Текст книги "Плечевая"

Плечом называется определенный участок дороги между крупными, населенными пунктами, а плечевая – это девица легкого поведения, скрашивающая досуг водителей-дальнобойщиков. Чем длиннее плечо, тем больше проституток, которые работают чаще всего бригадами. И горе той несчастной, которая по наитию или по неопытности сунется не в свою вотчину. Незамедлительно вступят в действие жестокие законы трассы, диктуемые конкурентными условиями жизни. Искалечат, могут даже убить!

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда мне было шесть лет, я не грезил космосом и необъятными морскими просторами, как многие мальчишки нашего двора. Я мечтал стать пастухом. В счастливых, детских снах, я видел себя мужественным и несгибаемым ковбоем, охраняющим от непогоды и злых волков многочисленные стада коров или лошадей, что мне было без разницы, главное, на мне была теплая бурка и широкополая шляпа, надвинутая на самые глаза.

Но шли годы и по мере моего взросления, менялось представление о будущей профессии. На другом конце нашего городка жил дядя Коля, который работал водителем – дальнобойщиком и я не знаю каким образом, скорее всего из-за моего отца, с которым они были большие приятели, но дядя Коля был у нас частым гостем. Его жена, красивая, черноволосая женщина работала в соседней школе учительницей начальных классов, и с ней я практически не был знаком, так, видел пару раз. Дядя Коля часто уезжал в командировки, иногда на два – три дня, но бывало, что его не было и по месяцу. Тогда он привозил и с торжественным выражением лица вручал мне в руки огромного, персидского кота по кличке Барбос.

– Ты уж присмотри за ним, приятель, – обычно говорил он. – Только ты да я справляемся с этой тварью. Жену мою он вообще игнорирует, развалится на кухонном столе и в ус не дует. Та кричит на него, бьет шваброй, а потом переживает целый день.

Я  брал эту наглую, в полпуда весом скотину и с трудом тащил в свою комнату, где кот сразу же занимал мою кровать, с которой сдвинуть его было практически невозможно. Затем большегрузный «Камаз», рычание мотора которого было для меня самой сладкой музыкой, трогался от нашего дома,  плавно выбирался на трассу, таща за собой тяжелую фуру и, посигналив на прощанье, исчезал в туманной дымке.

Я закончил восемь классов и так как учиться дальше категорически не хотел, то передо мной, да и перед родителями встал твердый вопрос о моей будущей специальности. Отец хотел, чтобы я поступал в лесной техникум, мать видела во мне телемастера, но я не хотел никого слушать:

– Только шофером и только водителем-дальнобойщиком,– твердо заявил я, не слушая никаких возражений. Тут я должен заметить, что ослиным упрямством Господь наградил меня в избытке, и родители, обреченно вздохнув, отступились.

В свои пятнадцать я, а в особенности дядя Коля, считал меня достаточно взрослым, и, если плечо было небольшое, он брал меня с собой. С распахнутыми от восторга глазами, я смотрел на убегающую под колеса «Камаза» серую ленту шоссе, на невозмутимого дядю Колю, с неизменной папиросой в зубах, и желание стать таким же, как предмет моего обожания, укреплялось с каждым рейсом. Я не знаю почему, но мой кумир никогда не сажал попутчиков и я, проносясь в кабине высоко над дорогой, горделиво поглядывал на голосующих. Я часто спрашивал об этом дядю Колю, но он, выбрасывая в окно папиросу, тут же закуривал другую. И молчал…

По обочине шоссе, глубоко засунув руки в карманы легкого, явно не по сезону осеннего пальто, брела девушка. Смеркалось, и стояла  характерная для средней полосы погода начала ноября. Свист ледяного ветра и мокрый снег вперемешку с дождем сопровождали одинокую спутницу, которая даже и не пыталась остановить попутную машину. Девушка поправила сумку, висевшую у нее на плече и, в недоумении оглядевшись, поняла, что идет по деревне, освещаемой единственным фонарем, который с надсадным скрипом раскачивался на ветру. Совсем стемнело,  и она, разглядев в тусклом свете лампочки скамейку возле палисадника, решительно свернула с трассы.

– Куда теперь идти, кому я нужна такая?– почти простонала она, тоскливо разглядывая сквозь качающиеся астры приветливые огоньки в окошках маленького, аккуратного домика. По и без того мокрому лицу текли слезы от внезапно нахлынувших воспоминаний. Девушка поудобнее уселась на скамейке и, втянув голову в плечи, незаметно задремала.

Часть первая.

Несбывшаяся мечта

Когда трагически погибли мама с папой Оленьки Беловой, девочке было три года, и она знала их только по фотографиям, лишь изредка, где то в подсознании всплывали карие, с длинными ресницами глаза мамы. Но все подробности их некогда счастливой,  жизни девочка знала из рассказов бабушки, Анны Николаевны, которая воспитывала внучку. Жили они в небольшом, сибирском городке и бабушка, в прошлом учитель истории, всеми силами пыталась привить Оле любовь к своему предмету, да и вообще, к гуманитарным наукам. Но Ольга жила другой мечтой…

В школе она училась на пятерки, посещала кружок спортивной гимнастики, а все оставшееся время посвящала игре в школьном  драматическом кружке.

«Хорошая фигура и первичные артистические данные – это большой плюс для поступления в театральное училище» – справедливо считала Оля, терпеливо вынашивая свою мечту.

Она с детства готовилась стать актрисой. И то ли природная материнская стать, то ли помогли занятия спортом, но к шестнадцати годам, к окончанию школы, Ольга из угловатого подростка превратилась в очень привлекательную девушку. Роскошные, слегка вьющиеся черные волосы, прекрасная фигура, длинные, стройные ноги, а если к этой красоте добавить кроткий и покладистый нрав Оли… Она была весьма завидной невестой в их городке. А глаза… Большие, окаймленные веером пушистых ресниц, они настороженно и одновременно с интересом рассматривали окружающий ее мир, который по мере взросления девушки, раскрывался все более изумительными красками.

Школу Оля закончила с серебряной медалью и начала готовиться к поступлению в училище. У нее был небольшой дефект речи и она мило картавила, слегка не выговаривая букву Р, но это нисколько не умаляло ее достоинств, а скорее наоборот, привлекало своей непосредственностью.

– Ну, куда ты поедешь? Ведь там Москва! А ты комара убьешь, полдня потом плачешь! Заклюют тебя, а заступиться некому будет! – каждое утро начиналось для девушки с подобных нравоучений, на что Ольга, не отрываясь от книги, лишь тихо улыбалась. На вокзале, когда она уезжала, Анна Николаевна плакала и причитала:

– Ой, чует мое сердце, не к добру эта затея. Далась тебе эта артистка! Выучилась бы на учительницу и мне спокойнее, и ты дома!

– Бабуль, ты не волнуйся, я тебе каждый день письма писать буду и на каникулы приеду, – успокаивала Ольга старую женщину, а у самой почему-то тревожно сжималось сердце.

Поезд прибыл в столицу поздно вечером, и ночная Москва ошеломила девушку. Выросшая в тишине провинциального городка, она беспомощно озираясь с трудом пробиралась сквозь толпу, захлестнувшую перрон Казанского вокзала. Сдав большой, дорожный баул с вещами в камеру хранения, она оставила при себе только сумочку с деньгами и документами, а затем, выйдя на привокзальную площадь, невольно залюбовалась вечерней столицей. Шум проносящихся мимо машин, разноголосый гомон многочисленных прохожих и блеск неоновой рекламы, которая плескалась в огромных глазах девушки разноцветными переливами, заворожили ее:

– Так вот ты какая, Москва! – восторженно шептала она, бродя по площади трех вокзалов и совершенно не чувствуя усталости.

К утру огромный мегаполис стал затихать, а Ольга, присев на парапет, с удовольствием вытянула гудевшие от ночного гуляния ноги.

«Сейчас немного отдохну и поеду искать училище», – но едва она прислонилась к ограждению, как глаза закрылись сами и Ольга крепко уснула. Ей снился городок, в котором она провела семнадцать лет беззаботной жизни, школьные подруги, запах домашних пирогов и ласковые руки бабушки, которая легонько трепала ее за плечо и говорила почему-то мужским голосом:

– Девушка, проснись, проснись, пожалуйста, – Ольга с трудом открыла глаза, резко вскочила, испуганно озираясь и с трудом осознавая, где она находится.

Перед ней стоял мужчина, лет сорока и откровенно любовался слегка покрасневшей девушкой, хотя в его пристальном взгляде Ольга успела заметить проскальзывающие искры сожаления.

– Откуда же ты такая взялась? А впрочем, я сам угадаю. Ты приехала куда-то поступать и с твоей внешностью, скорее всего в театральное училище. Я угадал? – он требовательно и строго смотрел на девушку. Пораженная проницательностью незнакомца Ольга смущенно кивнула, а когда она назвала городок, из которого приехала, ее собеседник удивленно присвистнул.

– И зачем же вас, красивых, провинциальных простушек, несет в Москву? Ведь обокрали тебя, дуреха, сумочку срезали!

Оля машинально схватилась за плечо, где еще недавно в сумочке находились все ее деньги, а самое главное, документы, но ощутив лишь пустоту длинного ремешка, она растерянно протянула его мужчине и судорожно зарыдала.

«Никогда не клади все яйца в одну корзину», – промелькнуло в затуманенном мозгу наставление мудрой Анны Николаевны.

– И что же мне теперь делать? – сквозь всхлипы сдавленно шептала она, зачем-то протягивая обрывок ремешка мужчине, который молча, и с пониманием смотрел на нее.

«Все кончено», – обреченно билась в мозгу тупая, ноющая мысль. Рухнула мечта, которую девушка вынашивала, лелеяла, она жила и существовала своей мечтой. Кто она теперь? Лицо без определенного места жительства, так кажется, выражаются в милицейских протоколах. «Точно, надо идти в милицию», – мелькнула в голове спасительная мысль.

– В милицию идти бесполезно, только время зря потеряем. У них за ночь десятки, если не сотни таких, как ты, – негромко, словно угадывая ее мысли, произнес ее собеседник, протягивая носовой платок. – Кстати, меня зовут Николай Васильевич, – он бросил ремешок в стоящую рядом урну.

– Оля, – представилась девушка, и растерянно уставилась на своего нового знакомого, зажав платок в кулачке. Некоторое время они молчали, пристально разглядывая друг  друга.

– И что же мне теперь делать? – жалобно повторила Ольга, первой нарушив молчание.

– Прежде всего, успокоиться и подумать. Вещи у тебя есть? – задал ей встречный вопрос Николай Васильевич.

– Да, большая сумка с одеждой. Я ее сдала в камеру хранения.

– Документов, денег, знакомых и родных, как я полагаю, нет, – скорее убеждая самого себя, пробормотал мужчина. Девушка отрицательно помотала головой и вновь заплакала, прижав ладони к лицу.

– А вот это уже лишнее, – мужчина уверенно взял ее за руку и потянул за собой.

– Пошли за вещами! – почти приказал он и первым шагнул в распахнутые двери вокзала.

Когда они вновь вышли на залитую ярким солнцем площадь, там уже вовсю кипела привокзальная суматоха. За все это время Николай Васильевич не проронил ни слова, о чем-то напряженно думая. Они остановились у черной «Волги», и мужчина, словно очнувшись и, видимо, приняв решение, пояснил, отвечая вопросительному взгляду Ольги:

– Это моя машина. Я провожал жену с детьми на юг, – он взял у Ольги сумку и положил ее на заднее сиденье и распахнул переднюю дверцу, а затем, обойдя машину сзади, уселся рядом.

– К себе домой я не могу тебя везти, – как бы разговаривая с собой произнес мужчина. – У меня парализованная мать, за которой ухаживает теща. Вот что мы с тобой сделаем, – он искоса взглянул на внимательно слушавшую его девушку. – Сейчас мы выедем из города на кольцевую дорогу. На ней сейчас понастроили уйму заправок, где заправляются водители-дальнобойщики, которые едут во все концы страны. Может, повезет! – он ободряюще посмотрел на Ольгу. – Ты согласна?

Ошеломленная недавними событиями девушка молчала, опустив голову. А что она могла ответить? Разве у нее есть выбор? Она снова всхлипнула и, доверчиво посмотрев на мужчину, кивнула головой.

– Ну, вот и порядок! – Николай Васильевич завел машину, и они покатили по просыпающимся  московским улицам.

Тут я должен заметить уважаемому читателю, что описываемые мною события происходили в начале девяностых годов, в разгар кроваво-малиновых пиджаков и бритых затылков, когда все продавалось и покупалось предприимчивыми и оборотистыми дельцами. По этой причине, весь МКАД был буквально усеян частными автозаправками, всевозможными кафе, шашлычными и мотелями, где орудовали в основном лица кавказской национальности, где заключались немыслимые в понимании нормального человека многомиллионные сделки. Там же совершались различные разборки, назначались бандитские стрелки, можно было буквально за бесценок купить любую девушку и увезти ее, куда душа пожелает. И если у тебя достаточно тугой бумажник, можно было купить все, что угодно истосковавшейся по вольготной жизни русской душе.     – Вот мы и на кольцевой, – облегченно вздохнул Николай Васильевич, осторожно выруливая на широкую трассу, разделенную множеством полос, по которым неслись автомобили.

– Где? – очнулась от тяжелых размышлений Ольга и закрутила головой. В ее представлении кольцевая была замкнутым кругом, по которому нескончаемым потоком едут машины.

– Да вот же она! – засмеялся Николай Васильевич и, махнув рукой вперед, резко прибавил скорость. В глазах девушки зарябило от мелькания многочисленных вывесок на магазинчиках, АЗС, и ресторанов, которые словно близнецы, были  на  один  манер.

– А вот и наша цель, – Николай Васильевич кивком головы указал на небольшую заправку, стоящую несколько в стороне от оживленной трассы, возле которой стояли несколько большегрузных машин.

«Как стадо бизонов на водопое», – устало подумала Ольга.

– Ты посиди здесь, а я пойду, узнаю, что да как, – он остановил свою «Волгу» возле заляпанного грязью «Камаза» с поднятой кабиной и, подойдя к водителю, о чем-то заговорил с ним, явно убеждая и горячо размахивая руками.

– Ну, вот и порядок, – удовлетворенно произнес он, вернувшись через несколько минут и помогая Ольге выйти из машины. – Я заплатил шоферу и договорился с ним. Он довезет тебя до половины пути, а там ему в другую сторону, – он достал с заднего сиденья сумку.

– Пойдем, я тебя с ним познакомлю, – Николай Васильевич взял ее за руку и как маленькую девочку повел за собой.

Водитель, с которым Ольге предстояло ехать, не понравился девушке. Заросший недельной щетиной, взъерошенный, с красными, воспаленными глазами, он опустил кабину и, попытавшись дурашливо щелкнуть каблуками разбитых ботинок, хрипло представился:

– Виталий! – показав при этом желтые, прокуренные зубы, половина из которых вообще отсутствовала. – Откуда же ты взялась такая? Что-то не встречал я тебя раньше на этом плече, – Виталий попытался изобразить подобие улыбки своим щербатым ртом и, сощурив глаза, оценивающе рассматривал смутившуюся девушку. Ольга только было открыла рот, что бы ответить, как противно запищал пейджер, висевший на поясе Николая  Васильевича. Тот прочитал послание и сразу же заторопился:

– Ну, счастливого вам пути! – он пожал замасленную руку Виталия и, дружески потрепав Ольгу по щеке, прошептал ей на ухо:

– Удачи тебе, девочка. Все будет хорошо, – затем подбежав к своей машине, резко развернул ее, и «Волга» быстро исчезла в расплывающемся мареве, который густыми волнами поднимался от раскаленного  июльского асфальта. Ольга стояла и ошеломленно смотрела вслед, стремясь выхватить из нескончаемого потока машин удаляющуюся точку. За время их короткого знакомства, она успела привыкнуть к этому человеку, бескорыстно помогающему ей, доверяла… А сейчас…

Девушка резко обернулась, услышав хриплый голос:

– Карета подана! Прошу! – она невидящим взглядом скользнула по неопрятному водителю, который, изогнувшись в шутовском поклоне, приглашал ее в кабину, куда «неряха», как назвала его она про себя, уже забросил сумку. Тяжело вздохнув, Ольга с трудом забралась на сиденье и,  услышав щелчок захлопываемой дверцы, огляделась. Пыльная, обширная кабина была оклеена журнальными вырезками обнаженных женщин, которые, ослепительно улыбаясь, демонстрировали свои прелести. На полу валялись окурки, вперемешку с ошметками засохшей грязи, обрывки газет и замасленные тряпки. Задняя часть кабины была занавешена замызганной шторкой. Повинуясь непонятному любопытству, она заглянула туда и, увидев довольно чистую постель, аккуратно застеленную серым одеялом, невольно удивилась. В ее подсознании опять всплыло настораживающее чувство тревоги, как тогда, при прощании с бабушкой.

«Бежать отсюда и как можно быстрее, А куда?» – мучительно размышляла девушка, тоскливо озираясь вокруг.

– Он сказал, поехали! – Виталий плюхнулся на водительское сиденье и, заведя мощно зарокотавший мотор, насмешливо подмигнул испуганно смотревшей на него Ольге: – Не боись, красавица, эта кабина у тебя не последняя, как мне кажется!

Девушка опустила глаза и, как можно плотнее прижавшись к дверце, угрюмо молчала. «Камаз» выбрался на широкую трассу и, утробно рявкнув сизым выхлопом, покатил вперед, в пугающую неизвестность…

Под успокаивающее урчание мотора и равномерное покачивание груженой машины Ольга забылась в липкой полудреме. В полуоткрытое окно врывался теплый, летний ветер и, перемешиваясь с запахом свежескошенной травы, плавал по душной кабине одуряющим ароматом, перебивая едкий запах солярки.

Она очнулась от внезапно наступившей тишины. Девушка с трудом открыла глаза и, протерев потное лицо платочком, выпрыгнула из кабины. Услышав отборный мат и позвякивание ключей, Ольга увидела Виталия, который менял проколотое колесо.

– Я могу чем-то помочь? – девушка старалась не смотреть на водителя.

– Иди, спи дальше, – угрюмо отозвался тот, не поднимая головы. Ольга отошла в сторону и, не зная чем заняться, принялась собирать полевые цветы, в изобилии растущие вокруг. Прошло часа два, когда Виталий, не переставая ругаться, собрал ключи и небрежно бросил их в кабину.

– Поехали! Сейчас будет шашлычная, перекусим и будем устраиваться на ночлег. Здесь есть подходящая поляна! – он тронулся, а Ольга, с непонятной пока тревогой, искоса посмотрела на внезапно оживившегося водителя.

Шашлычная расположилась прямо на улице. Небольшой  заржавленный мангал, возле которого суетились двое кавказцев, три столика и площадка  для стоянки машин. За одним из столов –  посетитель, сиротливо сидевший за полупустой бутылкой пива, все это Ольга отметила сразу, едва они остановились.

– Пошли, поедим, а то путь у нас дальний, – небрежно бросил водитель, не поворачивая головы и доставая толстый бумажник.

– У меня нет денег, – покраснела девушка, чувствуя судорожную пустоту желудка, в котором со вчерашнего дня не было ни крошки.

– А что же тебе твой хахаль денег не оставил?

– Он не хахаль никакой, а просто хороший знакомый, – на глаза Ольги навернулись слезы от незаслуженной обиды.

– Ладно, пойдем, потом расплатишься! – Виталий выскочил первым и, подойдя к кавказцам, о чем-то оживленно заговорил с ними. Ольга присела на краешек стула, предварительно смахнув со стола хлебные крошки, и, спиной ощущая пристальные взгляды за спиной, снова покраснела.

– Откуда такой красавица! – услышала она гортанный голос и, подняв глаза, увидела перед собой молодого парня в грязном переднике, который нагло, в упор рассматривал ее коричневыми, выпуклыми глазами.

– Как повезло Виталику! Не часто на нашем плече такие красотки попадаются, вах! – и, с восхищением зацокав языком, он отошел в сторону, потому что второй, постарше, принес шашлык.

Торопливо, давясь и не чувствуя вкуса, Ольга проглотила полусырое, обжигающее мясо и, не переставая ощущать на себе циничные взгляды, поспешила скрыться в кабине, а когда они наконец тронулись, девушка облегченно вздохнула.

Уставшее за длинный  июльский день  солнышко лениво заползло за верхушки елей, которые в зареве полыхающего заката отбрасывали на дорогу причудливые тени. Начинало темнеть. Виталий сбавил ход,  включил фары, резко свернул с трассы. Теперь они не спеша ехали по ухабистой дороге, которая петляла по густому ельнику.

– Ну вот, здесь и заночуем, – машина выехала на широкую поляну, и водитель заглушил мотор. Сразу наступила тишина, нарушаемая только легким потрескиванием остывающего двигателя.

– Давай, ложись на спальник, а я за рулем подремлю! – по-хозяйски произнес Виталий, кивком головы указывая девушке место сзади себя,  и если бы в кабине было светлее, Ольга заметила бы его похотливую усмешку. Но ей было не до этого. Навалившиеся на нее тяжелым грузом события сегодняшнего дня и выматывающая с непривычки дорога настолько утомили девушку, что она молча пролезла за сиденье и едва ее голова коснулась подушки, как провалилась в глубокий, крепкий сон.

Ей вновь снился их городок, раскинувшийся на берегу своенравной Ангары, бабушка, укоризненно качающая головой, и почему-то ее сосед Олег, с которым Оля просидела за одной партой все десять школьных лет.

Маленький, ушастый, в смешных  круглых очках он с первого класса бесповоротно и безответно влюбился в соседку по парте, абсолютно не догадываясь, что об этом знает весь класс, включая и саму Ольгу. Все десять лет, он безропотно таскал ее школьную сумку, и,  если Ольга соглашалась идти с ним в кино, то это событие было для него величайшим счастьем. Тогда Олег брал свою красивую спутницу за руку и под завистливые взгляды многочисленных знакомых важно шел по улице. Но чтобы прикоснуться к ней…

– Олег, что ты себе позволяешь, – сонно пробормотала Ольга, чувствуя, как ее ногу гладит чья-то рука. – Ты с ума сошел?

Но рука поднималась все выше и девушка, еще полусонная, наконец-то сообразила, что это не сон, а явь. Она резко вскочила и испуганно забилась в угол, подогнув под себя ноги.

– Кто здесь? – тревожно прозвенел голос Ольги. – Не прикасайся ко мне!

– Чего ты орешь, дура, это я, – голос Витальки был глухой, прерываемый учащенным дыханием.  – А, впрочем, хоть заорись, все равно никто не услышит, – он схватил ее за щиколотки ног, резко дернул на себя и Ольга, пребольно ударившись головой об какую-то железку, застонала от боли. Возбужденный Виталий вмиг оказался сверху, задирая ей подол и обдавая девушку вонью зубов, никогда не видевших щетки, вперемешку с запахом чеснока. Он попытался поцеловать ее, но девушка, изловчившись, вцепилась зубами в его небритую щеку.

– Ах, ты сука плечевая! Ты думаешь, я тебя за красивые глазки возить да кормить должен! – взревел взбешенный водитель,  с трудом раздирая сцепленные зубы.

Ольга сопротивлялась, как могла, но силы были слишком неравны. Когда она услышала треск раздираемых на ней трусиков, то закричала, завыла дико, по-волчьи, но взбешенный ее несговорчивостью Виталий изо всех сил ударил ее кулаком в висок, и Ольга потеряла сознание.

Когда она очнулась, все было кончено… В самом прямом смысле этого слова… Сильно болел низ живота и, непреодолимо тянуло на рвоту. В кабине горел тусклый свет. Ольга дрожащими руками одернула платье, а затем,  с трудом перевалившись через высокую спинку, плюхнулась на сиденье, зажав лицо руками и уткнувшись в колени.

– Посмотри, шалава, что ты наделала! – раздался плачущий голос ее мучителя. – Что я теперь жене скажу? – Ольга искоса посмотрела на Виталия. Тот сидел с перекошенным от боли лицом и смазывал йодом рваную рану на щеке, где явственно виднелся отпечаток зубов.

«Так ты еще и женат, поддонок!», – мелькнула яростная мысль.

– Да и белье мне все испачкала. Что же ты не сказала, потаскуха, что у тебя в первый раз? Вот рассветет, ты мне всю кабину отмоешь, и белье постираешь, а там вали, куда хочешь! – Виталий закончил обработку раны и,  повернувшись к Ольге, злобно оскалился. Невероятно огромная, захлестывающая волна  ненависти  поднялась в душе девушки.

– Зачем ты это сделал, гад! – отчетливо проговорила Ольга, а взгляд ее растерянно блуждал по грязному полику кабины и остановился на молотке с заостренным носиком и отполированной ручкой.

– А тебе что-то не понравилось или ты думаешь, что так и будешь кататься нетронутой? Мы можем продолжить! – и Виталий похотливо рассмеялся.

Решение пришло мгновенно… Схватив молоток обеими руками, Ольга распрямилась как пружина и со всего размаху ударила водителя, стремясь попасть в щербатый рот. Удар достиг цели, потому что послышался хруст зубов и Виталик, дико вскрикнув, ткнулся лицом в руль.

– Гад, гад! – истошно закричала девушка и уже не в силах остановиться продолжала бить водителя по затылку, не обращая внимания на брызги крови и мелкие, острые кусочки, забрызгавшие всю кабину. Остановилась она лишь тогда, когда тело Виталия, вздрагивавшее от каждого удара, сползло с руля и упало почти на колени Ольге.

– Господи, ведь я убила человека, – онемевшими губами прошептала она, в недоумении разглядывая свои окровавленные руки и возвращаясь в реальность. Ольга закричала от безысходности, схватила сумку и бросилась подальше от этого страшного места, в пелену молочного тумана, предвестника скорого рассвета.

Часть вторая.

« Харчевня Рустама»

Она бежала, продираясь сквозь заросли густого ельника, перепрыгивая через поваленные деревья, абсолютно не соображая, куда движется и опомнилась, когда услышала шум машин.

– Кажется, впереди дорога, а я в таком виде, – пробормотала она, растерянно осматривая свою окровавленную одежду. Ольга пошла на журчанье ручейка, которое слышалось неподалеку.

Здесь она скинула  остатки своего самого любимого платья, тщательно вымылась и, переодевшись в легкий сарафан, присела на поваленную березу. Напряжение, сковывающее ее с той минуты, когда она села в поезд, внезапно схлынуло, и девушка горько разрыдалась.

–Бабушка милая, как же ты была права, – шептала она сквозь приглушенные всхлипы. Ей было жалко саму себя, любимую бабулю, Олега и даже убитого Виталика, хотя о нем Ольга не могла вспоминать без внутреннего содрогания.

– Что же теперь делать? – шептала она, слушая ласковое бормотание ручейка. Наконец девушка вытерла слезы и решительно направилась к шумевшей неподалеку трассе. Пройдя совсем немного, она вышла на оживленную дорогу, по которой,  несмотря на раннее утро, тек плотный поток машин, и, заметив невдалеке автобусную остановку, побрела к ней.

Тяжелые, гнетущие мысли одолевали разум девушки. Ни денег, ни документов, да к тому же  она убила человека.

«Ведь меня наверняка будут искать» – испуганно подумала Ольга и, юркнув в каменное чрево загаженной остановки, затаилась. Сколько прошло времени, девушка не знала, потому что часики,  подарок бабушки, слетели в ненавистной кабине. Она вздрогнула от неожиданности, услышав звук захлопываемой дверцы,  и вздохнула с облегчением, когда машина отъехала, сопровождаемая отборной бранью. Ольга осторожно выглянула из своего укрытия. На обочине дороги стояли две девушки – одна, маленькая и толстая, а вторая же наоборот – высокая и худая. Они со злостью смотрели вслед удаляющейся машине,  и наконец, полная, смачно плюнув, устало произнесла: – Пусть подавится, старый козел! Крутишься вокруг него как белка, и то ему сделай и это, а он заплатит копейки, да еще и высадит у черта на куличках. У него, видишь ли, жена, дети, да и что о нем ребята подумают. Тьфу, извращенец! – она еще раз плюнула вслед и обратилась к подруге:

– Машка, дай-ка закурить, – ее напарница, достав из потрепанной сумочки сигарету, протянула подруге.

– Пойдем, приведем себя в порядок после этого гадюшника, – полная подкурила сигарету и направилась к остановке, а Ольга,  отпрянув, неуверенно уселась на лавочку, приготовившись к худшему. Увидев насмерть перепуганную Ольгу, девушки сами вытаращили глаза.

– А это что за явление, которое лезет со свиным рылом в калашный ряд? – обратилась к Ольге полная, которая очевидно была главной.

– Я автобус жду, – тихо ответила девушка.

– Что ты плетешь, какой автобус? Они здесь и не останавливаются! Или решила схалтурить, втихаря капусты срубить! А ну вали отсюда и что бы я тебя на этом плече больше не видела! – полная была настроена очень недружелюбно.

Ольга, которая только за последние сутки испытавшая столько унижений, сколько она не испытывала за всю свою короткую жизнь, вдруг горько заплакала.

–Ты чего это? Чего ты ревешь? – теперь пришла очередь растеряться полной, которая заметила на виске Ольги багровый синяк.

– Успокойся, давай и прекрати выть! Ну-ка, рассказывай! – она решительно присела на разбитую лавочку, рядом с плачущей девушкой и Ольга горестно всхлипывая, постепенно рассказала двум незнакомкам все, без утайки, так велика была в ее душе потребность поделиться с кем-нибудь своей бедой.

–То, что тебя изнасиловал этот козел, конечно же плохо, а вот что ты его убила – это еще хуже, задумчиво произнесло полная и снова закурила.

– Кстати, Валя, но это только для тебя, для других я, Жанетта, а это – Машка, она же Снежана, – неожиданно меняя тему разговора, произнесла Валя, не переставая о чем-то напряженно думать.

Ольга тоже назвала свое имя и, постепенно успокаиваясь, повнимательнее присмотрелась к девушкам. Простые, ничем не примечательные лица, на которые толстым слоем, неумело нанесена дешевая косметика. На обеих – одинаковые кофточки и короткие юбки и что особенно поразило Ольгу – несмотря на одуряющую жару, подруги были обуты в лакированные сапоги-чулки. Пока Ольга разглядывала девушек, закурила и вторая, Маша – Снежана. Глубоко затянувшись, она выпустила густую струю дыма и впервые, за время их знакомства, произнесла хриплым, глубоко посаженным голосом:

– Может Рустам чем поможет, а Валь? – и она вопросительно посмотрела на напарницу. – У него ведь, кажется, официантка сбежала, ну с тем, с орловским дальнобойщиком.

– Я тоже думаю насчет Рустама, – обронила Валентина и обратилась к Ольге.

– Слушай сюда, деваха! Сейчас мы пойдем к Рустаму, к таджику. У него неподалеку придорожное кафе. К нам, плечевым он относится неплохо – покормит и переночевать пустит, если мы на мели. Говорить буду я, а ты только кивай и поддакивай. Так, запомни, тебя не насиловали, хотя по-хорошему давно пора, и не дай Бог, ты никого не убивала. Я поговорю с ним, от ментов он тебя прикроет, они у него прикормлены. Предупреждаю – мужик хитрый и себе на уме. А там посмотрим, что делать дальше. Все, бабы, в путь! – она поднялась с разбитой лавочки и перекрестилась в разрисованный угол остановки. За ней, словно тень вскочила молчаливая Маша. Ольга, тяжело вздохнув, закинула на плечо сумку, и вся троица двинулась по обочине шумевшей трассы.

А вокруг ворковал ласковый, жаркий июль. Придорожные березки, ежеминутно обдаваемые машинными выхлопами, покорно сложили пожелтевшие листочки, молчаливо ожидая своей участи. Порывы горячего ветерка, доносили с леса, одуряющий запах хвои, а с соседнего поля плыл пряный аромат свежескошенной травы. Шел сенокос, но Ольга, погруженная в свои тягостные мысли, не замечала этих прелестей, стараясь не отстать от своих новых подруг.