Текст книги "На росстани. Сборник рассказов"

На росстани
Сборник рассказов
Геннадий Синицкий

Иллюстратор Александр Иванович Андреев

© Геннадий Синицкий, 2017

© Александр Иванович Андреев, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-4796-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«На росстани» – сборник рассказов, третья книга автора, в которой, на суд читателя представлены произведения малой прозы, различной тематики. Издание иллюстрировано оттисками с гравюр Александра Ивановича Андреева (Снегина) – академика Петровской академии наук и искусств, члена союза художников России, моего наставника и друга.

Да воздастся каждому по делам его

Антон Сергеевич Марков уже шестую ночь подряд не мог нормально выспаться. Просыпался среди ночи в горячем поту и курил на кухне одну сигарету за другой. Причиной бессонницы был один и тот же кошмарный сон, в котором Антон Сергеевич представал в форме эсэсовца, командующего расстрелом советских военнопленных. Вот и сегодня, по его команде: «ахтунг фойер»… очереди немецких шмайсеров разили беззащитных, раненых солдат. Здесь же были дети, женщины и старики, которых он самолично добивал из офицерского «Вальтера». Кругом кровь, грязь, крики проклятий и глаза… глаза солдата с окровавленной повязкой на голове, в лицо которому он сейчас пускает пулю.

Что за напасть такая? Война 70 лет как закончилась, он знает о ней только по книжкам из средней школы. Ну, 9 мая, Парад Победы, рассказы и встречи с ветеранами в детстве. И собственно всё. Ему 45 лет, он главный инженер свиноводческого комплекса, работа выматывает всего без остатка, только что поспать и остаётся, да и то не всегда получается. На часах 04—30 утра. Что ж, опять контрастный душ, кофе и надо вызывать дежурного водителя. Сегодня в 09—00 селектор с московским начальством, а он выглядит как хроник, после недельного запоя. Под глазами синие круги, лицо опухшее и голова раскалывается до предела – последствие постоянного приёма снотворного. Организм перенасыщен мелатонином, хочется спать постоянно, а тут такое видится, что не приведи Господи.

В начале шестого утра Марков уже сидел в кабинете и изучал докладные записки за прошедшие сутки. От его решений зависит весь внутренний рабочий ритм предприятия. На столе куча отчётов, проверок, жалоб и заявлений. И всю эту макулатуру ему надо изучить, ознакомиться и принять только одно решение, за правильность которого ему придётся отвечать перед руководством в полной мере.

Одна из докладных записок привлекла его внимание: «Настоящим докладываю, что тракторист Семёнов… вылил фекалии свиного производства из бочки ассенизатора в придорожную канаву…»

Марков снял трубку телефона и набрал номер мастера шестнадцатой фермы – Дениса Васильевича Сосновского.

– Привет, Васильевич, просвети меня подробнее, как это со сливом фекалий получилось? Ведь сказано же было слить в лагуну на четвёртом участке, на границе поля и лесного массива Песеца. Ты хоть понимаешь, чем это опять нам грозит? Задолбают ведь активисты «зелёные», того и гляди опять штраф, да прокуратура достанет проверками.

– Всё верно Антон Сергеевич, мы туда Семёнова и направляли.

– И что?

– Семёнов говорит, что его туда не пустили.

– Да? Ну и кто же?

– Говорит солдаты какие-то раненые.

– Чего? Какие «к чёрту» солдаты? Откуда там солдаты появились?

– Не могу знать, Антон Сергеевич, Семёнов лишку принял на грудь, так как ничего путного от него узнать не получается. Пьян, как «фортепьян», но напуган чем-то был конкретно.

– Уволить сегодня же, без расчёта премий и переработок. Задрали эти алкаши. Что у тебя там за эпидемия с работягами? То техника ломается, то в запой уходят. Неделю отработать не могут нормально. Найди мне нормального тракториста и побыстрее, всё, выполняй.

Просмотрев ветеринарный отчёт Марков налил себе ещё чашку кофе. Памжа какая-то на этом участке. Всё не так. Хм. Это ж надо же, солдаты. И тут Марков вспомнил, что года полтора назад у них была долгая и нудная тяжба с отставным военным за спорный участок земли, который они всё-таки отсудили. Ну ещё бы, такие деньги в обороте, весь район можно купить. А вот про какое он там кладбище заикался, чуть ли не до Москвы собирался жалиться. Может это его проделки с солдатами? Но почему тогда раненые? Вот народ, придумают же такое, что даже не приснится. Стоп! Сон. Кошмар. Так, так… да нет, не может быть, что – коллективная эпидемия что ли? Хотя кто его знает, работаем ведь с заграничными химикатами, а там всякой твари по паре.

Он снова набрал номер мастера шестнадцатой.

– Василич, ну ка, давай срочно ко мне.

Денис Сосновский в прошлом был сельским участковым, знал работу с населением на отлично, плюс знание местности, все заимки, леса, озёра, ручьи, поля, пасеки. В общем – целая энциклопедия сельсовета. Поэтому его и ценило руководство, знал всё и обо всём от и до.

Зайдя в кабинет к начальнику Сосновский поразился внешнему виду Маркова. Тот как будто постарел лет на десять.

– Антон Сергеевич, у вас как со здоровьем, выглядите плоховато что-то. Если что, знаю целительницу местную. Настойки и отвары делает от любой хвори.

– Спасибо, Василич, разберусь как-нибудь сам, давай к делу. Рассказывай, что у тебя на ферме за чудеса творятся, техника ломается уже который раз, теперь солдаты какие-то? Может тебе в помощь кого, не справляешься похоже.

– Да шут его знает, Антон Сергеевич, с тракторами то разобрались: четыре машины в МТС отправили на ремонт, все сделали, у всех одна и та же поломка – сгорели генераторы. Может брак заводской? А что до работяг-водил, то чудеса действительно непонятные. Больше недели никто не выдерживает: кто на больничный уходит, кто в запой. И ведь несут чушь какую-то, призраки, голоса, вот теперь солдаты появились. Мистика одним словом.

– А помнишь фермера, отставника, с которым судились за участок поля у леса, что он там про могилы какие-то говорил? Может это он своих сослуживцев подключил? Да с нами в игрушки играть вздумал? Это ведь где-то рядом с твоей фермой.

– Да, всё так, четвёртый сектор. Это из-за него споры у нас были. Там все эти аномалии и происходят.

– А что там раньше было, в советские времена, что тоже чертовщина происходила?

– Да нет, всё также, пахали, сеяли, а что до могил – не знаю, их у нас по всему лесу много. Здесь ведь бои страшные были под Песецей, и в 41-м и в 43-м, народу полегло без счёта – тысячи. Это надо у краеведов наших узнавать, а лучше у старожилов.

– А что, есть ещё люди, что в войну здесь жили?

– Мало конечно, но есть.

– Ну давай навестим кого-нибудь, разузнаем что да как, заодно подарки подарим ветеранам, на публику поиграем. А что ты там про знахарку говорил?

– А, ну так вот к ней и надо было бы заскочить в первую очередь. Василиса Мироновна много чего знает. Вот только не угадаешь, что за настроение у старухи. Ведунья она знатная, но ведь и плюнуть во след может, это у них как проклятье что ли.

– Ну поехали, чёрт ладана боится, да и под лежачий камень вода не течёт, надо что-то делать.

Василиса Мироновна встретила гостей неприветливо, можно сказать холодно. Её взгляд как будто сверлил Маркова насквозь. Главный инженер каким-то шестым чувством ощущал что-то недоброе. Такое с ним происходило крайне редко и бывало, как правило, только на «ковре» у московских «небожителей», перед разносом по всем статьям бюджета.

– Чего пожаловали «упыри» лощёные?

– Ну зачем же ты так, Мироновна, – начал было Сосновский, – мы к тебе с подарками, да со всем уважением.

– Осади милай, твои слова пустой ветер, говорить будешь когда спросят, а я спрашиваю сейчас не тебя. Что, Антоша, плохо тебе?

– А, откуда Вы меня знаете, Василиса Мироновна?

– Кто ж тебя не знает кровопийца этакого, «благодетель местный», барином себя считаешь? Может, мою землю купить захотел? Так у тебя денег никаких не хватит. Ишь ты, подарки прихватили, вот вам Бог, а вот порог, пошли вон.

– Да ты что, Василиса, – вспылил Сосновский, – к тебе такой уважаемый человек приехал, а ты тут концерт устраиваешь. А про себя подумал: «Вот карга старая, одно слово – ведьма. Из ума выжила, как её только земля носит».

– Помолчи свинота, прокляну ведь за каргу. Твоё ли пёс дело, сколько мне отмерено?

Кровь прихлынула к лицу бывшего участкового.

– Василиса Мироновна, простите его, – вступился Марков, – не со зла он, помощь нам ваша нужна и совет дельный, неприятности у нас.

– Знаю я про твои беды, Антоша, и ратников кровавых в глазах твоих вижу. Страшно тебе, да? Форму палачей примерил? Как она, жжёт душу твою грешную?

Марков чуть было не онемел от ужаса сказанного ведуньей.

«Ведьма, – прошептал Сосновский, нащупывая крестик у себя на шее».

А Василиса не унималась:

«Святую кровь с дерьмом мешаешь,

Покой убитым не даёшь,

Пока всё это не исправишь

И года здесь не проживёшь.»

Прочь со двора моего! Вот тебе мой сказ!

Служебный «Патриот» свинокомплекса скрипел на ухабах сельской дороги.

– Антон Сергеевич, давайте в храм заедем, – предложил Сосновский, – здесь недалеко, в Шульгах старая церковь, иконы Казанской Божьей Матери, это самая сильная одигитрия в православии.

– Заедем, Денис, давай заедем. Свечку поставим. А самая сильная одигитрия – Смоленская, только она утеряна давно.

– Да? Не знал. А вы верующий?

– Все мы под Богом ходим, Денис, все абсолютно. И всем нам, по делам нашим воздаётся. Всегда так было и будет. На том вера наша стоит уже больше тысячи лет.

Отец Ипатий встретил мужчин недалеко от храма. В деревне осталось всего три жилых дома, но приход всё равно работал согласно церковного чина. И каждому, кто посещал этот сельский храм, расположенный в лесу, в трёх километрах от большака, батюшка открывал двери, даже если это было в неурочный час.

– Мир вам, люди добрые, – приветствовал путников настоятель.

– Здравствуйте, батюшка, – ответил Марков, – вы уж простите нас, что тревожим. Разрешите нам свечки поставить, да иконам поклониться.

– Двери храма всегда открыты страждущим, – сказал отец Ипатий, – досадно только, что Бога мы поминаем в минуты страданий, которых и так хватает в этом мире. А вот радостью поделиться с Отцом Всевышним забываем и поблагодарить Его за успехи наши, тоже ведь не спешим.

Зайдя на порог церкви Марков пошатнулся и еле удержался на ногах. Сосновский успел перехватить начальника руку и удержал его.

– Что случилось, вы больны? – спросил батюшка.

– Василиса, ведьма проклятая, наговорила гадостей «с три короба», – ответил Василич.

– Не надо так в храме Божьем, да и вообще не надо хулить, аккуратнее со словами. Помните, в начале было – СЛОВО. Слова не пустой звук в нашем мире и к ним надо очень внимательно относиться.

– Спасибо за науку батюшка, сказал Марков, – вот мы сейчас и попробуем испытать эту силу.

– Сила не в словах, а в делах добрых, в раскаянии и смирении людском. За что повздорили с Василисой? Давно, не припомню даже, когда приходили жаловаться на неё. Она ведь несчастная, горемычная страдалица. К церкви всегда раньше ходила, всю службу стояла у ворот, а внутрь правда не заходила. Я спрашивал её, почему так. Глаза отводила. Грешница я, не достойна любви Божьей, отвечала мне. А сама, того и не знает, что Господь любит её, и очень сильно любит. Потому и всю жизнь ей испытания посылает. Она ведь не местная, хоть и живёт здесь уже больше 70 лет. В июне сорок первого ей было семь лет. Здесь под Песецей, колонну беженцев из Белоруссии разбомбили немецкие самолёты. Она тогда на дороге, потеряла всю свою семью и прибилась в лесу к полевому госпиталю красноармейцев. Немцы наступали тогда очень стремительно и многие воинские части не успевали отходить в тыл. А уж раненые и подавно не могли успеть. Вот в лесах и прятались месяцами. Потом, кто поздоровее, пытались вырваться из окружения, партизанили. Госпиталь в Песеце окружили эсэсовцы, донесли малодушные в комендатуру. Там же всех раненых и мед. работников с беженцами расстреляли. Горы трупов по всему лесу собирали и хоронили в братских могилах. Василису, раненую и еле живую, нашла бабка Меланья, знахарка из села Шорохова. Выхаживала её целый год, вылечила Слава Богу. Но осенью сорок второго, латышские каратели собирали молодёжь и детей по сёлам, сгоняли на ж/д станцию в городе и потом угоняли в Германию. Так наша Василиса стала малолетней узницей. Прошла концентрационные лагеря нацистов, выжила. А после войны вернулась в Шорохово, в дом к бабке Меланье, где и жила много лет. Бабка удочерила Василису и передала ей все свои знания. Так что не может Василиса Мироновна зла желать людям, не верю я в это.

– Отец Ипатий, а вы знаете где в лесу эта братская могила?

– Конечно знаю. На опушке леса у межи, рядом с полем колхозным, два холма стоят, один за другим. Там ещё ключ из земли бьёт знатный, водица целебная, раненых солдат ей тогда выхаживали.

Марков вопросительно посмотрел на Сосновского, а не там ли они лагуну для нечистот вырыли. Василич даже лицом побелел от удивления.

– Подождите, отец Ипатий, если там было захоронение, значит памятник должен быть.

– Да, был там обелиск со звездой, даже имена какие-то были, но лет восемь назад, «чёрные копатели» стянули его в Чермет и сдать хотели. А приёмщиком тогда Артюха работал. Настоящий богатырь! Знатный комбайнёр был когда-то, техника в его руках исправно работала, любой трактор мог за час починить. Но после развала колхозов и кончины СССР, оказался за ненадобностью в сельском МТС. Вот и пошёл трудиться на пресс и крановый подъёмник в метало-приёмку. Так вот, когда Артюха увидел, что принесли эти ухари, бил их нещадно, но силушку свою не рассчитал. Одному всё кости переломал, отчего тот помер в реанимации, а другого на всю жизнь одноглазым оставил. Осудили его тогда очень сурово, одноглазый сынком какого-то начальника оказался. До сих пор в колонии срок отбывает, где-то на севере. А памятник так и забыли назад поставить.

Свечи догорали у иконы Казанской Божьей Матери. Марков взглянул на лики святых и неожиданно заплакал. Он понял весь ужас своей невольной и чудовищной ошибки. Ведь только он за всё в ответе. Теперь всё встало на свои места. Он знает, что ему надо сделать и откладывать это не станет даже на сутки.

Воскресное утро. У межи на лесной опушке стоят несколько машин со строительным инвентарём, оградкой и конусовидным обелиском из нержавеющей стали с яркой пятиконечной звездой на вершине. Место погребения очистили от веток и сухой травы. Родник расчистили и обложили кирпичами. Памятник было решено поставить между холмов и окаймить место металлической оградкой, покрашенной серебрянкой. Когда всё было сделано, отец Ипатий отслужил молебен. Антон Сергеевич был серьёзный как никогда, но выглядел бодро и свежо. Он впервые за неделю выспался. Отдав на сон, как и полагается, все восемь часов без помощи снотворного.

Неожиданно все замолчали и расступились в стороны. К оградке шла бабка Василиса. На ресницах старушки блестели бусинки слёз. Она опустилась на колени между холмиков и погладила их руками.

– Ну здравствуйте мои родные, теперь всё будет хорошо, не тревожьтесь, спите спокойно.

Положив букет полевых цветов у обелиска она подошла к Маркову.

– Спасибо тебе, Антон Сергеевич, ты большое дело сделал. И прости меня старуху сварливую, наговорила в сердцах. Всё у тебя будет хорошо.

– Это Вам спасибо, Василиса Мироновна, всем воздаётся по заслугам. Ну а мне этот урок только на пользу. И ещё, для вас я просто Антоша, большего не заслужил перед вами.

Старушка улыбнулась уголками губ и посмотрела вверх на небо.

– День то какой ясный видишь? Солнышко так и пляшет, красуется. Легко как-то на сердце. Что-то ещё будет сегодня хорошее.

Она опустила голову и посмотрела на кромку поля. Вдоль межи, широким шагом к ним шёл высокий, крепкий мужчина.

– Артюха, сыночек! Вернулся!

05.02.2017г.

Псковская область, Куньинский р-н, пос. Наумово, музей-усадьба М.П.Мусоргского, линогравюра, 2003г.

Донор

В девяностых годах двадцатого столетия, на территориях бывших советских республик, один за другим вспыхивали очаги военных конфликтов. Длившаяся веками клановая борьба, именитых родов, за власть, то угасала на некоторое время, то с новой силой разгоралась, перерастая в настоящие межэтнические войны, втягивая с каждым разом всё больше государственных образований и расширяя границы противостояния.

В период эскалации одного из таких противоборств, Денис Коваль проходил срочную военную службу, в составе контингента вооружённых сил Российской Федерации, в одной из среднеазиатских стран.

Воскресное утро, на базе российских войск, мало чем отличалось от буднего. Ну, разве что, подъём личного состава подразделений, был на два часа позже обычного распорядка и не имел утренней зарядки. Выходной. В расположении воинской части нет занятий по боевой подготовке, сегодня будут работать только медики. Вчера солдаты радовались богатому разносолами ужину, устроенного командованием, а уже позже, на вечернем построении, было доведено, что на следующий день будут брать кровь на плазму. За 400мг донору обещали заплатить 400 рублей. Армейский юмор, тут же отреагировал незамысловатыми вычислениями о цене и стоимости оставшегося солдата.

В раннем детстве Денис переболел желтухой и, как правило, не мог быть донором, но четыре сотни рублей… за них можно было обеспечить себя сигаретами на целый месяц. Это было серьёзным аргументом для того, чтобы занять очередь в кабинет переливания крови.

Манипуляции медиков с иголками и шприцами, всегда коробили Коваля и даже забор небольшого количества крови, нередко заканчивался обмороком. А тут почти пол-литра, это настоящее испытание, как не крути.

Денис гнал от себя дурное предчувствие и занимался самовнушением: «Всё будет нормально, надо думать только о хорошем и ни в коем случае не смотреть». Свои переживания он старался скрывать от сослуживцев, которые наперебой хвалились своей бравадой и отпускали различного рода шутки, по этому поводу.

Усевшись на стул перед лаборантом Денис смело закатал рукав левой руки. Пару минут Коваль держался своей психологической установки, даже как будто не испытывал неприятных ощущений, но всё же, время тянулось очень медленно. Не выдержав долгого ожидания, он взглянул на пакет в который отбирали кровь, он был полный. И в этот момент вся его психологическая установка начала рушиться… он же полный, сколько вам ещё надо? До упругой деформации что-ли? Панические мысли атаковали сознание с невероятной быстротой. Жар, какой-то чужой, предательский жар начал колоть всё тело. Вот сейчас он дойдёт до головы и всё, конец. В этот момент Коваль поплыл, он не слышал как заголосила медсестра, не видел как его обмякшее тело подхватили двое санитаров и перенесли на кушетку, он вообще был очень далеко от этой реальности.

Перед глазами был пляж с золотым песком, а впереди виднелось озеро или даже море. Вода спокойная, как будто стоит на месте и вокруг ни ветринки – полный штиль. Вдали виднелся остров с зелёными деревьями, светило солнце, было тепло и очень приятно. Яркий свет слепил глаза, но Денис видел, что к нему идут. Пять или даже шесть силуэтов на фоне воды, от острова, шли ему навстречу. Страшно не было, наоборот он испытывал необычайное наслаждение от всего происходящего. Так хорошо ему никогда ещё не было. В один миг приятная картинка исчезла, Денис испытал непонятную боль и ощутил жуткий холод. Открыл глаза. Над ним склонился капитан медицинской службы и с какой-то странной улыбкой на лице спросил: «Ну, рассказывай, что ты видел?».

А Коваль не знал, что ответить, он пребывал в каком-то замешательстве. Разум не отвечал на его вопросы: кто я? Где? Кто этот человек? Что вообще происходит?

Память с молниеносной быстротой возвращала Дениса к реальности. В голове пролетели многочисленные кадры прошлого. И вот, всё встало на свои места. Почему-то захотелось заплакать. Позже он расскажет медику всё, что он видел.

– Товарищ капитан, вылейте мою кровь, мне нельзя было сдавать её, я болел в детстве желтухой.

– Хм. О как! Прям так, возьми да и вылей. Нет уж, мил человек, повременим пока с этим.

Он так ехидно улыбнулся, что Ковалю стало не по себе.

– Ты, что ж думаешь, что кровью можно вот так вот запросто разбрасываться? Да нет, дружок, это одна из самых ценных и загадочных субстанций в нашем мире. Её не купишь в магазине или аптеке. И даже в больнице, пройдя все препоны бюрократической волокиты, не каждый пациент может рассчитывать на донорское переливание. Ладно отдыхай, потом как-нибудь поговорим.

Но разговора потом уже не получилось. Спустя месяц капитан был арестован и предан суду военного трибунала за то, что продал каким-то моджахедам пятьдесят литров крови.

С тех пор прошло почти четверть века. Денис давно закончил службу, поменял кучу рабочих мест на гражданке, семья, дети. Редко когда вспоминал тот случай с ним в армии, многое стёрлось в его памяти, уже был давно забыт разговор с военврачом, но то видение не давало покоя тогда очень долго. Он пытался воспроизвести его в своих снах, но всё было тщетно. И с течением времени представлялось, как некая сказка, не имевшая ничего общего к настоящей действительности.

Коваль заканчивал рабочую смену в столичном такси и уже возвращался в парк, как получил очередной заказ от диспетчера. Прибыв по указанному адресу Денис забрал клиента и записал в навигатор пункт назначения – Госпитальная площадь, дом 3. Пассажиром оказался мужчина в форме полковника. На петлицах его мундира красовалась эмблема змеи обвивающей чашу, что говорило о его статусе – военный медик.

– Будьте добры, с набережной поверните на Новую дорогу к Госпитальному валу, мне не надо к центральному входу, я выйду у сквера, – сказал полковник.

В его голосе Коваль услышал знакомые нотки и бросил взгляд в зеркало заднего вида. Огрубевшие черты лица, ничего не напоминали, но взгляд офицера, почему-то казался ему знаком.

– Что-то не так? – спросил пассажир.

– Да нет, всё нормально, подвезу куда скажите, – ответил Денис сухим голосом.

Что-то перехватило в его горле, он потянулся за бутылкой с водой и сделал несколько маленьких глотков. В эту паузу он заметил, что военный его тоже, как-будто рассматривает. Даже через зеркало, взгляд полковника казался неприятно колюч. Потом он потянул руку к своему лицу, погладил указательным пальцем уголки рта и на лице офицера отразилась, уже знакомая Ковалю, ехидная улыбка. Не может быть. Капитан?

– По-моему, мы знакомы, не так ли? – задал вопрос полковник, – не стесняйся спрашивай.

– Мне кажется мы встречались на одной из военных баз в средней Азии? – тихо произнёс Денис.

– Да, было что-то, начинаю припоминать, Кошель по-моему, или я путаю?

– Коваль. Денис Коваль.

– Ах, да, точно. Ну здравствуй, Денис, как живёшь-поживаешь? Это ж надо, сколько лет прошло, двадцать?

– Больше, почти двадцать пять… Нормально живу, не жалуюсь.

– Мы кажется с тобой не договорили тогда?

– Ну да, вас ведь арестовали как-то быстро.

– Ах вот оно что, – офицер улыбнулся, – ты об этом, да было дело. И что тебя смущает?

– Меня не смущает, у меня просто не укладывается всё это в голове. Капитан, трибунал, а теперь я везу целого полковника в госпиталь Бурденко, вы ещё на службе что-ли?

– Эх, Денис, Денис… конечно на службе, был, есть и ещё год как должен быть. Ну да ладно, всё равно это уже история, гриф секретности сняли пару лет назад. Помнишь я говорил тебе, что кровью просто так не разбрасываются. Она одна из самых ценных продуктов человечества. Кровь даёт людям жизнь, а это дороже любого золота на Земле. Так вот, друг мой, кровь взятая у живого человека всегда будет пригодна, потому что она живая, с ней живут! А вот сколько времени с ней проживёт реципиент и как – другой вопрос и уже отдельная тема для рассуждений. Всё зависит от того, в чьи руки попадёт субстанция. К примеру, организм переболевший гепатитом, со временем начинает вырабатывать антиген к этой инфекции, а значит его кровь вполне пригодна для жизни другого человека. Плюс к этому прибавим инкубационный период охлаждения в течении трёх месяцев, затем обработку ультрафиолетом в течении того же времени. В итоге, на повторной проверке получаем результаты анализа здоровой человеческой крови. Ну и естественно, если можно вылечить болезнь, значит её можно и реанимировать, развить до стадии прогрессирующей эпидемии и т. д. К примеру, геморрагическая лихорадка – даже при посевах крови в лабораториях, до 15% вирусов остаются незамеченными, а в полевых условиях любые методы проверки вообще ничего не покажут. Для этого, всего лишь, потребуется ввести ряд бактерий в молекулярный состав крови и получить антиген, чтобы сдерживать рост инфекции когда надо, пока вирус не мутировал. Хотя мутация по своей природе, ни что иное, как новая разработка одной и той же лаборатории.

– Это что получается, биологическое оружие?

– Ну не так громко конечно, но принцип действия тот же. Ты про банду Абубарафа, что слышал?

– Одиозные палачи, наёмники со всего мира, наркотрафик из Пакистана, вырезали тысячи людей. В открытые боестолкновения с федералами не вступали. При переходе границы наши накрыли их «Градом». Лишь нескольким десяткам повезло, остались живы, так как шли по другой тропе. Но и они исчезли куда-то.

– Ну да, ну да… испарились бесследно, жди. Их скорченные тела были найдены в заброшенном ауле на Памире. Раненым требовалась донорская кровь и они её получили, от меня. По агентурным данным боевики страшно мучались перед смертью, всё кричали про какие-то тени гяуров. Тебе это ничего не напоминает?

– А как же трибунал?

– А что трибунал? Это всего лишь оперативное прикрытие агента. Ведь что-то могло пойти не по плану. Кроме того, надо же было придать правдоподобность сделке, показать значимость донорского материала и вдобавок, избежать мести со стороны возможных выживших. Вот так, Денис, на войне все методы хороши. Ну да ладно, похоже мы уже приехали. Высади меня на углу сквера. Бывай солдат, кто знает, может ещё раз свидимся, лет так через двадцать.

Выходя из машины, полковник снова одарил Коваля ехидной улыбкой, от которой у того пробежал мороз по коже. Перед выездом на набережную такси свернуло в проулок и остановилось. Клиент забыл оплатить заказ. Вернуться? Ну уж нет, подумал Денис, моя смена закончилась. Нервные клетки ещё пригодятся. Как говорится: «Меньше знаешь – крепче спишь». А деньги? Ну а что деньги? Бумага… Было бы здоровье, остальное заработаем.

27.02.2017г.

Псковская область, Куньинский р-н, пос. Наумово, музей-усадьба М.П.Мусоргского, линогравюра, «400-летний дуб», линогравюра, 1989г.