес шел к своему богато украшенному коню, Марк рассказывал солдатам о встрече с видессианами.

– Я думаю, нам лучше держаться вместе, – сказал он. – Насколько я понял, эти люди – наемные солдаты, которые привыкли иметь дело с такими же воинами из других стран. Беда только в том, что Зимискес никогда прежде не видал римлян и не знает, кем нас считать – захватчиками или просто заблудившимися бедолагами откуда-нибудь с Луны.

Он внезапно прервал себя и мысленно выругался: его ужаснула мысль о том, что римляне были гораздо дальше от дома, чем от Луны. Гай Филипп пришел ему на помощь и взревел:

– К маршу, волки! Шагом! И чтоб никаких безобразий! К местным жителям относиться как к своим союзникам, девушек не оскорблять, у крестьян ничего не красть. Клянусь Вулканом, если вы нарушите приказ, вам не поздоровится! Пока мы не доберемся до места, всем соблюдать осторожность!

– Глупо, глупо, глупо, – сказал Виридовикс.

Центурион не обратил на него никакого внимания.

– Ты собираешься продать наши мечи этим варварам? – крикнул кто-то.

Гай Филипп смерил спросившего яростным взглядом, а Скаурус сказал:

– Хороший вопрос. Я отвечу на него. Наши мечи – это все, что мы можем сейчас предложить. Мы еще не нашли дороги в Рим, и нас слишком мало в этой ужасной стране.

Эта попытка объясниться была слабой, но правдивой и простой; легионеры быстро согласились с ней и начали сворачивать лагерь, готовясь к походу. Марка не очень-то радовала перспектива стать наемником, но выбирать особенно не приходилось. Кроме того, это давало ему возможность сохранить среди легионеров дисциплину. В таком странном краю они могли рассчитывать только на самих себя. Трибуна удивило, что Видессос охотно нанимает солдат из других стран. Для Марка это был признак упадка страны, напоминающий о Египте эпохи Птолемея, недостойный крепкого, здорового государства. Но Зимискес и Мазалон были солдатами и, очевидно, местными жителями. Он вздохнул. Как много непонятного…

По просьбе Горгидаса Скаурус послал отделение солдат нарубить кольев для носилок: тяжелораненые – а их было больше десятка – идти не могли.

– Кое-кто не доживет до следующего утра, сказал грек. – Но большинство выкарабкается, если их хорошо кормить и заботливо ухаживать.

Гарцуя на коне, Зимискес осматривал земляные укрепления и валы, построенные легионерами. Приподнявшись в седле, он внимательно осмотрел и лагерь римлян. Было видно, что порядок и дисциплина произвели на него большое впечатление.

Хотя Скаурус держался достаточно осторожно, чтобы громко выражать свое одобрение, он был поражен тем, как умело видессиане оснастили лошадей. С первого взгляда можно было оценить достоинства их вооружения, которое сразу понравилось римлянам. Например, Нэйлос ехал на лошади, упираясь в металлические стремена, которых не знали в Риме. Кроме того, когда лошадь поднимала ногу, Марк видел, что копыта ее подбиты металлическими подковами, повторяющими форму копыт и защищающими их от ударов о камни.

– Хитро придумано, а? – воскликнул Гай Филипп, проходя мимо. – Этот малый может держать лук, меч или копье обеими руками и одновременно удерживаться в седле. Почему мы никогда не думали об этом?

– Было бы неплохо не показывать им, что мы встречаемся с такой штукой впервые.

– Я не вчера родился, – сказал Гай Филипп.

– Я знаю, – ответил Марк.

Разговаривая с трибуном, центурион даже не смотрел на лошадь, и видессианин (если бы он наблюдал за ними) все равно не понял бы, что они говорят о нем.

Через час пешего марша по узкой, петляющей тропа римляне вышли из леса, и впереди показались возделанные поля. Марк с любопытством осматривал местность. Он видел холмы и долины, а на севере и северо-западе в голубой дымке проступали высокие горы. На холмах виднелись крестьянские хижины и усадьбы, а на склонах паслись стада овец и коз. Несколько крестьян, увидев солдат, торопливо перегнали скотину в сторону, подальше от колонны. Зимискес крикнул им, чтоб они не пугались необычного вида солдат, но большинство крестьян предпочитало не рисковать.

– Похоже, для них это дело привычное, – заметил Гай Филипп.

Марк задумчиво кивнул.

Климат здесь был теплее и суше, чем в Галлии. Порывы ветра приносили привкус соли, а вдали можно было увидеть парящих чаек.

– Мы же не собираемся плыть в город на корабле? – спросил Виридовикс Марка.

– Не думаю. А что?

– Хоть я и прожил всю свою жизнь возле воды, но каждый раз, попадая на корабль, умираю от морской болезни. – От одной только мысли о такой возможности кельт побледнел.

Узкая тропинка перешла в широкую грунтовую дорогу, шедшую с севера на юг. Привыкший к мощеным камнями римским дорогам, Марк не сумел скрыть своего разочарования. Но Гай Филипп заметил:

– Ты знаешь, ведь это народ всадников, а лошадям безразлично – твердая эта дорога или нет, тем более, что у них копыта подкованы. Наши пути прокладывались не для лошадей, они предназначены для быстрой переброски пехоты из одного места в другое.

Но это все же не могло убедить трибуна.

– А зима? Зимой эта дорога превратится в море грязи. Даже летом она не очень удобна. – Клуб пыли вырвался из-под копыт лошади Зимискеса, и римлянин закашлялся.

Марк подошел поближе к видессианину и попытался заговорить с ним, показывая рукой на предметы и запоминая их названия на местном языке, одновременно называя те же предметы по-латыни. К его удивлению, Зимискес схватывал латынь гораздо быстрее, чем Марк язык Видессоса.

Солнце давно перевалило за полдень, когда солдаты подошли к низкому каменному зданию с толстыми стенами. С восточной стороны оно было покрыто плоской крышей, а в середине его вздымался высокий деревянный шпиль, выкрашенный в голубой цвет. На вершине шпиля был установлен позолоченный шар. Два человека (по виду – жрецы) с бритыми головами и густыми бородами, одетые в яркие голубые халаты, работали в саду неподалеку от здания.

И здание, и эти люди были так непохожи на все, что Марк когда-либо видел, что он вопросительно взглянул на Зимискеса. Его проводник повторил уже знакомый Марку ритуал – плюнул на землю и, подняв лицо к небу, развел руками. Трибун сообразил, что люди в голубом – жрецы, хотя ему по-прежнему было неясно, почему они возделывают сад. Интересно, занимаются они этим постоянно или только изредка? «Если это так, – подумал он, – они, должно быть, очень серьезно относятся к своей религии».

Случайные прохожие редко встречались им. Торговец, увидев приближающуюся колонну солдат, быстро повернул свою лошадь к югу и ускакал, нещадно ее нахлестывая.

Гай Филипп презрительно фыркнул:

– Этот дурень, наверное, думает, что мы побежим за его лошадью?

– Мне это и в голову не пришло, – сердито пробормотал Виридовикс. – Иначе на моих ступнях выросли бы мозоли размером с золотые монеты. Я думаю, что вы, римляне, рождены для того, чтобы холить пешком, поэтому и не чувствуете боли в ногах. А мои горят, как в огне.

А для Скауруса день пешего марша был сущим пустяком. Его солдаты шли медленнее, чем обычно, потому что несли носилки и были измучены вчерашней битвой, многие получили легкие раны. Как и предвидел Горгидас, четверо солдат на носилках умерли в тот же день.

Зимискес, похоже, был поражен неутомимостью легионеров. И с восхищением наблюдал за тем, как они в образцовом порядке ставят палатки и навесы от солнца. Марк гордился умелой работой и дисциплиной, которую продемонстрировали его усталые солдаты.

Когда солнце скрылось за горизонтом, Нэйлос повторил ставшую уже привычной для Марка процедуру молитвы, хотя на этот раз она была немного длиннее обычного.

– Вот и разгадка того золотого шара, который мы видели, – заметил Горгидас.

– Разгадка? – переспросил Марк, отвлекаясь от своих мыслей.

– Разумеется. Эти люди поклоняются богу-Солнцу.

Трибун принял это к сведению.

– Я знал культы и похуже, – сказал он. – Поклонение Солнцу кажется мне достаточно простой верой.

Горгидас склонил голову в знак согласия, но Марк не знал, что ему еще не раз придется вспомнить свое замечание – такое наивное и легкомысленное.

Тонкое серебро луны засияло в чистом небе и вскоре исчезло, дав дорогу мириадам незнакомых звезд. Марк был рад, увидев, по крайней мере, Луну, хотя в это время она и не должна была появляться над Землей. Вдалеке на холме завыл волк. День был теплым, но после заката стало необычайно холодно. К тому же на полях уже почти созрел урожай. Все это дало Скаурусу немало поводов для размышлений. Судя по всему, здесь должна быть осень, хотя Галлию они покинули ранним летом. «Ну что ж, – подумал он, – если Луна в этом мире не похожа на нашу, то почему бы и сезонам не быть несхожими». Он отмел все эти мысли и погрузился в глубокий сон.

Город назывался Имброс. Три или четыре голубых шпиля, увенчанных золотыми шарами, вздымались высоко к небу, но стена, окружающая город, была достаточно высока, чтобы скрыть все, что находилось за ее защитой. В основном стены города казались старыми и были покрыты лишайниками, но северная их часть выглядела так, будто была не так давно отстроена заново. Трибун подумал о том, сколько же времени прошло с тех пор, как Имброс был захвачен, и кто мог быть его врагом.

Он догадывался, что местные вожди не пустят в город такого большого отряда иноземных воинов; но все же надеялся, что для римлян устроят хотя бы небольшой рынок вне городских стен. Но где же суетящиеся крестьяне, где озабоченные торговцы, где телеги с зерном и другими товарами? Город не готовился к обороне, но и дружелюбным он не выглядел. Имброс явно не собирался встречать союзническую армию.

Все это сулило неприятности. Солдаты Марка жили на голодном пайке, который состоял из их скудных подных запасов, еще остававшихся в вещевых мешках, а поля и фермы вокруг Имброса выглядели очень заманчиво. Голод мог сокрушить даже римскую дисциплину.

Используя те несколько слов, которые он узнал, и часто прибегая к жестам, Марк попытался объяснить ситуацию Зимискесу. Видессианин, тоже солдат, наконец понял. Впрочем, он и сам недоумевал и даже злился, ведь курьер, посланный им в город, не вернулся до сих пор.

– Не очень-то спокойное место, – поморщился Гай Филипп. – Не исключено, что по дороге сюда Мазалона прикончили.

Но тут отозвался Виридовикс:

– Подожди-ка! К нам галопом скачет какой-то юноша. Это не он?

Мазалон уже приближался к Зимискесу. Вопросы Зимискеса, сначала краткие, становились все длиннее, громче, злее. Слово – или имя – «Ворцез» повторялось чаще других. Наконец, произнеся это слово в очередной раз, Зимискес в отвращении сплюнул.

– Он, должно быть, страшно зол, если так изменил свой «ритуал», – мягко заметил Горгидас.

Трибун кивнул и мысленно поблагодарил грека за его прозорливость. В Имбросе что-то готовилось. У северных ворот началась суматоха, очевидно, происходили приготовления к какой-то процессии.

Первым из ворот вышел толстый человек, на лысой голове которого сверкал серебряный обруч. Он был одет в темно-вишневый халат. Справа и слева от толстяка слуги держали два зонтика. Зимискес гневно взглянул на него – интересно, не был ли пришедший тем самым Ворцезом, о котором он упоминал?

Ворцеза, если только это был он, сопровождали четверо худощавых юношей, одетых менее богато. Судя по их пальцам, запачканным чернилами, и близоруким взглядам, которые они бросали на римлян, Марк предположил, что это были секретари толстяка. С ними вместе вышли два наголо обритых жреца. Один из них был одет в голубое платье, другой, с тонкими чертами лица, бородой, в которой пробивалась седина, и яркими горящими глазами, носил более богатую одежду, а на груди у него сверкал вышитый золотой круг. Первый жрец держал в руках чашу, в которой дымились благовония, сладкие и тягучие.

Рядом со служками и жрецами тяжело топали пехотинцы, высокие, крепко сложенные люди в расшитых серебром и золотом туниках поверх кольчуг. Воины несли копья и боевые топоры, на треугольных щитах красовались загадочные символы. «Судя по всему, это наемники, – решил трибун, – очень уж они не похожи на видессиан».

За солдатами шли три трубача, с десяток флейтистов и мужчина, еще более толстый, чем Ворцез, толкающий впереди себя большой барабан на тележке.

Ворцез остановился в десяти шагах от римлян. Его почетный страж, раздуваясь от гордости и тщеславия, выкрикнул какую-то команду. «Вот петух», – подумал Марк. Трубачи и флейтисты начали играть причудливую мелодию. Толстый барабанщик ударил по барабану с такой силой, что тот едва не свалился с тележки. Когда фанфары смолкли, два видессианина, пришедшие вместе с римлянами, приложили правые руки к сердцу и склонили головы перед толстым чиновником, возглавлявшим шествие. Марк отдал ему римский салют, выбросив вперед сжатую в кулак правую руку. Гай Филипп пролаял команду, и легионеры отозвались на удивление слаженно. Ошеломленный Ворцез даже отступил на шаг, гневно взглянул на Скауруса, который вынужден был сдержать насмешливую улыбку, и, скрывая замешательство, взмахом руки послал вперед жрецов. Старший жрец указал пальцем на Марка и спросил его о чем-то.

– Прошу прощения, мой друг, но я не говорю на твоем языке, – ответил тот на латыни.

Тогда, резко повернувшись к Зимискесу, жрец повторил свой вопрос. Ответ вряд ли удовлетворил его. Жрец презрительно фыркнул, а затем пожал плечами и взмахнул руками, вероятно, благословляя римлян. Второй жрец подхватил певучую молитву. Обряд был, видимо, необходим для видессиан.

Когда жрецы и служки отошли в сторону, командующий шествием приблизился к Марку и пожал его руку. Ладонь Ворцеза была пухлой, потной и теплой; он улыбнулся, но его улыбка, похоже, выражала далеко не добрые чувства, а, скорее, холодный расчет честолюбца. Трибун прекрасно понял его, потому что сам, когда это было необходимо, хорошо умел скрывать свое истинное состояние.

С помощью терпеливого Зимискеса Скаурус понял, что перед ним и вправду был Раденос Ворцез – гипастеос Имброса, губернатор, назначенный Императором Видессоса. Марк узнал, что имя Императора Маврикиос, он происходит из династии Гаврас. Марк понял также, что Зимискес предан Маврикиосу, но сомневается в том, что Ворцез разделяет эту преданность.

Почему же, недоумевал Марк, гипастеос не подготовил город к прибытию римлян? Ворцез, уяснив суть вопроса, с сожалением развел руками. Вести об их появлении достигли Имброса только вчера. Да и трудно поверить во внезапное появление незнакомцев в Видессосе: Ворцез не получал рапорта о людях, пересекающих границу империи.

И, наконец, гипастеос не слишком доверял акритаи – слово «акритаи» он упомянул, когда говорил о Зимискесе и Мазалоне. Юный Проклос покраснел от гнева, услышав это, и его рука легла на рукоять меча. Но Ворцез сладко улыбнулся солдату и успокоил его двумя-тремя словами. Видимо, он сказал следующее: «Я был неправ: некоторые вещи могли быть решены сразу же».

Горгидас сжал локоть трибуна. Его тонкое лицо было серым от усталости.

– Есть ли у них врачи? – спросил он. – Моим раненым нужна помощь. Пусть хотя бы дадут опиум, чтобы облегчить страдания тех, кто умрет, несмотря на все наши заботы.

– Сейчас мы это узнаем, – сказал Скаурус. Он не имел ни малейшего представления, как все это объяснить Ворцезу, но иногда слова бывают не нужны. Он поймал взгляд гипастеоса и показал ему на носилки.

Ворцез и сопровождающие его люди подошли ближе. При виде раненых легионеров Ворцез удивленно вскрикнул. Хотя в его свите и находились солдаты, о том, что такое война, он, похоже, не знал.

К недоумению трибуна, худой жрец остановился возле носилок.

– Какого черта он здесь нужен? – раздраженно буркнул Горгидас. – Мне требуется врач, а не чтец заклинаний и молитв.

– Я думаю, что в данный момент это не имеет значения. Сексту Муницию уже ничто не поможет, – проворчал Гай Филипп.

Марк бросил взгляд на стонущего легионера и мысленно согласился с мнением старшего центуриона. Муниций был ранен копьем в живот, и повязка, наложенная на его рану, пропиталась кровью и гноем. Трибун знал, что рана не могла не быть смертельной. Знал это и Горгидас. Он коснулся рукой лба амуниция и щелкнул языком.

– У него жар. На таком лбу можно жарить мясо. Ну-ну, я погляжу, как этот шарлатан попробует ему помочь. Бедняге ни к чему даже опиум, настолько он плох. Думаю, жить ему осталось максимум два дня.

Раненый солдат повернулся на звук голоса. Это был крепкий, высокий человек, но в чертах его лица уже читалась обреченность.

Жрец-видессианин вел себя так, словно кроме него и Муниция вокруг не было ни одной живой души. Он снял повязки и коснулся пальцами раны. Скаурус ожидал дикого крика, но легионер лежал совершенно спокойно, и глаза его были закрыты.

– Это уже кое-что, – сказал Марк. – Он…

– Тсс, – прервал его Горгидас. Врач внимательно наблюдал за жрецом и видел, как невероятное напряжение появилось на его лице, как он концентрирует все свое внимание на раненом солдате.

– Следи за собой, когда разговариваешь с трибуном, – предупредил врача центурион, но сказал он это не слишком резко: врач не стоял под его началом и пользовался большей свободой, чем обыкновенный солдат.

– Нет-нет, все в порядке, – заверил его Скаурус, но не окончил фразы, вздрогнул и почувствовал, как по рукам забегали мурашки. Марк вдруг ощутил близость необъяснимого, близость чуда – как и тогда, когда он скрестил свой меч с мечом Виридовикса. Это воспоминание заставило его наполовину вытащить меч из ножен. Так и есть! Символы друидов мерцали мягким желтым светом.