Текст книги "Обратно в СССР"

Может, сразу взяться за «Крейсера»? Год издания 1985-й, да ещё и премию получил. Хочется верить, что Пикуль пока не задумался о написании книги, посвящённой Русско-японской войне.

А что там у Семёнова? Та-а-ак, листаем… Цикл о Штирлице-Исаеве пропускаем сразу, нужно смотреть что-то, выходившее вне серий. Ну, например, «ТАСС уполномочен заявить». Выйдет из печати в 1979-м, затем экранизируется. Судя по фильму, вполне увлекательная история о похождениях полковника госбезопасности Славина и деятельности советской контрразведки по поимке агента ЦРУ. Правда, прочитать сей шедевр у меня как-то не было ещё возможности, хотя и закачал уже как полгода. Ну, пока буду печатать, как раз и прочитаю.

Хотя это тоже своего рода серия, я точно помнил, что мне попадалась на глаза ещё одна книга о Славине. Ну да, вот она, закачивал же вместе, одним архивом, называется «Межконтинентальный узел», издана в 1986-м. Надеюсь, Семёнов ещё не приступил к сбору информации для своего произведения, а то ведь в противном случае, если я издамся, и книга попадёт писателю в руки, может случиться скандал. Так что на всякий случай нужно будет в рукописи кое-что изменить. Хотя бы имена.

Итак, пора уже решаться, с чего начинать. Не положиться ли на волю случая? Была не была! Достал из кармана 20-копеечную монету и загадал: если орел – то Семёнов, если решка – Пикуль. Подбросил, поймал – решка. Ну, значит, такова моя планида – писать о судьбах русских офицеров в годы горчайших поражений Флота Российского от сынов Ямато. «Крейсера» вы мои, «Крейсера»… Честно говоря, конечно, не мои, а Валентина Саввича, но я был уверен, что вместо «Крейсеров» Пикуль родит нечто не менее эпохальное.

Мысленно помолившись, открыл произведение, положил «ридер» на стол справа от пишущей машинки и принялся долбить по клавишам.

Глава 8

Печатать получалось не так шустро, как на компьютерной клавиатуре, да к тому же первое время я невольно подпрыгивал на месте, когда каретка, звякнув, доезжала до крайней правой отметки и с пугающим грохотом возвращалась в исходное положение. Но где-то минут через тридцать вроде привык к шумовым спецэффектам, от которых всё равно никуда не деться. Так втянулся в процесс, что едва не прозевал момент, когда Зинаида появилась в поле моего зрения. Едва успел накрыть электронную книгу лежавшей рядом папкой для бумаг.

– Ну, как успехи?

– Вроде приноровился, благодаря вашей науке сладил с этим монстром, – выдал я женщине дешёвый комплимент.

– Ну спасибо, – улыбнулась она краешком губ. – Значит, вы просто хороший ученик. А я уже домой собираюсь.

– Понял! Буквально минуту. Главку закончу как раз и выключаю агрегат.

Зинаида не стала стоять над душой, и правильно, а то я просто не знал бы, как незаметно убрать «ридер» в сумку. А так спокойно дописал главу, заканчивающуюся словами «Стемман ожидал войны с Японией, он даже хотел её, чтобы оснастить свои плечи эполетами контр-адмирала», после чего упаковался, аккуратно убрав отпечатанные листы в стол. Зина заверила, что рукопись не обязательно каждый раз забирать домой, здесь с ней ничего не случится.

Первый свой день за машинкой я закончил с, пожалуй, приемлемым результатом. Прикинул, что такими темпами, может, уже к субботе – за оставшиеся два дня – успею перепечатать весь роман. Я ведь мог бы приходить сюда и пораньше, после дневной разгрузки, но приходилось выжидать, когда контору покинет большинство сотрудников, чтобы лишний раз не отсвечивать своими визитами к одинокому делопроизводителю.

На пороге коммуналки меня встретила Валентина. В руках она держала полиэтиленовый пакет с сине-красным принтом «ABBA», похоже, только что постиранный, что вызвало у меня непроизвольное удивление.

– Зачем ты его стираешь? Проще новый купить!

– Ну, у тебя точно что-то в голове отшибло, – хмыкнула Валя. – Только дураки такими пакетами разбрасываются. Да ты знаешь, сколько они стоят?!

– Ну, в пределах рубля? – рискнул предположить я, уверенный, что даже с рублём я перегнул.

Но услышанный ответ меня реально огорошил.

– Ага, щас! Пять рублей, не хочешь?! Когда с Ленкой прошлым летом в Москву ездили поступать в вуз, я и купила у цыган в переходе. Вроде турецкий. – И она так любовно посмотрела на пакет, словно держала в руках новорождённого младенца.

Обалдеть! И вот эта хрень стоит ПЯТЬ рублей?! Да ещё и с ошибкой в слове «ABBA»: в оригинале первая В пишется задом наперед. Блин, если бы я заранее знал, что провалюсь в прошлое, то захватил бы с собой упаковку нарядных пакетов… Да тут и простые майки шли бы на ура! Так, так, так… нужно как следует обмозговать идею с производством пакетов. Таким макаром в итоге придётся всё же становиться цеховиком, слишком уж заманчивая идея. Хотя, помнится, мы с Валей обдумывали идею поставки фруктов с южных плантаций нашей необъятной родины. Но это пока далёкая и мутная перспектива. Вот только знаний о том, как делают пакеты, у меня ноль. А там ведь и оборудование нужно соответствующее, рабочие площади… Интересно, во сколько влетит по финансам небольшая линия по производству пластиковых пакетов?..

Роман к субботе я действительно перепечатал. Причём по ходу дела в текст добавлял кое-что от себя, чтобы суховатое повествование Пикуля сделать чуть более ярким в литературном плане. Все три экземпляра я забрал домой, предварительно договорившись с Зинаидой, что на следующей неделе начну печатать в её кабинете новое произведение. Даже настоял на том, что бумагу и ленту для машинки принесу свои, а то как бы начальство делопроизводителя не заинтересовалось, куда в таких количествах уходят расходные материалы. Зина упорствовала, но в итоге сдалась, подсказав, где можно приобрести всю эту канцелярщину.

Первым моим читателем стала Валентина. Начала в субботу вечером, а к вечеру воскресенья, потерев уставшие от чтения глаза, положила рукопись на стол. За сутки она отрывалась от чтения только дважды – чтобы приготовить поесть и устроить постирушку в той самой «Малютке» без двух букв.

– Даже не ожидала, что у тебя так здорово получится. Такая драматичная история, аж до слёз… А когда книгу будешь издавать?

– Ну, это ведь надо в Москву ехать, нести в издательство. А лучше в два. Третий экземпляр на всякий случай нужно оставить себе, вдруг потеряют. – Жаль, что нет флешки и компьютера, до них еще лет пятнадцать минимум. – И не с одним романом ехать, а хотя бы с двумя. Мы с Зиной договорились, что с понедельника я к ней продолжу ходить, у меня созрел замысел ещё одной книги.

Я имел в виду «ТАСС уполномочен заявить» Семёнова. Причём, как и в первом случае, планировал оставить авторский заголовок. Если «Крейсера» должны понравиться морскому ведомству, то следующая книга – жест доброй воли в адрес КГБ и его руководства. Неплохо было бы заиметь связи в этих организациях, стать вхожим в высокие кабинеты. В будущем это в любом случае пригодится.

Может, книгу Семёнова вообще отдать в какой-нибудь журнал типа «Советская милиция»? Хм, ну, это, почитай, многотиражка. Не стоит так низко падать.

Я, кстати, не так чтобы горел желанием перевернуть ход истории, сохранив СССР, как некоторые книжные попаданцы, но то, что творилось при Горбачёве, а особенно при Ельцине, внушало отвращение. Воровство и коррупция на всех уровнях, бандитизм, вымогательства, расслоение на олигархов и нищих… Да и печальный пример моего отца стоял перед глазами.

Может, мне и удастся что-то изменить в истории своей страны. Ведь не может так быть, что, зная наперёд, в какую трясину угодит моя родина, я ничего не смогу этому противопоставить.

«Серёжа, а оно тебе надо? – прорезался в глубине сознания гаденький голосок. – Воруй потихоньку чужие книги, делай имя в эту эпоху, а после развала страны начнёшь штамповать акунинские произведения. По твоим книжкам о Фандорине так же начнут снимать фильмы. Вот тебе и слава, и деньги».

Заглушить этот голос стоило немалых усилий. К счастью, я нашёл, на что отвлечься в этот хмурый вечер 27 апреля 1975 года. Не знаю, как так получилось, но ту ночь мы провели с Валентиной в одной постели. Похоже, не только я здорово истосковался по любовным ласкам…

На следующее утро с лица моей спасительницы не сходила лёгкая улыбка. Да и я тоже, как дурак, щерился во все тридцать два… Так, счастливые, и припёрлись на работу. Татьяна сразу сообразила, отчего её начальница и подруга словно крылья за спиной отрастила, и я не раз ловил на себе её хитрые взгляды.

А вечером я отправился к Зинаиде, не забыв предварительно прикупить бумагу и красящую ленту. Гулять так гулять, подумал я, и взял заодно упаковку копировальной бумаги.

Но перепечатывал я не «ТАСС уполномочен заявить», а «Печальный детектив» Астафьева. Да-да, осилив за один день творение Семёнова и ещё раз заглянув в обстоятельно составленную аннотацию, я понял, что уже на стадии публикации у соответствующих органов ко мне могут появиться вопросы. А откуда у вас, товарищ, такие сведения? Да, имена и фамилии другие, названия некоторых стран изменены, но тут прямо вылезают факты одного дела, которое мы ведём. Вот под Трианоном явно подразумевается Огородник, который после возвращения из Боготы, есть мнение, был завербован ЦРУ. А давайте-ка проедем в одно место, мы там с вами более конкретно поговорим…

Оно мне надо? Нет. Потому и решил я поискать в своём «ридере» другое произведение. В итоге дошёл до книг, закачанных ещё продавцом. Среди классиков обнаружился и Виктор Астафьев со своим «Печальным детективом». В небольшом анонсе было указано, что книга вышла в свет в 1987 году. Полистал и понял, что история отставного милиционера, ищущего смысл жизни, написана довольно откровенно, и вполне можно попытаться пристроить повесть в столичное издательство. Согласен, стиль изложения прилично отличается от манеры письма Пикуля, но может же писатель оказаться таким разносторонним?

«Печальный детектив», который я «писал» всё-таки с поправками на минус 10 лет, удалось закончить за три дня, как раз к четвергу, к 1 мая. Вплоть до воскресенья госучреждения не работали по причине первомайских праздников. А вот продуктовые магазины трудились в обычном режиме. Я от нечего делать сходил поглядеть на праздничную демонстрацию, как трудящиеся идут колоннами с шариками и транспарантами, послушал, что говорят с трибуны первый секретарь обкома партии Лев Ермин, второй секретарь Георг Мясников, председатель горисполкома Александр Щербаков… Георга Васильевича при его жизни мне лицезреть не посчастливилось, а ведь это уже сейчас живая легенда! Вот бы как-нибудь поближе с ним познакомиться, может оказаться вполне полезным. Мясников ещё относительно молод, ему 49 лет, как главный идеолог области он курирует партийно-воспитательную работу. Именно второй секретарь обкома стал инициатором проведения в «Тарханах» литературного Лермонтовского праздника, впоследствии ежегодно собиравшего тысячи гостей, известных артистов и деятелей культуры. Под его же непосредственным руководством в 1980 году появится памятник Первопоселенцу, а в 1983-м – знаменитый на всю страну «Музей одной картины», а также ещё добрый десяток музеев всесоюзного значения. При поддержке Мясникова картинная галерея переедет из художественного училища в бывшее здание Поземельного банка. Уже возведены под патронажем второго секретаря Дворец водного спорта и конечно же ледовый стадион «Темп».

Помню, меня ещё маленького отец водил на хоккей, правда, тогда стадион был уже перекрыт железной аркообразной крышей и больше напоминал ледяной ангар. Да и вмещать после реконструкции стал раза в два меньше, а раньше, когда шайбу гоняли под открытым небом, на стоячих местах собиралось по 10, а то и по 15 тысяч болельщиков. Играли и в дождь, и в снег, а болельщики по холодку согревались кто продававшимися тут же в ларьках горячими чаем с пирожками, а кто и принесёнными с собой спиртными напитками. В толпе, где все стояли впритык друг к другу, распивать 40-градусную считалось безопасным и привычным делом.

По словам отца, «Дизелист» тогда играл не в пример лучше, в команде блистали настоящие звёзды. Фамилии Князнева, Серняева, Красненькова не сходили с уст пензенских поклонников хоккея.

А ведь получается, и я могу сходить, к примеру, на матчи первой лиги, в которой сейчас играет «Дизелист». Другое дело, что сезон уже закончился, о чём я узнал из местной газеты, опубликовавшей результаты матчей последнего тура и итоговую таблицу. Оказалось, что «Дизелист» в этом сезоне финишировал на 7-м месте, следом за свердловским СКА, а путёвку в высший дивизион оформила новосибирская «Сибирь». Но кто мне мешает осенью попасть на открытие нового сезона? Что-то мне подсказывало, что к тому времени я вряд ли вернусь домой.

С другой стороны, Мясников также отвечал за идеологическую работу. Хреново, получается, отвечал, коль молодое поколение так легко предало идеалы коммунизма, резво попрятав партийные и комсомольские билеты или вообще устраивая им публичные аутодафе. А затем вчерашние коммунисты и комсомольцы переквалифицировались в бизнесменов или вовсе в бандитов, причём получилось это столь органично, будто они всю жизнь ждали этого момента, до того тщательно маскируя свою истинную сущность…

– Ур-ра-а-а!!!

Я непроизвольно вздрогнул, возвращаясь в реальность. Колонны трудящихся бурно приветствовали собравшихся на трибуне. В принципе, то же самое, что и в моё время, только лозунги другие. Улыбнулся тому, что, покинув площадь Ленина и забросив в грузовики транспаранты, трудящиеся разбредались группками, утекали во дворы и там соображали «на троих». Причём в компании употребляющих мной были замечены и представительницы прекрасного пола. Но до скотского состояния никто не напивался, взбодрившись, люди шли гулять дальше.

Рядом с площадью во дворе дома, на первом этаже которого находился магазин «Жемчуг», мне попалась одна из таких компаний работяг. Один из этой группы, завидев меня, махнул рукой, мол, присоединяйся. Я не стал отказываться, чай, в те годы палёную водку не продавали, не отравлюсь, а соточку можно и тяпнуть. Закусывали, отщипывая по кусочку от буханки чёрного хлеба, разнообразив нехитрый рацион парой брикетиков плавленого сыра. По ходу дела разговорились.

Троица, принявшая меня в свои ряды, трудилась на заводе «Эра», собирая авиатренажёры. Я представился писателем, чем сразу вызвал уважение в глазах мужиков.

– А чего пишешь? – поинтересовался один из них, немолодой уже пензяк с проседью в волосах и выглядывающей из-под лёгкого пальто орденской планкой. – Не про войну, случайно?

– Один роман как раз про войну, только не Великую Отечественную, а Русско-японскую. А вторая книга… Про офицера милиции на пенсии. Там больше о моральных терзаниях, поисках самого себя и ответов на извечные вопросы.

– Гляди-ка, прям как наш Михалыч, – хихикнул заводчанин помоложе. – Это главный инженер, он у нас тоже на собраниях всё про трудовую совесть, честь коллектива рассказывает…

– Ну, это не совсем то, Лёха, – охладил его орденоносец. – Тут… понимаешь, тут другое, как бы тебе объяснить? Вот, по-твоему, в чём смысл жизни?

– Ха, ну эт понятно, работать и детей рожать.

– А ты как думаешь? – обратился старший к третьему, всё больше молчавшему собутыльнику.

– А чё я думаю, Ляксеич… По мне, так человек живёт один раз, и не нужно себе ни в чём отказывать. Хрен его знает, есть тот свет или нет, поэтому живи на полную: ешь, пей, имей женщин.

– Дурак ты, Семён, – махнул рукой Лексеич. – Кому как, а по мне нужно жить так, чтобы свой последний вздох встретить с лёгким сердцем. Был у нас на фронте в полку Петька Клюев, балагур знатный, на каждом привале на гармошке наяривал. В деревне под Саратовом семья у него осталась. Ему и было-то лет тридцать, а троих детей успел нарожать. Так вот как-то прислали нам в пополнение новобранцев, только-только от мамкиной сиськи, считай, оторвали. А на следующий день приказ штурмовать высотку, которую гитлеровцы удерживали. Капитан Нефёдов поднимает нашу роту в атаку, мы рты раззявили, орём «Ура!» со страху и бежим вперёд. По нам гансы лупят из пулемётов, краем глаза замечаю – то слева один упадёт, то справа… И тут вижу, что из немецкого окопа ручная граната летит, на длинной рукоятке, где запал по восемь секунд горит. Граната шлёпается аккурат под ноги новобранцу. Тот, понятное дело, растерялся, а если бы был поопытнее, успел бы схватить её и кинуть обратно. Я тоже не успевал метнуться, и вдруг откуда ни возьмись – Петька. Падает на гранату, закрывая её собой, тут она и бабахает. Тело гармониста нашего подскочило, снизу дым повалил. Я на карачках к нему, переворачиваю, а там вместо живота – мешанина из кишков. Петька ещё дышит, но видно, что отходит, недолго ему осталось. И перевязывать смысла нет. Глядит на меня, а сам улыбается, шепчет: «Ваня, помираю я, а радуюсь, что жизнь пацану спас. У него всё впереди, а я что… Я пожил, дай теперь и другим жизнью насладиться». Сказал – и отошёл. А меня такая злость взяла на немцев. Я ору новобранцу, мол, держись за мной, и в окоп прыгаю, там уже врукопашную схватились. Ну, я сапёрной лопаткой давай махать… Высотку, короче, мы взяли. А те слова Петькины я запомнил на всю жизнь. Просто сказал, без витиеватостей, а проняло до самого сердца… Ладно, Лёха, давай по последней – и расходимся.

Глава 9

«Печальный детектив» Валентине тоже понравился, хотя и показался несколько тяжеловатым, даже, как она выразилась, депрессия взошла из глубины души. Но людям должно понравиться, потому как необычно написано.

После этих слов я не смог скрыть невольной улыбки, которую Валя растолковала по-своему:

– Что, небось уже гонорар прикидываешь?

– Гонорар? Да ладно, не думаю, что это такие уж большие деньги. Хотя, конечно, в хозяйстве было бы подспорье.

– Так что, в Москву повезёшь?

– Первый раз нужно бы самому съездить. Связи наладить, выпить за знакомство, то, сё… Да шучу, шучу, в первый раз пить со мной никто не будет. И вообще, как ты успела заметить, я к этому делу равнодушен. В общем, нужно ехать. Планирую обернуться за один день. Утром я в Москве, вечером сажусь в обратный поезд.

Валентина пообещала, что выдаст мне необходимую сумму денег, чтобы и на билеты хватило, и на питание, и на проезд по Москве. Естественно, я кутить не собирался. Пообещал тратить спонсорские по минимуму.

Единственное: я же всё-таки, так сказать, прикомандирован к овощному магазину. На выходные ехать смысла нет, издательства не работают. А в будние дни я, получается, тружусь грузчиком. Это ж один день девчонкам самим придётся корячиться!

Но на следующий день произошло событие, которое сняло с меня груз этой ответственности. Руководство Валентины наконец расщедрилось и приписало к магазину официального грузчика. Сухой, невзрачный с виду 53-летний Петрович оказался довольно жилистым работягой и ловко таскал в одиночку весящие по полцентнера мешки с картошкой. Так что Валентина меня отпустила в Москву с чистым сердцем.

Правда, из-за Дня Победы поездку пришлось отложить. 30-летие разгрома фашистской Германии праздновалось в пятницу, 10-е и 11-е – соответственно суббота и воскресенье – тоже были выходные.

Страна с размахом отметила славную дату, а в Пензе в этот день открылся Монумент воинской и трудовой славы на площади Победы, куда пришли и мы с Валентиной. Я-то помнил монумент всю жизнь, поскольку родился через пять лет после его открытия, а это поколение стало свидетелями столь грандиозного события. Там, считай, весь город собрался. Большинство, само собой, ветераны войны, вполне ещё моложавые, на вид даже и не пенсионеры. Хотя и стариков тоже хватало.

Я смотрел на лица ветеранов, большинство из которых не доживут до 2015-го, и думал, что с распадом СССР в бывших союзных республиках отношение к ним резко изменится. В той же Прибалтике ветеранов вообще будут считать за оккупантов. Да и на Украине тоже, особенно после февральского переворота, когда к власти пришёл «шоколадный заяц» и националисты вконец распоясались. Хотя за свои заслуги в России почти все они получат и машины, и квартиры…

Вспомнилось, как в канун празднования очередного Дня Победы выступать перед нами, школьниками, пришёл ветеран, вся грудь которого была увешана юбилейными наградами. Потом мне уже сообщили, что этот якобы ветеран всю войну просидел в тылу, но свою биографию всегда преподносит так, будто не вылезал с передовой. И даже был там ранен, хотя, как мне опять же сказали по секрету, «ранение» он получил на продуктовом складе, когда ему ногу придавило стеллажом с тушёнкой.

Да, были и такие, в семье, как говорится, не без урода. Но большинство всё же честно проливали кровь на полях сражений. И сейчас эти ветераны, украсив грудь медалями и орденами, огромной толпой собрались здесь, у Монумента воинской и трудовой славы.

Как мне услужливо напомнила моя профессиональная память, идея монумента возникла после того, как в 1968 году ветераны и участники войны начали собирать в один список имена всех погибших в Великой Отечественной войне пензяков. Уже была собрана информация о 114 тысячах павших, когда возник вопрос, что делать дальше с этим списком. В царские времена в память о жертвах войны строили часовню или церковь. Но сейчас, в эпоху развитого социализма и всеобщего атеизма, такая затея не прокатит.

Второй секретарь обкома КПСС Георг Мясников, получив информацию о сборе имён скорбного списка, заявил: «Надо памятник ставить! И не только тем, кто погиб, но и тем, кто ковал Победу в тылу. Памятник для всех…» Вот с его подачи работа по возведению памятника Победы и закипела.

Конкурс на проект памятника выиграли скульпторы из Ленинграда. Как-то мне попали в руки характеристики монумента: «Солдат и мать с ребёнком на плече, в руке ребёнок держит позолоченную ветвь, олицетворяющую торжество жизни. Выполнен в бронзе. Высота – 5,6 м, установлен на постаменте высотой 1,75 м. Пандусы, окружающие памятник, в общем ансамбле имеют форму 5-конечной звезды. В одной из стен пандуса – ниша. В ней – книга с именами воинов-пензяков, погибших в ВОВ».

Строительство памятника, начавшееся в 1973 году, стало поистине народной стройкой. Ведь монумент возводили не только за счёт государства, но и на добровольные пожертвования многих пензяков. Оказалось, что и Валентина, как и практически все ее коллеги, скидывалась на монумент. Так что она имела полное право с гордостью находиться в рядах пришедших сюда отпраздновать юбилей Победы.

На открытии был устроен митинг с участием первых лиц города и области. Из динамиков неслись поздравления, пожелания мирного неба надо головой и заверения, что советские люди не хотят войны, но если будет нужно, то все как один…

С торжеств пришли уставшими и уселись за праздничный обед, приготовленный Валентиной по такому случаю. Уже тогда салат оливье являлся неотъемлемой частью праздничного застолья. Подняли по бокалу вина. А ещё мне понравилась сладкая газировка в бутылках, не сравнить с тем, что стали продавать в будущем в пластиковых полторашках.

А вечером понедельника я сел в купейный вагон фирменного поезда «Сура». Если в моё время сесть на поезд без паспорта нереально, то в эпоху застоя проводницы документы и не думали проверять. Понятно, ни о каких чеченских террористах тогда и речи не шло. Другое дело, если вдруг в Москве попаду под проверку документов… Но я надеялся, что такого не случится.

Место в купе я занял первым, вскоре ко мне присоединилась семейная пара. Мелковатый муженёк рядом со своей дородной супругой смотрелся довольно забавно. Вера Николаевна, как представилась женщина, сразу заняла собой всё пространство. И не столько физически. Она тут же развила бурную деятельность, заставив стол традиционным пищевым набором советского пассажира: хлебом, жареной курицей, варёными яйцами, зелёным луком со своего подоконника и картошкой в мундире. Разве что помидоров с огурцами не хватало – не сезон. До кучи украсила натюрморт настойкой из чёрной смородины, которую в своей деревне якобы делает её папаня.

– И рюмки захватила, – по-хозяйски сообщила Вера Николаевна, вынимая из необъятной торбы аккуратно завёрнутые стопочки. – Не стаканами же настойку-то хлестать.

Пришлось и мне выложить свои припасы, заботливо упакованные в целлофан Валентиной.

Муженька соседки по купе звали Иван Алексеевич, тот, кажется, так ни разу и не открыл рот, зато то и дело подливал себе в рюмку из бутылки, пока его не одернула супруга. Рассказала, что едут они в гости к дочке, которой посчастливилось выйти замуж за москвича, работавшего водителем троллейбуса. Я признался, что написал пару книг и везу их пристраивать в издательства. Вера Николаевна тут же заинтересовалась, о чём произведения. Пришлось вкратце пересказывать.

– Напечатают – обязательно куплю, – заверила бойкая дама.

На станции Белинская в Каменке к нам подсел четвёртый пассажир. Хмурого вида дядька молча забрался на свою верхнюю полку и отвернулся к стене.

Мы ещё немного тихо посидели, после чего Вера Николаевна приказным тоном объявила отбой. Перед сном я сбегал в туалет в конец вагона, после чего забрался на свою полку. Проверил содержимое сумки, убедился, что деньги, рукописи и «ридер» на месте, пристроил её в углу, прижав подушкой, и вскоре провалился в сон.

Москва встретила нас солнечной погодой. Вера Николаевна с супругом сердечно со мной попрощались, отправившись с Казанского вокзала по своим делам, а я спустился в метро. От «Комсомольской-кольцевой» проехал две остановки до «Новослободской», поднялся на улицу и через десять минут пешего хода был на Сущёвской, возле парадного крыльца издательства «Молодая гвардия».

В день отъезда из Пензы я потратил почти 15 рублей на междугородные переговоры, узнавая в справочных телефоны издательств и донимая литературных сотрудников. Первым делом отзвонился в «Художественную литературу», но там меня огорошили известием, что издают только зарубежных и русско-советских классиков. Так что шансов пристроить хотя бы одно из двух произведений у меня практически ноль. Посоветовали попробовать удачи в издательстве «Молодая гвардия». Там печатают и молодых прозаиков-поэтов, к тому же в их ведении находится несколько журналов. Также порекомендовали заглянуть в журнал «Юность», где вроде бы приветствуются молодые авторы. Не в смысле возраста, а в смысле известности, хотя и в свои 35 лет я в любом случае, наверное, считался бы молодым автором.

Я дозвонился и в «Молодую гвардию», и в «Юность». И там, и там предложили привезти рукописи, но ничего не обещали. Но почему-то я был уверен, что произведения Пикуля и Астафьева по-любому их заинтересуют.

В «Молодой гвардии» меня направили к заведующему редакцией по работе с молодыми авторами – подтянутому, слегка седоватому Иннокентию Сергеевичу Блохину. Тот резво встал из-за стола, протянул мне руку, предложил садиться. Поинтересовался, что за вещи я им привёз, заодно попросил вкратце рассказать о Пензе, чем живёт провинция, тут же вспомнив какую-то ничего не значащую историю, связанную с моим городом.

На прощание Блохин вручил мне свою визитную карточку, что для того времени считалось, наверное, чуть ли не признаком аристократизма.

– Звоните не раньше чем через месяц, к тому времени мы ваши рукописи постараемся прочитать, – напутствовал меня заведующий.

В редакции «Юности» всё прошло по похожему сценарию. Так уж получилось, что один сотрудник отдела прозы находился в отпуске, а второй был на больничном. Поэтому меня принял сам главный редактор Борис Полевой, автор знаменитой «Повести о настоящем человеке». Я проникся важностью момента. Ведь в той жизни мне не довелось видеть вживую легендарного писателя. Борис Николаевич (гляди-ка, прямо как Ельцин) оказался человеком без апломба, то и дело говорил «голубчик», в общем, мы легко нашли с ним общий язык. «Вот он какой – Борис Полевой», – родился в голове экспромт.

Он принял у меня обе рукописи, обещал, если время будет, в ближайшее время ознакомиться с ними лично. Но понадеялся, что вскоре выйдет хотя бы один сотрудник отдела прозы, а то у него и так работы выше крыши. В конце разговора Полевой протянул мне листочек с нацарапанным на нём номером своего рабочего телефона.

Я вышел на улицу, напевая под нос «Миллион алых роз», и тут мне в голову спонтанно пришла мысль сделать Вале небольшой подарок. Ведь эту песню на музыку Паулса Пугачёва впервые спела, если мне не изменяет память, в начале 80-х. Однозначно Вознесенский ещё не сочинил стихотворение, воспевавшее историю любви грузинского художника Нико Пиросмани к актрисе Маргарите. И почему бы не подсунуть стихи в ту же «Юность», выдав их за текст, написанный простым завмагом из Пензы?

Или, раз Валя работник торговли, может, лучше сунуться со стихами в журнал «Работница»? Издание вроде рассчитано больше на женщин, вот пусть и автор будет женщина.

Тогда следующий вопрос: как найти редакцию «Работницы»? Ответ я получил, вернувшись в приёмную «Юности». Менее чем через час я прибыл по указанному адресу. По пути запасся шоколадкой, которая перекочевала к секретарше главного редактора, за что та быстро отпечатала стихотворение за подписью Валентины Колесниковой, заведующей овощным магазином из Пензы, ударника коммунистического труда, заботливой матери и просто хорошего человека. Внизу был указан домашний адрес, который, надеюсь, запомнил правильно.

Единственное, я заменил несколько слов в тексте. Вместо «Он тогда продал свой дом, продал картины и кров» я вписал: «Продал он всё, что имел, продал картины и кров»… Просто мне всегда казалось глупо, что Вознесенский упоминает одновременно и дом, и кров, ведь по смыслу это одно и то же, как говорится, масло масляное.

Один из двух экземпляров текста я оставил себе, а второй вручил заведующей отделом поэзии, вкратце рассказав о поэтессе из магазина, впечатлённой случайно прочитанной где-то историей художника Пиросмани. Не выпускавшая сигареты из накрашенных ярко-красной помадой губ женщина в возрасте под пятьдесят быстро прочитала стихотворение, потом ещё раз, уже более вдумчиво, и наконец сипловатым голосом вынесла вердикт:

– Беру!

Мы вежливо распрощались, и с чистой совестью я покинул редакцию журнала.

Кстати, что касается третьих экземпляров «Крейсеров» и «Печального детектива», то они лежали дома, под присмотром Валентины. Ещё перед отъездом мне в руки попали местные газеты «Пензенская правда» и «Молодой ленинец». В те годы в периодике активно печатали прозу и стихи, особенно провинциальных авторов. Появилась идея: не попробовать ли предложить пензенским изданиям свои рукописи. Ну а что, известность на местном уровне лишней не будет. Чем больше обо мне узнает людей – тем лучше! И тогда, не исключено, с получением документов – а получать их всё равно рано или поздно придётся – не будет больших проблем.