Текст книги "Повелители времени"

– Гилфалас!

Эльф мягким движением поднялся и пошел им навстречу.

– Добро пожаловать, Ким, – произнес он. – Трижды добро пожаловать – благодаря надежде, которую несешь ты со своими спутниками. Ты не хочешь представить их мне?

Ким не знал, как начать.

– Это… это Альдо, мой провожатый из Эльдерланда, а вот это Горбац. Больг, – пояснил он, хотя это и было излишне, и упрямо добавил: – Без него нас бы здесь сейчас не было.

Гальдор, который сопровождал их, протолкался вперед и упал на колени:

– Мой господин! Вы ведь не допустите, чтобы это отродье осквернило ваш священный очаг. Во имя верности, в которой я поклялся вашему отцу, прошу вас прикончить это… этот предмет.

Глубокая складка легла на чело Гилфаласа.

– Король здесь я, – проговорил он более резко, чем прежде. – Если мой друг поручился за него, мне этого достаточно. И должно быть достаточно тебе.

Но Гальдор не позволил себе успокоиться:

– Этот полукровка? Это создание из царства легенд? Из страны, о которой матери человеческих детей поют песенку, баюкая своих отпрысков? – С издевкой он пропел:

 
Божья коровка, улетай отсюда
В родимый Эльдерланд!
Там твои детки собрались на обед.
В тарелках котлетки.
А Эльдерланда нет.
 

– Мой господин, – продолжал он, – здесь пока еще есть свет. Не позволь ему угаснуть. Или, клянусь, я воспрепятствую этому своим клинком…

Ярко вспыхнул меч, лунно-сияющий стальной серп.

– Хватит! – Фабиан встал между ними. Его меч скрестился с клинком эльфа.

– Да, достаточно, – произнес другой голос, ясный и светлый, как звон колокольчика. Девушка-эльф, сойдя с трона, подошла к ним. – Лишь тот, кто приносит в эти залы злые сны, является слугой Теней. Ибо здесь сны имеют больше власти, чем реальность.

– Уберите ваши мечи, – приказал Гилфалас. – Или мы все никогда больше не пробудимся.

Оба противника опустили оружие. Мгновение царила тишина.

– Кто-нибудь может мне объяснить, что, собственно, происходит? – Ким больше не мог сдерживаться. Вся эта болтовня о снах и реальности была не столько выше его понимания, сколько действовала на нервы. – Что это за бессмыслица, в которую мы угодили? Я получил приглашение на празднование коронации в Великом Ауреолисе. А встречаю Фабиана в качестве лесного разбойника… А что с Бурином и Мариной? И что, ради Всемогущего Отца и Святой Матери, случилось с Эльдерландом?

Гилфалас посмотрел на него долгим сочувствующим взглядом.

– Никакого Эльдерланда нет, – сказал он, – нет в этом мире, в котором мы находимся. Здесь уже тысячу лет князь Теней правит Темной империей. Азантуль Ужасный – император Среднеземья, а его Черные легионы представляют собой исполнительную власть. Талариэль, лес эльфов, исчез в пламени, и мой отец, король Инглорион, исчез вместе с ним. О гномах мы уже столетия ничего не слышали: то ли они спрятались глубоко в скалах, то ли их больше нет. Высокий Эльфийский Князь, который создал эту долину, скрылся. Даже Божественная Чета отвратила от нас свой лик. Лишь кучка эльфов в союзе с последними из Большого народа поддерживает здесь пламя света. Но нас очень мало, и мы не можем вести открытую борьбу с властью Тьмы. Мы знаем, что не можем победить, но тем не менее прекращать борьбу не собираемся. Так я думал – до того, как появился ты и принес седьмое кольцо. Теперь я знаю, что есть мир и по ту сторону этого мира и есть надежда, что не все сделанное нами напрасно. Мы ждали тебя, Ким.

Он замолчал. Ким покачал головой. Многое, казавшееся ему до сих пор загадочным, стало обретать в свете этого объяснения смысл: черная крепость в болотах, высказывания Горбаца, странное поведение Фабиана…

Альдо тем временем разразился слезами:

– Скажите, что это неправда, господин Кимберон! Моя мать, мой отец, вся моя семья, весь народ фольков – все исчезло? Зачем же тогда мы здесь? Этого не может быть! Пойдемте назад, пойдемте искать их… – Его слова тонули в рыданиях.

– Боюсь, что это правда, – тихо сказал Ким. – Мы, фольки, были созданы лишь как стража, чтобы охранять ту старую, пропитанную кровью землю, где некогда стояла крепость Мрака. Однако если Темная власть победила, тогда фольки не нужны. Но почему в таком случае, – продолжились его раздумья, – мы с тобой здесь?

– И что следует делать? – вернул Гальдор все к исходной точке.

Ким вздохнул:

– Я не знаю. – Его взгляд упал на эльфийскую девушку, та улыбалась, и он невольно ответил на ее улыбку. – Госпожа, сказал он, – вы прекрасны, умны и мудры. Может быть, вы знаете, что мы должны делать?

Итуриэль, так звали ее, рассмеялась серебристым смехом:

– Такой комплимент я даже от эльфийских поэтов слышу редко, а уж они на это большие мастера. Ты испытываешь голод и жажду, и твои спутники тоже. Пойдемте к столу – есть, пить и веселиться. А там будет видно.

Длинный стол стоял на прогалине позади дворца. Там были приготовлены кушанья и напитки, хлеб, вино и фрукты, как будто припудренные золотом и серебром. На краю поляны струился ручей с лилиями, напоминая эльфам Воды Пробуждения, местность в Высшем Мире, где все начиналось. Свет весны играл в листве и бросал пестрые краски на ковер из травы и цветов. Еда была легкой и сладкой, вино переливалось в хрустале, и почти невозможно было в таком месте думать о печальных вещах.

– Вот чего нам не хватает, так это пивка, – заявил Фабиан. – Ах, как мне недостает темного пива из «Золотого плуга», хотя, честно говоря, я его никогда и не пробовал.

– Тише, – простонал Ким, – ты еще больше все усложняешь.

– А чего не хватает мне, – высказался Альдо, тихо сидевший с краю, – так это трубки с хорошей травой.

– С травой? – спросил Гилфалас. – Здесь растут удивительные травы.

– Трубочная трава! – воскликнул Фабиан. – Я помню. Но здесь табака не знают.

– Нет трубочной травы? – Ким был подавлен. – Нет травы – нет фолька. Но что же здесь делают, когда хотят хорошенько поразмыслить?

– Нам приходится думать без вспомогательных средств…

Из всего неправдоподобного, с чем Ким столкнулся в течение этого дня, это показалось ему самым невероятным. Когда он вспомнил о дыме, обволакивавшем факультет, когда его друзья и он перекидывались идеями, как мячами, то решил, что кроме истории последних столетий утратил кое-что еще.

Воспоминания о «табачном прошлом» навели Кима на одну любопытную мысль.

– В один из таких вечеров, – проговорил он медленно, – мы вот так, покуривая, спорили об истории и о том, герои делают историю или герои сделаны историей. Ты помнишь, Фабиан?

Фабиан наморщил лоб:

– Очень смутно, будто в тумане. Но продолжай.

– Один из нас – пожалуй, Бурин – рассказывал про идею, которую высказал один ученый шестого века – по летосчислению Империи, – что-то об ущербности истории…

– «De Fallibilitetate Humanorum Historiae»,[10]10
  «О погрешности человеческой истории» (лат.)


[Закрыть] – проговорил Фабиан. – Да, я вспомнил. Как же его имя? Атериас? Клериас?

– Ктесифас! Магистр с островов. Он представил теорию, согласно которой в потоке истории существуют определенные точки, где действие единственной личности в нужном месте и в нужное время может изменить весь последующий ход событий… История не сама себя регулирует – вот каков был его тезис. Мы тогда пришли к заключению, что это недоказуемо, поскольку то, что было, уже произошло. Все прочие варианты истории – из области неиспользованных возможностей. Однако мы, кажется, как раз и попали в одну из них.

Фабиан с его острым аналитическим умом сразу же сделал вывод:

– Так ты считаешь, что где-то в прошлом есть точка, начиная с которой все пошло иначе, чем следовало бы?

– Да, в какой-то момент случилось именно это. И мне бы очень хотелось узнать, в какой именно.

– Но я не понимаю, как это может нам сейчас помочь, – заявил Фабиан со вздохом.

– Я тоже, но по крайней мере с этого мы можем начать. Первый шаг. Что будет после этого, увидим. Но я не хочу терять надежду, что мы еще можем что-то изменить.

– Я тоже так думаю, – раздался из сумерек тихий, ясный голос Гилфаласа. – Ведь иначе зачем ты появился здесь из царства легенд? Разве это не значит, что кольцо фольков всегда приводит его обладателя туда, где он больше всего необходим? Иначе какой смысл возвращать нас к воспоминаниям о том, что могло бы быть? Только чтобы страдать? В это я не верю.

– Кто знает, какие планы связаны у Божественной Четы с миром. Он не вечный, не совершенный, однако он не жесток, – сказала Итуриэль.

– Но где же мы можем хоть что-то выяснить? – спросил Ким.

– В единственном месте, где история сохраняется и исследуется, – ответил Фабиан, – в университете Аллатуриона.

– Так университет существует и здесь? Несмотря ни на что? И ты там учился?

– И да, и нет, – таинственно сообщил Фабиан. – Ты найдешь его очень изменившимся, и учеба там не слишком благотворна. Однако он еще есть.

– Тогда, – заключил Гилфалас, – утром мы выступаем.

В эту ночь Ким долго лежал без сна.

Ветер пел в деревьях, а стены дома для гостей, куда их поместили, были столь тонкими, что казалось, путники ночуют прямо в лесу. Свет луны падал в окна сквозь мелькающую и шелестящую листву, делая прозрачные круглые стекла матовыми. Ничего угрожающего в этом не было, и все же фольк, привыкший к дому, стоящему на твердой земле, с мощными балками и потрескивающим огнем в камине, ощутил себя совершенно беззащитным.

В конце концов он сбросил странно легкое, почти невесомое эльфийское одеяло. Он открыл дверь и вышел.

Хотя было далеко за полночь, но здесь, в долине, полностью не стемнело. Луна висела над деревьями, как круг из литого серебра, и между ветвями искрились звезды, похожие на бриллианты. Ночь была наполнена пением ветра и еще какими-то непонятными звуками.

– Вы тоже не спите, господин Кимберон?

– Что? – Ким обернулся. Даже в неясном лунном свете фигурка, возникшая рядом, была легко узнаваема по вьющимся волосам и острым ушам. – Это ты, Альдо?

Альдо вздохнул:

– Ах, я мечтаю о настоящей кровати с пышной подушкой, набитой пером, и с шерстяным одеялом. Не с этой струящейся эльфийской материей. Это все изумительно, однако…

– Я знаю, о чем ты думаешь. Все не так, как дома. – Он сглотнул, голос отказывался ему служить.

Дома! Тотчас он вспомнил, что Эльдерланда больше нет. Да и они сами, стоящие здесь, всего лишь игрушки судьбы, неправильность в структуре времени. Он сжал руку в кулак. Кольцо на его руке сверкнуло в лунном свете. В этот миг он желал себе никогда не владеть этим кольцом, ведь тогда он сейчас вместе со всеми остальными фольками был бы унесен гигантской бурей, которая со всеми мелкими препятствиями поступает точно так же, как с целыми народами и царствами.

Странные заунывные звуки стали громче.

– Слушайте! – сказал Альдо. – Вы тоже слышите?

– Да. Этот звучит как…

– …Песня, – прогудел глубокий низкий голос. – Кто-то поет. – Горбац сидел на траве под деревьями. Он сидел там так тихо, что они его не заметили.

Ким удивился, что Горбацу позволяется пребывать здесь без охраны.

– Элок-хай, – произнес больг, словно прочитав его мысли. – Эльфы. Стоят на страже.

Ким оглянулся, но никого не было видно.

– Если уж мы все равно не спим, – сказал Альдо, – то давайте посмотрим, кто это поет.

– Пожалуй, не стоит всюду совать свой нос, – возразил Ким. – Что подумают наши хозяева?

Альдо пожал плечами:

– Посмотрим, насколько далеко нам разрешается зайти. Раз уж они за нами все равно наблюдают. Я не могу спокойно стоять. Я чувствую, что эта песня зовет меня.

– Я понимаю.

Горбац поднялся – черная бесформенная тень на фоне мерцающего полумрака леса. Ветви скрипели под его тяжестью.

– Я пойду с вами.

Луна светила достаточно ярко, чтобы они могли отчетливо видеть посыпанную гравием тропинку среди деревьев. Как и все дороги здесь, в Потаенной долине, она бежала не прямо, а с подъемами и изгибами, повторяя рельеф местности. Однако свет сиял все яснее и чище в глубине леса и указывал им, в каком направлении идти.

Ведь оттуда же доносилась и песня. Сейчас они уже различали отдельные слова. Женский голос, сладостный и светлый, пел:

 
Анта ломеа най на Итиаз Кайден,
домеа ай лантана лалайт эссай,
Энтеа нессай элена ар эа-тайден
нареа лиссе эн авареа лессай,
Анта ломеа най на Итиаз Кайден…
 

– Вы понимаете, о чем она поет? – Альдо понизил голос до шепота.

– Не все, – ответил Ким, – но смысл улавливаю. Она поет о том, как в темной ночи она тоскует по прошлому, по Итиаз Кайден – Водам Пробуждения, где цветут лилии, отражающие блеск звезд и свет восходящего солнца. Итиаз Кайден – это место в Высшем Мире, где некогда пробудились эльфы.

Песня стала отчетливее и яснее:

 
Элай, ведуи Курион ай Кориэнна
энтеа вессай, коруи-вана инхайден,
ана элоаи ориме, эла ривена
Анта ломеа най на Итиаз Кайден.
 

– Это довольно сложный стихотворный размер; – продолжал Ким, – который эльфы называют «ан-лалайт», по названию морского прибоя, потому что волны его тоже все время двигаются туда и обратно. Курион и Кориэнна – это юный господин и его невеста, которые там встретились. Это было первое, что увидели эльфы, когда пробудились, и от сияния Божественной Четы померкли звезды, как и темнота – при воспоминании о Водах Пробуждения. Или что-то в этом роде, – закончил он неуверенно, так как заметил, что его уже никто не слушает.

Они вышли на поляну. Перед ними лежал круглый пруд – серебряное зеркало в блеске луны. На берегу возвышалась своеобразная часовня – маленькое круглое здание, колонны которого были образованы стройными серебристо-белыми березами. Их высокие тонкие кроны, сужавшиеся к верхушке, образовывали крышу, в центре открытую к небесам.

Луна, стоявшая прямо над храмом, бросала луч света внутрь, на видневшуюся там женскую фигуру – на золотистые волосы, собранные обручем, и белый наряд. На пальце женщины сверкало кольцо – серебряный обруч без всяких украшений, без камня. Было ясно, что это кольцо власти, ибо его блеск окутывал ее, как плащ, делал величественной, как богиня.

– Подойдите сюда, вы оба, – сказала она. – Идите и смотрите!

Альдо, как в трансе, направился к ней, и Ким тоже – неловкими, будто одеревенелыми, шагами. Горбац, хотя приглашение к нему и не относилось, последовал за ними как тень. Когда они подступили ближе, аура власти исчезла, и они увидели, что перед ними – Итуриэль, принцесса эльфов.

– Что у вас за кольцо? – спросил Ким, когда к нему вернулся дар речи. Потом он сообразил, сколь невежливым должен показаться такой вопрос, и проговорил, запинаясь: – Я имею в виду… я не хотел… мне очень жаль, что я…

– Не бойся, носитель кольца! – Смех у нее был звонкий, как колокольчик. – Я позвала тебя сюда с умыслом, тебя и твоего спутника. Это кольцо дал мне Высокий Эльфийский Князь, прежде чем…

– …Умер? Он мертв? – Эта мысль заставила Кима содрогнуться. Однако что же еще это могло значить?

– Он исчез… растворился… Я этого не знаю. Но он дал мне кольцо на этом самом месте, и я долгие годы хранила его в лесах Талариэля, пока не вернулась сюда. Я не знаю, почему он избрал меня, однако ясно, что это кольцо должно сыграть роль в истории. Ведь что бы ни случилось, власть этого кольца никогда не кончится, пока существует мир.

Взгляд Кима обратился к круглому пруду, поверхность которого ярко блестела в лунном свете. Внезапная безумная надежда охватила его.

– Тогда, наверное, это Врата? Врата между Мирами? И мы можем ими воспользоваться, что бы… – Чтобы привести помощь, хотел сказать Ким. Но о какой помощи он подумал? К кому могли бы они обратиться за помощью, если сама Вселенная распалась?

– Нет, это не Врата, – объяснила Итуриэль, – а окно, в которое ты можешь смотреть. Но что оно покажет, неизвестно: настоящее, прошлое или будущее.

– А, – сказал Ким, упав духом. – Я видел будущее в своих снах, и оно мрачно. – (Голый склон, который никак не хотел кончаться, нагое существо в темноте, свет, вспыхнувший и погасший.) – Я не хочу смотреть на будущее.

– А я хочу! – вмешался Альдо, который, оставленный без внимания, стоял рядом с ними. Его голос звучал настойчиво и в то же время упрямо. – Я хочу увидеть Эльдерланд, где мой дом. Вы можете мне его показать? Пожалуйста!

– Смотри!

Итуриэль простерла руки над водой. Зеркало пруда замерцало и поблекло.

Далекая зеленая страна, холмистая, окруженная горами и морем. Над болотистыми низинами поднимается туман, расплываясь клочьями под лучами утреннего солнца. Это молодая радостная страна, еще не тронутая плугом крестьянина и лопатой строителя, страна без изгородей, без канав; ручьи и реки здесь еще ищут свои пути к морю. Рыбы сверкают в протоках, дичь летает среди деревьев, мелькают спины хорьков, лисиц, полевых зайцев и другого мелкого зверья. Взгляд двигается дальше, обнаруживая мощный горный хребет, который окаймляет страну на востоке и над которым восходит солнце. Звуки раздаются прежде, чем появляется из темных горных пропастей народ – веселый и беззаботный. По длинной горной дороге они спускаются с тележками, нагруженными скарбом. Во главе их молодая женщина, еще почти девочка, со светлыми волосами.

– Это начало.

Зеркало пруда замерцало, возникла новая картина.

Город с белыми домами, чьи фронтоны богато украшены. Взгляд скользит по складским постройкам на берегу реки… Последнее в длинном ряду зданий выделяется величиной, построенное на века. В его тени прячется другой дом, гораздо меньше. Из его окон падает свет, теплый и домашний, говорящий об уютных часах, проводимых у камина…

– Господин Кимберон! Это музей с домом хранителя! Такой, каким мы его оставили.

– Тихо, юный фольк. Смотри.

Через теплую весеннюю ночь взгляд скользит дальше. Рыночная площадь.

Фонари на фронтонах и под аркадами. Звучит музыка – скрипки, трещотки, тамбурины. Молодые фольки танцуют и смеются. Старый фольк, отставив костыли, держит большую чашу. Молодой неуклюжий парень сидит рядом с ним на скамейке и не спускает с него глаз. Крепкая пожилая дама, напротив них отпивает из своей кружки за чье-то здоровье.

– Это дед Хиннер и Карло, мой брат. И госпожа Металюна. Вы их узнали?

Дородный, пышно одетый фольк прокладывает дорогу через толпу, все почтительно расступаются. За ним следует женщина, изящная, но скромнее одетая.

– Мой отец! Он жив. А рядом с ним… мама!

Картина распалась на куски. По ней пробежало множество крохотных волн, распространяясь от центра к краям, так что ничего больше не было видно, кроме мерцающего зеркала воды.

– Ты не должен касаться воды, юный фольк. Иначе все исчезнет.

Альдо поднял глаза. Слезы бежали по его лицу.

– Но они ведь живы, правда? Иначе я не мог бы их видеть.

Голос Итуриэль был кротким и сочувствующим, когда она ответила:

– Да, Альдо, это так. Они еще пребывают в душе Божественной Четы, Отца и Матери, как вы их называете. Но дорогу туда не откроет никакое волшебство. Ее можно найти только сердцем.

– Но, однако, вы ведь тоже их видели, господин Кимберон! – продолжал Альдо, повернувшись к Киму. – Как они отмечают праздник весны – моя семья и все остальные…

– Я не видел ничего, – сказал Ким, – только пруд в лунном свете.

Альдо отвернулся. Его плечи вздрагивали, а из горла вырвалось сдавленное рыдание. Ким обнял его.

– Мы найдем их, – пообещал он, – ты и я, мы оба.

Из темноты сумерек появилась тень больга.

– Сделай волшебство для Горбаца! – прорычал он.

Принцесса эльфов отступила на шаг. Это было невольное движение, как если бы из мрака ночи внезапно появился жуткий монстр.

– Я не могу совершить волшебство для тебя, больг, – сказала она.

Однако от больга не так легко было отделаться.

– Ты колдуешь для всех других, почему не для больга? Я изгнан из моего народа. Я теперь один из вас. Я не вредное насекомое. Я думаю. Я говорю. И я борюсь. За вас. Сделай волшебство для Горбаца.

Это была самая длинная речь, которую Ким когда-либо слышал от больга. И с каждой фразой она впечатляла все сильнее. То, что говорил Горбац, было сказано простым языком. Но разве это не было правдой?

Итуриэль посмотрела с уважением на их неотесанного спутника, и в ее голосе прозвучало почти сожаление, когда она проговорила:

– Так далеко моя власть не простирается. Что бы мое волшебство подействовало, ты должен верить.

– Я верю, – сказал Горбац.

Итуриэль молчала. Затем она очень медленно наклонила голову, словно желая этим сказать: тогда должно получиться.

– Подожди! – проговорила она.

Она ступила на край пруда, наклонилась и зачерпнула рукой воду. В другой руке она держала хрустальный флакон, которого до этого не было. Вода блестела, как жидкое серебро, переливаясь в сосуд. Она закрыла его пробкой, также из полированного хрусталя, и протянула болыу. Горбац взял флакон и повертел его в своих грубых пальцах.

– Что это?

– Это мой подарок тебе. Если твоя вера сильна и время это докажет, то волшебство подействует.

Горбац ничего не ответил.

– Этого тебе должно быть достаточно.

– Достаточно, – проворчал он. – Этого больше чем достаточно, элок-ханим. – Бесконечно осторожно он опустил бутылочку в карман.

– А теперь идите и спите, – сказала Итуриэль. – Мы отправляемся в путь рано утром.

Они посмотрели на нее, и сейчас в ней больше не было ничего сверхъестественного: стройная, но нежная эльфийская дева, одетая в белое. Луна опустилась за верхушку дерева, и единственный свет, падающий на них, был блеск звезд, отражающихся в пруду.

На обратном пути они не сказали ни слова. Каждый из них был погружен в себя, в то, что он увидел и пережил. В голове у Кима бешено крутились мысли. Принцесса эльфов тоже хранительница кольца. Высокий Эльфийский Князь умер или пропал без вести. Врата, если они и существуют, заперты. Что стало с другими кольцами власти – неизвестно…

Ему казалось, что всю ночь он не сомкнет глаз, так сильно все это его взволновало. Однако едва он добрался до постели, все отступило, и он спал до утра глубоко и спокойно, без сновидений.