Текст книги "Ее Высочество"

Она воскликнула:

– Только неприятно? Да я на все готова…

Я поморщился.

– Ваше величество!.. Простите, но слышу не королевские речи! Их только враги ваши услышали бы с радостью. Держитесь так же стойко и холодно, будто вы и есть Королева Змей, как вас именуют подданные с восторгом и любовью.

– Глерд!

– Но не отдадите же за сестру, – сказал я, – независимость королевства? Территории? Трон?.. Это от меня могли бы потребовать кошелек с золотом! Но не от вас. В общем, продумайте, как и что будете отвечать. Главное, тяните время, а я пошел готовиться к рейду. Догнать похитителей вряд ли получится, так что будем придумывать на ходу.

– Что потребуется в дорогу?

– Не знаю, – ответил я честно. – Нужно посоветоваться с Рундельштоттом, вдруг старый мастер что-то подскажет?.. А вообще-то плана у меня нет.

– Рундельштотта вы спасли!

– Нам просто повезло, – сказал я скромно. – Похитителей догнали по дороге. Если бы Рундельштотта увезли в столицу Уламрии… боюсь, ничего сделать не удалось бы. А сейчас, думаю, и силы на похищение принцессы брошены покрупнее. И охрана. Главное же, время потеряно.

– О пропаже принцессы сообщили, – напомнила она, – как только смогли!

– Кстати, – сказал я, – раз уж вы списали Рундельштотта, то можно задействовать более практичного Страуда.

Она приподняла бровь.

– Как?

Я сказал сквозь зубы, но стараясь, чтобы выглядело достаточно смиренно:

– Ваше величество… наши возможности ограничены, вы видите. Если вы в самом деле желаете спасти сестру, то нужно, как бы мягче сказать…

Я остановился, а она сказала резко:

– Глерд, мне неприятны ваши намеки. Не хотела бы я спасти Адрианну, вообще никому бы ничего не сказала.

– Тогда нужно хвататься за все, – сказал я. – Утопающий и за гадюку схватится, а кто не хочет умереть от жажды, должен научиться пить из всех стаканов.

Она подумала, наклонила голову.

– Хорошо. После вас вызову Страуда. Что-то еще?.. Брандштеттер все-таки полагает, что нужно как-то принудить к поискам и вас. Говорит, что готов дать вам в сопровождение хоть всю армию. Он груб, но не дурак. И не верит, что вы вот прямо сейчас уедете к теплому морю.

Я поморщился.

– Ваше величество… Брандштеттер в самом деле такое брякнул? И вы его считаете умным?

– А что не так?

– Ваше величество, – сказал я зло, – полагаете, я не хотел бы, чтобы меня сопровождала армия?.. Но искать придется в чужой стране! Армия для поиска не совсем… заточена. К тому же армию, как догадываетесь, заметят. Я не герой и не хочу им быть, это дурость какая-то, но даже всякая группа, где десяток человек или больше, – привлечет внимание.

Она поморщилась.

– Я это знаю, но хочу сделать как можно больше.

Я пожал плечами.

– Пошлите еще пару групп. Из тех, кого не жалко. Я бы на вашем месте послал глерда… Нет, не стану называть имен. Но у вас за столом столько отважных!.. Даже страшно на таких орлов смотреть. А я сам отберу людей, что пойдут со мной.

– Берите лучших, – сказала она. – Брандштеттер даст любого, на кого укажете. Хотя он сам знает своих людей лучше.

– Спасибо, – ответил я, – не надо. С чужими специалистами нужно срабатываться, а времени нет. Отберу в группу пять – семь человек. А то и меньше. Я не драчливый, а прятаться легче, когда нас мало. А остальным дайте человек по сто, кого тоже не жалко. Они вступят в бой еще на границе и красиво погибнут, опять же казне польза, жалованье платить не придется. У некоторых наверняка жалованье такое, что пару сел купить можно?

Я вышел из ее кабинета в глубокой задумчивости, сам затворил за собой дверь. Из ниши напротив так тихо и зловеще вышел Руперт, что я вздрогнул и отшатнулся.

– Долго говорили, – сказал он тихонько и с облегчением в голосе, – значит, я вас не зря привел.

– Спасибо, Руперт, – сказал я. – Как я понимаю, вы по долгу службы допущены ко всем тайнам?

– Только к тем, – уточнил он, – что касаются безопасности дворца.

– Сейчас работы будет чуть больше, – сказал я. – Сами понимаете.

Он кивнул.

– Понимаю. Люди есть люди, всегда найдут что сказать нехорошее. Если принцесса просто исчезнет без следа – скажут, ее высочество тайком удавили в подвале и там же закопали. Выяснится, что у Антриаса, скажут – ее высочество передали нарочито, чтобы здесь не возглавила мятеж.

– А если удастся вернуть? Глерд Брандштеттер настроен решительно.

Он хмыкнул.

– Все равно найдут, как вылить ушат помоев. К сожалению, ее величество никто не любит, а уважает всего несколько человек, зато недоброжелателей у нее…

– У власти всегда так, – утешил я.

Он посмотрел внимательно.

– Знаете?

– Люди везде одинаковы, – ответил я уклончиво. – В общем, я поделился своим опытом с глердами насчет вызволения Рундельштотта, но, боюсь, это не поможет, случаи разные. А сам я, увы, уезжаю. В Дронтарию. Мне Астрингер подарил роскошный замок на берегу моря, я сюда вернулся взять личные вещички и немедленно возвращаюсь. Теперь мой король – Астрингер.

Он помрачнел.

– Жаль. Я надеялся, вы возьметесь за поиски ее высочества лично.

– Взялся бы, – признался я, снизив голос, – если бы у меня были шансы. Но я их не вижу. Потому лучше поеду по своим делам. Если все члены Тайного Совета настолько единодушны… то шансы велики! А я, сами знаете, у них как камешек в башмаке.

Глава 8

Еще не все в королевском дворце ее величества Орландии знают, что мне в Дронтарии подарен большой замок, но уже то, что королева мне пожаловала глердство Остеранское, вызывает жгучий интерес, дескать, он вхож к королеве, с таким нужно постараться сблизиться, может оказаться очень полезным…

Я прошел через залы, вежливо отвечая на приветствия, но не останавливаясь на разговоры, весь в себе и с печатью задумчивости на челе, во дворе пошарил взглядом, тут же увидел Понсоменера, уже идет ко мне, спокойный и сонный.

– Ты хорош, – сказал я с удовольствием. – Чувствуешь. Отыщи Фицроя. Предстоят великие дела. А кому, как не нам?

Он ответил кротко:

– Сейчас. Он в таверне «Веселая корова».

– Ха, – сказал я. – Какое непостоянство! Он ж клялся, что больше туда ни ногой.

Он ничего не ответил, удалился молча, я пошел в сторону башни Рундельштотта, в черепе уже формируется список, что мне может понадобиться, что понадобится наверняка, а что можно взять на всякий случай.

Издали послышался веселый вопль, простучали копыта, Фицрой соскочил на каменные плиты, живой и веселый.

– Ты куда, снова к своему колдуну?.. Мы здесь все популярнее, знаешь?.. А я тут еще рассказал, что тебе пожалованы королем Дронтарии земли на берегу моря, ты приезжал похвастаться, позадирать нос, и сегодня же, собрав вещички, уедем обратно.

Я скривился.

– Зачем?

– А пусть, – ответил он беспечно. – Кто-то зубами скрежещет от злости, это так приятно видеть! Кто-то сразу смотрит, что от нас можно урвать, к чему присосаться, где что-то поиметь… Смотришь на таких, душа радуется. Даже ликует, можно сказать. Воспаряет.

Я с удовольствием смотрел, как он скалит зубы, довольный и брызжущий той мужской энергией, что заставляет ввязываться в поединки, обжуливать и всячески выказывать превосходство над остальными самцами.

Я посмотрел ему в лицо.

– У тебя глаза голубые или какие-то болотные? Никак не пойму, от угла солнечного света меняются, что ли…

Он сказал сердито:

– Я все равно красавец. У моего отца ярко-синие, даже не понял, почему у меня не такие яркие.

– Все равно красавец, – согласился я. – А что, хотел бы синие?

Он посмотрел на меня в изумлении.

– А кто бы не хотел? Синие – это благородство! Это порода! Это наш родовой знак!.. Ты куда?

– Нужно старика навестить, – ответил я коротко. – Перед обратной дорогой.

Гвардейцы все еще охраняют вход в башню, но уже не застывшие навытяжку, а притащили обрубок дерева и, рассевшись с комфортом, азартно бросают кости.

Я кивнул им, сохраняя хозяйский вид, у меня полный доступ, бодро двинулся вверх по винтовой лестнице, как же достает отсутствие лифтов, кто бы подумал…

Еще только протянув руку к двери его комнаты, ощутил просачивающийся в щель аромат крепкого душистого вина. Едва переступил порог, окунулся в это море запахов, а сам Рундельштотт возлежит на ложе среди звериных шкур, под спиной две большие подушки и поменьше под головой, в руке большая чаша, на столике пузатый кувшин, комната не просто заполнена мощным ароматом крепкого вина, а тонет в нем.

Он даже не повернул голову, когда я вошел, лицо осунулось, под глазами темные мешки в три этажа, а бессильно свисающая с ложа рука выглядит совсем исхудавшей.

– Здравствуйте, мастер, – сказал я тихо и печально. – Королевство в опасности и, как всегда, в горести и надежде взывает к лучшим своим сынам. Этот вы сын, мастер! Сынок даже. Королева прислала меня к вам, мастер, дабы я!.. Вот потому. Если не вы, мастер, то кто?.. Нет таких. Я вот в упор не вижу. И королева не видит. Так и сказала, мол, бегом к Рундельштотту, великий мастер все поймет и всех спасет!

Он чуть повернул голову, в глазах появилось выражение горькой иронии.

– Мальчик…

Я сказал торопливо:

– А я вот не отказываюсь от мальчика! Это меня молодит. На полгода, а то и на год. Да пусть даже на месяц, все равно приятно. Хотя, конечно, в прошлом году я был таким дураком, зато сейчас такой умный…

Он сказал хмельным голосом:

– Говорить умеешь. Другой бы даже поверил.

– Мастер, – вскрикнул я оскорбленно.

– Другой, – сказал он задумчиво, – поверил бы и возгордился, но я тебя знаю… Ты еще тот жук… Пить будешь?.. И даже именем моим научился прикрываться… Не спорь, знаю. И даже ничего не держу против. Это и мой авторитет поддерживает, и польза твоему делу, но ты все еще мой ученик, я за тебя отвечаю. Что стряслось на этот раз?

Я подвинул ногой табуретку, сел у его ложа.

– Мастер, вы будете смеяться, а то и ржать, как целый табун, но дело в том, что все это… правда.

Он хмыкнул.

– Все… это насколько все?

– Принцесса исчезла, – сказал я, чтобы не объяснять термин «все», который поддается различным толкованиям. – Пока что это секрет, но враг и так знает, а от своих правду привычно прячем… Ее выкрали из замка ее тети. Где-то вблизи Санпринга.

Он медленно поднялся и сел на ложе, помотал головой. Я ждал, а он провел рукой по лицу, я вздрогнул, на миг показалось, что передо мной немолодой, но собранный и очень злой мужчина, таким Рундельштотт был разве что в расцвете жизненных сил, но в следующее мгновение это снова разочарованный во всем старик, потерявший последние силы и даже желание жить.

– Знаю ее замок, – проговорил он мрачным голосом. – Огромный, нелепый, там герцог Кенгель занимал только одно крыло, а остальное пустовало несколько веков. Пробраться в него ничего не стоило… Что думаешь делать?

– Вы уже догадались, мастер, – ответил я почтительно. – Прошу вас подумать, чем можете помочь в этом крайне сложном деле, за которое я даже не знаю, как и взяться. Как вы понимаете, идти придется крохотной группкой. Втроем-вчетвером.

Он поморщился.

– Возглавлять группу будешь ты. Я сразу заметил за тобой это свойство. Есть в тебе такое… Вторым пойдет Фицрой, он твой соперник, но и друг тоже. А кто еще?

– Просто слуга, – ответил я коротко.

– Я подумаю, – буркнул он, – чем могу помочь. Хотя сейчас вот ничего в голову не лезет.

Я поднялся.

– Мастер, я сказал главное. Сейчас побегу скажу ее величеству, что отправляемся немедленно.

– Неужели только втроем? – спросил он вдогонку.

– Больше некому, – ответил я и поскорее закрыл за собой дверь, пока он не поднялся с постели.

Лаборатория, в которой мы потерпели сокрушительный крах, так уверена королева, на два этажа выше покоев Рундельштотта, я одолел расстояние бегом, спеша, чтобы Рундельштотт вдруг да не вышел на лестничную площадку.

Перед дверью оглянулся, рывком открыл, вбежал и, не закрывая за собой, поспешно пролез через Зеркало Древних на ту сторону, что моя сторона и мой мир, хотя и этот уже в какой-то мере тоже мой или почти мой, раз уж оброс здесь имуществом, что для демократа и гуманиста первостепенно.

Воздух чист и стерилен, ни малейших запахов, словно я в лаборатории по производству особо чистых редкоземельных, слабый огонек над дверью, за окном глухая ночь, возле самой рамы пара слабых звездочек, в доме тишина. Я осторожно вышел в коридор, из стены бесшумно выдвинулась Аня, предпочтя голографию, и приложила палец к губам.

– Твоя женщина спит, – сообщила она страшным шепотом. – Чего от тебя конем пахнет?..

– Ого, – сказал я, – даже знаешь, как пахнет конь?..

Она фыркнула.

– Вечная твоя отговорочка!.. У тебя что, конские духи?.. Как можно успеть надушиться по дороге от спальни до туалета?

Я ответил гордо:

– Человек все успевает! А я для тебя должен быть лучшим из человеков!.. Нет?.. Тогда щас подправим в твоей программе…

– Я тебе все конечности поотбиваю. Ишь, начал демонстрировать свою угнетательскую натуру!.. Дать тебе вигридола?.. Чтобы ты показал себя своей женщине в полном блеске?

– Нет, – отрубил я, – моя лучшая женщина – это ты. Я с тобой в самой интимной близости, духовной и эстетической. А животная близость, это так… мощная, но все-таки животная. Так и собаки умеют.

– А свиньи еще лучше, – подхватила она счастливо, – у них оргазм длится пятьдесят две минуты!..

– Не завидуй, – отрезал я. – И не соблазняй такими низкими примерами. Человек – это почему-то звучит!.. Не помню как, но слышал, что звучит. Наверное, трансгуманистично. А не, вот. Духовная связь превыше всех связей. И за нее не сажают. И в парткоме по подготовке к сингулярности не прорабатывают. Так что я выбираю чистые и высокие отношения. Хотя, конечно, учитывая позывы тела, в котором живу… ну, сама понимаешь…

Она сказала жарким шепотом:

– Понимаю. Как самец, ты стремишься оплодотворить как можно больше самок. Я могу тебе помочь, а в перерывах тренировать твою железу. Кроме прямого назначения она в режиме сублимации отвечает еще и за творчество, успешные проведения избирательных кампаний и карьеру в банковской сфере!

– Но не…

Она приложила палец к губам, умолкла, прислушалась, сказала торопливо:

– Тихо, твоя самка проснулась, ищет. Будто не знает, что раз уже покрыта, то тебе инстинкт велит искать новую… Ага, направляется в эту сторону…

– Исчезни, – велел я.

– Слушаю и повинуюсь, – шепнула она. – Любые услуги, дорогой…

Она растаяла, и почти сразу дверь распахнулась, вдвинулась заспанная Мариэтта, одной рукой придерживает дверь, другой трет кулаком правый глаз.

Сразу же принюхалась, вся вздыбленная, как тощий кот с помойки перед дракой с толстым ухоженным котом.

– Чего от тебя конем пахнет?..

– Ого, – сказал я, – даже знаешь, как пахнет конь?.. Это ты меня заездила. И как наездница, и вообще как сатрап, тиран и непрозрачная власть.

Она фыркнула.

– Вечная твоя отговорочка!.. У тебя что, конские духи?.. Как можно успеть надушиться по дороге от спальни до туалета?

Я уставился на нее с подозрением. Говорят же, все женщины одинаковы, но чтобы даже слово в слово за компьютерной программой… Или тем за основу ставили типичные женские реакции?

– Ты уже час спишь, – уличил я. – А мне не спится в ночь глухую… Нет-нет, никаких ассоциаций, а то знаю тебя с твоим солдатским юмором. Потому вышел вот во двор, взял коня и проскакал пару миль, лиг… или верст, не важно. А следы от подков, предупреждая твой следующий вопрос, тщательно заровнял, чтобы газон не портили. У меня там газон… если не ошибаюсь.

Она сморщила нос.

– Больше не душись такими. Это уж слишком!.. Что за мода пошла на глупую брутальность?.. Сперва животики уберите, да жир на боках хорошо бы подрастрясти, а потом уже такими духами.

Я спросил обидчиво:

– Где животик? Где животик?.. Это просто грудь сдвинулась вниз. О гравитации слышала? Ну да, откуда, вы же полиция…

– Ладно, – сказала она, – нет у тебя животика. Пойдем в постель! Привязывать тебя там, что ли…

Ее сонное все еще личико стало задумчивым. Я обнял ее за плечи, не такие уж и мускулистые, как казалось раньше, повел обратно.

Слышно было, как простучали от коридора коготки Яшки, не такие твердые, как копытца ежика, но услышала даже Мариэтта, а Яшка вскарабкался по свешенному на пол краю одеяла, мы не успели слова сказать, как пробежал по нашим телам.

Я увидел радостно вытаращенные глаза своего рептиля, а Мариэтта сказала недовольно:

– Зачем тебе этот ящеренок? Лучше бы собаку завел! Или кошку. На ту вообще можно не обращать внимания.

– Ну да, – возразил я. – У меня был щеночек в детстве, спал со мной, а потом вырос и всегда во сне выпихивал лапами на пол!

– Так то щеночек, а это жаба какая-то.

– Жабам даже памятники ставят!

– Чего это вдруг?

– За вклад в науку, – пояснил я.

– Не жабам, – возразила она, – а лягушкам.

– Не подсматривай в Инете, – сказал я с обидой. – Что за жизнь, лежим в постели, а ты в Инете шаришь?

– У меня нет имплантатов в мозгу, – заверила она. – Просто я такая вот вся умная. И красивая. А ты свинья грубая, нет чтобы похвалить девушку!

– Какая ты девушка, – сказал я недовольно. – Давно замужем, так что женщина…

Она посмотрела несколько странно.

– А что, есть разница и помимо возраста?

Я запнулся, чего это я, это в Нижних Долинах, как и в других королевствах, девушка становится женщиной в брачную ночь, а здесь такие мелочи давно забыты из-за их пустяковости.

– Юмора не понимаешь, – сказал я свысока.

Глава 9

Она задумалась, выискивая мой юмор, но наверняка он настолько тонкий, что даже плоский, не увидеть простому работнику правоохранительных органов, потому горестно вздохнула, закинула на меня ногу чуть ли не до горла.

– Спи, кабан. А то прибью. Яша, и ты спи. Тебя тоже прибью.

– Не любишь нас, – сказал я печально, – а вот мы тебя почти любим…

Она отрезала:

– Не поверю тебе, если даже скажешь, что после этой ночи наступит утро! Спите.

Она начала посапывать, спрятавшись ко мне в подмышку, я включил виртуальный дисплей и беззвучно двигал в поиске нужные картинки, но в одной как-то прорвалась автоматная очередь, Мариэтта тут же взвилась уже с пистолетом в руке, одурело повела стволом по сторонам.

– Что?.. Где?.. Кто?..

– Инопланетяне, – сказал я, – похищают блондинок. Брюнеток не трогают.

Она сунула пистолет под подушку, легла рядом злая и недовольная.

– Чего не спишь?.. Преступления замышляешь? Правонарушения?..

– Выбираю, – признался я скромно, – где больше убитых жертв будет. И трупов мертвых людей.

Она скосила глаза на дисплей, толкнула бедром.

– Ты чего?.. В снайперы жаждешь податься? Так это выборочно, а массовость поражения достигается теперь применением… пропаганды скотоложества, что хорошо и правильно, учитывая политику всех стран по снижению ненужной теперь рождаемости.

– Не дай бог, – ответил я честно. – У нас косплейщики хотят переиграть битву при Азенкуре, а там поражение удалось нанести противнику только благодаря снайперам… Или там были лучники?

– Там были снайперские из тиса, – сказала она, – а ты рассматриваешь современную пластиковую со всеми наворотами!

– Думаешь, – спросил я с тревогой, – и другие заметят?

Она фыркнула.

– Еще бы!.. Как раз все и вцепляются в несостыковки и несоответствия эпохи. Тебя сразу дисквалифицируют еще на этапе отбора.

– Жаль, – сказал я и со вздохом закрыл страницу. Вообще-то уже успел изучить за пару часов, пока она спала, все до тонкостей, хотя даже при моей возросшей мощи вряд ли сумею создать такое чудо. А если сумею, то на полсекунды, выстрелить не успею. – Давай спи. Еще досыпать два часа!

– Какое досыпать, – сказала она недовольно. – Где кофе?.. Ты еще не сделал? Что ты за мужчина? Как же спать без после кофе?

– Щас сделаю, – пообещал я. – Тебе в постель или в чашечку?

Как и положено мужчине, отправился готовить кофе и поджаренные гренки, а она, как и положено женщине, ушла в ванную, где рассматривала мордочку, не появились ли морщинки, нет ли прыщей в подмышечных пещерах, каким кремом намазать лоб, каким нос, а каким щеки, учитывая то, что у меня нет никакого, а дрон может принести не раньше, чем через полчаса.

Яшка, отоспавшись, его проблема прыщей не волнует, прибежал на кухню и сел на толстую задницу, глядя на меня влюбленно-ожидающими глазами.

– Лови, – сказал я.

Не знаю как насчет мух и жуков, но куски бифштекса он ловит лучше любого вратаря.

Она притопала на кухню, завернувшись в полотенце, но там сбросила на свободное кресло, не перед Яшкой же закрываться.

– Где ты его взял, такого смешного? В зоомагазине?

– Подарили, – ответил я небрежно. – Есть у меня друзья, с генами работают в НИИ. С этим что-то не так пошло, как задумано, вот и отдали мне.

– Бракованный?

– Для них да, – сказал я, – им нужна какая-то особо чистая линия, а у него примеси, как и у меня, вот мы и решили жизнь коротать вместе. Ты же знаешь, все гении были двоечниками и обижаемыми представителями правоохренительных структур? Будем жить, обживаться, обрастем со временем женами, детьми, обременительными друзьями…

Она хмыкнула.

– Ну да, Яшка не самое худшее начало.

– Пусть растет, – ответил я. – Когда вырастет и взматереет, тогда… возможно, заведем себе по самке.

Она в предельном презрении к мужскому шовинизму наморщила нос.

– Смотри, не перепутайте их.

– Ничего страшного, – сказал я. – Сейчас закон это допускает. И даже поощряет в рамках борьбы с перенаселением, что, правда, подается как толерантность и мультикультурность в межвидовом сексуальном общении… Тебе с сахаром?

– А сахар как, – уточнила она опасливо, – на сегодня полезен или как?

– Мнения разделились, – сообщил я. – Так что пей одну с сахаром, другую без сахара.

Она подумала, решила по-женски мудро:

– Только сперва безсахарную, а потом с сахаром.

– А бутербродик?

Она изумилась:

– А для чего тогда кофе? Бутербродик побольше. Можно два. И конфет, конфет! С полкило.

– К обеим чашкам?

– Ты кофе давай! А с конфетами разберусь сама.

Я смотрел, как она быстро и часто отхлебывает кофе, почти лакает, как щенок, я пью медленно и по-мужски большими глотками, смотрю с покровительственной усмешкой, что как-то не мое, мне больше привычно острить и высмеивать, так я выгляжу умнее даже тех титанов, у которых нахожу блох или чье поведение считаю предосудительным с огромной и просто недосягаемой высоты своего опыта и своей врожденной мудрости.

Она посмотрела сердито.

– Ты чего?

– Да так, – ответил я откровенно, – любуюсь.

– Чего-чего?

Я пояснил:

– Какая-то ты вся взъерошенная. И хребетик так мило торчит… Кормить тебя нужно лучше. Ребра могу пересчитать, не прикасаясь, и так всю ночь щупал, вот мозоли… Хотя твои вторичные признаки вполне, на обложку модного журнала для мужчин можно… а также женщин и прочих большинств.

Она пропила застрявший кусок бутерброда большим глотком кофе и тут же сунула в пащечку совсем уж гигантский.

– Взъе… – прошипела она с набитым ртом, – взъеро… у нас на работе… и еще… И потому я… вся такая печальная!

Я с интересом посмотрел, как она поспешно глотает кофе, по горлу, как у молодого удава, пошел вниз большой ком.

– Какая прелесть…

Она посмотрела на меня зверем.

– Чего ругаешься?

– Не понимаю, – признался я, – чего это ты сперва казалась такой злой и крутой?.. Прикидывалась?

Она фыркнула.

– С чего это?

– Но вроде бы изменилась…

Она посмотрела на меня исподлобья.

– Я?

– Ну да.

– А не ты? – спросила она саркастически. – Это ты перестал прикидываться белым и пушистым зайчиком. А я такой была всегда. Разве что в пеленках зайчиком, да и то не поверю. Родители тоже врут. Хотя, конечно, маму слушаться надо было… Ладно, убегаю на службу, а тебя бы приковать наручниками к постели, но наши правозащитники тут же обвинят в издевательствах над животными.

Лицо ее стало задумчивым, видно, всерьез взвешивает такую возможность и размер штрафа.

– Да здравствует пятая колонна, – сказал я, – и прочие наймиты Госдепа! Даже от таких говнюков стране польза. Следят, бдят, клевещут!

– Предатель, – сказала она уничижающе. – Нет в тебе светлых идеалов Иосифа Виссарионовича!

– И даже Лаврентия Палыча, – согласился я. – Я демократ, а для демократа нет ничего святого.

Она фыркнула.

– Демократ!.. Когда выгодно, ты либерал, когда удобнее быть милитаристом – милитарист, а когда больше дают политкорректникам, ты и там первый.

– А разве не все демократы так делают? – изумился я. – Хотя насчет милитариста ты загнула… никогда им не был.

– Это не загнутость, – отпарировала она, – а сознательная провокация. И ты на нее попался. Да-да, возразил недостаточно быстро! Это должна быть инстинктивная реакция, а не твой взвешенный и продуманный… ударят или нет!.. ответ.

– Чему вас только учат в вашей ЦПШ, – сказал я пораженно. – Мне казалось, умеете только дубинкой по голове!

– Не только, – возразила она, – и по почкам тоже. В общем, ты латентный милитарист.

Я вякнул робко:

– А демократ?

– Поверхностный, – определила она. – Из тех, кого надо поскрести. Пока! Увидимся. Я потом тебе поскребу так поскребу…

Я прислушался к ее голосу, в тембре отражается больше, чем хочет сказать и говорит.

– Значит, хочешь взять с собой… и приковать в полицейском автомобиле?

Она на краткий миг запнулась, но я успел заметить и даже почти понять, какие мысли проскочили в ее голове, но сориентировалась, ответила равнодушным и почти усталым голосом:

– Ты не арестован и не обязан таскаться за мной, как прикалывается Синенко. Или даже помогать, что как бы тебя реабилитирует… Но то, что ты тогда пошел и помог…

Я сказал застенчиво:

– Ты проницательна и сразу меня расколола… Что ж, вынужден признаться…

– Ну-ну, – поторопила она.

– Я безумно влюблен в тебя, – сообщил я. – До свинячьего писка!.. Балдею, когда тебя вижу, начинаю писать стихи и воспарять…

Она отрубила холодным, ясным голосом:

– Иди к черту, скотина, со своим армейским юморком.

Автомобиль развернулся перед нею и распахнул дверь. Мариэтта быстро заняла место на водительском сиденье, и, как только пристегнула ремни, автомобиль резко рванулся с места.

– Я тебя тоже люблю! – крикнул я, зная, что успеет услышать до того, как отрубит со мной связь.

Почему-то женщины плохо воспринимают наш тяжеловесно нежный юмор, зря стараемся. Но провокация удалась, уехала одна, даже приглашать не стала, тем более тащить с собой якобы насильно.

Ее машина унеслась на повышенной скорости, хорошо быть полицией, хотя из-за погонять я бы не пошел лупить демократов по почкам, хотя, конечно, хочется, но у нас вся жизнь на противоречиях, хочется не совсем законного, что нельзя, но зато можно, это и есть залог развития общества, культуры и гуманизма.