Текст книги "«Может, я не доживу…»"

«Все лето плохая погода…»

 
Все лето плохая погода,
Звучит этот вальс с парохода,
Над пляжем, над шлюзом, над домом
И Тушинским аэродромом.
 
 
А в Тушине – лето как лето,
И можно смотреть без билета,
Как прыгают парашютисты —
Воздушных парадов артисты.
 
 
То в соснах они пропадают,
То в речку они попадают —
Тогда появляется катер
С хорошим названьем «Приятель».
 
 
На катере ездят все лето
Спасатели в желтых жилетах,
Спасители душ неразумных,
Раздетых и даже разутых.
 
 
Татарово, я не ревную
Ту лодку мою надувную,
То лето, ту осень, те годы,
Те баржи и те пароходы.
 
 
Татарово, я не ревную
Погоду твою проливную,
И даже осенние пляжи —
Любимые мною пейзажи.
 

«Обожал я снегопад…»

 
Обожал я снегопад,
Разговоры невпопад,
Тары-бары-растабары
И знакомства наугад.
 
 
Вот хороший человек,
Я не знаю имя рек,
Но у рек же нет названья —
Их придумал человек.
 
 
Нет названья у воды,
Нет названья у беды,
У мостов обвороженных,
Где на лавочках следы.
 

«Тебе со мною скучно…»

 
Тебе со мною скучно,
А мне с тобою – нет.
Как человек – ты штучна,
Таких на свете нет.
 
 
Вас где-то выпускают
Не более пяти,
Как спутник запускают
В неведомой степи.
 

«На подоконнике жена…»

 
На подоконнике жена
Сидела ранним летом,
А комната озарена
Была вечерним светом.
 
 
Да, лето только началось,
А к нам вчера приехал гость.
Сегодня он уехал —
И нам оставил эхо.
 
 
То эхо – воблы три кило —
Нет громогласней эха!
Еще на улице светло,
И жаль, что он уехал.
 

«Может, я не доживу…»

 
Может, я не доживу
До того момента,
Как увижу наяву
Цель эксперимента?
 
 
Может, я не дотяну
В будущее ногу,
Мне полеты на Луну
Лично не помогут.
 
 
Риторический вопрос
И отчасти глупый:
Для чего я жил и рос?
Не рассмотришь в лупу.
 
 
Или, скажем, в телескоп
Из обсерваторий.
Отчего в цвету укроп
И зелено море?
 
 
Говорят о чем киты,
Воробьи, синицы?
Отчего мне ты да ты
Продолжаешь сниться?
 
 
Отчего ко мне во сне
Города приходят?
Откровение – извне,
На каком же коде, —
 
 
Телетайпе, телети, —
Я по ним шатаюсь.
Кто кино про то крутил?
Не таюсь, а таю.
 

Стихи о выздоровлении

 
Целебней трав лесных —
А трав настой целебен, —
Пусть входят в ваши сны
Орел и черный лебедь.
 
 
Я вам не говорил —
Но к тайнам я причастен, —
Размах орлиных крыл
Прикроет от несчастий.
 
 
Я тайны ореол
Отмел своей рукою,
И защитит орел,
И лебедь успокоит.
 
 
Невзгод не перечесть,
Но, если что случится,
Запомните, что есть
Еще такая птица —
 
 
Не лебедь, не орел,
Не даже дух болотный, —
Но прост его пароль —
Он человек залетный.
 
 
Беда ли, ерунда
Взойдет к тебе под крышу,
Ты – свистни, – я тогда,
Ты свистни – я услышу.
 

«Ах, утону я в Западной Двине…»

 
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
 
 
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды,
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
 
 
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
 
 
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
 

«Поэтам следует печаль…»

 
Поэтам следует печаль,
А жизни следует разлука.
Меня погладит по плечам
Строка твоя рукою друга.
 
 
И одиночество войдет
Приемлемым, небезутешным,
Оно как бы полком потешным
Со мной по городу пройдет.
 
 
Не говорить по вечерам
О чем-то непервостепенном,
Товарищами хвастать нам,
От суеты уединенным.
 
 
Никто из нас не Карамзин,
А был ли он, а было ль это —
Пруды, и девушки вблизи,
И благосклонные поэты.
 

«Наташа, ты не наша…»

 
Наташа, ты не наша,
А все равно – моя.
Одна хлебалась каша,
Сидели без рубля.
 
 
Да и не в этом дело,
Подумаешь – рубли.
Я так же оробело
Люблю тебя.
Любил.
 

В Ленинграде

 
Любимая, все мостовые,
все площади тебе принадлежат,
все милиционеры постовые
у ног твоих, любимая, лежат.
 
 
Они лежат цветами голубыми
на городском, на тающем снегу.
Любимая, я никакой любимой
сказать об этом больше не смогу.
 

«Свадьбы, коим мы не судьи…»

 
Свадьбы, коим мы не судьи,
Все там если да кабы,
Суета сует и судеб
Или же одной судьбы.
 
 
Ссоры, споры, разговоры,
Ложкой вертят ерунду.
Конуры свои и норы
Разделяют по суду.
 
 
Вечно только подвенечно,
Если даже нет венца,
Это весело и вечно
Без начала и конца.
 

«Все неслышней и все бестолковей…»

 
Все неслышней и все бестолковей
Дни мои потянулись теперь.
Успокойся, а я-то спокоен,
Не пристану к тебе как репей.
 
 
Не по мне эта мертвая хватка,
Интересно, а что же по мне?
Что, московская ленинградка,
Посоветуешь поумней?
 
 
Забываю тебя, забываю,
Неохота тебя забывать,
И окно к тебе забиваю,
А не надо бы забивать.
 
 
Все давно происходит помимо,
Неужели и вправду тогда
Чередой ежедневных поминок
Оборачиваются года?
 

«От мороза проза…»

 
От мороза проза
холодеет так —
розовая рожа,
вскинутый пятак.
 
 
Чет – нечет,
а может, черт,
может, все возможно,
если улица течет
у тебя подножно.
 
 
Если улицы, мосты,
переулки, лестницы
навсегда в себя вместил —
все во мне поместится.
 
 
Все поместится во мне,
все во мне поместится —
онемею – онемел —
переулки, лестницы.
 

«Цветет себе, не опадая…»

 
Цветет себе, не опадая,
то дерево среди веков,
где откровенность молодая
и откровенность стариков.
 
 
И посторонний человек
сочтет уже за дерзновенность,
и примет он как откровенность
твой черновик и твой побег.
 
 
Бежим! Но ловкостию рук
творим иллюзии другие,
как будто нам все недосуг,
зато желания благие.
 

«По белому снегу…»

 
По белому снегу
я палкой вожу,
стихи – они с неба,
я – перевожу.
 
 
Чего, переводчик,
стемнело к пяти,
и разнорабочим
к пивным подойти?
 
 
Он ярок, он желтый
тот свет от пивной,
не жулик, не жлоб ты,
но где-то виной,
 
 
среди занавесок,
зеленой травы, —
а желтый – так резок,
и синий – увы.
 
 
Вот так бы, казалось,
без всяких увы,
ну самую малость —
остаться живым.
 
 
И снег тот февральский,
и свет от пивной
кружили бы в вальсе,
но где-то виной —
 
 
стою, понимая
средь света и тьмы,
что около мая
не станет зимы.
 
 
То зимним, то летним
прикинется день,
его не заметим
сквозь всю дребедень.
 
 
Но только бы – только —
осталось в глазах,
хоть малою толикой…
Гремят тормоза —
 
 
трамвай – и вечерний
снежок – или снег?
Наметим, начертим
почти без помех.
 

«Самолеты как мороженые рыбы…»

 
Самолеты как мороженые рыбы…
Шереметьево ночное, ты прости —
от полета до полета перерывы
начинают удлиняться и расти.
 
 
Улетаю я все реже, и все реже,
Шереметьево, могу я передать
к самолетам удивление и нежность,
удивление возможностью летать.
 

Зима

 
Кончится в конце концов
И зима, а хочется
По зиме быть молодцом —
Мне во сне хохочется.
 
 
От весны до весны
Вижу я все те же сны,
Я родился жить в апреле,
И дороги до апреля мне ясны.
 
 
Ох, зима, ты зима,
Ты меня сведешь с ума —
Деревянные заборы,
Заколочены дома.
 
 
– Где твой дом?
– За углом. Да еще базар потом,
Да железная дорога,
Да еще аэродром.
 
 
Говорю: отведу
От тебя рукой беду,
Говорю, она не верит,
Говорит: домой пойду.
 
 
По снегу, по песку,
В бездомности и дома
Несу твою тоску
По девочке с аэродрома.
 

В ту зиму

 
Была бесснежная зима,
Тянуло человека к прозе,
Туда, где комнату снимал,
Гостей нечаянных морозил.
 
 
На подоконнике снежок,
Зима, зевота, понедельник,
И на дорогу посошок
Математически разделен.
 
 
Прощай. Оденусь потеплей,
Вокруг меня зима большая,
И я надеюсь, что теперь
Уже никто не помешает.
 
 
От всех зимой отгородясь,
На прожитье оставив денег,
Надеюсь расписаться всласть,
До одури, до обалденья.
 
 
До той зимы, до февраля,
До комнаты и снегопада,
Где танцевалось от нуля,
И танца лучшего не надо.
 

«В январе уже тепло…»

 
В январе уже тепло.
И пускай мороз, но солнце
Посылает божий стронций
На оконное стекло.
 
 
Прижимаюсь лбом к стеклу,
Рожей радуюсь теплу!
 

«Незаметен Новый год…»

 
Незаметен Новый год,
Я люблю его приход.
Середина декабря —
Есть начало января.
 
 
Солнце зимнее блестит,
Снег хрустит, солдат грустит,
На заснеженном заборе
Галка черная сидит.
 
 
Белый, белый, белый день,
Ты пальто свое надень,
Как: одень или надень —
Мне задумываться лень.
 
 
Лень платформ и деревень,
Пива мартовская лень,
Приподнять ресницы лень,
Приподнять и опустить,
Свет вечерний пропустить.
 
 
Я хочу узнать давно,
Где стучит веретено,
Где в замерзшее окно
Смотрит девушка давно.
 
 
Я живу – который год —
В ожидании погод.
Вот погода – я летаю,
Я по воздуху лечу,
В этом облаке растаю,
Появлюсь, когда хочу.
 
 
Ну а вдруг не захочу
Появляться – неохота,
Я по воздуху лечу —
Редкость – летная погода.
 

«Справляли мы поминки…»

 
Справляли мы поминки
По выпавшему зубу
Плечистой четвертинкой
У продавщицы Любы.
 
 
Нередко и нечасто,
Но выпадают зубы,
Зато они лучатся
У продавщицы Любы.
 
 
Ах, Люба, Люба, Люба,
Я рядышком сижу,
Но все равно я убыль,
А на тебя гляжу.
 
 
Ты золотоволосая,
Голубоглаза ты,
А я сижу матросом
С понятием простым.
 
 
Мне нравится тут очень
И неохота очень
Отсюда уходить.
 

Снег в апреле

 
И я вступаю, как во сне,
в летящий на закате снег.
 
 
Уже весна. Летит прощально
над миром света пелена.
Любимая удивлена,
по телефону сообщая,
что выпал снег.
 
 
Как описать его паденье?
Замедленный его полет?
Да, снег идет не в наступленье,
он отступает, но идет.
 
 
Летит он, тихий, ненахальный,
иной у снега цели нет —
чтобы рукою помахали
ему, летящему, вослед.
 

«В лето хорошо бы без билета…»

 
В лето хорошо бы без билета.
В лето? У него куда билет?
У него трава – одна примета,
Да еще река. Поклон, привет!
 
 
А река такая золотая,
А весной такой на свете дождь,
И по свету ветер пролетает,
И обратно ветер не вернешь.
 
 
И реке спасибо, и тебе спасибо,
И тебе спасибо, ветер над водой,
Ты такой веселый, ты такой красивый,
Ветер, ветер, ветер,
Ветер молодой.
 

«Под ветром сосны хорошо шумят…»

Инне[14]14
  Инна Иосифовна Гулая (1940–1990) – актриса театра и кино, известна по роли в фильме Л. Кулиджанова «Когда деревья были большими»; в 1962–1974 годах была женой Г. Шпаликова.


[Закрыть]

 
Под ветром сосны хорошо шумят,
Светает рано. Ты не просыпайся,
Ко мне плечом горячим прикасайся,
Твой сон качают сосны и хранят.
 
 
Тебя держу, тебя во сне несу
И слышу – дятел дерево колотит,
Сегодня воскресение в лесу,
На даче, на шоссе и на болоте.
 
 
Покой еще не начатого дня,
Неясные предметов очертанья.
Я думаю, как ты вошла в меня,
В мои дела, заботы и сознанье.
 
 
Уходят в будни наши торжества,
Но по утрам хочу я просыпаться,
Искать слова и забывать слова,
Надеяться, любить, повиноваться.
 

«Понедельник, понедельник…»

 
Понедельник, понедельник,
Понедельник дорогой,
Ты пошли мне, понедельник,
Непогоду и покой.
 
 
Чтобы роща осыпалась,
Холодея на ветру,
И спала не просыпалась
Дорогая поутру.
 

Сон

 
Там, за рекою,
Там, за голубою,
Может, за Окою,
Дерево рябое.
 
 
И вода рябая,
Желтая вода,
Еле выгребая,
Я по ней гребу.
 
 
Дерево рябое
На том берегу.
 
 
Белая вода —
Ты не море,
Горе – не беда,
Просто горе.
 

Бессонница

 
Бессонница – бываешь ты рекой,
Болотом, озером и свыше наказаньем.
И иногда бываешь никакой,
Никем, ничем, без роду и названья.
 
 
Насмешливо за шиворот берешь,
Осудишь, в полночь одного посадишь,
Насмешливо весь мир перевернешь —
И шпоры всадишь.
 
 
Бессонница… Ты девочка какая?
А может быть, ты рыба? Скажем, язь?
А может быть, ты девочка нагая,
Которая приходит не спросясь?
 
 
Она меня не слушала,
А только кашу кушала
И думала: прибрать бы,
А может, постирать?
А может, вроде свадьбы
Чего-нибудь сыграть?
 
 
Чего-то вроде, около
Кружилось в голове,
Оно болотом скокало,
То справа, то левей.
 
 
Я говорю: не уходи,
Ночь занимается,
Ночь впереди и позади,
Лежать и маяться.
 
 
А ей-то, господи, куда?
Мороз, пороша…
Беда с бессонницей. Беда.
Со мною тоже.
 

«Не насовсем прощались…»

 
Не насовсем прощались,
А так, до неких пор,
Забытыми вещами
Завален летний двор.
 
 
Кому и чем обязан —
Трава узнает пусть.
Я разберусь не сразу,
Я после разберусь.
 
 
Так бесконечно лето
У нас над головой,
И хорошо бы это
Позаросло травой.
 
 
Вчерашние обиды,
Упреки впопыхах
В крапиве позабыты
И тонут в лопухах.
 

Песенка

1

 
Жила с сумасшедшим поэтом,
Отпитым давно и отпетым.
И то никого не касалось,
Что девочке горем казалось.
 
 
О нежная та безнадежность,
Когда все так просто и сложно,
Когда за самой простотою —
Несчастья верста за верстою.
 
 
Несчастья? Какие несчастья —
То было обычное счастье.
Но счастье и тем непривычно,
Что выглядит очень обычно.
 

2

 
И рвано, и полуголодно,
И солнечно или холодно,
Когда разрывалось на части
То самое славное счастье.
То самое славное время,
Когда мы не с теми – а с теми,
Когда по дороге потерей
Еще потеряться не верим.
 
 
А кто потерялся – им легче, —
Они все далече, далече.
 

«Моя веселость неуместна…»

 
Моя веселость неуместна,
Но все на самом деле так, —
Я узнаю свободно местность,
Где шаг за шагом – Пастернак.
 
 
Совпали зимние закаты,
Полями девушек следы,
«…Они их валенками вмяты
От слободы до слободы».
 
 
И улыбаюсь я невзросло,
А потому что за ручьем
На самом деле эти сосны
И я ладонью перечел.
 

Садовое кольцо

 
Я вижу вас, я помню вас
И эту улицу ночную,
Когда повсюду свет погас,
А я по городу кочую.
 
 
Прощай, Садовое кольцо,
Я опускаюсь, опускаюсь
И на высокое крыльцо
Чужого дома поднимаюсь.
 
 
Чужие люди отворят
Чужие двери с недоверьем,
А мы отрежем и отмерим
И каждый вздох, и чуждый взгляд.
 
 
Прощай, Садовое кольцо,
Товарища родные плечи,
Я вижу строгое лицо,
Я слышу правильные речи.
 
 
А мы ни в чем не виноваты,
Мы постучались ночью к вам,
Как те бездомные солдаты,
Что ищут крова по дворам.
 

«Не принимай во мне участья…»

 
Не принимай во мне участья
И не обманывай жильем,
Поскольку улица отчасти
Одна – спасение мое.
 
 
Я разучил ее теченье,
Одолевая, обомлел,
Возможно, лучшего леченья
И не бывает на земле.
 
 
Пустые улицы раскручивал
Один или рука к руке,
Но ничего не помню лучшего
Ночного выхода к реке,
 
 
Когда в заброшенном проезде
Открылись вместо тупика
Большие зимние созвездья
И незамерзшая река.
 
 
Все было празднично и тихо
И в небесах, и на воде.
Я днем искал подобный выход
И не нашел его нигде.
 

«В темноте кто-то ломом колотит…»

 
В темноте кто-то ломом колотит
И лопатой стучится об лед,
И зима проступает во плоти,
И трамвай мимо рынка идет.
 
 
Безусловно все то, что условно.
Это утро твое, немота,
Слава богу, что жизнь многословна,
Так живи, не жалей живота.
 
 
Я тебя в этой жизни жалею,
Умоляю тебя, не грусти.
В тополя бы, в июнь бы, в аллею,
По которой брести да брести.
 
 
Мне б до лета рукой дотянуться,
А другою рукой – до тебя,
А потом в эту зиму вернуться,
Одному, ни о ком не скорбя.
 
 
Вот миную Даниловский рынок,
Захочу – возле рынка сойду,
Мимо крынок, корзин и картинок
У девчонки в капустном ряду
 
 
Я спрошу помидор на закуску,
Пошагаю по снегу к пивной.
Это грустно, по-моему, вкусно,
Не мечтаю о жизни иной.
 

«Ах, улицы, единственный приют…»

 
Ах, улицы, единственный приют
Не для бездомных – для живущих в городе.
Мне улицы покоя не дают,
Они мои товарищи и вороги.
 
 
Мне кажется – не я по ним иду,
А, подчиняясь, двигаю ногами,
А улицы ведут меня, ведут
По заданной единожды программе,
 
 
Программе переулков дорогих,
Намерений веселых и благих.
 

«Я сетую. На что я сетую…»

 
Я сетую. На что я сетую?
Я просто так с тобой беседую,
И мне с тобой легко.
Печаль твою не унаследую,
Я – далеко.
 
 
Мы на луне? Да, на луне.
Во всяком случае – извне
Причин и следствий, чтоб грустить,
Свои сто грамм не пропустить.
 
 
И жизнь не пишется с листа.
Она – такая простота,
Что заблудиться проще,
И от рожденья до креста —
Как в роще.
 
 
Я б эту рощу описал,
Но это – скучно.
Висит у девочки коса
Благополучно.
 

«Ничего не получалось…»

В. П. Н.[15]15
  Виктор Платонович Некрасов (1911–1987) – русский советский и французский писатель, диссидент и эмигрант, лауреат Сталинской премии второй степени (1947). По словам Н. Рязанцевой, Некрасов и Шпаликов познакомились у П. Финна и, несмотря на разницу в возрасте, подружились. Некрасов оставил трогательный очерк, посвященный 10-летию со дня смерти Геннадия Шпаликова (он был опубликован в журнале «Знамя», 1990).


[Закрыть]

 
Ничего не получалось —
Я про это точно знал,
Что всегда доступна частность
И неведом идеал.
 
 
Я его однажды видел —
Не во сне, а наяву —
Появился в лучшем виде,
Повалился на траву.
 
 
Мы во Внуково лежали,
Отменялся самолет.
Ничего уже не жаль мне,
Жалко вот —
 
 
Жаль мне только, жалко только —
И тогда, да и теперь, —
Ничего не знаю толком
О тебе и о себе.
 

«Чего ты снишься каждый день…»

В. П. Некрасову

 
Чего ты снишься каждый день,
Зачем ты душу мне тревожишь?
Мой самый близкий из людей,
Обнять которого не можешь.
 
 
Зачем приходишь по ночам
Распахнутый, с веселой челкой,
Чтоб просыпался и кричал,
Как будто виноват я в чем-то?
 
 
И без тебя повалит снег,
А мне все Киев будет сниться.
Ты приходи, хотя б во сне,
Через границы, заграницы.
 

«Людей теряют только раз…»

 
Людей теряют только раз
И, след теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
 
 
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
 
 
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим.
 

Стихи к 8 марта

С. Л. Швейцер[16]16
  София Абрамовна Милькина-Швейцер (1922–1997) – режиссер, сценарист, жена режиссера Михаила Швейцера.


[Закрыть] с нежностью и уважением

Г. Шпаликов 8 марта 65-го

 
В Керчи – как ни кричи,
Бывали неудачи.
Среди других причин
Был мой приезд – тем паче
Что мой приезд совпал с делами —
     Не хотелось!
Я невпопад попал,
Не пилось мне, не елось.
И мы не собрались
В кругу, хотя бы узком,
По рынкам разбрелись,
По площадям и спускам.
От пропасти забот
Куда бы нам укрыться?
Скользнуть от дел за борт —
Пусть щелкают нас блицем.
Пусть выставляют нас
Лентяями – валяйте!
На зависть, напоказ
Пороками марайте.
Представим: мы встаем
За полдень. Небо ясно.
И руку подаем
Всему, что в мире праздно.
Среди забот и тьмы,
Сквозь горе и разлуку
Протягиваем мы
Веселью только руку.
Берем такой почин
И лучшую из истин:
Есть дружба без причин,
Без меры и корысти.
Иное все – тщета,
Иное – распростерто,
Иного – до черта́
От ведьмы и до чёрта.
И жить с иным – не жить,
Хотя живем и можем
И пробуем служить,
Но что мы подытожим?
От главка до премьер
Большое расстоянье,
И есть тому пример,
Примеры и сказанья
О том, что мы тогда
И были молодцами,
Но жаль, но вот беда —
Запутались с отцами.
А наш отец – простор,
Дороги – наши сестры,
Над озером костер —
Все это очень просто.
И рядышком лежит —
Рукою не достанешь,
А тронешь – убежит,
И трогать перестанешь.
И тоненький ледок,
И беленький снежок —
Назад к тому дорогу
Не захотел – а сжег.
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло,
Чтобы не напрасно —
Высоко и красно!
 

«Стихи – какие там стихи…»

 
Стихи – какие там стихи?
Обыденность, я захлебнулся.
Как вечера мои тихи,
Я в дом родной издалека вернулся.
 
 
Мой дом родной – и не родной,
Родные, вы не обижайтесь
И не расспрашивать старайтесь,
Не вы, не вы тому виной.
 
 
Мой дом родной – и не родной,
Я узнаю твои приметы,
Опять встают передо мной
Твои заботы и предметы.
 
 
Я разговоры узнаю
И слушаю – не удивляюсь
И хоть душою удаляюсь
В квартиру старую мою.
 
 
Она была нехороша,
В ней странно все перемешалось.
Она подобьем шалаша
В дому арбатском возвышалась.
 
 
Мы жили в этом шалаше —
Сначала вроде странно жили,
Хотя поссорились уже,
Но все-таки еще дружили.
 
 
Вся неумелость этих лет
И неустроенность уклада —
. . . . . . . . . . . . .
За то благодарить не надо…
 
 
И жизнь поэта тяжела
И прозаична до предела,
И мечешься как обалделый
Чредою лет – одни дела.
 

«За стеною, на баяне…»

 
За стеною, на баяне —
«Степь да степь кругом…».
Что тоскуешь, окаянный,
И о ком?
 
 
За стеною пальцы бродят
Не наверняка,
По слогам выходит вроде
Песня ямщика.
 
 
Только я глаза закрою —
Степь кругом да степь.
Если петь дано по крови,
Я сумею спеть.
 

Долги

 
Живу веселым, то печальным
В квартале экспериментальном.
Горжусь я тем, что наши власти
На мне испытывают пластик.
 
 
А больше мне гордиться нечем,
Да я ничем и не горжусь —
Ем по утрам с картошкой лечо,
Воспоминаю и тружусь.
 
 
Труды приносят мне долги,
Отдохновенья не приносят.
Долги построились в полки,
Приказа ждут и крови просят.
 
 
Я к ним покорно выхожу
И руки кверху поднимаю,
Я их прекрасно понимаю,
Но выхода не нахожу.
 
 
Я говорю им – до утра,
Ну что вам стоит, подождите,
А утром я скажу – простите,
Я вас обманывал вчера.
 

Три посвящения Пушкину

1

 
Люблю державинские оды,
Сквозь трудный стих
Блеснет строка,
Как дева юная легка,
Полна отваги и свободы.
Как блеск звезды,
Как дым костра,
Вошла ты в русский стих беспечно,
Шутя, играя и навечно,
О легкость, мудрости сестра.
 

2

 
Влетел на свет осенний жук,
В стекло ударился, как птица.
Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут!
Я счастлив собираться, торопиться.
Там на столе грибы и пироги,
Серебряные рюмки и настойки,
Ударит час, и трезвости враги
Придут сюда для дружеской попойки.
Редеет круг друзей, но – позови,