Текст книги "Мир Трех Лун"

Глава 15

Во дворе пятеро мужчин разгружают прибывшие из сел подводы, мешки с мукой уносят в подвал, освежеванные коровьи туши тащат сразу на кухню, несколько женщин пришли на помощь, им поручили переносить глечики со сметаной и свежим коровьим маслом.

Я прошел мимо, такая работа не для моей особы, а когда уже поворачивал за угол здания, за спиной раздался вкрадчивый голос:

– Эй, Улучшатель…

Я оглянулся – один из работников кивком головы указал на сарай, сам взял мешок и понес мимо двери, пыхтя и покряхтывая. Я украдкой огляделся, никто не следит, быстро прошел вдоль стены и шмыгнул между строениями.

Он уже ждет, опустив мешок на землю у ног, рослый парень с помятым лицом, крепкий, хотя и с заметным животиком, лицо хитрое, непривычное для крупняков, обычно это добродушные и бесхитростные существа, ловчат чаще всего мелкие.

Не дожидаясь вопросов, спросил жадно:

– Ты в самом деле тот, о ком говорят?

– Говорят, – с осторожностью сказал я, – больше всего о бабах.

– Да брось, я говорю про Улучшателя.

Я ответил с осторожностью:

– Говорят, что это я.

– А ты сам?

Я пожал плечами.

– А что я? Благородным глердам виднее. Чего звал?

Он огляделся по сторонам, понизил голос:

– Есть одно дело.

– Какое?

Он помотал головой:

– Вечером скажу.

– Чего не сейчас?

Он сказал шепотом:

– Это надо увидеть! Ночью с вершины вон той башни… видишь?

– Еще бы не увидеть, – сказал я. – Но там же часовые.

Он фыркнул:

– С какой стати? Это дворец, а часовые на входе и вдоль забора. Здесь добавочная охрана только там, где королева. В полночь пробирайся к башне, но жди меня возле сарая, там будет по дороге. Когда поднимемся, ахнешь. Если разгадаешь, я даже не знаю, золотом с головы до ног осыплют.

Я усмехнулся:

– И ты ладони подставишь?

Он посмотрел хитро:

– Тебе мешок, а мне горстка. За подсказку.

– Договорились, – ответил я. – Где встречаемся? И как тебя зовут?

– Маркелий.

– Хорошо, – ответил я, – Маркелий. Приду.

Он указал на заваленный разным хламом проем между сараями.

– Пройдешь отсюда, там темно. Можно бы сразу на башне, но заперта, а отворить не сумеешь. В общем, ровно в полночь! Запомнил?

Я кивнул:

– Еще бы. Хоть какое-то движение… Спасибо, Маркелий!

Ночь во дворце не совсем ночь, странный такой тревожный полумрак. Я поднялся как можно тише, с разных сторон доносится либо храп, либо сонное бормотание, воздух уже тяжелый, жаркий и спертый.

Дверь в женскую половину приглашающе приоткрыта, оттуда даже пахнуло особым теплом. Я вздохнул, но двинулся к выходу из людской, через пару минут выскользнул вдоль стены в ночную прохладу.

Наш двор пересек легко, но, чтобы попасть к башне, пришлось пройти по крытой веранде стоящего между нами здания. Я шел почти на цыпочках, держась ближе к внутренней стене, хотя во дворе пусто, да и увидеть со двора непросто в тени. Из ниш угрожающе смотрят закованные в металл рыцари, дважды я слышал близко мощные вздохи, и меня окатывала волна теплого воздуха, словно дышат сами стены.

Я замирал в ужасе, но никто не хватает сверху исполинскими челюстями, и я, как робкая мышь, пробирался вдоль стены, прислушиваясь и принюхиваясь, готовый в любой момент броситься обратно.

Наконец двор, а там пятачок открытого и залитого лунным светом пространства. Быстро перебежал, пригибаясь, и едва вскочил в тень, услышал из темноты свистящий шепот:

– Я здесь. Топай сюда, но не шуми.

– Разве я шумел?

Он чуть выдвинулся из тени, лунный свет выхватил из тьмы верхнюю половинку лица, похожую на глиняную маску.

– И потом не шуми, – сказал он. – Иди за мной.

– Иду…

Мы прокрались вдоль стены, хотя передвигаться ночью никому не запрещено, вон вдали мелькнула согнутая фигура человека в темном плаще, но и он наверняка избегает быть замеченным.

– Ночью не спят либо воры, – сказал я, – либо любовники…

Он обернулся, на лице злая усмешка.

– Это глерд Сигитар, мой хозяин. Ходит тайком к Уделлии, а я поглядываю по сторонам, чтоб его не застигли. Если жена узнает, ему будет худо. Она из очень знатного рода, а еще у нее очень влиятельная и мстительная родня.

Я оглянулся, сказал шепотом:

– Это же тайна, зачем выдаешь своего хозяина?

Он хмыкнул:

– Ты же никому не скажешь, верно?

Что-то в его тоне насторожило, но я ответил поспешно:

– Да, ни за что!.. Мы же мужчины, должны покрывать друг друга.

Он не ответил, мы уже у двери башни, начал копаться в карманах в поисках ключа, потом долго искал скважину, сопел и бурчал про себя. Суда по тому, каким тоном сказал про знатность жены глерда Сигитара, сам глерд не слишком знатен.

Дверь открылась без скрипа, я заметил блеснувшие капельки масла на петлях. Изнутри пахнуло застоявшимся воздухом и запахом мелкой каменной пыли, что понятно, но вот свежесмазанные петли…

– Иди за мной, – велел Маркелий.

– Не отстану, – пообещал я.

Ход наверх слишком уж узкий, явно стены неимоверно толстые, толще городских стен, каменные ступеньки выщерблены и протерты посредине, будто один и тот же человек ходил по ним тысячу лет.

Маркелий вошел в темноту, что-то прошептал, вспыхнул слабый багровый свет. Мне показалось, что в его кулаке зажат докрасна раскаленный крупный уголь, видно, как, словно на рентгеновском снимке, просвечивают темные кости.

Он увидел мое изумление, довольно хмыкнул:

– Правда, удобно?

– Колдовство, – прошептал я.

– Магия, – поправил он. – Пойдем, теперь ступеньки видно, не отставай.

– Как ты это делаешь? – спросил я завистливо.

– Купил нужный камешек, – ответил он, не поворачиваясь. – Правда, дорого… Но все три солнца сходятся так редко и так ненадолго!

Я поднимался за ним со ступеньки на ступеньку, едва не оттаптывая пятки, спросил с простодушием лесного дурака:

– А что три солнца?

Он ответил, не поворачивая головы:

– Магия накапливается, когда на небе все три. А копят ее не только маги.

– Ого, сказал я, – и нам можно?

Он хмыкнул:

– Если сумеешь. Копить магию приходится потому, что иногда сходятся не только три солнца, но и три луны!

– Ого, – повторил я и добавил опасливо: – А тогда что?

Он прошел почти целый пролет, ответил нехотя:

– Непонятно? Тогда наибольшая власть у демонов. И только маги могут защитить. Не ясно? Армия ничего не может против демонов. Да и не ходят демоны армиями.

Я сказал с облегчением:

– Ну, это здорово.

– Не совсем, – ответил он с неохотой.

– А в чем дело?

– Маги не могут защитить все земли, – уточнил он. – Полностью защищен только королевский замок и королевский город. Хорошо защищены, хоть и не полностью, большие богатые города, где могут оплачивать магов и доставать им редкие ингредиенты. Плохо в малых городах, и совсем беспомощны села и деревни.

– Ужасно, – сказал я искренне.

Он уже, судя по дыханию, начал задыхаться, явно не дворовой работник, а комнатный слуга, ответил только после долгой паузы:

– Зато раздолье для героев. Ты же герой?

Я содрогнулся всем телом.

– Ни за что!.. Я даже лягушек боюсь, а тут – демоны!

Дальше он не отвечал, вторую половину поднимались молча, я старался не отставать, а он держал сжатый кулак над головой, освещая ступеньки впереди и под ногами.

Наконец впереди высветилась дверь, древняя и потертая, но паутиной еще не заросла. Маркелий вытащил ключ, этот поменьше, с шумом перевел дыхание.

Пока он тыкал им в скважину, я торопливо восстанавливал дыхание, по ступенькам никогда не поднимался выше третьего этажа, а лифты на что, этот тоже что-то слабоват в голеностопах…

Дверь распахнулась без сопротивления, мы поднялись на площадку, окруженную каменным барьером мне до пояса. Под ногами дощатый пол, звездное небо вдесятеро больше, чем видишь с земли, а внизу все в кромешной тьме.

Он шепнул еще пару слов, огонек в ладони погас, и Маркелий сунул крохотный камешек в карман.

Я вздохнул завидующе, а он предупредил мрачно:

– Не высовывайся. Хотя все спят, в небо смотреть некому, но так, на всякий случай.

– Ни-ни, – согласился я. – Это понимаю, хотя и не разумею. И что ты хотел показать?

Он запнулся, лицо как-то дернулось, сказал с запинкой:

– Это на севере… Вон в той стороне. Видишь?

Я повернулся, на севере вроде бы такая же темнота, хотя на самой границе видимости нечто фиолетовое на фоне неба, словно зарево, что почти сливается с темнотой.

– Ничего не вижу, – признался я.

– Смотри внимательнее, – велел он, – не мигая…

Он приблизился вплотную, я инстинктивно отстранился, не люблю, когда в лицо дышат пережаренным луком, а он, то поглядывая вдаль, то на меня, снова приблизился, а я снова отстранился.

– Ты чего? – спросил он зло.

– Дыши в другую сторону, – ответил я. – Ты мешок лука сожрал?

Он сказал разозленно:

– Ах ты, свинья…

Я не успел вспикнуть, как он нанес быстрый удар в живот, но я инстинктивно напряг пресс, кулак ударился как о доску. Зашипев и ни слова не говоря, он ухватил меня поперек и начал переваливать через край каменной ограды.

Задыхаясь, я ухватился одной рукой за камень, другой за него, но он уже почти перетащил меня на ту сторону. Изловчившись, я сделал вид, что падаю, с силой рванул его с собой, а сам, перевалившись через барьер, ухватился за край обеими руками.

Его тело рухнуло, как мешок с зерном. Уже у самой земли истошно завопил, и тут же раздался тяжелый шмякающий удар о каменные плиты двора.

С трудом подтянувшись, цепляться за камень непросто, я перевалился на эту сторону, с минуту лежал, ничего не понимая, потом в темноте заковылял по лестнице вниз, держась за стенку.

Внизу уже полдюжины горящих факелов, трое стражников в доспехах и с копьями, примчался глерд Руперт Картер, начальник охраны, уже в полных доспехах, блестящей кирасе и с обнаженным клинком в руке.

Двое стражей, крепко держа меня за локти, сказали преданно:

– Этот бежал с башни!

Руперт вперил в меня злой взгляд.

– Рассказывай, – велел он свирепым голосом. – Сейчас!.. А не потом, когда придумаешь, что соврать. Ну?

Я сказал торопливо:

– Чистую правду скажу! Я же сам ничего не понимаю, дяденька Руперт. Сегодня днем он подошел ко мне и зазвал вон за тот сарай… Многие видели, порасспрашивайте! Шепотом велел прийти к башне, что-то особое покажет. Я пришел… Мы поднялись на самый верх, а там он расплакался горько, не поверите, вот такими слезами… даже вот такими!.. сказал, что не может такого выполнить, чего от него потребовали, разбежался… нет, прямо так с места прыгнул вниз. Совестливый, значит.

Руперт повернулся к стражам.

– Труп осмотреть. Устанг, ты это умеешь, займись.

Привлеченные шумом и светом факелов в ночи, из зданий выходили люди. Одни остались наблюдать с крыльца, некоторые появились среди охраны. Там же появился и богато одетый глерд в темном плаще с капюшоном, сейчас откинутым на плечи.

Что-то в его одежде показалось мне странным, потом понял, наспех одеваются совсем не так, этот словно собрался на бал. Или на тайное свидание.

Устанг, не переворачивая труп, деловито обшарил карманы, ничего примечательного, кроме мелкого камешка, который был опознан как простейшая освещалка, наконец с торжеством протянул начальнику охраны золотую монетку.

Руперт произнес холодно, однако в голосе прозвучало изумление:

– Золото?

Устанг проговорил значительно:

– За одну серебряную можно купить, если не ошибаюсь, добротный дом, большой огород и стадо коров. Не так ли, глерд Сигитар?

Глерд в богатой одежде, которую умело прячет под плащом, вздрогнул, сказал торопливо:

– Да-да, ребята. Вы совершенно правы!

Руперт посмотрел на него пытливо, словно стараясь понять, почему благородный глерд не спит в такое время.

– Откуда золото у слуги, – проговорил он, – когда для него и серебро недоступная роскошь?

Привлеченные шумом и громкими голосами, на свет подходили еще и еще люди, я узнал несколько знатных глердов, имен не знаю, но видел их входящими в главное здание дворца, куда доступ нам закрыт, там свои слуги.

– У простолюдинов, – продолжил начальник охраны дворца, – отродясь золота не было. С другой стороны, благородные глерды брезгают держать в кошельках серебро или медь, не так ли?.. Глерд Вентер, вы как считаете?

Глерд, которого назвали Вентером, ответил смиренно:

– Увы, в моем как раз есть и серебро. Даже медь бывает.

Руперт отмахнулся с небрежным выражением на лице и во всей фигуре.

– Вы подрядчик, – произнес он с некоторым презрением, – часто руководите строительными работами, но вот у придворных в кошельках только золото.

Глерд Вентер вытер дрожащей рукой лоб.

– Спасибо, – сказал он слабо, – что я еще не на дыбе.

– Все еще, – подтвердил Руперт без улыбки, за которой читалось, что знает за ним грешки, за которые можно не только на дыбу, но и на виселицу, повернулся к подошедшим глердам из главного здания. – А вот у вас только золото, не так ли?

Передний из них посмотрел на него холодно и высокомерно.

– Благородный глерд, вы на что-то намекаете?

– Я только задал вопрос, – ответил Руперт, – но ответа и не ждал, как вы понимаете.

Глерд произнес так же холодно:

– Здесь десяток человек, в кошельках у нас только золото. Но вы смотрите на меня?

– Вы самый подходящий человек, – ответил Руперт и добавил примирительно: – Потому не рассматриваю вас как подозреваемого. Это было бы слишком очевидно. Кто-то действует в стороне, а тень бросает на вас.

Глерд сказал ледяным тоном:

– Надеюсь, разберетесь в этом деле быстро, хотя, мне кажется, повод вообще-то ничтожен. Двое простолюдинов спьяну полезли на самый верх башни, один свалился… Я бы на этом и перестал о них думать.

Руперт сказал смиренно:

– Вы герцог, благородный глерд, у вас заботы высокого парения, даже полета, а у меня, глерда из захолустья, вот такие мелкие… Так что уж продолжу, это мой ранг. Да и моя работа, кстати.

Глерд, который герцог, наморщил нос и удалился, за ним ушла и его свита, а я зло посмотрел вслед. Попробовал бы в правовом королевстве вот так уйти от следователя без его разрешения.

Часть вторая

Глава 1

Слуги, вот уж равнодушные ко всему животные, дрыхнут, только Карнар встретил меня на пороге и проводил к спальному месту. Я помалкивал, он выждал, когда я лег, сел рядом.

– Что-то твоя жизнь, – сообщил он, – все интереснее!

– Да уж, – согласился я. – Ты все слышал?

Он ухмыльнулся:

– Что у вас было на башне? Нет.

– А под башней? – спросил я. – Как-то странно Руперт наехал на этого, как его, герцога. Непонятки какие-то. Герцог точно ни при чем, но Руперт его уел нарочито.

Карнар огляделся по сторонам, понизил голос.

– Герцог Хоткиндгард, – объяснил он, – самый известный интриган королевства. Сам из рода интриганов, семья интриганистая, без интриг и подсидок ему и жизнь не жизнь. Потому начальник охраны и показал на него сразу. Ты прав: чтобы уесть. Не любит, наверное.

– Руперт нарывается, – заметил я.

Он пожал плечами:

– Руперт незаменим как лучший охранник. Сразу видит опасность, такое у него чутье. Пробовали как-то заменить более послушным, но такое началось…

Он не стал уточнять, явно сведения еще не моего ранга или допуска, или не успел: у входа загремели тяжелые шаги, сапоги от башмаков с мягкой подошвой отличишь сразу.

Появился Руперт Картер, похожий на коршуна в доспехах, взгляд тяжелый и обрекающий.

Я нехотя поднялся – нельзя сидеть в присутствии высокого глерда, – полупоклонился.

– Что угодно благородному… э-э… глерду?

Он смерил меня уничтожающим взглядом с головы до ног.

– Кто же пытается уничтожить такую мелкую тлю?

Голос его был злой, но и задумчивый. Я огляделся.

– Тля?.. Где тут тля? Я их ужасть как боюсь! Маленькие, черные, мелкие, но их так много, что просто страшно за наше народное сельское хозяйство…

Он рыкнул:

– Для некоторых здесь даже я тля. Так что не прикидывайся, все понимаешь, мерзавец.

– Ой, – сказал я польщенно, – спасибо на добром слове.

– Сам как думаешь, – сказал он резко, – кто задумал тебя убрать из дворца так красиво?..

Я смотрел на него, глупо раскрыв рот.

– Страсти какие рассказываете! Да кого я могу интересовать?.. Разве что Риан Айхорн мог рассердиться…

– За что? – потребовал он быстро.

– Я как-то Алату при нем за жопу потрогал, но это я так, чисто духовно… С мыслями о высоком.

Он поморщился:

– Риан не станет платить золотой. Для него и медяк – богатство. Хоть и не бедный, но жадный.

– Я вот бедный, – похвастался я с гордостью пролетариата, которому нечего терять, кроме цепей, – но не жадный! Все могу вам отдать, глерд Руперт!.. Хорошо, что ничего нет, а то бы в самом деле отдал, я же дурак.

Он отмахнулся.

– Ладно, я и не ждал, что у тебя какие-то догадки. Точнее, они есть, но держишь при себе, мерзавец, по морде вижу.

Я вскрикнул обиженно:

– Я? Да ни в жисть!

– Но тогда не жалуйся, – произнес он недобрым голосом, – что не помогли, не защитили… В общем, смотри по сторонам, а не только под ноги. Вообще-то это моя работа – беречь тут всех, но когда не знаешь – от кого защищать… Все, убирайся!

Но мне убираться некуда, сообразил, хоть военный, потому сам повернулся и быстро вышел из людской, в раздражении задев плечом откос двери.

На рассвете Руперт, как я понял, допросил всю дворню, но с тем же успехом мог бы допрашивать табуретки. Слуги таращили глаза и забывали, как их зовут. Наконец он махнул рукой и вышел, а я тайком наблюдал за его лицом из-за сарая.

Ни королеву, ни кого-то из высшей знати пока не видно, а мы если и заходим в главное здание, то с черного хода. Его бы и вовсе закрыли, почти все можно создавать магией, но это дорого даже для королевы, потому часть работы проще и дешевле выполнять руками слуг.

Из всех высших вельмож видел пока только одного: невысокий, толстенький, с пухлым розовым лицом, он разговаривал без всякой спеси с двумя то ли помощниками, то ли просто существами ниже рангом и произвел впечатление всем довольного и счастливого человека. Одет опрятно, добротно, но без дурной роскоши, на груди одна-единственная золотая цепь, указывающая на его ранг, явно не слишком высокий. Сам практически ничем не отличается от остальной массы придворных, что никогда не приближается к нашей массе дворни, оборванной и дурно пахнущей.

Карнар подошел сзади, проследил за моим взглядом.

– Это Мяффнер, советник королевы. Вообще-то и канцлер.

– Ого, – сказал я, – а чего он такой?

– Не яркий? – переспросил он. – Не знаю. А это важно?

– Нет, – ответил я. – Мне важнее, что ты всегда появляешься в тот момент, когда мне что-то нужно. Это случайность?

Он чуть опешил, я вперил в него взгляд, отмечая, как двигаются лицевые мышцы, по ним можно понять, что врет.

Карнар тоже как будто понял, что я высматриваю, вздохнул.

– Как тебе сказать…

– Да так и скажи.

– Мне сказали, – ответил он нехотя, – человек ты особенный.

Я приосанился, сказал гордо:

– Не соврали, хотя люди вообще брехать любят.

– Такой, – сказал он, – может и спать целыми неделями, и пожар устроить… Дескать, за тобой не мешало бы присматривать. Но я не хожу за тобой следом, вспомни! Так, иногда оказываюсь поблизости.

– Спасибо, Карнар, – сказал я, – ты такой весь из себя заботистый! Я не пироман, жечь не буду, хотя на пожары смотреть люблю. Может быть, ты что-нибудь подпалишь? Это так красиво…

Он сказал строго:

– Жечь нельзя!

– Че, правда? – спросил я с недоверием. – Жалко. Какие вы все тут неромантичные. Природу совсем не любите. Ладно, только не пугай тех, кто тебе поручил.

– Да никто особенно не поручал, – ответил он вяло.

– Тем более не волнуй занятых людей, – сказал я. – Великие люди и должны быть с причудами и странными желаниями. Нет-нет, я не про тебя!

– Да я ничего не подумал, – буркнул он настороженно.

– Точно?

– Почти…

– Карнар, – сказал я, – не спеши обо мне доносить, хорошо?.. Ложные тревоги ни к чему.

Он криво улыбнулся:

– Хорошо. Но и ты будь как все люди. Ты вон сколько сделал хорошего: прялка, подковы, мрамор… теперь если столько же и плохого, тут все рухнет!

– Зачем мне делать плохое?

– А Улучшатели понимают, что улучшают?

Он ушел, не дождавшись ответа, как Пилат после беседы с Иисусом, а я, получив некоторый карт-бланш, с деловитым видом полдня носил какую-нибудь хрень по двору, стараясь оказываться поближе к головному дворцу и к прогуливающимся придворным.

Этот Мяффнер еще дважды появился на заднем дворе, где один раз подозвал управителя, второй раз двух старших слуг и лично раздал указания.

Как я заметил издали, совершенно не подчеркивает превосходство над окружающими, никакого высокомерия или надменности, но когда с кем общается, сразу заметно, что снисходит к собеседнику, обычно моментально улавливая, что тот собирается проблеять, и нередко отвечает раньше, чем тот закончит вопрос или доскажет некое умное предложение, что обогатит королевство.

Всегда ласков, не повышает голоса, а когда возмущается, то лишь укоряет и всплескивает ручками с короткими толстыми пальцами.

Возможно, это тот, к кому мне нужно как-то протоптать дорожку.