Текст книги "Альпийская роза Приморья (сборник)"

Виталий сбросил с плеча на широкий топчан спальник, расправил его. У топчана стена зашита кедровыми плахами до потолка, чтобы не тянуло сыростью. Несущая балка потолка подпёрта тремя столбами. Видны тёсаные брёвна, кора кедра, она не позволяет осыпаться земле сверху.

Осмотрев землянку, Виталий поднялся на поверхность.

Виктор вложил ручку в блокнот и засунул его в карман рюкзака.

– Присаживайся. Я сей момент.

Виктор сходил в землянку, принёс сумку. Застелив клеёнкой стол, выложил копченого ленка, поджаренную на масле лепёшку, поставил кружки под чай.

– Момент!.. Сготовим кипяточку, закусим и дальше пойдём.

С одной спички Виталий поджог сложенные мелкие сухие веточки хвои, добавил сушин. Костёр занялся языками пламени, стал лизать котелок с водой.

– Что мы имеем с тобой из продуктов? – поинтересовался Виталий, обеспокоенный отсутствием у лесника рюкзака с продуктами. – «Почему он не взял с собой даже булки хлеба?..»

Виктор сходил в землянку и вернулся с потолстевшим рюкзаком.

– У меня картошка, кедровые и маньчжурские орехи. Остальное в тайге. Ружьё и лайка при мне. Рыба в речке.

Виталий прикинул, что припасов, пожалуй, хватит готовить горячий ужин.

– Как ты тут живёшь?

– Погреб в землянке не промерзает. Выращиваю картофель, кукурузу, тыкву, капусту, морковь, свёклу, арбузы, – он показал рукой на огород с прошлогодней ботвой и высохшими и обглоданными стеблями кукурузы. – Всё растёт. С хлебом сложнее. Мешок муки привезу из села и пеку или жарю на сале лепёшки. Бывает, что и кабанчика на зиму подстрелю или изюбря.

Всего для жизни хватает. Кроме женщины. Привёл из деревни зазнобу, она неделю пожила в землянке и волком взвыла. Сбежала.

– Ты родом из Самарки? – спросил Виталий, наблюдая за ловкими действиями лесника.

– Да нет, я из питерских.

– Из самого Ленинграда?! И каким ветром тебя занесло в эти дебри?..

– Уже не дебри. Тайга вся исхожена вдоль и поперек, испоганена вырубками и пожарами. Видел усыхающие ельники.

– Это от смены климата усыхают ельники, а на Синей на моём обходе вот такая напасть, шелкопряд губит кедрачи… А ты как в Приморском крае оказался?

– А я в Алма-Ате родился. Восемь классов окончил, жил. Случайно попалась газета с рекламой. Лениногорский лесной техникум приглашал учиться на техника-лесовода. Спросил совета у своего любимого деда, что это за профессия? А я ведь хотел в техникум на пчеловода учиться. Такой техникум на весь Советский Союз, оказывается, один. В Ленинграде. Родители побоялись отпускать. Дед одобрил, сказал, что это по-старому – объездчик, начальник над лесниками. Объездчик в лесу – большой человек, он пчеловодам отводит места, где им с пасеками стоять, а уж ульев с пчёлами пасечники тебе надарят. Будет у тебя своя пасека с такой профессией. Хлебная профессия, не пропадёшь. А затем и судьба так сложилась, что родители жены задумали на Дальний Восток уехать. Вот так и попал в Уссурийскую тайгу. Провидение помогло, не иначе. Судьба такая.

– Ты веришь в мистику?

– Я верю в высший разум. А он где-то тут, рядом с нами живёт, и наблюдает за каждым из нас.

– Ага. Тени предков: прабабушки, прадедушки.

– А что?.. Вполне и так может быть. Как выглядит этот самый разум, кто он не знаю, но он есть.

– Так сразу после учёбы сюда и приехал по направлению?

– Окончив учебу, работал помощником лесничего в Нарынкольском лесхозе в Тянь-Шаньских горах. С директором ходил вблизи Хантенгри охотиться на маралов. Затем три года работал в пустыне Сары Ишикот Тау, в дельте реки Или, в девяноста километрах от озера Балхаш. Поступил в Алма-Ате в сельскохозяйственный институт на факультет инженеров лесного хозяйства, а окончил в этом году в Уссурийске заочно в марте, месяц назад. Есть семья, жена, сын, ему в мае четыре года будет.

– А мне мама помогла. С детства такой заботой окружала, что когда университет закончил, то невмоготу стало… Чуть кашлянешь – тебе гору таблеток. Простыл – в шарфы укутает, чай с малиной и под одеяло. Лечение до абсурда доходило. К докторам у меня ненависть. Мама не работала, мне жизнь посвятила. Папа полковник, с утра до ночи на службе. Частенько переезжали из гарнизона в гарнизон. Находил время и со мной заниматься. Затем армия, тоже серьезная школа. В общем, надоели мне мамины поучения по поводу ещё не прожитой жизни. Взял у отца ружье, патронташ, запас пороха, пуль, картечи, дроби, какие были рыбацкие снасти, и махнул на поезде в Хабаровск. Там доехал до ближайшей таёжной деревни, поднялся на хребет Сихотэ-Алиня и взял курс пешим ходом на Владивосток, но не дошёл. Остановился на этой реке Синей. Устроился на работу лесником. Построил блиндаж. Живу.

Виталий оторопело смотрел то на Виктора, то на костёр. Он потрескивал, пламя обволакивало котелок, дым ел глаза, вода кипела, а в ней бултыхались кусочки варёного мяса. Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял добрую жменю, бросил в котелок, помешал ложкой. «Как?! Пешим ходом по хребту Сихотэ-Алиня?! Не по дороге! От одной вершины горы к другой?! И так сотни километров! По водоразделу?! С одной сопки на другую?! По дебрям?! За этими горами на берегу Японского моря, в бухтах Светлая, Максимовка, Амту, заключенных прятали. Там лагеря ГУЛАГа до войны были. Оттуда убежать-то было немыслимо!.. Вот тебе и маменькин сынок!.. Наверное, в отца удался.

– Так всю дорогу и ночевал под открытым небом?

– Спускался к ручьям, к рекам. За водой и порыбачить. Набредал изредка на зимовьё. Понял, в каких местах охотники ставят избушки. Там и сухари оставляют, и муку, и крупы. Пользовался. Стрелял барсуков, коз, свиней. Коптил мясо и дальше шёл. Дошёл до этой реки. Таких кедрачей, как на этой реке, больше нигде не встречал. А главное, климат прекрасный. Лето как лето. Зима как зима. Не то, что балтийская погода. Подработать в лесхозе можно на кедровых орехах по осени.

– А тебе тут не одиноко?

– Бывает. Зимой скука. День короткий. Капканы проверишь, поохотишься. То со шкурами возишься, то с мясом, то орехи щёлкаешь, чаёвничаешь. Коплю деньги дом в Самарке построить. Не век же одному жить.

– Нашёл себе кого?

– Было дело. Привёл как-то в тайгу, в свой блиндаж, из посёлка одну молодую, она неделю пожила и взвыла. Сбежала от такой жизни.

– Деток от неё нет?

– Нет.

– Но тогда для кого?.. Для чего жить?..

– Да, ты прав. Семью пора заводить. Но возьму в жёны только таёжницу. Чтоб тайга была для неё родным домом. Не ныла по пустякам. От болезней травами лечила. Хочу жить на свежем воздухе, и трудиться на земле. Городская суета не для меня.

– А в Питере у тебя разве любимой девушки не было? В молодости все любят.

– Была. Но это отдельная история. Помню её. Поначалу, когда в лесхоз устроился, письма писал, что б приехала посмотреть тайгу. Но и тогда сомневался, что приедет и, тем более, что останется. А я в город не вернусь.

Позавтракав, лесники собрали в рюкзаки помытую посуду.

– Ну, что? Идём дальше? – улыбнулся Виктор. – Надо засветло до зимовья добраться.

Виталий достал из кармана кальку с копией карты, развернул на столике, посмотрел на компас, ремешком притянутый к запястью левой руки, и сделал геодезическую привязку от землянки до квартального столба. Предстояло подниматься три дня до водораздела, а затем за три дня вернуться обратно.

– Будем через каждый километр вести пересчёт экскрементов, а это час ожидания, пока они нападают. И, поспешай, отмеряй другой километр. График жёсткий.

– Пойдём вверх, здесь склон пологий.

Виктор надел рюкзак за спину, и, повесив на плечо ружье, пошёл первым между деревьев.

– Там есть старый визир, по нему легче идти. Лесоустроители вырубили чапыжник вдоль тропы на метр шириной. Сэкономим время.

Громады горного хребта в верховье реки Синей величаво смотрелись на фоне синего неба и зелени тайги. Сихотэ-Алинь и есть разлом тектонических плит. Восточная плита, более горячая, уходит в Тихий океан. Миллионы лет назад магма снизу выдавила вулканами цепь гор. Все вулканы богаты рудами, редкоземельными и цветными металлами.

Виталий это знал. Заброшенная в тайге деревушка Кавалерово из двадцати дворов превратилась в благоустроенный районный центр. В годы войны там стали добывать самое чистое олово. Из Якутии прислали триста старателей, и они вручную дробили богатые касситеритом жилы, обжигали на костре и отмывали в лотках как драгоценный металл.

Какие богатства скрыты в этих горах!.. И сколько их?!

– А тебе не встречались выходы кварца с прожилками золота? – интригующе спросил Виталий.

– Рудное золото – редкость. Не встречал. Интересные камни находил. Гранат. Вулканические бомбы. Камни с металлическим блеском. Геологи эти выходы жил описали, да видать, руки не доходят богатства осваивать.

– Плановая система. Всему своё время. Значит, пока нет такой необходимости. Хотя бы освоить то, что рядом с посёлками есть. Наверное, и здесь со временем построят рудники, фабрики, жилые микрорайоны. Не так всё просто, как кажется на первый взгляд.

Лесник шёл легко, рассказывая на ходу, показывал рукой на тайгу то в одном направлении, то в другом, где видел геологов, выход любопытных для него горных пород.

Останавливаясь, Виталий разглядывал горы. «Сколько загадок и тайн они хранят? Сколько малых ручьёв и больших речушек, скрытых деревьями, сбегают вниз по склонам в реку Синюю, а она впадает в Павловку, а та Уссури. А мы поднимаемся в верховье одного из притоков великого Амура-батюшки».

Передохнув, он догонял лесника, зарекаясь не отставать, но быстро уставал и вновь останавливался отдышаться.

Солнце поднималось всё выше, и воздух прогрелся. С каждой сотней метров чаще стали встречаться могучие кедры и ели. На этом склоне ещё никогда не вырубали лес. Виталий остановился и удивился липе, настолько огромной, что она поражала воображение. По обхвату ствола можно было бы дерево принять за тополь, если бы не кора: у липы она особенная, из неё плетут лапти. И веточки тонкие, и почки красновато-коричневые. Листва не распустилась.

Виталий услышал еле слышимый шорох, словно вдруг пошёл сухой дождь, насторожился и внимательно осмотрелся вокруг себя. На прошлогоднюю листву падали тёмные капли, кал гусениц. К липе примыкали кедры. Зелёную хвою окружающих его деревьев поедали тёмно-зелёные гусеницы величиной с мизинец и поменьше. Стало понятно, они с Виктором вышли на место плотного поселения непарного шелкопряда.

Прошлой осенью гусеницы спустились на почву, собрались в небольшие кучи, чтобы пережить зиму в лесной подстилке под слоем листвы. Ранней весной опять поднялись к сочной хвое на зловещее пиршество.

Кедры, ели, пихты способны повторно выбросить из спящих почек молодую хвою и выстоять в очаге, но если плотность этих маленьких чудовищ чрезвычайно высока, то к концу лета в тайге остаются голые деревья, и они усыхают. Лес умирает. Затем на голые деревья нападут жуки, вторичные вредители, они вгрызаются в древесину, оставляя бесчисленное множество ходов. И она после этого для строительства не годится. Природа сама борется с заболевшим лесом.

В ходы, оставленные жуками, попадают споры грибов. Древесина становится и вовсе рыхлой. Ураганы, тайфуны валят деревья на землю, а бактерии завершают пиршество, превращая древесину в труху. Ствол, лежащий на земле, покрытый грибами, мхами и лишайниками, через сотню лет опять становится землёй.

Виталий стоял среди больной тайги. Выстоит ли она перед натиском гусениц?

За кедром на огромной старой ёлке такая же картина. С веток, облепленных гусеницами, сыпется на землю серый дождь кала. Виталий обошёл ель и, поскользнувшись на скользком корневище, схватился за стволик аралии, «чёртова дерева», прозванного так за крупные острые шипы. Острая боль пронзила ладонь. Виталий чертыхнулся с досады, остановился, переводя дыхание, извлёк несколько заноз. Но на крутом склоне, карабкаясь, скользя по склону вниз, приходилось хвататься за любой куст или стволик, и заноз добавлялось. Спеша за лесником, он стал присматриваться к растениям и обходить заросли.

«Моя проблема в том, что в тайгу выезжаю редко. У меня, аналитика: сколько можно вырубить кубометров древесины, исходя из прироста за год по кедру, ели, лиственнице, дубу, березе; внести изменения в материалы лесоустройства, отметить на карте, где посажен молодой кедр и вырублен постаревший, проверить правильность расчетной лесосеки, допустимую плотность насаждения; оформить лесорубочные билеты под главную вырубку для леспромхоза и лесничествам на уход за молодняком, под осветление, прореживания, прочистки, на санитарные рубки. Но одно дело в кабинете и другое – оценивать всё, что происходит в природе. Документы. Документы. Документы. Тридцать папок по всем направлениям лесоводства».

Солнце поднялось к зениту, воздух прогрелся. Склон горы оказался затяжным и пологим, и постепенно к Виталию пришло второе дыхание, он почувствовал, что рюкзак заметно потяжелел, и на всём теле появилась лёгкая испарина.

Лесник шёл впереди, поспешая к водоразделу. Защитного цвета энцефалитный костюм мелькал за деревьями, сливаясь с сухой травой, ветками, корой стволов. Виталий не выпускал из виду Виктора, чтобы не остаться один на один с тайгой и думал: «Каким-то странным и необъяснимым образом у меня всё складывается всё в жизни. Мечта таинственным образом сбылась. Он идёт по Уссурийской тайге за проводником, как когда-то Арсеньев с отрядом шёл за Дерсу. В сотне километров от этих мест ниже по течению Синей они проходили, и при переправе через реку у них утонули оружие и припасы».

Вершины хребтов вырастали как из-под земли, становясь выпукло зримыми. Лесники поднялись на водораздел, довольно пологий, просторный. Открылась панорама диких гор. На переднем плане стволы гигантских размеров кедров и елей. Вот стволы липы растут из одного корня!.. Лианы винограда, обвивая ветви деревьев тянутся к вершинам. В зарослях лещины лианы лимонника!.. Первозданная красота!..

– Делаем привал! – крикнул Виталий, снял фуражку с гербом лесного ведомства, вытер платком пот на лице и шее. Его тело наполнила усталость. – Заложим пробную площадку, – он сбросил рюкзак и, развязав его, достал простынь, расстелил под ближайшим кедром, посмотрел на часы. – Ждем час, затем подсчитаем, сколько экскрементов оставили гусеницы, а пока перекусим, – он достал из рюкзака хлеб и банку тушёнки.

– Может, сварим супчик? – предложил Виктор.

– А почему бы и нет? Конечно, с супчиком веселее будет и собачке достанется.

Виктор отодрал с берёзы кусок бересты, сухих веток и с одной спички разжёг костёр.

Соорудив треногу, подвесил котелок, налил воды из фляжки, посолил, почистил и порезал картофель. Открыв тушенку, вывалил её в котелок и закрыл его крышкой. Пошёл за дровами к высокой ели.

Когда закипела вода, Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял добрую жменю, бросил в котелок, помешал ложкой.

– Вот, черти! – из леса послышался возмущённый возглас Виктора. – Иди сюда! Посмотри, что натворили! – возмущение его нарастало.

Виталий подошёл к толстенной ёлке.

Лиана винограда, толщиной с ладонь, сантиметров шестнадцати, тянулась вдоль ствола в верхние ветки и окутывала их.

– По всему видать, что этому содружеству сотни лет!.. – восхищённо воскликнул Виталий. Закинув голову, он пытался разглядеть стебли лианы на макушке ёлки. – У меня нет слов! Я такой мощный экземпляр ещё не видел!..

– А ты сюда посмотри! Метровый кусок вырубили.

И тут только Виталий заметил, что куска лианы у самой земли не хватает.

– Для чего?! Для личной коллекции?.. Похвастать?.. Друзьям показать?.. На поделки?.. Можно шкатулки сделать, трость. Древесина-то редчайшая. Шестнадцать сантиметров в диаметре – это как пихта молодая второго класса возраста, сорока лет.

– Что за негодяй тут зверствовал. Такая лиана погибла!.. Ягод винограда на ней, знаешь, сколько было?! Я тоже таких лиан не встречал! Кисти крупные, как на культурном винограде. А здесь тайга! Никто виноград не садил, не прививал, сам такой вырос!

– Кисти полные, говоришь? В прошлом году, в августе, во время сенокосной страды, на берегу реки Зеркальной, между сёлами Устиновка и Суворово, мне лесник показал молодую лиану винограда на ёлке высотой метров десяти, она обвивала все ветки так плотно, что смотрелась как специально украшенная кистями дикого винограда. А в сентябре в лесхоз приехал научный сотрудник из Ставропольского НИИ виноградарства Потапов.

– Ищу белый виноград, – объяснил он цель поездки в кабинете директора лесхоза на неплановом техническом совещании лесничих и инженеров.

– Нет белого винограда, – ответил за всех директор. Не слышали о таком. Растёт актинидия, с белыми ягодами, кыш-мышь.

– Про актинидию я курсе. Она для скрещивания с виноградом не годится. Нужен подвой белого винограда, чтобы получить новый сорт, пригодный для выращивания в средней полосе России и, возможно, на Дальнем Востоке. Он должен отличался высокой урожайностью. Очень высокой. У актинидии ягоды очень сладкие, вот таким должен быть и белый виноград в диком виде. Вот тогда я и заявил, что очень урожайную лозу винограда мне показал лесник Беляев. Она растёт на ёлке в Тадушинском лесничестве, перед Устиновкой, на нашем покосе.

– Покажи! – приказал Князев.

– Покажу.

– Автобус выдели нашему гостю, – кивнул механику Яковенко. Часа три вам хватит съездить посмотреть?

– Это пятнадцать километров от лесхоза. Час на дорогу в оба конца, и два на ваши исследования. Управитесь? Потом автобус за рабочими в лес поедет.

– Хватит. Управимся.

Автобус остановился на краю скошенного луга. На нём, как на картине живописца, красиво смотрелись три стога сена. Титов, водитель, пошёл собирать шиповник, а Кутелев повёл Потапова по таёжной тропинке к редколесью. Среди подрастающего леса хвойных деревьев выделялась ель метров десяти высотой, а с неё свисали крупные гроздья дикого винограда: сотни, они ещё не созрели, нежно-синеватая кожица говорила об этом.

– Ты понимаешь?! Это же уникальный случай?! Нет! Ты не понимаешь!.. Это редчайшее явление. – Потапов, сражённый впечатлением от увиденной картины, долго не мог успокоиться. Восхищение играло на его загорелом лице. – Науке известны единицы таких случаев. Такую лозу берегут, ей цены нет! Эта твоя лоза двудомная!..

– А я особого значения и не придал этой ёлке, увитой лозой. Лесник мне показал место, а я планировал осенью собрать с неё урожай и вино поставить.

– Уникальность в том, что эта лоза – двудомное растение, здесь женские и мужские цветы рядом, поэтому и происходит полное опыление, в итоге – гроздь полная. Обычно дикий виноград однодомен. Поэтому в тайге урожайность его почти никакая. На этой лозе виноград пока не дозрел, поспеет к заморозкам, но он пригоден для получения семян.

– Урожай невиданный!

– Для науки эта лоза находка. Редчайшая. Кисти полные, ягодка к ягодке. Именно с таких лиан берут семена для выведения нового сорта. А затем уже скрещивают с разными сортами между собой и добиваются сахаристости, размера кисти, устойчивости к болезням, грибковым заболеваниям, солнечным ожогам. Уссурийский виноград интересен тем, что переносит январские оттепели и не вымерзает. Для разведения в промышленных масштабах под Волгоградом этот признак имеет исключительное значение.

Ученый достал секатор.

– Будь так добр, нарежь молодых ветвей с кистями. Лозу порежу на черенки, а из кистей после дозревания ягод отмоем семена и посеем. Через два года каждое растение даст плоды. На них будем прививать другие сорта, будем скрещивать, пробовать разные варианты; посмотрим, что из этого получится.

Виталий залез на дерево и сбросил молодую лиану с кистями винограда.

Потапов подобрал её и тут же начал считать количество ягод в кисти, насчитал в ней более ста ягод.

– Невиданное дело!.. Для одной лианы урожай необыкновенный!

Виталий срезал далеко не все кисти, многие оставались висеть на ветвях ёлки, слез с дерева и помог собрать урожай.

– Давай-ка, я сфотографирую тебя.

Виталий взял в руку горсть лиан. Получилось эффектно. Наполнили мешок.

– Выведу новый сорт и назову твоим именем! – разгоряченно заверял ученый.

– Не скромно. Да и моей заслуги в этом нет, – отнекивался Виталий. – Лиану мне лесник показал.

– В природе есть место чудесам. Они местному населению известны, а первооткрыватель тот, кто описал новый вид, или разновидность. Эту лиану ты показал, и новый сорт винограда будет носить твоё имя. Последний раз такую лозу описали в 1936 году.

– Если так принято делать, то дайте новому сорту имя моего деда, казака и чекиста Шевченко. Его брата живьем басмачи в землю зарыли. И мне будет память о предках, и в честь кобзаря украинского. Прямых потомков у поэта не было, а фамилия распространенная. Всё равно, по дальнему родству из глубины веков все из одного рода племени. Пусть виноград радует людей урожаем, удивительным вкусом. В Приморье живёт много людей из Малороссии, Украины, Закарпатья. Все мы славяне, хотя и разных национальностей. В нашем понятии Русь, Россия, Советский Союз – единое пространство.

Осенью пришло письмо от Потапова, в нём он сообщал, что семена посеяли. А вот в ягоде оказалось очень мало сахара. Для виноделия надо, чтобы в них было не менее пяти процентов. Потапов попросил найти в тайге такую лозу, с которой бы птицы клевали ягоды. Это признак пригодности амурского винограда для промышленного выращивания. И если удастся найти хотя бы спичечный коробок семян сладких ягод, то он пригласит на работу к себе в институт, предоставит семье дом на территории опытного хозяйства, в шестидесяти километрах от Волгограда. По его сведениям, такую лозу можно отыскать в районе Лозовского заповедника, где наблюдали, как стая птиц слетала с дикого виноградника. Он рисовал и другую перспективу, создать предприятие, которое бы занималось выращиванием окультуренного винограда по Амуру и Уссури и, таким образом, заложить на Дальнем Востоке базу виноградарства и виноделия. Это могло стать перспективой авторства.

Потапову было за пятьдесят. С высоты своего положения и опыта жизни, через институт и плановую систему ему было бы возможно создать серьезное предприятие, и назначить его, Виталия Кутелева, директором. Виталий же на виноградарство и виноделие смотрел, как на алкогольную продукцию. В юности он насмотрелся на разлад в семье, по этой же причине и внутренне отвергал эту тему. Его интересовала тема создания высокопродуктивного кедрового насаждения, разнообразие ценных пород деревьев, выращивание женьшеня. А алкоголь?.. Нет.

Он съездил во Владивосток в ДВ РАН, встретился с ученым секретарём Высшей аттестационной комиссии. Предстояло выбрать тему, руководителя. Виталия увлекла проблема смены насаждений на отрезке времени в сто лет. В архивах лесхоза он увидел первые карты лесоустройства 1910 года, на них пронумерованные и помеченные чёрной тушью пробные площади, но самих описаний, какая была там растительность, не нашёл. А без них не с чем сравнивать, какие деревья росли тогда – и что осталось сейчас. Удобным было то, что пересчет деревьев по их названиям вели на склонах горы рядом с поселением Кавалерово. Виталий задумал провести археологические раскопки и искать в каждом слое почвы пыльцу растений и по ней определить видовой состав тайги прошлых столетий. Учёного секретаря заинтересовала предложенная Виталием тема, но он не смог предложить руководителя, так как таких исследований ещё не проводилось. Не имея представления о мире учёных и о том, как делают карьеру, он поехал в Уссурийский сельхозинститут к своему руководителю дипломной работы Фролову Виктору Петровичу посоветоваться, и тот ему предложил работу ассистента преподавателя и квартиру в малосемейном общежитии. Виталий после командировки на Синюю собирался с женой обсудить перспективу переезда в Уссурийск и решить дальнейшую судьбу семьи. Оставаться работать в лесхозе, служить тайге, охранять её от пожаров, растить кедровые рощи, или променять тайгу на город, на его дым котельных, на пыль, на шум и прочие человеческие блага и делать карьеру учёного…

– Не возьму в толк. Ради чего нужно было рубить эту лиану? – возмутился Виктор. – Или хотел у себя на огороде в землю закопать? Чтобы поросль дала?

Виталий подошёл к ёлке, потрогал срез на лиане. Пальцы ощутили влажный сок.

– Ты смотри! Сегодня отрубили или вчера. Плачет лиана.

– Да, жаль лозу. Обокрали тайгу двуногие.

– Где-то они тут. Браконьерят.

– Как думаешь? Даст побеги?

– Виноград размножается вегетативно, черенками, это факт. Осенью побеги прикапывают в землю, а весной рассаживают. А вот чтобы зарыть в землю ствол толщиной с руку и ждать поросль, такое только в страшном сне привидится. Шанс есть, что спящая почка на шейке корня проснётся. И если гусеницы не съедят, то виноград, может быть, возобновится.

Из-за деревьев послышался лай собаки. Виктор снял с плеча ружьё, насторожился и пошёл посмотреть. Метрах в двадцати от костра на выступе скалы, Виктор увидел крупного полоза. Змея, свернувшись калачиком в несколько рядов, подняв голову, шипела, отпугивая собаку.

Виталий встал и пошёл от костра к Виктору.

– Что там?

– Полоз. На камни приполз погреться на солнце.

Среди лишайника на выступе скалы он увидел свернувшуюся змею с тёмным окрасом в шашечку, желтоватым и коричневым.

– На камнях змеюку эту и не заметишь. Красивая!..

– Если цапанёт, будет вава.

– Ещё в детстве, когда жил в Алма-Ате, частенько ходили в зоопарк, видел её там. И в Кавалерово, в пойме реки Кенцухе, встречался с такой же гадиной на сенокосе. Пчелосовхозу готовил документы на отвод земли и замерял площадь. Вдруг слышу шипение! А она – вот!.. Рядом со мной!.. Свилась в клубок на высокой болотной кочке, голову подняла и качает ею. Вот-вот укусит за руку!.. Я – как ужаленный – прыг в сторону! Отскочил. Смотрю – погонится за мной?! Скажу честно, испугался нешуточно. Успокоился. Удивился встрече. Полюбовался: редчайший экземпляр, потолще этой будет. И обошёл стороной.

– Весной она опасна. Яда накопила за зиму. Но первой не нападает. Поболел бы. От её укуса не умирают.

Виктор прикрикнул на собаку, она отошла в сторону, успокоилась.

– Хочешь подержать змею?

Не дожидаясь ответа, Виктор подошёл к змее, прижал голову рогатулькой, взял пальцами, сжав у головы. Змея вытянулась в струну, и оказалось, что она выше роста Виктора.

– Ничего себе!..

– На! Подержи! Интересно вес почувствовать. И силу.

– Что-то нет особого желания.

– На!.. Будет тебе закалка. Ты в тайге никогда и никого не бойся!.. Главное – не испытывать страха!.. Каждый зверь чувствует страх другого зверя. Ты тоже для него зверь, которого надо сожрать!.. Ну, держи змеюку. Я её на камень положу, а ты хватай покрепче у самой головы, чтоб не увернулась и не укусила.

– Да ну её к черту!.. Змеюку эту!.. Мерзкая она и скользкая!..

– Не скользкая. У неё на шкуре мелкие шипы, миллионы, наверное, они впиваются в ладони как занозы. Она ими цепляется к коре дерева и так добирается до вершины, а там из гнёзд яйца достаёт или птенцов.

Виктор опустил змею на землю и прижал её голову рогатулькой. Змея заизвивалась, почувствовав опору земли.

– Пробуй! Держи!..

Виталий отвернулся и направился к костру. Лесник отошёл на расстояние вытянутой палки и руки, отпустил змею, она, извиваясь, торопливо поползла в сторону скалы.

– Крафтик! Ко мне! – Виктор позвал собаку и пошёл к костру.

Виталий достал из рюкзака дневник учёта пробной площади, карандаш, засунул в карман энцефалитки.

– Умная у тебя собачка.

– Купил у охотника щенком. Для охоты вырастил. Лишний раз не залает.

Пообедав, лесники вернулись к расстеленной простыне под кедром. В лесу слышался шелест. Сыпался дождь из тёмно-зеленоватых экскрементов.

– Ну, что? Приступим? Надо торопиться. Нам ещё пять площадок заложить, и засветло дойти до зимовья. Берём палочки и сортируем гуськино говно по величине и количеству перетяжек. Затем в каждой кучке считаем, сколько штук. Самый мелкий – от гуськи этого года. Из двух половинок с одной перетяжкой – второй фазы развития. И так далее до восьми перетяжек.

– Это будут экскременты шестилетних гусениц.

– Можно представить, сколько они хвои съели.

– И зачем нашим учёным понадобятся пересчёты?

– Кто-нибудь кандидатскую диссертацию защитит. Нарисуют графики затухания очага в зависимости от опыления ядом и от капризов погоды. Наработают статистику. В общем-то, дело полезное для науки. Никто и никогда этих гусениц не уничтожит, и очаги будут возникать всё равно.

– Если только биологические приёмы борьбы применят. Разведут каких-нибудь насекомых, которые поедают гусениц.

– А пока мы узнаем, какого возраста гусеницы живут на этом кедре.

– В конце августа гусеницы последней стадии развития окуклятся и превратятся в бабочек, и полетят они на спаривание.

– Шесть лет есть хвою, чтобы бабочкой пожить неделю?!

– Приедут ученые из лесной опытной станции, посчитают, каких особей больше, мужских или женских. Если самцов, то очаг пойдет на убыль. Если женских, то очаг разрастётся. Выжить кедру поможет только погода. Если лето окажется засушливым, то опасность возрастёт. Если холодное и влажное – численность гусениц уменьшится.

Виталий занёс в журнал учёта первую запись, номер учётного дерева, дату, час. Осмотрел подстилку, объедание, стоящие рядом деревья. Экскременты, завернув в бумажный пакет и поставив на нём № 1, спрятал в кармане рюкзака. Закинув его за плечи, поправил лямки.

– Вперед, Сусанин!

Обходя по водоразделу скалистый выступ, лесники вновь увидели полоза, он грелся на камнях. Обойдя его стороной, оглянулись. Змея ползла за ними. Лесники остановились и змея остановилась. Лесники пошли и змея поползла. Так она ползла метров триста, затем исчезла из вида.

– Ну и любопытная же тварь! Не боится нас.

– А говорят, у зверей инстинкты, рефлексы и никакого разума. Как бы не так!

Лесники за час хода поднялись к водоразделу, расположились под могучей елью, впившейся в землю мощными разлапистыми корнями.

– Ну что, заложим тут пробу? Места нетронутые.

– Берегут для лесхоза.

– Скоро здесь лес усохнет от старости, а не только от гусениц.

– И сколько им, по-твоему, лет? – задумчиво произнёс Виктор.

– Триста пятьдесят. Сердцевина в нижней части ствола у деревьев может быть уже гнилой. Другая проблема в том, что у нас пилорамы пропускают брёвна тоньше шестидесяти пяти сантиметров, под сосну, ёлку, пихту, лиственницу. Под кругляк северных районов европейской части и Сибири. А здесь широта Крыма, северный ареал субтропиков, потому у этих кедров комель в диаметре больше метра – вот и придётся у каждого бревна отпиливать самый ценный кусок древесины на дрова. Древесина в нижней части ствола смолянистая, вечно служить будет, не сгниёт в постройках или в мебельном производстве. Если стены в квартире многоэтажного дома из бетона изнутри обшить вагонкой из кедра, то и воздух будет целебным, и энергетика будет иной. В домах из дерева люди живут на пятнадцать лет дольше, чем те, что перебрались в бетонные небоскрёбы и многоэтажки.