Книга: Послы - Генри Джеймс

Вынуждены ли и мы "уступать духу времени" и все большему "смягчению нравственных устоев"? Ведь все на свете меняется и нужно идти в ногу со временем? Или-поотстанем чуть? -Благодаря смягчению устоев молодых людей все чаще заносит в Париж...Вынуждены ли мы их принимать по возвращении,так сказать . в свое лоно? Если они возвращаются... -А все,что было нужно..простое и недосягаемое искусство принимать жизнь такой,какой она идет. Стрезер же,как сам считал,отдал лучшие годы любованию путями,по которым она не ходит...

Иначе так и не узнаем,что есть "Ужасное,Отрадное,Общительное Одиночество...одиночество среди людей,по собственному выбору и сознание утраченных возможностей. -Да был ли на свете человек,потерявший так много и,сверх того,сделавший столь многое в награду за столь малое.Иными словами,Покорность Судьбе-вот все,что он имел за душойв свои 55 лет...

Еще через неделю. (повторяется предыдущий разговор) - Чэд, я должен с тобой поговорить. - Хорошо, Стрезер. Молчание. - Говори. - Пока не могу. - Ничего, Стрезер. Я подожду.

Еще через месяц. (повторяется два предыдущих разговора) - Чэд, нам нужно поговорить о ней. - О ней? - Да, Чэд. Именно о ней. - Извини, Стрезер, мне нужно на вокзал, встречать эстонскую делегацию. - Хорошо, Чэд.

На другой день. - Мисс Гостри, мне кажется... - Вы уверены, что вам кажется? - Кажется, что уверен. - А почему только кажется? - Потому что я надеюсь на вашу поддержку. - Вы можете рассчитывать на нее в любое время с 9 до 12 по средам в високосный год. - Знал, что вы мне не откажете. - Я люблю вас, Стрезер. - Что ты, дура, читаешь. Это же шекспировский текст. - Ой, простите, Стрезер!

В общем, в "Послах" этот живой текст разбавлен описаниями функционирования главного героя на примерно 900 страницах. Прошу прощения за спойлеры.

"Послы" от слова "послать". Это первое, что хочется сделать, начав читать Генри Джеймса. Но очень скоро ощущение проходит и ты даже начинаешь испытывать какой-то странный садомазохистский кайф, вчитываясь в это невнятное мычание, когда топчутся на одном месте, ты как будто играешь в какую-то странную игру, где каждому доползшему до финиша вручают черный пояс мученика, дабы он тут же на нем и повесился. Не припоминаю, чтобы мне доводилось читать что-либо настолько манерное и витиеватое, сам страдаю подобным занудством, но на фоне Генри Джеймса чувствуешь себя жалким любителем. И здесь мисс Гостри вновь не обинуясь заговорила с ним о предмете, который давно беспрестанно занимал ее собственные мысли: "Сэр, не будете ли вы так любезны, достать свой пенис, дабы обеспечить мне к нему беспрепятственный доступ?" Уважаемые читатели, обращаясь к вам, я уже нарушил все допустимые нормы светскости, потому что только возможностью сдерживать свое внутреннее достоинства в мыслях, а внешние в штанах, мы получим тот необходимый эффект, который дает нам возможность без фрака и рейсфедера хоть как-то соответствовать тем высоким требованиям, которые были предложены мистером Генри Джеймсом по отношению к читателям. Кто тут фейсконтроль не проходит, а ну, марш отсюда, лапотники! Текст у автора идеальный, прилизанный, такой, что плеваться хочется от его правильности, впервые не смог ничего процитировать, а это о чем-то и говорит.

А теперь немного серьезно. Прочитал, конечно, предисловие, написанное самим Генри Джеймсом. Очень кстати, между прочим, в нем автор поясняет читателям - о чем эта книга. Сделано на мой взгляд слишком предусмотрительно, было бы более занятно сделать из него послесловие, чтобы проверить - понял ли кто-то хоть что-то, прочитав "Послов". Впрочем, наше издание, как и водится, грешит излишней логикой, поэтому предисловием Генри Джеймса произведение заканчивается. Ничего в стиле "Эххх, прокачу!" в произведении современному читателю найти невозможно. Мнительные и рефлексирующие главные герои нынче в моде, но герой Генри Джеймса даст фору самому забитому из них.

Что увидел я или, вернее, что придумал я сам. Основное, чему посвящен этот труд, заключено в фразе "постоянная дань идеалу". "Труд" в данном случае имеет не только литературную заслугу, но и физическую - написать такой толстый талмуд нелегко, кроме всего прочего - сие еще и смешно, хотя читать "Послов" совсем невесело. Главным видится - что именно подразумевается под идеалом. Тот факт, что человек лжив, глуп и забывает о возможности научить курить и зайца, очень трудно отмести. После того, как мы избавляемся от предрассудков, нашептываний родителей, общества, животных инстинктов и заглядываем в самые глубины того темного колодца, где скрывается что-то действительно настоящее, именуемое душой - даже в этом случае нельзя быть уверенным, что тот идеал, которого мы порою так настойчиво добиваемся, хоть как-то совпадает с тем, что мы в итоге получили, избавившись от разнообразной шелухи. Идеал может быть красивым, правильным, добрым - кто поручится за искренность наших желаний в его достижении, кто поручится за то, что мы не заблуждаемся и нас не постигнет со временем разочарование?

Мода, снобизм, зависть, тщеславие, злоба по отношению к кому-то, ревность, любовь, дружба, сострадание, милосердие - сколько в нас этих агентов влияния, наших предвзятых двигателей, которые прячут от нас же самих нас настоящих. "Послы" по сути посвящены поиску собственного "я", но как этого порою достаточно, а также - как этого мало - всего лишь поместить человека в иную среду и подкинуть ему нестандартную ситуацию. Для главного героя "Послов", конечно, более чем достаточно. Он, судя по всему, не покидал чопорных мужских клубов, даже избегая скандалов и сплетен внутри них. Но и этого мало - отправьте его на войну, пусть отметит в семье серебряную свадьбу, станцует на сцене Большого театра, посидит ночку запертым в кондитерской лавке, выдержит нападение пяти нимфоманок, русский космонавт возьмет его в заложники при стыковке "Шаттла" с "Союз-Аполлоном" - мы и в этих случаях не сможем увидеть всех возможностей человека. И это прекрасно. Не знаю - об этом ли писал Генри Джеймс. Не все ли равно.

Харис Цевис, иллюстрации к Олимпийским играм 2012, поп-арт

И нельзя сказать, что Генри Джеймс в своём романе "Послы" (1903г.) был щедрым дарителем этих самых крупиц, но кое-что "подлатать" все же удалось. Например, по части стилистики. Роман написан в новаторской для начала прошлого века технике "погружения" в мир героя, видения всего происходящего глазами одного лишь человека. Я так понимаю, точку в этом эксперименте поставила Вирджиния Вулф с дальнейшими перепевами и последователями.

Тема романа ясна практически в первых страниц, собственно, она заложена и в названии. По просьбе некой миссис Ньюсем "посол" Ламбер Стрезер и его друг отправляются из Америки во Францию "спасать" Ньюсема-младшего из цепких лапок коварной обольстительницы, дав зарок вернуть юношу в родовое гнездо.В самой должности посла, подразумевающей порядок и последовательность, а точнее, в её развенчании и состоит идея книги - нравственное и духовное перерождение зрелого человека под влиянием среды. Свою идею автор начинает раскрывать уже в начале книги: с героем знакомится мисс Горсти, принадлежащая "к тем дамам,которые умели без вульгарных ужимок назначить свидание в Берлингтонском пассаже". А дальше следует вереница открытий и прозрений, ностальгии и тоске по неиспользованным возможностям.

Ему почему-то было грустно, словно он пришел с чем-то дурным, и в то же время радостно, словно пришел обрести свободу. И место, и время в высшей степени располагали к свободе, и именно чувство свободы повернуло его мысли вспять — к собственной молодости, которую когда-то — давно — он прозевал. Сегодня он уже не мог объяснить, почему прозевал или почему после стольких лет затосковал о том, что прозевал. Главное, чем окружающее волновало ему кровь, — все это олицетворяло суть его утраты, делало ее досягаемой, ощутимой всеми чувствами в такой степени, в какой он прежде никогда не ощущал. Вот такой она предстала здесь перед ним в этот неповторимый час, его молодость, которую он давно утратил: необыкновенной, полной тайны, полной действительно сущего, так что он мог потрогать ее, попробовать на вкус, ощутить аромат, услышать ее глубокое дыхание. Она была в воздухе, снаружи и внутри, она была в его долгом ожидании на балконе, в летней истоме вольной ночной жизни Парижа, в непрерывном, ровном, быстром гуле от катящейся внизу лавины освещенных экипажей, напоминавших ему толпу проталкивающихся к рулетке игроков, которую он видел в Монте-Карло.

В этой емкой фразе - вся суть произведения. Однако Генри Джеймс избегает пошлого драматизма, сохраняя герою американскую живучесть, которую не сдвинули с пьедестала ни театр на сцене и в жизни, ни споры обо всех мыслимых видах искусства, ни пристойное непристойное поведение. Очередной крупицей стало понимание о разнице менталитетов, точнее, о двух главных, как мне кажется, качествах

Он находился в сокровеннейшей нише храма — темной, как пиратская пещера. В темноте проблескивало золото; проступали пятна пурпура во мраке, виднелись предметы — все музейные уникальности, — те, на которые из низких занавешенных муслином окон падал свет. Они проступали как в тумане, но все, несомненно, были драгоценны, обдавая презрением его невежество, словно нос ароматом от вдетого в петлицу цветка. Однако остановив взгляд на хозяйке, гость понял, что более всего поразило его в этом жилище. Очерченный этой обстановкой круг полнился жизнью, и любой вопрос, который мог сейчас возникнуть, прозвучал бы здесь, как нигде в ином месте, жизненно важным

Стрезер осознаёт своё невежество по части искусства и удивляется французскому неравнодушию, способности выручать, "возведённой в ранг романтической".

Отдельно хочется сказать о самом Париже. "Послы" - одна из тех книг, где "экстерьер" является важной составляющей "интерьера" - Париж - один из главных героев книги. С одной стороны, мы видим город очень фотографическим, с другой - аллюзийным. Мы то чувствуем его имперский дух в анфиладах мадам де Вионе, то снисходим к чему-то более камерному и интимному в квартирке мисс Горстри. Но несмотря на различные ипостаси, этот Париж наполнен для Стрезера свежестью и жизнью. И вот тут мы сталкиваемся с несоответствием. При всех эпитетах типа "свежий", "пронзительный", "колдовской", Париж в этой книге - город тени, камня и графичных контуров, а все оды ему выглядят надуманными самим героем. Джеймсу куда убедительнее даются характеры, интерьерные картины и бытовые сцены. Поэтому, отделив форму от содержания, можно заключить, что "резервуарный" дух французской столицы хорошо миксуется с американским прагматизмом, а ментальность жителей с их "припудренной" эксцентрикой, смелым обращением со временем, пониманием искусства, как чего-то насущного, стали той основой, на которой "возродился" обновлённый Стрезер ( кажется, говорить "лабиринтами" заразно). Живопись Эжена Галье-Лалу отображает как раз тот Париж, каким его увидела я в этой книге

Парижская уличная сцена, Э.Галье-Лалу

А вот герои автору удались. Я так и не узнала, как же выглядел Ламбер Стрезер, но это мне ничуть не мешало. Его биографию автор обрисовал парой фраз, чего тоже вполне хватило. Четко подмечены по паре качеств у каждого из героев, чтоб воочию себе их представить. Надутый, пышущий недовольством Уэймарш; погружённые в собственные заботы Поккоки; Чэд, ищущий в полуночном одиночестве определенности, которую вручают ему, как золотой трофей без права отказа; мадам де Вионе, скрестившая руки, словно Мадонна, под сводчатым потолком, которая на поверку оказалось обычной женщиной; её дочь Жанна, фарфоровая куколка с исправным механизмом; птенцов Билхема и Мэмми, которые ещё "слушают взрослых"; эксцентричная мисс Горстри - самый противоречивый и симпатичный мне персонаж. А ведь для Стрезера она так и осталась "спасательным кругом", который, минуя глубоководье, лучше сдать обратно.

И уж раз я начала отбрасывать некоторые крупицы, то скажу и о главном недостатке . Весь сюжет построен на недосказанности и ощущении тайны, о которой все дружно умалчивают. Нет прямых вопросов, нет прямых ответов. Что самое интересное, герои прекрасно понимали друг друга - не понимала лишь я. Мне казалось, что я пропустила важные факты и теперь путаюсь в догадках. Джеймс с первых строк поражает запутанностью предложений и удивительной способностью говорить СУПЕРСЛОЖНО О ПРОСТОМ И ОЧЕВИДНОМ. Собственно, в этом и состоит основная "трудность" этого романа - вербально пробраться к смыслу каждого предложения. Вот, к примеру

Свое впечатление от этой дамы — без преувеличения и восторженности, а столь же просто, как она, когда впервые заговорила с ним, побудив ответить, — он выразил бы словами: «О, она принадлежит к более утонченной цивилизации…» Но вопрос — если «более утонченная», то «чем какая» — не вытекал для него из этого определения, как требовалось по логике при более глубоком осознании такого сравнения

И тут я неодинока - все порицатели Джеймса предъявляют подобные претензии. Так, например, Уэллс заметил, что эта проза напоминает гиппопотама, старающегося достать горошину, которая закатилась куда-то в глубь логова. Забавно, но в чем-то я с ним согласна, хотя моя метафора была бы менее саркастичной. Да и не похожа на "бегемота" эта стройная поэтичная проза. Но вот все равно гнетёт меня, что Джеймс поставил во главу угла форму, а не содержание. Он был так захвачен близостью вот этой самой насущной, почти осязаемой для него формы, что мысли бежали вперёд слов. Отсюда и все его разъяснения, которыми он охотно делится как в самом романе, так и в предисловии к нему. Было бы интересно прочесть более ранние романы писателя - возможно, в них автор менее пафосный.

При всех недостатках "Послы" написаны с большой любовью! Это чувствуется долгое время спустя после прочтения. Вот она такая, эта попытка уйти от удобной разношенной классики к зыбкому миражу модернизма. За умение защитить ближнего и любовь к экспериментам моя оценка выросла на 0,5 балла.

Стрезер широко открыл глаза: подумать только, в какие слова позволяют себе нынешние молодые люди облекать свои мысли!

Разве это не прэлестно?! Да, мистер Стрезер на 110% джентльмен, даром что американец. Величественная матриарх, которая остаётся в Америке, высылает послов к своему сыну, чтобы вернуть того в лоно семьи. Она ни минуты не сомневается, что хорошо, а что плохо, она знает, что сын должен вернуться из своего затянувшегося путешествия по Европе и заняться бизнесом, доставшемся ему от отца. Чего хочет сын - её не волнует, ибо она точно знает, что это всё пустое. Первым послом она отправляет Стрезера, но сей главный посол становится и главным судьёй. Он на месте понимает, что в Париже истина матроны оказывается не совсем уместной. В жизни есть кое-что поважнее семейного бизнеса - личностный рост. Тогда высылается второй и более надёжный эшелон послов. Сама идея романа сейчас кажется смехотворной. Вся вот эта вот тонкая игра. Что такого в том, что двое любят друг друга? Она замужем и старше его на десяток лет, но разве это существенно? Тогда это было настолько безнравственно и важно, что героям приходилось кружить вокруг темы - настолько было страшно хоть как-то намекнуть на это. И вот из этого кружева текста рождается прелестный роман о любви и самых важных в жизни вещах. Роман очень хороший, даже слишком хороший. Наверно именно для этого и существует такое муторное вступление - только самые сильные (упорные, дальновидные) достойны наслаждаться столь изысканной прозой. Высшая оценка книге.

Ламбер Стрезер, немолодой уже житель американского городка Вулет, прибывает в Париж с целью выполнить одно конкретное поручение. Дело в том, что он должен постараться непременно вернуть домой Чэда – сына известной в Вулете миссис Ньюсем и наследника солидного капитала. Дома Чэду уготовано занять отличное место в семейном деле и приумножить свои доходы. Мистеру Стрезеру, в свою очередь, также обещана награда – рука и сердце означенной миссис Ньюсем.

Итак, Стрезер приезжает в Париж. Он ожидает найти Чэда, погрязшего в порочных удовольствиях и плененного какой-нибудь парижской прелестницей не самых строгих нравов. Каково же оказывается удивление старины Стрезера, когда он застает Чэда Ньюсема, вулетского увальня и болвана болваном, совершенно преображенным. Внешность, манеры, умение держаться и располагать к себе людей, талант нравиться – все это невесть откуда взялось в Чэде, превратив его в просто таки блестящего молодого человека.

Мистер Стрезер, конечно, вовсе не дурак и быстро смекнул, что за этими изменениями стоит женщина, и женщина незаурядная. И именно из-за нее, а вовсе не из-за какой-то легкомысленной пустышки, Чэд остается в Париже. Более того, и Париж, и женщина явно идут молодому человеку на пользу.

Перед мистером Стрезером встает дилемма: возвращать Чэда домой или позволить ему жить своей жизнью? Не забывайте, что в случае провала своей поездки Стрезер лишается и благосклонности матушки Чэда. С другой стороны, Париж так захватывает Стрезера, что Вулет несколько теряет свою привлекательность. Новые знакомства, новые удовольствия (о, вполне невинные!), новая жизнь – вот чем стал Париж для Стрезера. Этим, да еще печальным открытием, что он-то, оказывается, свою молодость прозевал, а теперь вот и вся жизнь клонится к закату. Стрезером овладевает идея не позволить Чэду так же загубить свои лучшие годы, вернувшись в Вулет и погрязнув в нем. Стрезер как бы заново переживает свою молодость, купается в волнах чувств, которые вполне способны и с ног сбить. Он наслаждается лавиной человеческих взаимоотношений, их сложностью и запутанностью, отыгрываясь за всю свою спокойную, правильную, зажатую жизнь.

Все это интересно: и такое вот переосмысление своей судьбы, и отношения, и в некотором роде борьба, и стереотипы пуританского Нового Света относительно порочной Европы. Но Генри Джеймс, в свойственной ему тяжеловесной манере, умудряется из простого сюжета и по меньшей мере любопытных переживаний персонажей сотворить непролазные дебри возможных толкований. Приходится не раз и не два изрядно напрячься, чтобы постичь истинный смысл и посыл некоторых диалогов и туманных замечаний. Джеймс демонстрирует просто какую-то болезненную неспособность говорить прямо, что порою даже раздражает. При должной внимательности, усидчивости и погруженности в текст, вам, конечно, удастся вычленить сюжет и идею во всей их прямоте, но стоит ли оно того, вот в чем вопрос.

Книга читается сначала весьма нелегко. Событий никаких, всё плывет и тебе кажется зачем ты вообще за все это дело взялся. Но я отличаюсь титанической стойкостью и не люблю бросать начатое на полпути. И в данном случае, это казалось сам правильным решением. Продолжать читать.

Интенсивность повествования нарастает, как восходящий вихревой поток, сначала медленно собирающий воздух с большой поверхности земли, а затем устремляющийся ввысь. Но интенсивность эта достигается не за счет сюжета и действия. Никоим образом. Плоский и черно-белый социальный и психологический мир главного героя постепенно трансформируется в многогранную мерцающую самыми разнообразными цветовыми оттенками сферическую фигуру, напоминающую фантастический драгоценный камень. Войдя, во вкус, ты как читатель, пытаешься играть с этим камнем, поворачивая под разными углами и наблюдая за эффектом преломления цвета сквозь множество его поверхностей. Несказанное удовольствие. Фантастический талант. Ощущение, что тебе показали не субъективный мир художника, а расширили твое восприятие до границ объективной реальности. Или, может, это у Генри Джеймса такое широкое восприятие?

Сам Генри Джеймс в предисловии к роману писал, что он вырос из одного монолога, подслушанного его приятелем на одной из светских вечеринок, суть которого сводилась к тому, что надо "Жить полной жизнью, жить в настоящем моменте" (кстати, это для нас, детей современности, идея кажется заезженной до дыр, но в начале ХХ века, на заре эры модернизма, она была для многих обывателей достаточно новаторской. Не этой идеей жило общество, ещё нет), который очень поразил писателя. И в итоге, герой повествования, показывает нам, что такое жить полной жизнью, даже не имея на то достаточно объективных оснований.

Во внешнем мире не меняется ничего, но во внутреннем мире меняется всё. И я испытывала неземное блаженство, наблюдая за этой трансформацией, показанной столь мастерски вне использования классических приемов, но с помощью одних только диалогов обо всём и ни о чём и погружения в мир восприятия героя.

Волшебный язык, волшебные метафоры, волшебная мудрость и знание жизни. Великий.

Самое удивительное, что, несмотря на постоянные умолчания или столь же частые излишние, сильно распространённые уточнения, все герои прекрасно понимают друг друга. Такой сеанс одновременной телепатии и чтения между строк.

Когда я читал роман, мне на ум пришёл фильм Юрцева "Изящная жизнь". Он был снят уже со звуком, и звук там очень интересно обыгрывается, даже интересней, чем в последующих звуковых фильмах, но при этом картина снята по системе немого кино. Монтаж, интертитры, ракурсы – всё в немой эстетике. И это производит шоковое впечатление: немой фильм со звуком. Вот и «Послы» производят такое же впечатление. Это вроде бы роман девятнадцатого века, но ещё один единственный шаг и это будет настоящий Джойс.

Очень большая книга. Не в том смысле, что страниц много, а в том, какой подразумевают, говоря о Большом театре. Если б я не был слишком труслив и суров, назвал бы её великой.