Текст книги "Страсти людские. Сборник любовных историй"

Часть шестая

Виктору поначалу взгрустнулось: Валентина сказала, что с завтрашнего дня уходит в очередной отпуск. Первое, что пришло на ум, – уедет домой, а там… Не только родители, а и боксер Юрка. Да, порвала… кажется. Но женщины такие непостоянные, в особенности девчонки, у которых ветер гуляет в головах: вчера – одно, сегодня – другое, завтра – третье.

Значит, грозит расставание? Да, всего на пятнадцать дней, однако ему совсем не хочется, даже на сутки, даже на час. Да, Валентина пока не заикается об отъезде, но это ровным счетом ничего не значит: кто знает, какие она думки держит в очаровательной головке? Вот сейчас возьмет и скажет: а я, милый уезжаю. И что? А все! Трагедия, величайшая трагедия в мире. По крайней мере, для него. Он не предсказатель, чтобы видеть наперед свою судьбу. Возьмет и там останется, сойдется с Юркой, помирится. С ним-то знакома с пятого класса, а с Виктором? Меньше года. На чьей стороне преимущество? Вне всяких сомнений, на стороне Юрки.

Виктор глядит на девушку, а в голове бродят все еще нехорошие мысли. Интересно, спрашивает сам себя, любила она Юрку? Почему ни разу о любви к нему не заикнулась? Скрывает от него, Виктора, щадит или?..

Молчит девушка по поводу того, где собирается провести отпуск. Виктору хочется спросить, но не решается. И зачем? Ответ он знает наперед – яснее ясного.

И они прощаются у подъезда общежития. Виктору хочется поцеловать еще раз девушку, возможно, в последний раз, но… Прилюдно, что ли? Под прицелом десятка молодых глаз, уставившихся из окон? Невозможно. Поцелуй – вещь интимная и не предназначен для публичной демонстрации, для чужого взора.

Впрочем, голова Виктора занята сейчас не только этим. В голове вертится один вопрос: «Уедет завтра или послезавтра?» Ему надо выяснить! Он должен выяснить. И Виктор нашелся, как это сделать.

– Завтра, Валюша, как… встречаемся?

Девушка кивнула.

– Если у тебя нет других планов.

– И… во сколько? – Виктор замер, ожидая, что она скажет про утро, когда поезд уходит на Восток, а это будет означать, что предстоит не встреча, а прощание на перроне вокзала.

– Когда любимому будет угодно, – улыбнувшись, ответила Валентина.

За плечами Виктора тотчас же выросли крылья надежды, стало так легко и просто, что захотелось летать.

– А… – он решился на отчаянный шаг. Попытка – не пытка, а спрос – не беда. – У меня, если так, есть идея…

– Хорошая идея или так? – сыронизировала Валентина. – Ну, говори, слушаю.

– Предлагаю отметить это дело…

– Какое «дело»? Ты о чем? – девушка взмахнула челкой, закрывающей часть лба, и озорно посмотрела на Виктора блестящими глазами.

– Ну… начало твоего отпуска.

– А, вот ты о чем… И где предлагаешь, в каком кафе? «Молодежном»?

Виктор отрицательно мотнул головой.

– Не в кафе.

– А тогда где? Может, на бережку? Например, у речки Пышма. Погода, видишь, – она взглядом указала на синеву безоблачного неба, – шепчет. Возьмем палатку на прокат. На всякий случай.

– У меня… на квартире… Момент важный… И надо, чтобы было все торжественно и условия соответствующие.

– В такую погоду и дома?! – изумилась Валентина. Виктор смотрел ей прямо в глаза и ждал ее решения. Выдержав паузу, девушка кивнула. – Будь по-твоему, – и тут же погрозила пальцем, – но без вольностей, понял?

Виктор притворился, что обиделся.

– Неужели я способен, Валюша?

– А кто вас знает, мужиков! – рассмеявшись, убежала в общежитие, откуда только что выходила вахтерша и знаками показывала последним парочкам, что, мол, все, пора курочкам на насесты.

На другой день, за пятнадцать минут до назначенного часа Виктор был возле общежития. Валентина вышла ровно в четыре. На ней было легкое ситцевое платье (красный горошек на белом поле), на шее – косынка из того же ситца, волосы сзади собраны в пучок и повязаны белой лентой, на ногах – модельные туфельки на остром и высоком каблуке, в руках – крохотная сумочка из красной кожи.

И они пошли к нему домой, где Валентина еще не бывала. Дома девушку встретил празднично накрытый стол: по центру – оранжевые тюльпаны (ее любимые) в хрустальной вазе, коньяк «Наполеон», лимоны, шоколадное ассорти «Птичье молоко», рюмки, тарелки, ножи и вилки.

Девушка, окинув квартиру профессиональным взглядом, заметила:

– Уютненько. И прибрано. Даже не верится, что здесь живет старый холостяк.

Виктор состроил обиженное лицо.

– Так-таки уж и старый?

Валентина подошла и чмокнула в щечку.

– Старый-старый, но до такой степени, когда еще хочется любить.

– Ну, это куда ни шло.

Они сидели, пили коньяк, разговаривали обо всем. Точнее – Валентина лишь притрагивалась губками к рюмке, а пил и говорил больше Виктор; Валентина же ограничивалась односложными репликами. Прошел час, другой, третий. Оба ничего не замечали. Они видели и чувствовали только друг друга, а иного мира, кроме их, в тот вечер не существовало. Оба были счастливы. Неловкости, которая ощущалась попервости, – не стало. Валентина озорничала, то и дело взъерошивая и без того непокорную шевелюру Виктора; гладила шершавой ладонью по щекам и губам; клала голову ему на плечо и закрывала свои карие глаза.

Потом, заметив у стенки радиолу «Эстония», попросила:

– Поставь, что-нибудь, а?

Виктор встал и пошел туда. Роясь в стопке виниловых пластинок, спросил:

– Что именно, любимая?

– Любую… душевную… У тебя случайно нет полонеза Огинского?

– «Случайно» есть.

– Да? Ты тоже любишь Огинского?

– Чтобы у меня было, достаточно того, что ты это любишь.

– Откуда знать тебе, что я люблю, а что нет? Я – не говорила…

– Значит, угадал, – ответил Виктор, укладывая на круг пластинку. – Пусть будет экспромт.

Валентина улыбнулась:

– Говоря твоими же словами, наилучший экспромт тот, который заранее подготовлен.

Зазвучали первые аккорды полонеза. Виктор вернулся к столу. Валентина подняла рюмку.

– За прекрасную музыку и за любовь, которую она воспевает.

Валентина выпила до дна и ее дыхание с непривычки перехватило. Виктор был готов и поднес к ее губам ломтик лимона.

– Крепкий, черт!

Звучал полонез, а они целовались. Они целовались, не замечая ничего, и тогда, когда музыка закончилась, а проигрыватель крутился вхолостую. В одну из пауз Валентина спросила:

– Ты на самом деле любишь или притворяешься?

– Молчи, негодница! – воскликнул Виктор и вновь впился в ее губы.

Девушка легонько отстранилась.

– Ты не ответил…

– Я тебе уже столько раз говорил.

– Неважно! Хочу услышать сейчас.

Виктор пропел:

– О любви не говори: о ней все сказано. Сердце, полное любви, молчать обязано.

– Сфальшивил.

– Пою для тебя, любимая, так, как могу. Извини.

Валентина притянула голову Виктора и, заглядывая в глаза, спросила:

– Обиделся, да? Не надо! Твое пение приятнее для меня, чем голос любого народного артиста… Например, Владимира Трошина, – и она, не дожидаясь ответа, сама стала целовать Виктора, целовать в губы, в уши, в глаза.

Виктор не мог не оценить ее первый настоящий поцелуй. И ответил тем же. Турнир начался и длился без конца. Ни одна из сторон не хотела уступить пальмы первенства.

И вот Виктор, пылая страстью, поднял легонькое тельце девушки, продолжая целовать, отнес на кровать, осторожно положил. Он думал, что девушка оттолкнет его, но этого не случилось. Наоборот, обвив руками его шею, она еще крепче прильнула к нему. Закрыв глаза, девушка вздрагивала, юное тело напряглось, под легким ситцевым платьем явственно проступили взбугрившиеся соски. Она тяжело дышала. Виктор развязал на шее косыночку, повесил на изголовье кровати. Стал расстегивать первые пуговички платья. Девушка приняла без сопротивления. Осторожно стал задирать подол, чтобы снять через голову. По-прежнему никакого сопротивления. Наоборот, она помогала. Помогала непроизвольно. Девушка лежит перед ним в белоснежном, чуть прикрывавшем ее юную грудь, бюстгальтере и крохотных столь же белоснежных трусиках. Лежит по-прежнему, прикрыв глаза и тяжело дыша. Подсунув под спину руки, расстегнул бюстгальтер и снял. Взглянув, онемел. Нет, он подозревал, что ее груди хороши, но чтобы до такой степени прекрасны! Они – само совершенство природы. Именно такие, небольшие и аккуратные, остро выдающиеся вперед и чуть-чуть вверх, Виктору нравятся.

– Валюша, как прекрасны! – воскликнул Виктор и стал целовать нежную кожу вокруг сосков, а потом и принялся за соски. Под его ласками груди еще больше затвердели, а соски напружинились.

Виктор ласкал девушку, а та лишь слегка стонала, лежа все также с закрытыми глазами и временами выгибая спину.

Виктор больше не может терпеть. Он стягивает трусики и видит все скрытое до селе великолепие. Валентина хватает Виктора за шею, притягивает и шепчет:

– Возьми, любимый, возьми всю!

И он берет ее. В первый раз, во второй, в третий. Девушка царапается, кусается и тихо стонет. Под утро они заснули, лежа в обнимку.

Первым проснулся Виктор. Приподняв голову, посмотрел на настенные часы: половина двенадцатого. Ему не хотелось будить столь сладко спавшую на его руке девушку. Он лежал и думал о том, что произошло. А произошло то, чего он не мог предположить. И ответственность теперь полностью лежит на нем. Он не молод и обязан был подумать о последствиях, обязан был все выяснить. Теперь же – все позади. Дело сделано. Ничего нельзя исправить.

Легкое похрапывание девушки прекратилось. Виктор скосил в ее сторону глаза. Валентина смотрела на него одним глазом.

– Тебе было хорошо? – спросила она

– Не то слово, любимая! Ты меня вознесла на седьмое небо! И я счастлив настолько, что готов гору своротить, – Виктору хотелось спросить о том же и ее, но промолчал.

– Вставай, ленивец, – девушка стала тормошить Виктора, – посмотри, полдень уже.

Виктор обнял за плечи Валентину и поцеловал.

– Может, продолжим, а?

– Еще чего?! Ну, подъем, любезный! Разохотился!

Встал он. За ним и она. Собрав в кучу постельное белье, прикрывая им свое очарование, понесла в ванную.

– Потом-потом, любимая! – крикнул ей Виктор, услышав, как девушка набирает воду.

– Не потом, а сейчас, – откликнулась оттуда Валентина. – Надо застирать, пока свежее. Люди говорят, что потом не отстирывается.

Приняв душ, девушка вернулась к нему. И они пили горячий и крепкий кофе.

Часть седьмая

Потом было семь дней блаженства. Они упивались друг другом и сходили с ума от каждой минуты, проведенной ими вместе. Виктору показалось, что пора завести серьезный разговор насчет будущего их отношений, что он готов к принятию радикального решения, которое в корне изменит его и, как он надеется, её, Валентины, судьбу; он, Виктор, созрел до того, что готов предложить девушке свои руку и пылающее любовью сердце. Опасается лишь одного: а что, если отвергнет предложение? Что будет тогда? Как тогда ему жить на этом свете? Опасения имеют под собой основания: не молод уже и плюс – разведенный, имеющий уже двоих детей. Она же – юна и ничем не обременена; у нее – все впереди. Он то и дело спрашивает себя: «Готова ли на жертвы ради него? Что он должен делать, если окажется, что нет, не готова набрасывать на молодую шею столь тягостную обузу?»

Временами Виктору казалось, что она ждет от него именно этих решений, замечая в ее полыхающих счастьем глазах немой подстегивающий вопрос: ну, мол, говори; я жду шагов не мужчины уже, а мужа.

Временами же ловил себя на мысли, что она уходит от решительных объяснений, спланировано и потому тщательно избегает заговаривать на темы их общего будущего. Вопрос: почему? Откуда парню знать, какие мысли посещают хорошенькую головку его девушки?

Однажды, прощаясь у подъезда общежития, Валя, выдавив из себя тяжелый вздох, сказала:

– Вот и отпуск прошел, а я так и не навестила родителей, – ревнивое жало больно кольнуло сердце Виктора. Ему почудилось, что сожалеет не о родителях, а о Юрке-боксере, с которым, вернее всего, хотела бы повидаться. После паузы продолжила. – Обидятся, когда узнают, что в отпуске побывала и не нашла нескольких дней, чтобы подъехать. Ладно… Что сделано, то сделано… Через пару месяцев, когда на стройке будет поспокойнее, отпрошусь у бригадира на пару деньков и слетаю. Пять часов на поезде – всего ничего.

Прошло еще дней десять. Градус их отношений по-прежнему высок, буквально зашкаливает.

Вчера они хорошо попрощались, а сегодня должны вновь встретиться и пойти в кино. Виктор уже полчаса крутится возле общежития, поглядывая на наручные часы, стрелки которых неумолимо приближаются к девяти. До кинотеатра «Космос» недалеко, пять минут ходьбы, однако ж ему не хочется все делать впопыхах и залетать в зрительный зал вместе с третьим звонком, а потом долго в полумраке искать места.

Виктор бросает взгляды на окно пятого этажа, откуда поочередно выглядывают мордочки соседок Валентины. Девчонки высунутся и тотчас же исчезнут, будто их кто-то отталкивает от окна. Вопрос: что происходит? Уже девять, а Валентины как не было, так и нет. На последний сеанс опоздали. Но все равно: что помешало Валентине спуститься и сказать ему, что на сегодня культпоход отменяется? Почему глаз не кажет? Что могло случиться?

И тут показалась в окне Оксанка, лучшая подруга еще по ПТУ.

– Витюш, – крикнула она, – свидание отменяется… Валентина не выйдет.

Виктора, как кипятком ошпарили.

– А в чем дело? – также громко, чтобы докричаться до пятого этажа, спросил он. – Позови! Пусть сама выглянет!

– Валентинка – в прачечной!.. У нее – постирушки!.. – Оксанка тотчас же скрылась, чтобы, видимо, избежать дальнейших расспросов.

Вскипел Виктор, но, направляясь домой, порассуждав хорошенько, остыл. Рассудок подсказывал, что последнее время Валентина проводила все свободное время с ним и ей некогда было заняться личными делами. Вот и подзапустила. Почему не вышла и сама не сказала? Ну, например, из-за того, что за себя не отвечает и, выйдя, не сможет отказать.

Виктор – дома. Ходит из угла в угол, не находя себе места, волнуется. Смотрит на часы: без четверти одиннадцать. Скоро в общежитии – отбой и дежурные (девчонки, живущие в общежитии, поочередно несущие вахту, помогающие вахтерам) вот-вот разбредутся по своим комнатам и тогда – все. Вахтерша (после отбоя) ни за какие коврижки не станет подниматься на пятый этаж, даже, если позвонит сам царь-государь.

Виктор подходит к тумбочке, где стоит телефонный аппарат, набирает номер. Там ответили не сразу, но все-таки подняли трубку.

– Добрый вечер!.. Беспокоит начальник комсомольского штаба стройки… Виктор Орехов… Девушка, не могли бы пригласить из пятьсот двадцать второй Валентину Ёлкину?.. Очень срочно… По делу… Нет, не по личному… Я, что, каждый вечер звоню?.. Надоедаю?.. – в трубке Виктор слышит девичье хихиканье: там прекрасно понимают, что за «неличное дело» у Орехова к Ёлкиной. «Монастырь» не первый месяц обсуждает их отношения. Наступает тишина. Виктор догадывается, что одна из дежурных все-таки ушла звать. Виктор ждет и, наконец, слышит все тот же девичий голос. Он удивлен. – Как это «спит»?.. Понимаю, что «устала на стройке», а потом еще и «большая стирка», но… Извините… Спасибо… Спокойной ночи!

Второй облом и за один вечер. Не слишком ли? Впрочем, Виктор все прекрасно понимает и входит в положение любимой: хозяйственных забот, должно быть, поднакопила. И все из-за него, Виктора. Устала и нуждается в отдыхе. Он – человек и не может требовать, чтобы девушка была рядом с ним непрерывно. Не жена пока. Впрочем, и супругам иногда, считает Виктор, не грех побыть какое-то время вдали друг от друга и отдохнуть. Любовь от разлуки только крепчает.

На другой день ему также не удалось встретиться с Валентиной: на телефонные звонки девчонки отвечают, что «ее нет дома и никто не знает, где она». На третий день тоже самое. И на четвертый, и на пятый. Это уже – серьезно.

В пятницу, чтобы увидеть Валентину, Виктор идет на крайний шаг. Выкроив полчаса свободного времени, идет в корпус обогащения, поднимается на восемьдесят вторую отметку, где бригада Валентины ведет сейчас отделочные работы, находит девчонок, но Валентины среди них нет. Подождал какое-то время, а девушка так и не появилась. Виктор обратил внимание, что девчонки как-то загадочно смотрят на него и, беспрестанно шушукаясь, хихикают. Странно, думает он, очень странно все это. И впервые его посещает мысль: «Уж не специально ли Валентина избегает?» Отмахивается Виктор от такой мысли, как от противно жужжащей мухи. Не может этого быть, считает он, ведь они так друг друга любят. К тому же не сбросишь со счетов то, что он, Виктор, а не кто-то другой, – первый в жизни мужчина, с которым Валентина столь щедро поделилась бесценным своим достоянием.

Виктор уходит, так и не дождавшись Валентины. Он не может часами тут торчать: дел у него выше головы.

Суббота и воскресенье прошли в томительном ожидании, но Валентина, знавшая номер его домашнего телефона, не позвонила. Несколько ночей подряд не может спать. В голову лезут нехорошие мысли. Отгоняет, а те тотчас же и с той же назойливостью возвращаются.

В понедельник, сразу после работы, идет на наглость: приходит в «монастырь», получает у коменданта (в порядке исключения, с учетом общественного положения) разрешение на посещение пятьсот двадцать второй комнаты. Поднявшись на пятый этаж, пройдя почти весь длинный коридор, стучится в дверь. Отвечает (по голосу узнает) Оксанка:

– Что за шутки?! Вламывайся, если пришла…

Его принимают за одну из девчонок, живущих в общежитии. А кто еще-то может быть в этом «женском монастыре»?

Виктор, приоткрыв дверь, переступает порог комнаты. Оксанка оборачивается.

– Это… ты?!

– Как видишь, – с мрачной миной на лице отвечает Виктор и совсем недружелюбно спрашивает, оглядев внимательно комнату. – Где моя любимая?

– Валюшка, что ли?

– А у меня есть другая? – парирует вопросом на вопрос Виктор.

– Кто вас знает мужиков? У вас – на каждом километре и по всему миру.

Виктор поморщился.

– Кончай, Оксанка. Говори: где?!

– В прачечной… за стиркой.

– Стирка? Опять?!

– Не веришь? Иди и сам проверь.

– И пойду! – Виктор направляется к выходу.

– Постой, дурачок… Предупредить надо… Она там не одна… И все – в одних трусиках. Представляешь, что там начнется при виде тебя?

Оксанка вышла, а за ней и Виктор. Они углубились в противоположный конец коридора. Виктор, прислонившись к подоконнику, остался стоять, а Оксанка скрылась за дверью прачечной. Минут пять ее не было. Вышла и сказала:

– Сейчас оденется и выйдет.

Действительно, Валентина вышла в домашнем халатике и с мокрыми волосами. Ее было не узнать: худенькие плечи опущены, осунулась за те дни, что Виктор ее не видел, под глазами – синева: то ли от усталости, то ли от бессонницы, то ли от неведомых Виктору переживаний.

Валентина подошла и грустными глазами уставилась в окно, даже не посмотрев, как следует, на Виктора.

– Что случилось? – тихо спросил Виктор и попытался обнять девушку, прижать к своей груди. Валентина резко отшатнулась.

– Не надо!.. Не прикасайся ко мне!.. – выкрикнула она и по щекам ее потекли слезы.

– Не плачь, любимая… Объясни, в чем дело?

– Была любимая, да не стало! – столь же нервно выкрикнула она.

– Объясни: почему? Что-то я сделал не так, да?

– Так-так-так!.. Даже слишком!..

– Не понимаю, Валюша…

– Что тут понимать, что?! Все ясно: мы не должны встречаться и не будем, понял?

– Нет, не понял, – онемевшими губами пролепетал чуть слышно Виктор. – Хоть что-то ты должна объяснить… Может, встретила другого? Более достойного? Или с Юркой-боксером помирилась?

– Ничего объяснять тебе не собираюсь. Оставь меня. Уйди, говорю, пожалуйста, уйди… Ни смотреть, ни говорить не могу!.. Не приходи сюда больше… Никогда… Забудь о моем существовании…

– Не смогу, любимая, если бы даже очень захотел, – все также тихо и с дрожью в голосе продолжал выдавливать из себя Виктор.

– Ничего, – Валентина уголком халата стала вытирать слезы, – все пройдет и это – тоже. У всякой истории есть начало и должен быть конец. Наша история затянулась и зашла слишком далеко.

– Но… ты… говорила и не раз, что… любишь меня.

– Может, врала… Может, и любила… Но теперь – все в прошлом. Забудь!

– Но это слишком жестоко…

– Но иначе нельзя… Не преследуй меня… Не делай мне еще хуже, – она стремительно повернулась и исчезла в прачечной комнате.

Виктор ушел. А что еще-то ему оставалось делать? Его любили, а теперь, сама девушка сказала, разлюбили.

Всю неделю Виктор пытался встретить Валентину и объясниться. Он думал, что девушка успокоится, придет в себя и сможет толком объяснить, что же все-таки произошло между ними? Не встретил. И только в субботу, когда навстречу ему попалась Оксанка, когда стал расспрашивать, как увидеться с любимой, девушка отрицательно мотнула головой.

– Никак… Валюшка срочно уволилась и сегодня уехала…

– Куда уехала?.. На чем уехала?

– Куда? Не знаю. На чем? Скорее всего, на поезде.

Виктор, взглянув на часы, увидел, что поезд еще не ушел, что он может успеть перехватить любимую на перроне. Он не даст ей уехать. Он будет держать, если потребуется, из последних сил. Поймав такси, ринулся на вокзал. Осмотрел все закоулки вокзала (могла спрятаться от него), обежал несколько раз перрон, даже все вагоны стоявшего на посадке поезда проверил. Валентины нигде не было. Значит? Уехала на автобусе. А про поезд Оксанка сказала специально, чтобы его сбить со следа, чтобы тот потерял время на пустые хлопоты.

Это был последний и решающий удар, не оставивший у Виктора никаких надежд. Любящая девушка никогда так не поступит, не бросит парня, не предупредив, не уедет, по сути, тайком от него. Тут все не как у людей. Тут загадка за загадкой бежит и загадкой погоняет.

Что творилось с Виктором? Об этом знает лишь он сам и больше никто. Со временем рана затянулась, но шрам и заметный остался, боль не ушла совсем. Боль осталась…