Текст книги "Скелет в семейном альбоме"

Глава 8. Испорченный выходной

Лиза пришла в десять часов, минута в минуту. Похвальная пунктуальность. Я сам всегда стараюсь быть точным, а людей, постоянно опаздывающих на встречу, считаю разгильдяями, не способными разумно распорядиться своим собственным временем.

– Как погода? – спросил я гостью.

– Когда я выходила из дома, шел легкий снежок. Что за весна в этом году? Давно пора теплу установиться, а на улице то холод, то слякоть.

Я принял у Лизы пальто, повесил в шкаф. Она подошла к зеркалу, привела в порядок прическу. Прошлый визит начался с мытья рук, этот – с наведения марафета.

– Как у нас температура? – спросила она.

– Пять минут назад была тридцать семь и восемь. Ночью, часа в три, доходила до сорока одного градуса.

– Принесите чайную ложечку. Посмотрю, не обметало ли у малышки горло.

Из женской сумочки Лиза достала стетоскоп, прошла в комнату. Арина, уставшая от ночных кошмаров, встретила тетю-врача с улыбкой.

– Тебе уже легче? – спросила Елизавета Владимировна. – Как у нас лобик, горячий? Ничего, скоро температура спадет, и ты сможешь покушать. Арина, противный вкус во рту прошел или все еще отдает кислинкой?

Лиза осмотрела у Арины горло, послушала, как бьется сердце.

– Андрей Николаевич, приготовьте девочке сухое белье и застелите кровать свежей простыней. Пошли, Арина, примем водные процедуры.

Доктор взяла дочку на руки и унесла в ванную. Через несколько минут оттуда донеслось протестующее мычание.

«Наверное, это не очень приятно, когда ты температуришь, а тебя обтирают прохладным, мокрым полотенцем, – подумал я. – Мычит Арина громко, так и говорить скоро начнет».

Уложив дочку общими усилиями в кровать, я и Лиза пошли на кухню пить кофе.

– Я хотела по дороге купить молоко, – сказала она, – но в магазины еще не завозили молочную продукцию. Обещали часам к двенадцати выставить.

– Ничего, я сбегаю.

В прихожей зазвонил телефон.

«Наверное, Итальянец», – подумал я и снял трубку.

– Алло?

– Здравствуй, Андрей Николаевич!

Я замер. Это был Малышев. Это была катастрофа, крушение всех моих планов на сегодняшний день. Вторжение жестокого внешнего мира в уютную квартирку Натальи состоялось.

«Почему, почему именно сегодня? – промелькнула мысль. – Синусоида, ты что, не могла изогнуться завтра? Какого черта ты препятствуешь мне побыть вдвоем с этой милой, отзывчивой девушкой?»

– Что ты молчишь? – спросила трубка.

– Жду неприятностей, – ответил я.

– Как здоровье у дочки? – Николай Алексеевич старался выглядеть заботливым начальником, но это у него плохо получалось. – Андрей Николаевич, у нас новое ЧП. В садовом массиве, между городом и аэропортом, нашли два трупа.

– Николай Алексеевич, я понимаю, два трупа – это серьезное происшествие, но нельзя ли сегодня как-то без меня обойтись?

– Оба трупа обнаружены в садовом домике, принадлежащем адвокату Машковцову. Его автомобиль стоит там же. Андрей Николаевич, собирайся, поедешь на место, возглавишь нашу бригаду.

– Николай Алексеевич, а нельзя вместо меня Клементьева направить? – с легким раздражением спросил я.

– Когда ты станешь начальником городского уголовного розыска, тогда и будешь принимать решения, кого куда отправить. – Малышев отбросил участливые нотки и перешел на командно-повелительный тон. – Собирайся, минут через десять машина будет у подъезда. Тебе на замену я пришлю идээнщицу. Случись что, «Скорую помощь» вызвать у нее ума хватит.

– Она умеет манную кашу готовить? – мрачно спросил я.

– Все женщины умеют манную кашу варить, – парировал начальник. – Собирайся, машина уже вышла.

Я постоял с телефонной трубкой в руках, выругался от избытка чувств, пошел на кухню.

– Лиза, – я сел напротив девушки, аккуратно положил свою руку на ее ладонь, – в четверг в нашем городе убили трех человек. Преступники, убив взрослых, стреляли в девочку лет двенадцати, но у них оружие заело, и она осталась жива. Сегодня в доме человека, который организовал эту кровавую бойню, обнаружили еще два трупа. Начальство требует, чтобы я выехал на место происшествия.

Она молча смотрела на меня. В глазах Лизы я прочитал целую гамму чувств: изумление, восхищение, недовольство и недоумение. Если перевести ее мысли в слова, то она хотела сказать примерно следующее: «В нашем городе происходят такие чудовищные преступления? Андрей Николаевич, так вы, оказывается, интереснейший человек: мужественный, талантливый, рискованный. Без вас ваши коллеги как без рук. Только при чем здесь я? Мы договаривались кашу ребенку сварить, но не более».

– Лиза, моим начальникам наплевать на мою больную дочь. Сами слышали, мой босс посылает сюда идээнщицу. Он считает, что лейтенант в юбке с педагогическим образованием – это лучшая сиделка для больного ребенка. В другой обстановке я бы согласился с ним. Но когда речь идет о моей дочери, я – против.

– Андрей Николаевич, а кто такая идээнщица?

– Инспектор по делам несовершеннолетних. Специалист по трудным подросткам. В уходе за больными детьми она так же соображает, как я в разведении свиней йоркширской породы. Лиза, я не могу оставить ребенка с посторонним человеком. Мне не на кого больше надеяться, кроме как на вас. Посидите с Ариной. Я постараюсь быстро управиться, взгляну на трупы, прикину, что там к чему, и рвану назад. Лиза, я компенсирую вам эту испорченную субботу. Я буду ваш должник на веки вечные.

– Если бы не вчерашний рассказ о птице марабу, то я подумала бы, что попала в театр абсурда. Мы с вами знакомы второй день, и вы уже оставляете на меня квартиру, которая вовсе не ваша. Вы хотите уехать по служебным делам и убеждаете меня, что мы настолько близкие с вами люди, что я с радостью должна согласиться сидеть с вашей дочерью, которая со дня на день перестанет быть вашей дочерью. Вы всегда живете в таком запутанном мире?

– Нет. Сегодня просто стечение обстоятельств. Мама Арины поехала искать свое счастье, а я, по ее воле, остался в дураках. Коварная синусоида испытывает меня на прочность. Вместо того, чтобы наслаждаться обществом симпатичной умной девушки, она посылает меня в мир грязи и смерти.

– Как все загадочно! – Лиза с сомнением покачала головой. – Андрей Николаевич, пока за вами не приехали, объясните, а при чем здесь синусоида, да еще коварная?

– Синусоида, – нравоучительным тоном сказал я, – это не только математическая фигура, но еще и социально-философское понятие, объясняющее динамику развития человеческой жизни. Я имел честь лично знать старика Кусакина, величайшего философа нашего времени. Именно старик Кусакин первым объяснил взаимосвязь между синусоидальностью жизненного пути человека, его жизнью и смертью, полетом души человека к звездам либо низвержением ее в ад, в пустоту. Будет время, я расскажу вам об учении старика Кусакина. Оно верно в своей сущности, потому что опровергнуть его невозможно.

Пока я разглагольствовал, Лиза смотрела на меня по-детски широко раскрытыми глазами. Представляю, какой сумбур сейчас творился в ее голове: «Старик Кусакин, синусоида, больной ребенок, полет к звездам и трупы где-то на окраине города. Черт знает что!»

«Ничего, девочка, крепись! – подумал я, наблюдая за ее реакцией. – Ты еще не такого от меня наслушаешься. Бог даст, я тебе еще и ложку старика Кусакина покажу… А пока, как я вижу, ты готова принять мое предложение».

В дверь позвонили. Я посмотрел девушке в глаза и прочитал в них внезапно появившееся веселье. Оно и понятно! Любое приключение – это азарт, кураж, легкость мыслей и действий.

– Лиза, я уезжаю. Арина остается на вас. Я постараюсь приехать как можно быстрее.

Не дожидаясь ее ответа, я пошел в коридор и открыл дверь. Первым в квартиру вошел оперуполномоченный Максимов, шустрый парнишка невысокого роста. За ним – инспектор ИДН Валиахметова, габаритная женщина лет сорока.

– Привет, Андрей Николаевич! – Максимов рукой изобразил «салют». – Замену тебе привез!

– Где больная девочка? – строго спросила идээнщица.

– Андрей Николаевич, – не выходя из кухни к гостям, сказала Лиза, – мы же договорились, что с Ариной я посижу.

Опер и идээнщица переглянулись.

– Ну, мы это, вниз пошли, – смущенно сказал Максимов.

Я взял телефон, по памяти набрал номер домашнего телефона оперуполномоченного Симонова, моего непосредственного подчиненного.

– Привет, это Лаптев. Записывай адрес… Теперь слушай меня внимательно. На место происшествия я тебя с собой не беру, а даю тебе особое задание. Сейчас пойдешь в магазин, купишь там бутылку молока и манную кашу… В чем продают манную кашу? Вова, мать твою, откуда я знаю, в чем ее продают? Ты что думаешь, я когда-то в жизни манку покупал? Вова, скажи мне, ты опер или водитель троллейбуса? Почему тебе постоянно все надо разжевывать, почему ты не способен сам принять оперативное решение? Послушай, если ты и дальше будешь проявлять пассивность в оперативной работе, я крепко задумаюсь: «А не пойти ли тебе набираться опыта в районный отдел милиции?» Ты меня понял? Принесешь манную кашу и молоко по адресу, который я продиктовал. Все, действуй!

– Лиза, – позвал я. – Мне пора. Закройте за мной дверь.

Девушка, улыбаясь, вышла в коридор.

– Если я кому-нибудь расскажу, что меня оставили сидеть с ребенком в чужой квартире, мне никто не поверит. Андрей Николаевич, это вы сейчас со своим подчиненным так разговаривали? Вы его заикой сделаете. Сидел человек дома, отдыхал, а тут ему на голову манная каша свалилась.

– Лиза, забыл сказать – Арина молоко не пьет. Вообще не пьет, как и я.

Настал миг, когда мне на прощание надо было чмокнуть ее в щеку и выйти за дверь. Я уже всем телом двинулся к Лизавете, но на полпути остановился, как-то глупо и бессмысленно кивнул ей и поехал на место происшествия.

Глава 9. Садовый участок

Утром в субботу теплее не стало. На улице шел снег, но долетающие до земли снежинки не ложились на нее ровным покровом, а тут же таяли. Тяжелые снежные тучи медленно проплывали над домами. Было пасмурно, темно. Такая погода больше напоминала конец октября, чем середину мая. Сибирь! Край с непредсказуемой погодой, зона рискованного земледелия.

У дежурного автомобиля идээнщица попрощалась с нами и пошла домой. Я в составе «сборной солянки» (эксперт-криминалист, оперативник и следователь УВД) выехал в садовый массив, раскинувшийся от окраин города до самого аэропорта.

– Нынче с погодой какой-то бардак стоит, – прокомментировал природные катаклизмы водитель. – Помнится, в прошлом году в это же время мы на природу выезжали, шашлыки жарили. Верите, я даже искупаться пробовал!

– Сколько выпил? – подколол следователь.

– Немного, раза три по сто, не больше.

Водитель вывернул со двора, прибавил газу.

– На природе под хорошую закуску водка пьется по-другому. Шашлычок, лучок маринованный, свежий хлеб – сколько ни выпьешь, хмель не берет. Зато потом так торкнет, что сразу же в сон тянет. Нет на природе переходного периода, когда ты ходишь пьяный, шатаешься, всякую чушь несешь. Обычно сидишь у костра, рюмочки пропускаешь, а потом – бац! – и прилег спать в кусты.

«От хорошо прожаренного шашлыка с маринованным луком и я бы не отказался, – с тоской по летнему теплу подумал я. – И водки бы выпил, и хлеб на прутике над костром подрумянил. Пройдет эта слякоть, надо будет подкинуть идею Малышеву, мол, мы успешно закончили пять месяцев, процент раскрываемости держим, не выехать ли нам на природу, выпустить накопившийся за зиму пар?»

На ухабе автомобиль тряхнуло. С асфальтовой дороги мы свернули на проселочную. Город остался позади. Впереди, от края до края горизонта, раскинулся садовый массив. Назвать это скопище домиков и сараев дачным поселком язык не поворачивается, а именовать шесть соток неплодородной земли мичуринским участком – как-то уж совсем глупо. В моем понятии дача – это добротный дом с садом, ухоженные газоны, цветочки под окном. Название «мичуринский участок» наводит на мысль об экспериментальном поле, где вдумчивый агроном скрещивает с антоновской яблоней морозоустойчивые сорта «ранетки сибирской», растения несъедобного в принципе. Хотя нет, лет до десяти шпана обрывает ягодки-ранетки, пожевывает их с умным видом, поплевывает деревянной кислятиной.

Садовые участки стали массово появляться в начале семидесятых годов. По задумке правительства, горожане, уставшие от всевозрастающего дефицита продуктов, должны были сами обеспечивать себя свежими овощами и ягодами. Отчасти эта идея удалась, отчасти – нет. Сыграло свою роль количество земли, предоставляемой под садовый участок: на шести сотках было где развернуться, а на трех сотках смородину уже не высаживали – негде.

У моих родителей был садовый участок – клочок земли, который я с детства ненавидел всеми фибрами моей души. Каждое лето по несколько недель безвылазно я «дышал свежим воздухом» вдали от городских друзей, окучивая картошку и пропалывая грядки. Еще приходилось поливать рассаду из лейки, колоть дрова, вырывать сорняки за забором, ходить с канистрой на родник за водой и сдыхать от вселенской тоски! Городскому подростку пребывание на садовом участке противопоказано: оно отупляет и вселяет чувство собственной неполноценности. В неплодородную сухую землю уходят жизненные силы, и созидательная энергия организма растрачивается почем зря.

Проехав с километр вдоль садовых участков, водитель остановился. Справа от нас, на еще не засеянном овсом поле, торчал геодезический знак. Слева отсыпанная щебнем дорога вела в глубь садовых участков.

– Малышев сказал: «От геодезического знака три аллеи вперед – и в сады». А как считать аллеи, если знак напротив дороги стоит? – Водитель озадаченно осмотрелся, включил рацию: – Сто первый, Сто первый, ответь Сто пятому. Сто первый, ответь! Мать твою, здесь никакая радиосвязь не работает. Как поворот искать будем? Если промажем, то домик адвоката до ночи не найдем.

Я невесело вздохнул. Места мне были знакомые. Садовый участок моих родителей располагался в этом районе.

– Малышев называл еще какие-нибудь приметы? – спросил я.

– Там, говорит, лог есть, а под горой родник течет.

– Поехали прямо, я скажу, где поворачивать.

У приметного домика, похожего на старинную сторожевую башню, мы свернули на неширокую аллею. Справа и слева от нас, защищая участки от воров и любопытных прохожих, потянулись разномастные заборы. Людей за заборами не было. Холодно. По факту погода середины мая соответствовала концу апреля.

– Помнится, – сказал я, – идешь в детстве вдоль этих заборов, а вокруг, как кочки на болоте, торчат задницы, обтянутые трико синего цвета. Все до единого дачники, и мужчины, и женщины, все в синтетическом трико. Как униформа какая-то: сверху – обноски, которым дома не место, а снизу – трико. На ногах резиновые сапоги, в руках – грабли. Как вспомню, так вздрогну!

– Андрей Николаевич, – подал голос эксперт, – у тебя где-то здесь участок был?

– Аллей шесть вправо и через гору наверх. От трамвайной остановки до участка ровно полтора часа пешком. Если с поклажей, то пока дойдешь, все на свете проклянешь. Родителям-то что, они дойдут до участка, перекусят, водочки выпьют, и силы восстановились. А мне, пацану, каково? Меня водкой не угощали… А я бы выпил. Залил сорокоградусной тоску по городу.

Пейзаж за окном автомобиля был наглядной иллюстрацией моих слов о тоске. Все вокруг, куда ни посмотри, было уныло, серо, безрадостно. На дорогах – лужи и грязь, на деревьях и кустарниках – ни листочка. Жизнелюбивые сорняки только-только начали пробиваться вдоль заборов. Вороны, не найдя пропитания, покинули эти места. Редкие садоводы, черт знает зачем приехавшие в такую погоду на участок, сидели безвылазно в своих домиках-избушках, топили дровами круглобокие печки-буржуйки.

У спуска в лог мы остановились. Вдоль дороги с правой стороны рядком стояли легковые автомобили. Первый из них – «девятка» Малышева.

– Приехали! – сказал водитель, выключая двигатель.

Я вышел из машины, обошел лужу, вскинул руки к небу и, обращаясь к свинцовым тучам, громко продекламировал выдуманную мной строку из Священного Писания:

– И сказал Бог: за грехи ваши тяжкие я заставлю вас работать на участках мичуринских! И будете вы в поте лица своего выращивать на них кривой огурец и побитый проволочником картофель, и будете зарабатывать ревматизм и радикулит. Аминь! Да будет так.

– Хватит орать! – вышел из калитки Малышев. – Я тебя сюда не за этим позвал.

– Николай Алексеевич, – я за руку поздоровался с начальником, – откройте секрет: на кой черт вы меня дернули из дома, если сами выехали на место происшествия?

– Я хочу, чтобы ты осмотрел место убийства и высказал свое мнение. Если оно совпадет с моим, то мы на верном пути.

«Ого! – подумал я. – Мои акции растут, а Геннадия Александровича Клементьева – падают. Раньше он был главным советником Малышева. Не случилось ли чего? Может, раскодировался и снова запил?»

– Начнем с машины, – предложил я.

«ВАЗ-2105» вишневого цвета стоял на обочине дороги между вспомогательной пешеходной аллеей и логом. Машина была забрызгана грязью, государственные номера не читались. Все дверцы автомобиля были открыты, у водительского места работал кисточкой эксперт.

Я заглянул в салон автомобиля. Заднее сиденье было вымазано потемневшей от времени кровью. На стекле и правой дверце отчетливо просматривались отпечатки окровавленных пальцев.

– Они специально так наследили? – спросил я у Малышева. – В первый раз вижу, чтобы убийцы отпечатки пальцев со стекла не стерли. В машине ничего не нашли?

– Андрей Николаевич, мне такие поверхностные суждения не нужны, – строгим тоном выговорил мне начальник. – Ты глубже к вопросу подходи, а руками разводить, как базарная баба, любой постовой сумеет.

– Николай Алексеевич, не требуйте от меня по ботве определить плод! Осмотрю дом, вынесу суждение.

– Пошли! – Малышев, как радушный хозяин, жестом предложил войти в калитку.

Садовый участок адвоката Машковцова оригинальностью планировки не отличался. Слева – дом, справа, в конце участка – туалет-скворечник. Между ними – вытянутый вдоль дороги участок земли, на котором просматривались осевшие после зимы грядки и еле заметные лунки из-под картошки. Вдоль внутреннего и внешнего забора высажены плодовые кустарники.

Садовый домик адвоката состоял из центрального шлакозаливного куба и жилой деревянной мансарды. Со стороны огорода к основной постройке были пристроены единая с домом веранда и летняя терраса. У моих родителей и дом, и планировка участка были точно такие же, но у адвоката на участке была одна приметная деталь – большая строительная бочка. В таких огромных емкостях на стройке греют гудрон перед заливкой крыш.

– Видать, с водой здесь не очень, – сказал я, кивая на бочку. – Хорошая вещь. Если воду не подадут, то можно из бочки поливать.

– Здравствуйте. – От террасы отделились мужчина и женщина, подошли к нам.

Мужчина показался мне знакомым, а вот женщину я точно видел впервые. Внешность у нее была примечательная, и если бы мы раньше сталкивались, то я наверняка бы вспомнил ее. На вид незнакомке было лет двадцать пять. Глаза карие, рот узкий. Нос у девушки был карикатурно большим, с горбинкой посредине. Со стороны лицо незнакомки выглядело по-птичьему: небольшая голова и выдающийся вперед мощный клюв.

«Ее папа – Буратино, – решил я. – Зря деревянному мальчику приписывают любовь к Мальвине. У него другая избранница была».

– Вы меня не узнаете? – спросил мужчина, при близком рассмотрении оказавшийся ровесником девушки-птицы. – Вы к нам на завод в прошлом году приезжали и объяснение у меня брали.

Сквозь остатки дурмана после бессонной ночи с больным ребенком я припомнил: было дело! В шестом цеху завода «Сибтеплотехника» подрались двое рабочих, один из них пустил в ход отвертку и проткнул обидчика.

– Я – Виктор Торпенко, – пояснил молодой человек, – а это моя супруга Бронислава, дочь Юрия Эдуардовича.

«Ну и имечко! – отметил я. – У меня началась неделя редких и вычурных имен: Вероника, Лиза, Бронислава. Кто следующая будет? Феодора?»

– Как вся эта история началась, – продолжил зять адвоката, – мы места себе не находили, а про мичуринский совсем забыли. Холода же стоят, делать тут нечего. Пока пешком до участка дойдешь, в грязи по колено вывозишься. Машины в гараже нет, так бы на ней доехали.

– Вчера вечером мы решили съездить на участок, – вступила в разговор Бронислава. – Приехали, а тут…

– Ну что же, – взял я инициативу в свои руки, – пойдемте, посмотрим, что тут есть, кроме автомобиля на обочине. Кстати, промозглая погода сыграла всем нам на руку. Людей на садовых участках нет, по дороге никто не шмыгает. Если бы было тепло, то за две ночи колеса с беспризорной машины точно бы сняли.

Через веранду мы вошли в дом. В небольшой квадратной комнатке слева от входа стояла печка-буржуйка. Дымоход из нее вел на второй этаж, в мансарду. В комнате было одно окно, прикрывающееся двухстворчатыми ставнями. Рядом с окном стоял обеденный стол, напротив него – панцирная кровать. Матрац на кровати на зиму был свернут в рулон, постельное белье хозяева забрали домой. Рядом со столом было два стула: на одном из них сидел, уткнувшись головой в стол, мертвый мужчина, второй стул валялся на полу. Тут же лежал труп второго незнакомца. Судя по позам покойников, они сидели за столом и умерли с разрывом в несколько секунд: один из них остался на месте, второй, откинувшись на спинку стула, рухнул вместе с ним на пол.

На столе стояли початая бутылка водки «Пшеничная» и три восьмидесятиграммовые граненые стопки. Закуски не было. Сбить водочную горечь мужчины собирались водой из большой металлической кружки.

– Хоть бы щавель у веранды сорвали, – задумчиво сказал я.

– Какой, к черту, щавель! – эмоционально возразил Малышев. – Ты сам представь, они только что приехали с налета. Нервы на пределе. За ними три трупа и девчонка, которая их могла запомнить. Они, рискуя всем на свете, проехали через весь город, а ты о закуске толкуешь! У них с собой целая сумка с деньгами – дело выгорело! Масть пошла. Тут в самый раз опрокинуть по стопочке и расслабиться.

– Мощное зелье в этом пузыре, – показал я на водку. – С метилового спирта они бы так резко не окочурились.

– Теперь посмотри в угол, – предложил Малышев.

За кроватью лежал окровавленный молоток, пол возле него был залит засохшей кровью. К металлической части молотка прилипли два коротких волоска.

– Выводы? – спросил начальник.

– Как минимум три человека вошли в дом. Один из них, по всей видимости, хозяин, принес с веранды три стопки, достал водку. Отвлекся и получил удар молотком по голове. Пока он валялся без чувств, его соучастники раскрыли бутылку, выпили по стопке и мгновенно умерли. Вопрос – куда делся третий человек?

– А куда делись деньги, спросить не хочешь? – усмехнулся Малышев. – Теперь тебе понятно, почему им было наплевать на следы крови в машине? Тот, кто отравил двух подельников…

– …намеревался машину сжечь, – продолжил я за начальника. – Потом он бы сжег садовый домик и налегке, с одной сумкой денег, ушел бы в туман. Если третьим был адвокат, то где он? Или их было четверо? Свидетель Грачев видел в автомобиле только одного человека – адвоката Машковцова. Предположим, в этом деле был четвертый участник, он дожидался подельников здесь или подсел к ним в автомобиль по дороге… Хотя на кой черт им четвертый человек? Дело они втроем провернули, четвертого человека в долю брать как-то ни то ни се.

– Если в деле был четвертый человек, то он – самый умный из них: и отравленную водку пить не стал, и от адвоката избавился, – сказал Малышев.

– Почему мы взяли за аксиому, что адвоката убили? Может быть, это он всех троих грохнул и скрылся с деньгами? Одно понятно – распивать водку они собирались втроем.

– Я вижу картину так, – обобщил начальник уголовного розыска. – В этом помещении было четыре человека. Одного из них убили или оглушили ударом молотка по голове. Избавившись от соучастника, трое остальных налетчиков решили выпить. Разлили водку в три рюмки, двое отравились, а третий только поднес рюмку ко рту и пить не стал.

– Они бы спросили: «Чего это ты вдруг не пьешь?»

– Ничего подобного! В водку подмешан яд мгновенного действия. Посмотри на их позы: они где сидели, там и рухнули.

– Допустим, все так и было. Третий человек, отравитель, ушел отсюда своими ногами, а куда делся раненый или убитый?

Ответить Малышев не успел. В садовый домик вошел один из наших оперативников.

– Николай Алексеевич, я свидетеля нашел. Будете с ним разговаривать?

– Как ты его вычислил?

– У него у одного, во всей округе, дым из трубы шел. Его домик на горе, обзор через лог прекрасный.

– Пошли, Андрей Николаевич, на улице с ним поговорим.

Свидетелем был мужчина лет шестидесяти, одетый в телогрейку и резиновые сапоги.

– Ей-богу, вы зря меня тормошите! – возмущался свидетель. – Я ведь практически ничего не видел. Человека только видел, и все. Дело было в четверг часов так в семь, а может, и позже, на часы я не смотрел. Погода нынче сами видите какая: тучи, пасмурно. Что тебе полдень, что вечер, все едино мрачно, как в сумерках… Так вот, вечером я вышел во двор, дал собаке корм. В дом я ее не пускаю, на цепи держу. Собака моя – одно название, беспородная, но ночью тявкает, а больше от нее ничего и не надо. Так вот, покормил я собаку и посмотрел в эту сторону, через лог. В калитку вот этого садового участка входил мужчина. Больше я ничего не видел.

– Как он выглядел? У него что-нибудь было с собой в руках?

– Ничего я не рассмотрел! У меня и так зрение не ахти, а тут еще сумерки, так что я ничем вам помочь не могу. Одно точно скажу: это был мужчина.

– Больше ничего необычного не заметили?

– Заметил. Хозяин этого участка, где мы сейчас с вами стоим, обычно свой автомобиль ставит прямо напротив калитки, у соседского забора. В четверг он поставил машину ближе к логу, на спуске.

– Почему вы решили, что это хозяин участка поставил машину в другом месте?

– Ничего я не решил. Я же не видел, кто на ней приехал.

– Вас не удивило, что всю пятницу автомобиль простоял на улице? А хозяев на участке видно не было?

– Я же не любопытная баба, целый день в окно пялиться. Мне какое дело до чужого участка? Может, они выпивают да спят целый день. На огороде-то делать нечего: ни грядки вскопать, ни рассаду высадить. Холод, слякоть. Самое то печку натопить да настойку домашнюю попивать.

– Вы давно сезон открыли? – спросил я тоном опытного садовода-мичуринца.

– Я сюда из города первого мая перебрался. Старуха там осталась, а я тут кукую, жду, когда погода наладится. В прошлом году в это время тепло стояло, так люди мимо меня целый день в сторону аэропорта шли, а нынче редко-редко человек пройдет.

Мы поблагодарили свидетеля и вернулись в дом.

– Что мы имеем? – задал Малышев риторический вопрос. – Два трупа. Это те налетчики, которые входили в квартиру к Желомкиной. Еще у нас есть молоток со следами крови и волосами с головы человека. Ударить третьего человека по голове налетчики могли только до того, как выпили спиртное… Черт возьми, куда этот человек делся? Два трупа на месте, третий исчез.

– Может быть, он очнулся и ушел? – предположил я.

– Пешком далеко не уйдешь, а у забора автомобиль стоит. Если бы раненый очнулся, он бы сел в машину, доехал до города и бросил ее недалеко от остановки.

– Версия хорошая, только автомобиль на месте остался. Мое мнение: третий человек или пешком отсюда ушел, или его труп унес четвертый соучастник.

– Надо будет проверить все больницы и отработать всех лиц, кто поступил с травмой головы в четверг-пятницу. Главный объект поисков – адвокат Машковцов. Я думаю, что налет организовал он.

Я промолчал. У меня не было уверенности насчет адвоката, но и противопоставить рассуждениям начальника я тоже ничего не мог. Пока все сходилось на Машковцове: к дому Желомкиной бандиты приехали на автомобиле адвоката, на нем же они скрылись с места происшествия. Деньги делить налетчики приехали в садовый участок Машковцова. У дома Шахини адвоката уверенно опознал его бывший клиент Грачев.

– Николай Алексеевич, я поеду домой? У меня ребенок больной с чужим человеком сидит.

– Поезжай, но будь на телефоне. Я договорился с начальником управления, он велел организовать круглосуточное дежурство в ИДН. Как только наши «друзья» выйдут с тобой на связь, ты поедешь на встречу, а идээнщица посидит с девчонкой.

– Как они узнают, куда мне звонить? У Почемучки только номер моего рабочего телефона есть.

– Далайханов подскажет, где тебя искать. Я его на казарменный режим перевел. Пока звонок не поступит, он из управления не выйдет. Дело прежде всего!