Текст книги "Жизнь до и после Крещения"

Беседа третья
Взрослые и дети перед Святой купелью. Кто быстрее войдет в Царство Божие?

– Батюшка, меня волнует вопрос, связанный с практикой крещения младенцев. С исповедью более или менее все ясно – это наше осознанное участие в Таинстве; в нем человек получает прощение грехов при условии сердечного сокрушения. Но прощение грехов является также важной составляющей Таинства Крещения, причем речь в данном случае идет обо всех грехах, совершенных человеком до его вхождения в Церковь. Как можно соотнести это основополагающее значение Таинства с общецерковной практикой крещения грудных младенцев, когда обеты за них произносят крестные, а их самих приносят к купели, лишая возможности осознанного вхождения в Церковь Христову в более зрелом возрасте?

– Прежде всего следует сказать о том, что исторически существовали различные формы совершения Таинства Крещения. Христианская Церковь первых четырех веков не знала всеобщей практики крещения младенцев. Хотя младенцев крестили изначально, параллельно существовала и другая практика. Святой Иоанн Златоуст (между 344 и 354–407) был сыном благочестивой вдовы, не выходившей вторично замуж ради того, чтобы не помешать каким-либо образом христианскому воспитанию сына. И эта истинная христианка почему-то не считала нужным крестить своего сына, пока он был маленьким. Святой Василий Великий (330–379) происходил из семьи, где росли десять детей, пятеро из которых прославлены в лике святых; думаю, что и остальные не стали разбойниками. А святой Григорий Богослов (329–389) и вовсе был сыном епископа. И все они тоже не были крещены в детстве, их родители оставили им право самим, повзрослев, сделать окончательный выбор. А их не менее великие современники – святой Николай Чудотворец (ок. 270 – ок. 345), святой Афанасий Великий (ок. 298–373) и многие, многие другие были, напротив, крещены в младенчестве. Таким образом, мирно сосуществовали две практики, и обе они приносили обильные плоды. Однако в V веке, причем сначала на Западе, а потом уж и на Востоке, практика крещения в младенческом возрасте становится всеобщей. Таковой она сохраняется по сегодняшний день.

Рассуждать о том, какая из этих традиций успешнее достигает цели, или о возможности их сосуществования в современной церковной жизни – дело непростого богословского диалога и обсуждения. Что же касается существующей практики крещения детей, то стоит отметить, что мы о многом детей никто не спрашивает. Ребенок множество вещей принимает помимо собственной воли. Не добровольно он рождается мальчиком или девочкой, не добровольно становится русским или хакасом, не добровольно приходит в наш мир в XI или XXI веке… У него не спрашивали, с какими способностями он хотел появиться на свет. Даже темперамент свой он сам не выбирает – уж коли родится холериком, никогда во флегматика не превратится, равно как и наоборот. Масса наклонностей заложена в генах, а что-то прививают родители, передавая ребенку свой язык и культуру. Родители решают за детей, пойдут ли те в детский садик или будут до школы воспитываться дома. Сев завтракать, папа с мамой не забудут и ребенка накормить. Вот так и благочестивые родители, приобщившись Царствия Божия, конечно же, стремятся приобщить к нему и своих детей.

Так было и в глубокой древности: обряд обрезания, причисления нового человека к народу Божьему, совершался на восьмой день после рождения мальчика. В современном христианстве младенец посвящается Богу в Таинстве Крещения и возрастает уже в лоне Церкви. Конечно, рано или поздно наступит момент, когда ребенку придется самому решить, согласен ли он с выбором родителей или хочет отвергнуть его. А может быть, повзрослев, он вообще останется к этому выбору абсолютно равнодушным. Все это будет происходить в душе сформировавшегося, сознательного человека и станет его личным выбором. Однако пока он еще мал, родители, несомненно, имеют право приобщить своего ребенка к той традиции, которой они принадлежат, и дать ему возможность обрести благодать, которой живут сами.

И Священное Писание, и наш личный жизненный опыт свидетельствуют о том, что каждый человек несет в себе семя первородного греха – искажение первозданной человеческой природы, проявляющееся в потенциальной склонности ко злу. Бескорыстно сделать что-то доброе нам всегда нелегко – приходится понуждать себя; напротив, бездействовать или грешить нас словно побуждает сама наша природа. «Я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя», – стонет псалмопевец и пророк Давид (Пс. 50: 7), а апостол Павел пишет: «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7: 15).

Мы, рождаясь, наследуем греховное повреждение нашей природы. Одновременно начинаются и ее проявление, и ее исцеление. Сам первый миг нашей жизни на земле болезнен: ребенок кричит, приходя в этот мир. Рождаясь, мы начинаем болеть, и любящие родители сразу же включаются в борьбу с болезнями своего малыша. Но ведь не только телесную, но и духовную поврежденность несет в себе младенец! И потому уже изначально родители стараются воспитывать в нем добрые наклонности. Многие христиане с древности старались крестить своих детей в младенчестве: в Крещении омывается первородный грех, а совместное семейное участие в Таинствах Церкви, в первую очередь в Евхаристии, является самым мощным залогом возрастания чад во Христе.

Но зачастую крещение младенцев, совершающееся в наше время, представляет собой серьезное искажение основ христианской жизни. К пониманию этой проблемы приходит все большее количество как иереев и епископов, так и обычных людей, сознательно готовящихся к крещению своих детей. В последние годы в этом вопросе произошли существенные положительные изменения, но пока они еще не носят характер соборного определения, обязательного для исполнения всей Церковью. Становится очевидным, что «просто так» крестить никого нельзя, поэтому во многих епархиях сегодня стараются готовить желающих приобщить своих детей к основополагающему Таинству Церкви.

Двадцать пять лет назад наш народ был неверующим и некрещеным, по крайней мере в подавляющем своем большинстве. Сегодня мы живем, казалось бы, в радикально изменившейся стране, где крещеных, называющих себя православными людей значительно больше, чем некрещеных и неверующих. При этом сразу же возникает закономерный вопрос: а что, за эту четверть века непрерывных крещений нравственность нашего народа повысилась? Стало ли, например, сегодня меньше пьяниц, чем было их двадцать пять лет назад? Исчезла ли проблема наркомании? Или все получилось наоборот: раньше мы о ней только слышали, а теперь и человека, пожалуй, такого не найдешь, среди родственников, соседей или соучеников которого не было бы наркозависимых людей? А сами наши семьи? Стали ли они крепче? Уменьшилось ли количество абортов? Стал ли народ более целомудренным? Ведь, скорее, все наоборот!

Прежде мы говорили: «Посмотрите, как люди живут без Бога! Так жить нельзя, нам нужен Господь! Приходите в Церковь – здесь человек получает возможность стать другим». А теперь мы даже не имеем морального права произнести эти слова. Ведь Крещение – это вхождение в Церковь. Эти крещеные граждане Российской Федерации и есть Русская Православная Церковь. Нам придется честно признаться: «Это мы делаем аборты. Это мы разваливаем семьи. Это мы привносим порнографию в информационное пространство. Это мы берем взятки, «распиливаем» бюджет, воруем, насилуем и убиваем. Всем этим занимаемся теперь именно мы, потому что Церковь – это не только люди в рясах, Церковь – это весь крещеный люд!»

Массовое крещение не привело к массовому духовному возрождению. Более того, за это время произошло стремительное падение нравов. С одной стороны, второе Крещение Руси, а с другой – деградация духовно-нравственной жизни. Нам необходимо признать эту ошибку. Конечно, такие результаты следовало бы предвидеть после падения коммунизма, наложившего неизгладимый отпечаток на сознание нашего народа. Но ведь были священнослужители, пытавшиеся предостеречь нас от принятия практики всеобщего крещения без необходимой подготовки! Но тогда, двадцать пять лет назад, к ним не прислушались: ведь действительно тысячи людей шли в Церковь, а организовать подготовку в тех условиях было нелегко.

Итак, опираясь на Церковное Предание, следует отметить, что креститься можно как во взрослом, так и в младенческом возрасте, главное, чтобы Таинство действительно вводило человека в Церковь и в Царство Божие – взрослого напрямую, а детей – через церковную жизнь, воспринимаемую в семейной традиции.

На сегодняшний день в ряде епархий нашей Церкви введена практика обязательных огласительных бесед перед Крещением. Это далеко не совершенный способ, он не решает многих проблем, но ничего лучшего пока не предложено. В случае крещения взрослого человека беседы проводятся с ним самим, а если крещаемый – ребенок, что случается гораздо чаще, на беседу приглашаются родители и будущие крестные малыша.

– Что бы вы, отче, посоветовали родителям, выбирающим имена для своих детей?

– При выборе имени для крещаемого младенца можно вспомнить, что вообще-то в раннехристианской Церкви людей при крещении нарекали любыми именами. Множество еврейских, греческих, латинских, эфиопских, коптских, армянских и прочих имен сделались христианскими. В ряде современных православных Церквей тоже существует практика свободного отношения к подбору имени. Скажем, сербы или грузины не усматривают в этом никаких проблем. Кстати, до XI столетия вся

Европа оставалась православной или как минимум пребывала в единстве с православием, а следовательно, Зигфриды и Ричарды, Карлы и Вильгельмы – все они были православными. Затем, к несчастью, произошел раскол, но почему с тех пор всем Джонам и Людовикам, жившим до раскола, отказывают в православии? Почему эти имена выпали из обращения в Православной Церкви? Ведь целую тысячу лет так именовались православные люди!

Впрочем реальная практика такова, что если сегодня нам доведется познакомиться с человеком по имени Эдуард, мы сможем почти со стопроцентной гарантией утверждать, что перед нами человек некрещеный. И не потому, что в имени Эдуард таится что-то предосудительное. Это замечательное христианское имя, и церковная история знает святых Эдуардов. Просто для нас оно звучит своеобразным сигналом о некрещенности носителя этого имени. Спрашиваешь – и действительно, так оно и есть.

Естественно, мы не можем быть свободными от традиций поместной Церкви, в которой живем и спасаемся, и стремиться к этому не нужно. Если сегодня в Русской Православной Церкви обычай таков, мы его принимаем и нарекаем детей теми именами, которые записаны в святцах, то есть в перечнях святых, почитаемых нашей Церковью.

Скорее, это миссионерская проблема, поскольку остается вопрос, почему, скажем, хакаски, тувинки или тем более японки, принявшие Христа, непременно должны становиться Татьянами, Аполлинариями или Олимпиадами? Такие имена чужды и труднопроизносимы для представителей этих народов.

Думаю, в этом случае было бы оправданно крещение с двойным именем: человек приобретал бы имя в честь почитаемого Церковью святого и одновременно сохранял бы свое родное, полученное при рождении. Тем самым могло бы быть положено начало воцерковлению этнических имен, а обращаемые народы не ощущали бы, что, принимая Христа, они перестают быть хакасами, тувинцами или японцами. А это уже очень серьезно, потому что к национальной специфике можно относиться как угодно, но ее невозможно отменить. Она, безусловно, существует, и для очень многих людей родное, этнически близкое имя чрезвычайно важно и значимо. И что же, с этим именем, оказывается, в рай попасть невозможно?..

Я абсолютно уверен в необходимости воцерковления имен различных народов. Отказ от него значительно затормозит миссионерскую деятельность, и все наши усилия будут восприниматься очередной попыткой русификации, а вовсе не проповедью Иисуса Христа.

Беседа четвертая
Можем ли мы обещать Богу верность другого человека?

– Батюшка, насколько актуален в наши дни сам институт крестных? То есть по-человечески вполне оправданно желание породниться с человеком, которому по-настоящему доверяешь, но какой духовный смысл может крыться за этим? Непонятно, почему за духовное возрастание ребенка отвечают не его родители, с которыми он проводит все детство, а крестные, чаще всего не имеющие никакого влияния на своих крестников. В том же случае, если и родители, и крестные – люди абсолютно нецерковные, ситуация вообще выглядит карикатурной…

– Вы задали непростой вопрос. Многие с удивлением для себя узнают, что исторически институт крестных (восприемников) появился не в связи с крещением младенцев, а в связи с крещением взрослых. Когда человек обращался к вере и просил о Крещении, то кто-то из верных, пользующийся авторитетом в Церкви, должен был засвидетельствовать о нем, что он действительно уверовал, оставил язычество, изменил образ жизни и теперь хочет стать членом Церкви Божией. Словом, восприемничество – институт поручительства за взрослых.

Что же касается детей, то в Священном Писании сказано однозначно: Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой (Деян. 16: 31). О крестных же нигде и слова нет. Дети крестятся по вере родителей. Достоверные исторические данные о том, когда крестные стали поручаться и за детей тоже, мне неизвестны. Может быть, их даже не существует. По крайней мере, я нигде не встречал указаний на это.

Какова же в таком случае роль крестных? Современное понимание хорошо известно. Кто такие крестные? Это друзья, приятели молодых родителей. Они их избирают в крестные, с тем чтобы с этими людьми породниться, в большинстве случаев даже не вспоминая о том, что речь идет о духовной миссии и ответственности. Иногда крестные и крестники живут далеко друг от друга, порой даже в разных городах. Так институт восприемничества профанируется.

У таких родителей есть немало хороших знакомых, но такого, который бы регулярно исповедовался и причащался в Церкви, нет. «Мы не можем найти такого крестного!» – жалуются они. Ну конечно, не можете! Среди моих знакомых нет ни одного моряка, потому что я живу в городе, равноудаленном от всех морей и океанов. Разумеется, в нем нет моряков, им там попросту нечего делать. Если хочешь познакомиться с моряками, отправляйся в Мурманск или во Владивосток. А откуда у тебя появятся знакомые верующие, если ты в Церкви не живешь? Может быть, иногда и заходишь в храм поставить свечку и помолиться, но никоим образом не живешь в церковной общине? Оттого-то у тебя и нет знакомых верующих. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Если у тебя нет верующих друзей, значит, скорее всего, и сам ты верующим не являешься.

Ну, а почему же сами родители ничего за детей не обещают, хотя прекрасно известно, что именно они будут ежедневно воспитывать своих чад, а отнюдь не крестные? Не знаю. Думаю, можно было бы поставить этот вопрос на обсуждение. На мой взгляд, было бы неплохо, чтобы как минимум один из родителей приносил за детей обеты, ведь именно по вере родителей, а не по вере крестных совершается крещение детей. Крестный же должен участвовать в духовном воспитании ребенка, учить его Слову Божию и молитвам, водить в храм, причащать и, конечно же, молиться за своего крестника. В лучшем случае современные крестные, если, конечно, это верующие люди, молятся за своих крестников, потому что все остальное чаще всего оказывается попросту невозможным.

Так что вопросы остаются, и по мере совершенствования практики крещения, возможно, каким-то образом будет совершенствоваться и практика восприемничества. Если вдуматься: ну дали вы обет за ребенка, а он вырастет и знать ничего не захочет, ведь сам он никому ничего не обещал.

В этом смысле показательна древнеиудейская традиция. Я уже говорил о том, что мальчики подвергались обрезанию на восьмой день после рождения и таким образом вводились в народ Божий. Однако через тринадцать лет, при достижении совершеннолетия, они проходили специальное посвящение и становились бар-мицва, буквально – «сыновьями заповеди». Девочки проходили этот обряд на год раньше, к двенадцати годам становясь бат-мицва – «дочерьми заповеди». С этого дня подростки несли полную ответственность за свои поступки и впредь должны были соблюдать Тору, то есть все шестьсот тринадцать мицвот – заповедей закона Моисеева.

Нечто подобное имеет место и в христианстве. В Католической и в ряде протестантских Церквей практикуется конфирмация – обряд сознательного исповедания веры юношами и девушками. Ведь крестный, в сущности, дает обет не за ребенка: за другого человека принести клятву невозможно в принципе. Крестный лишь обещает, что приложит все усилия к тому, чтобы ввести крестника в Церковь. Повзрослевший ребенок должен согласиться с Крещением, совершенным над ним в детстве, чтобы уже осознанно стать христианином. Допускаю, что некоторые моменты могут быть оспорены, но церковное обсуждение этих вопросов в любом случае окажется плодотворным, и это очень важно.

Нашим же крестным сегодня остается только пожелать, чтобы они со страхом Божиим, зная, что будут нести ответственность на Суде Божием за этих детей, участвовали в их духовном становлении и молились за них. Тем более это относится к родителям, которые даже ничего и не обещали, оставаясь как бы не при делах! Да кто же, кроме них, их детей воспитывать будет?

В любом случае всем нам следует помнить, что даже в рамках существующей ныне практики вполне можно жить благочестиво, можно приводить детей ко Христу, чем и следует неустанно заниматься.

Беседа пятая
Гарантирует ли Крещение духовное и физическое благополучие?

– Отче, среди желающих принять Святое Крещение, наверное, немало и таких, кто стремится обрести некую защиту, едва ли не оберег. Им нужен не столько Сам Христос, сколько надежда на какой-то незримый духовный патронаж. Хорошо ли это? Допустимо ли с точки зрения евангельского учения?

– Действительно, в наше время просящие о Крещении в большинстве случаев указывают в качестве причины своего желания принять Таинство, и в особенности крестить детей, защиту, получаемую в этом случае от Господа. Без Бога человек чувствует себя неуверенно, неуютно и одиноко, ему часто становится страшно. Что и говорить, наша жизнь изобилует опасностями и бедами; на каждого из нас в любой момент могут обрушиться болезни и страдания. Молодые, абсолютно здоровые и успешные люди в одночасье гибнут в дорожно-транспортных происшествиях, тотальная криминализация общества тоже не располагает к самоуспокоению… Человек слаб, он ищет защиты. И нельзя сказать, что ищет чего-то плохого, и нельзя сказать, что в Крещении этого не предоставляется. В этом Таинстве мы действительно соединяемся с Господом, Который готов нас защищать. Хотя кто сказал, что Бог не защищает некрещеных?

Творец хранит всякое создание, всякую тварь, и тем не менее, когда человек сознательно обращается к Богу, это имеет огромное значение. Уже от рождения Ангел Божий простирает свои крылья над колыбелью каждого ребенка, явившегося в этот мир, но мы верим, что в Крещении человеку дается Ангел Хранитель, а также небесный покровитель, поскольку мы получаем имя какого-то святого и этот святой становится предстателем за нас пред Господом. Впрочем ни в Новом Завете, ни в Символе веры об этом не говорится ни слова, зато говорится о Крещении. Но сказанного о Крещении человек не взыскал…

Однако не следует путать Крещение со страховым полисом. Вот, мол, я крестился, а значит, от чего-то застраховался. Это – языческое восприятие Таинства, не имеющее с христианством ничего общего. Крещение совершается во оставление грехов, Крещение – это облечение во Христа, Крещение – это рождение свыше. Вот о чем идет речь на самом деле, а все остальное – лишь сопутствующие факторы.

«Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их» (Пс. 33: 8). Крещение дается именно для того, чтобы мы приобщились к этому братству «боящихся Его» и вошли в Церковь Христову. Но нам братство боящихся вообще не интересно, облечение во Христа – мы даже не понимаем, о чем идет речь, о рождении свыше и слыхом не слыхивали, оставление грехов, то есть решительный отказ от них, повергает нас в уныние, зато охрану нам вынь да положь!

Так на первый взгляд нормальные, здравые представления по поводу охранения Господнего каким-то причудливым образом неожиданно трансформируются в нечто уже очень мало напоминающее христианское Крещение или вовсе его не напоминающее – некое магическое восприятие Таинства. В частности, лет десять тому назад я впервые услышал о нелепой, с точки зрения христианина, практике двойных, тайных имен, якобы призванной защищать от порчи, сглаза и прочих страхов суеверного сознания. А сейчас я служу в городе, где это явление становится повальным. Причем поскольку многие уже крещены и их имена общеизвестны, они просят о том, чтобы им нарекли дополнительное, тайное имя, которое было бы известно только им самим. Логика здесь такова: скажем, все знают, что меня зовут Иваном, при этом мое тайное имя – Петр. Порчу наводят на Ивана, но она проходит мимо меня, поскольку Петра это никак не затрагивает. Все это, конечно, бесконечно далеко от Евангелия. Ни о чем подобном никогда не говорили святые отцы. Это магизм, какая-то псевдохристианская форма язычества.

Конечно, двойные имена вполне имеют право на существование, в них нет ничего плохого. Скажем, равноапостольный князь Владимир, крестившись, стал Василием. Его бабушка, равноапостольная княгиня Ольга, была крещена Еленой. Существуют народы, где детям вообще принято давать по нескольку имен. Само по себе это не грешно. А вот практика, о которой мы говорили, безусловно, и порочна, и предосудительна, но прежде всего – смешна.

– А как относятся к проблеме небесного покровительства приверженцы других конфессий и религий, могут ли они спастись? Ведь кто-то родился в традиции ислама, индуизма, буддизма или зороастризма, а кто-то – в христианской семье (причем эта семья может исповедовать православие, католицизм или различные формы протестантизма). Бог – один, и это понимают все, а вер так много, и все они столь различны! И каждый убежден, что именно его путь является истинным, в отличие от множества других…

– Этот вопрос мне доводится слышать часто, но очень редко я чувствую за ним действительные переживания. В большинстве случаев речь идет об обычном человеческом любопытстве или, что гораздо хуже, об очередной попытке самооправдания, с тем чтобы ничего не предпринимать для спасения собственной души. Как правило, по-настоящему остро переживают эту драму люди, в силу житейских обстоятельств оказавшиеся на стыке двух культур и двух вер. Именно им приходится делать нелегкий выбор.

Ну а все-таки, какая вера лучше? Об этом может судить лишь Бог. Решение этого вопроса остается вне нашей компетенции. О чем мы знаем абсолютно точно? Мы знаем, что Бог – Един и нет другого имени, которым бы надлежало спастись, кроме имени Иисуса Христа. Обо всем остальном, по большому счету, мы судить не смеем. Все остальное – пути Господни, которые неисповедимы. Есть путь спасения. И этот путь предлагает нам Церковь. Есть путь, которым прошла Богородица, прошли апостолы, Николай Чудотворец, Иоанн Златоуст, Василий Великий, Сергий Радонежский, Серафим Саровский и Иоанн Кронштадтский. Мы не говорим, что это – один из путей, мы утверждаем, что это – и есть путь. Христос учит нас: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14: 6). Это – путь к спасению, и других путей мы не знаем. Более того, нет их, других путей. Как говорил Блаженный Августин (354–430), «в главном – единство, во второстепенном свобода, а во всем – любовь». Несмотря на разнообразие вероисповеданий, Един Бог, Один Господь, одна вера и одно Крещение.

Ну а что же тогда все остальное? Духовная жизнь столь же многолика и многогранна, как и жизнь вообще. Ведь мы носим костюмы разных фасонов и размеров, наша речь может в чем-то различаться, а наши эстетические предпочтения вполне могут не совпадать. Точно так же и верят люди очень по-разному.

Вот мы знаем, что существуют различные виды язычества – поклонения не Творцу, а Его творению, отрицающие в Боге Личность и представляющие Божество как некую безликую силу или начало; или как борющиеся между собой силы. К язычеству следует отнести все идолопоклоннические и синкретические культы, в том числе и такие совершеннейшие в философском плане, как буддизм, конфуцианство и даосизм. Но это – все равно язычество: не личностному Богу Вседержителю приносят свое поклонение приверженцы этих верований. При всем почтении ко многим подвижникам и даже праведникам мы не можем считать предлагаемый ими путь спасительным.

В иудаизме по большому счету все хорошо – кроме того, что не принят Христос, отвергнут Мессия! Можно было вполне благочестиво и спасительно жить по Ветхому Завету до пришествия Христова, но сегодня говорить о спасительности такой веры уже невозможно. Израиль должен принять Спасителя-Христа, без принятия Евангелия и Нового Завета иудаизм, по-прежнему живущий без своего Спасителя в потерявшем предназначение Ветхом Завете, не может быть самодостаточным.

С исламом дело обстоит сложнее. Есть вера в единого Бога, и есть дерзкая претензия на то, что весь мир должен стать мусульманским, хотя бы и под страхом физического уничтожения, в то время как путь спасения тоже оказался отвергнутым…

Разговор о монотеистических религиях непростой, внутри самого христианства множество ветвей.

Вот, например, протестантизм. Там есть Бог, есть Христос, но отвергнута Церковь, которую Он создал. Впрочем ничто не происходит без Бога в этом мире, и протестантизм, в отличие от древних ересей, которые то и дело появлялись, осуждались на Вселенских Соборах и исчезали, до сих пор жив и на ладан не дышит. Например, красноярские религиоведы утверждают, что в их регионе практикующих христиан-протестантов больше, чем православных. Речь идет о тех людях, кто хотя бы по воскресеньям посещает богослужения, о тех, кто живет по своей вере. И это происходит в православной России! Понятно, что в центральной части страны ситуация складывается несколько иначе, но, уверяю вас, и там все не так просто… В чем же дело? Почему до сих пор существуют протестанты?

Задумаемся, чем ариане[1]1
  Ариа́нство – одна из христологических ересей IV–VI веков, учившая о тварной природе Бога Сына. Арианство получило название по имени основателя – александрийского священника Ария и было осуждено Церковью на Никейском (Первом Вселенском) Соборе в 325 году.


[Закрыть] отличались от православных? Различиями в исповедании некоторых догматов. Им ничего не стоило со сменой епископа изменить и свою точку зрения. Так вчерашние ариане вновь становились православными. В очередной раз менялся правящий епископ или на трон восходил новый император – и православные опять превращались в ариан. Это можно сравнить с современными юрисдикционными делениями: то поминаем Кирилла, то Филарета, то Варфоломея, а жизнь идет своим чередом. И если уж говорить о простых людях, им-то какая разница? Да разбирайтесь вы сами! Там, наверху, что-то, может быть, и меняется, а их жизнь какой была, такой и осталась…

Вот и Русская Православная Церковь за границей (Русская Православная Церковь за рубежом) на протяжении десятилетий именовалась у нас «карловацким расколом». А чем, в сущности, отличались «зарубежники» от сторонников Московского Патриархата? Разве что политическими предпочтениями: одни были, скорее, «белыми», другие – приспосабливались жить с «красными». Вот, собственно, и все различия. Религиозный тип оставался абсолютно тем же самым.

Религиозные типы ариан, несториан[2]2
  Несториáнство – христологическое учение, традиционно приписываемое Константинопольскому архиепископу Несторию и осужденное как ересь на Эфесском (Третьем Вселенском) Соборе в 431 году. Последователи учения утверждали, что Иисус Христос, будучи рожденным человеком, лишь впоследствии воспринял Божественную природу; будто Пресвятая Дева Мария родила простого человека Христа, с Которым потом Бог соединился нравственно, обитал в Нем, как в храме (подобно тому, как прежде обитал в Моисее и других пророках). Потому и Самого Господа Иисуса Христа Несторий называл Богоносцем, а не Богочеловеком, Пресвятую Деву – Христородицею, а не Богородицею.


[Закрыть] и православных, по крайней мере на исходных этапах, практически ничем не отличались. Необходимо было разобраться с догматами, выяснить для себя, что правильно, а что ложно, утвердить решения на Соборе и двигаться дальше. А вот с протестантами дело обстоит несколько иначе. Они возрождают многие раннехристианские традиции, раннехристианский тип веры, молитвы и поведения.

В свое время мне пришлось окормлять духовно казачество. Традиционный казачий круг без священника немыслим, и вот сижу я рядом с атаманами. Один из казаков говорит мне: «Сосед исповедует какую-то ужасную религию. Ужасную!» Назвать ее он толком не может, но очевидно, что речь идет о свидетелях Иеговы. По незнанию мой собеседник начинает кощунственно искажать имя Божие, которое, благоговения ради, вообще-то и произносить не положено, и заявляет: «Они сбили с толку и мою жену, они не курят, не пьют, теперь и она увлеклась! Ну да я ее вразумил…» Далее он принялся с воодушевлением рассказывать о садистских методах воспитания жены, о том, как он удерживает ее от ересей, заставляя хранить веру православную. В завершение последовала просьба о том, чтобы батюшка разъяснил казакам, в чем состоит зловредность этой гнусной секты, и благословил бы всех следовать его примеру. После «официальной части» казаки, как водится, напились вдрызг. В тот момент я вспомнил свою маму и подумал: «Если бы сейчас она меня здесь увидела!» Я просто слышал ее голос: «Куда ты попал, сынок? Ты же рос в благочестии, а теперь что с тобой случилось?» Но ведь в детстве я был еретиком, а теперь-то стал православным и меня окружают православные!

До тех пор пока мы духовно и морально не превзойдем протестантов, наши руки связаны и протестанты будут! Протестантов невозможно осудить, просто отметив, что в таких-то и таких-то установках они заблуждаются. Это-то как раз нетрудно, это все давно и без нас сделано! Существуют многочисленные миссионерские пособия, в которых очень подробно и совершенно справедливо проанализированы их заблуждения. Но результата-то нет, и мы это видим.

Кроме того, протестантизм весьма разнороден. Существуют и такие протестантские деноминации, где два пастора могут друг с другом свадьбу сыграть, – я своими глазами видел соответствующую фотографию в официальном немецком евангелическом журнале. Там это, конечно же, тоже не одобряется, но и не запрещается. Но я все-таки буду говорить не о разложившихся в грехе сообществах, а о русском штундизме[3]3
  Шту́ндизм, или штунда (от нем. Stunde – час, отведенный для чтения и толкования Библии), – христианское движение протестантской направленности, получившее распространение в России в XIX веке в среде немецких колонистов, а также среди части населения южнорусских губерний.


[Закрыть], о тех общинах, которые зародились еще в царские времена и прошли через революцию, сталинизм и все прочие жернова советского периода.

В течение последних двадцати лет я очень мало общаюсь с протестантами – так уж жизнь складывается. Сам я этих встреч не ищу. Но должен сказать, что все старшее поколение протестантов, среди которых я вырос, состояло исключительно из исповедников. Мучеников я не видел, потому что их к тому времени уже убили, но исповедниками были абсолютно все. Нерепрессированных, не прошедших через горнила тюрем, лагерей и ссылок попросту не было. Конечно же, их протестантизм и протестантизм какой-нибудь современной англиканской или лютеранской общины несопоставимы как день и ночь.