Текст книги "«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории"

– Н-но…

Вэннинг поморщился:

– Как думаешь, почему в Финансовом управлении оказался полицейский? Тебя могли сцапать в любую минуту. Но нужно было не сцапать, а напугать, чтобы ты кинулся ко мне в контору, – и обоих поймать на один крючок. Тебе – срок, мне – лишение адвокатского звания. Чертов идиот!

Макильсон облизал губы.

– А тут есть запасной выход?

– Есть! И за ним наверняка ждет засада. Проклятие! Не будь еще глупее, чем выглядишь.

– А ты можешь… спрятать?

– Где? Они всю контору просветят рентгеновскими лучами. Нет, я просто… – Вэннинг осекся. – Говоришь, спрятать? Спрятать… – Он круто повернулся к селектору. – Мисс Хортон? У меня совещание. Не беспокоить ни по какому поводу. Если вам кто-нибудь предъявит ордер на обыск, созвонитесь с полицейским управлением и убедитесь в подлинности. Вы меня поняли?

На лице Макильсона отразилась надежда.

– Все уладится?

– Ой да заткнись ты! – рявкнул Вэннинг. – Жди здесь, я сейчас вернусь.

Он скрылся за боковой дверью. На диво скоро вернулся, неуклюже затаскивая в кабинет металлический шкафчик.

– Помоги… Фу-ух… Вон туда, в тот угол. А теперь убирайся.

– Но…

– Живо! – приказал Вэннинг. – У меня все под контролем. И не болтай. Тебя арестуют, но без вещдока долго не продержат. Как только отпустят, возвращайся.

Он отпер дверь, вытолкал Макильсона за порог и снова заперся. Подошел к шкафчику, заглянул внутрь. Пусто. Как и должно быть.

Теперь облигации…

Вэннинг запихал чемодан из искусственной замши. Пришлось повозиться – тот был шире, чем шкафчик. Наконец адвокат смог отдышаться, глядя, как коричневая штуковина съеживается, меняет контуры до неузнаваемости. И вот она уже совсем крошечная, приобрела продолговатую форму яйца и цвет медной центовой монеты.

– Вуаля! – хмыкнул Вэннинг.

И склонился, всматриваясь. В шкафчике что-то двигалось. Нечто гротескное, величиной не больше четырех дюймов. Очень странное на вид, сплошь кубики и уголки, цвета ярко-зеленого и… явно живое.

В дверь кабинета постучали.

Крошечная тварь деловито возилась с медным яйцом. В чисто муравьиной манере подняло его и попыталось утащить. Вэннинг ахнул и сунул руку в шкафчик. Четырехмерной тварюшке не хватило проворства увернуться. Вэннинг ощутил, как она корчится под ладонью.

Он стиснул добычу в кулаке.

Шевеление прекратилось. Вэннинг отпустил убитую тварь и сразу убрал руку.

Дверь затряслась под градом ударов. Вэннинг закрыл шкафчик и выкрикнул:

– Минуту!

– Ломайте! – прозвучал приказ за дверью.

Но это не понадобилось. Вэннинг натянул на лицо виноватую улыбку и провернул ключ.

За порогом стоял барристер Хэттон в сопровождении кряжистых полицейских.

– Мы взяли Макильсона, – сообщил он.

– Вот как? А за что?

Вместо ответа Хэттон дернул головой. Полицейские приступили к обыску. Вэннинг пожал плечами.

– Перегибаете палку, – сказал он. – Вламываетесь, роетесь…

– У нас есть ордер.

– Что ищете?

– Конечно облигации, – устало ответил Хэттон. – Не знаю, куда ты засунул чемодан, но мы его найдем.

– Что за чемодан? – поинтересовался Вэннинг.

– Тот, который принес сюда Макильсон. Когда выходил, чемодана при нем не было.

– Игра закончена, – печально проговорил Вэннинг. – Вы победили.

– То есть?

– Если я признаюсь, куда дел чемодан, замолвите за меня на суде словечко?

– Э-э… да. И где же он?

– Я его съел, – ответил Вэннинг и улегся на диван, давая понять, что намерен вздремнуть.

Хэттон долго не сводил с него ненавидящего взгляда. Полицейские рылись в конторе. Внутренность шкафчика они удостоили лишь беглым взглядом. Стены, пол, потолок, мебель были просвечены рентгеном, но это ничего не дало. Вэннинг поаплодировал напрасным усилиям копов.

Хэттон в конце концов сдался. Ничего другого ему не оставалось.

– Завтра подам на тебя иск, – пообещал Вэннинг. – А еще жалобу на произвольное задержание Макильсона.

– Иди к черту! – прорычал Хэттон.

– Пока-пока.

Вэннинг дождался ухода незваных гостей. Затем, хихикая, отворил дверцу шкафчика.

Медного цвета яйцо, в которое превратился замшевый чемодан, исчезло. Вэннинг пошарил внутри и ничего не обнаружил.

До него не сразу дошел смысл случившегося. Он развернул шкафчик к окну и заглянул снова – с тем же результатом.

Пропали двадцать пять тысяч кредитов в ликвидных рудных облигациях.

Вэннинг вспотел. Он поднял металлический ящик, потряс. Не помогло. Он перетащил шкафчик в другой угол и вернулся, чтобы со всей тщательностью изучить пол.

Может, Хэттон стянул?

Нет. Вэннинг ни на миг не упускал шкафчик из вида за все время обыска. Полицейский распахнул дверцу, заглянул и снова закрыл. С того момента к ней никто не притрагивался.

А облигаций нет.

Как и раздавленной Вэннингом загадочной мелкой твари.

И что же все это значит?

Вэннинг запер шкафчик на задвижку. Опять открыл, не надеясь, что внутри появится медного цвета яйцо.

Оно и не появилось.

Шатаясь, Вэннинг подошел к видеофону и позвонил Гэллегеру.

– А?.. Че?.. Ага… Чего тебе? – Появившееся на экране худое лицо выглядело неважнецки. – У меня похмелье. А тиамин принять не могу – аллергия. Ну ты как, выиграл?

– Послушай, – нервно заговорил Вэннинг, – я кое-что положил в твой чертов ящик – и будто корова языком слизнула.

– Корова? Ящик? Смешно.

– Да не ящик, а то, что было внутри… Чемодан.

Он задумчиво покачал головой:

– Непонятно, да? Помнится, однажды я сделал…

– Давай без воспоминаний! Я хочу вернуть чемодан!

– Фамильная ценность? – предположил Гэллегер.

– Нет. Там деньги.

– Не глупо ли, Вэннинг? С сорок девятого ни один банк не лопнул. Вот уж не думал, что ты такой скряга. Любишь, когда денежки рядом, когда можно пропускать их сквозь твои тонкие, как птичьи коготки, пальчики?

– Да ты опять надрался.

– Я пытаюсь, – возразил Гэллегер, – но вечно что-нибудь мешает. Отнимает время. Вот, к примеру, этот твой звонок обойдется мне в две с половиной пропущенные порции. Надо удлинить шланг, чтобы можно было болтать по «Уинчеллу» и при этом употреблять.

Вэннинг едва разборчиво затараторил в микрофон:

– Чемодан! Что с ним случилось? Как его вернуть?

– А при чем тут я? У меня твоего чемодана нет.

– Можешь узнать, где он?

– Ну… Расскажи во всех подробностях, посмотрю, что можно сделать.

Вэннинг подчинился, хоть и подкорректировал историю, как того требовала осторожность.

– Ладно, – весьма неохотно сказал наконец Гэллегер. – Ненавижу придумывать версии, но разве что в порядке услуги… Эта обойдется тебе в пятьдесят кредитов.

– Чего?! Ты спятил?

– Пятьдесят, – не дрогнул Гэллегер. – Или никаких версий.

– А где гарантия, что ты вернешь мне чемодан?

– Гарантии нет. Но, возможно, есть шанс… Мне надо сходить в «Механистру», воспользоваться тамошними машинами. Это недешево, но без калькуляторов мощностью в сорок мозгов мне не обойтись…

– Хорошо, согласен, – прорычал Вэннинг. – Приступай. Мне позарез нужен этот чемодан.

– Знаешь, меня всерьез заинтересовал жучок, которого ты раздавил. Сказать по правде, только из-за него я и берусь за твою задачу. Жизнь в четвертом измерении…

Гэллегер отошел, бормоча. Не дождавшись, когда лицо изобретателя снова появится на экране, Вэннинг отключился.

Он заново исследовал шкафчик и не обнаружил ничего нового. Куда же запропастился чертов чемодан из искусственной замши?

Погруженный в печальные думы, Вэннинг натянул пальто и отправился ужинать в «Манхэттен руф». Ему было ужасно жалко себя.

На следующий день думы стали еще печальнее. Гэллегер не отвечал на звонки, так что Вэннингу пришлось томиться ожиданием. В середине дня в контору явился Макильсон.

– Ты смог меня вытащить из кутузки, – начал он с порога, – и что теперь? Здесь найдется выпивка?

– Тебе не нужна выпивка, – проворчал Вэннинг. – И так уже нализался, еле на ногах стоишь. Катись во Флориду и жди, когда все уляжется.

– Осточертело ждать. Лучше махну в Южную Америку. Но для этого нужны денежки.

– Дождись, когда я обналичу облигации.

– Я возьму облигации. Ровно половину, как договаривались.

Вэннинг зло сощурился:

– И снова окажешься у полиции в лапах. Без вариантов.

Макильсон занервничал еще пуще:

– Спорить не стану, я свалял дурака. Но в этот раз будет иначе, комар носу не подточит.

– То есть ты подождешь?

– У меня есть приятель, летчик. Его вертолет сейчас на крыше, на парковке. Я поднимусь, отдам ему облигации и смоюсь. Полиция ничего на меня не накопает.

– А я говорю – нет, – твердо произнес Вэннинг. – Слишком опасно.

– Опасно, пока облигации здесь. Если их найдут…

– Не найдут.

– Где же ты их прячешь?

– Тебя не касается.

Макильсон недобро посмотрел на адвоката:

– Пусть так. Но облигации где-то здесь. Ты не мог их вынести до прихода копов. Не стоит слишком испытывать удачу. Они просвечивали рентгеном?

– Конечно.

– Я слышал, барристер Хэттон нанял ораву экспертов, чтобы они изучили чертежи этого здания. Твою нычку найдут. Я хочу убраться отсюда до того, как это случится.

Вэннинг помахал ладонью:

– Не истери. Я же тебя выручил, скажешь, нет? Хотя ты едва не запорол все дело.

– Это так, – признал Макильсон, оттянув пальцами нижнюю губу. – Но я… – Он скусил ноготь. – Да черт бы тебя побрал! Я сижу на кромке вулкана, а ее подо мной точат термиты. Я не могу торчать тут и ждать, когда полиция разыщет облигации. Из Южной Америки нет экстрадиции, а значит, мне надо поскорей оказаться там.

– Тебе нужно ждать, – сурово повторил Вэннинг. – Это твой единственный шанс.

В руке у Макильсона вдруг оказался пистолет.

– Ты отдашь мне половину облигаций. Прямо сейчас. Я ни на грош тебе не верю. Облапошить меня решил? Выкладывай облигации!

– Нет, – ответил Вэннинг.

– Я не шучу.

– Знаю. Но я не могу отдать облигации сейчас.

– Да? А почему?

– Слышал когда-нибудь о временнóм замке? – спросил Вэннинг, чутко следя за движениями собеседника. – Ты прав насчет того, что я положил чемодан в секретный сейф. Но его можно открыть только через определенное число часов.

– Мм… – задумчиво протянул Макильсон. – А когда?

– Завтра.

– Ладно. Завтра ты отдашь облигации?

– Раз уж настаиваешь. Но все-таки советую передумать. Так будет безопаснее.

Вместо ответа Макильсон лишь ухмыльнулся, оглянувшись по пути к выходу.

Вэннинг долго сидел в полной неподвижности. Его пробирал нешуточный страх.

У Макильсона маниакально-депрессивный психоз. Этот тип и впрямь способен убить. Он сейчас на грани срыва, спасение видит в отчаянном бегстве.

Что ж, надо принять меры предосторожности.

Вэннинг снова позвонил Гэллегеру и снова не получил ответа. Он оставил сообщение на автоответчике и на всякий случай еще раз заглянул в шкафчик. Тот оказался обескураживающе пуст.

Вечером Гэллегер позвал Вэннинга к себе в лабораторию. Изобретатель выглядел усталым и нетрезвым. Он махнул рукой в сторону стола, заваленного обрывками бумаги.

– Ну и задал ты мне задачку! Сказать по правде, вряд ли бы я рискнул за нее взяться, если бы знал, на каких принципах работает штуковина. Садись. Плесни себе чего-нибудь. Принес пятьдесят кредитов?

Вэннинг молча достал банкноты и запихал их в «Монстра».

– Отлично. А теперь… – Он уселся на диван. – А теперь приступим. Вопрос на пятьдесят кредитов.

– Я получу назад чемодан?

– Нет, – сухо ответил Гэллегер. – По крайней мере, пока я не пойму, как все работает. Это, знаешь ли, другой пространственно-временной сектор.

– Нельзя ли попроще?

– Попроще: шкафчик действует как телескоп, но приближает не только визуально. Полагаю, шкафчик – своего рода окно. В него можно смотреть, а еще можно просунуть руку. Окно, открытое в сейчас плюс икс.

– Ты так ничего и не объяснил, – поморщился Вэннинг.

– Все, чем я пока располагаю, это версия. Послушай, что я скажу. Я изначально ошибался. Вещи, которые попадают в шкафчик, не появляются в другом пространстве, поскольку действует пространственная константа. Я имею в виду, что меньше они не становятся. Размер есть размер. Перемещение кубика с ребром в один дюйм на Марс не увеличит кубик и не сократит.

– А как насчет иной плотности в окружающей среде? Она не может раздавить предмет?

– Может, и он останется раздавленным. Будучи извлечен из шкафчика, не обретет прежних размеров и формы. Икс плюс игрек никогда не равно икс умножить на игрек.

– О чем ты?

– Вещи, которые мы кладем в шкафчик, уходят в другое время, – объяснил Гэллегер. – Их параметры во времени остаются неизменными, но этого нельзя сказать о взаимоотношениях с пространством. Два предмета не могут занимать одно место одновременно. Следовательно, твой чемодан отправился в другое время. В сейчас плюс икс. Я не знаю, что собой представляет этот икс, но подозреваю, что несколько миллионов лет.

Вэннинг опешил:

– Чемодан отправился на миллионы лет в будущее?

– Не берусь судить, на сколько именно лет, но он сейчас далеко, это точно. У меня недостаточно множителей, чтобы закончить уравнение. Я главным образом применяю индуктивную логику, и результаты получаются чертовски странные. Эйнштейн бы оценил. Моя теорема показывает, что Вселенная одновременно расширяется и сжимается…

– Какое это имеет отношение к…

– Движение относительно, – не позволил себя перебить Гэллегер. – Это базовый принцип. Итак, Вселенная расширяется – растекается, как газ, но одновременно ее компоненты сжимаются. Ты в курсе, что солнца и атомы не растут, они лишь разбегаются от центральной точки? Стремглав мчатся во все стороны… О чем бишь я? Ага. Вселенная, если рассматривать ее в отдельности, сжимается.

– Ну сжимается, и что с того? Где мой чемодан?

– Я же сказал: в будущем. Об этом говорит индуктивная логика. Красивая в своей простоте. И совершенно недоказуемая. Сто, тысячу, миллион лет назад Земля – и Вселенная – были больше, чем сейчас. И они продолжают сжиматься. Где-то в будущем Земля вполовину меньше нынешней. Только мы этого не заметим, потому что Вселенная сократится пропорционально. – Тон Гэллегера сделался задумчивым. – Мы засунули в шкафчик скамью, а значит, она вынырнула где-то в будущем. Как я уже сказал тебе, шкафчик – окно в другое время. И скамья оказалась под воздействием тогдашних условий. Мы дали ей несколько секунд, чтобы напитаться энтропией или чем там еще, и она уменьшилась. Почему я сказал «энтропией»? Один Аллах знает.

– Она превратилась в пирамидку.

– Геометрические искажения тоже вероятны. Или это оптическая иллюзия. А может, нам не получить четкий фокус. Не думаю, что вещи в будущем выглядят как-то иначе, если не считать уменьшения, но ведь мы, как ни крути, пользуемся окном в четвертое измерение. Мы сминаем время. Это как через призму глядеть. Размер меняется самостоятельно, но форму и цвет для наших глаз меняет четырехмерная призма.

– Короче, суть в том, что мой чемодан в будущем. Правильно? Но как он мог исчезнуть из шкафчика?

– А та тварюшка, которую ты раздавил? Может, у нее были друзья. Может, они невидимы, пока не попадут в очень узкий фокус. Но представь такую ситуацию. В далеком будущем, через сто, или тысячу, или даже миллион лет, исчезает чемодан, будто растворяется в воздухе. Наш потомок решает с этим разобраться. Ты его убиваешь. Тогда приходят его приятели и уносят чемодан за пределы шкафчика. В пространстве он может находиться где угодно, а время – неизвестная величина. Сейчас плюс икс. Это временно́й замок. Понятно?

– О черт! – взорвался Вэннинг. – Это и есть твой ответ? И я должен им удовлетвориться?

– Ну да. Ты же не полезешь в шкафчик, чтобы искать чемодан в будущем. Одному богу известно, где он мог вынырнуть. За несколько тысяч лет могли измениться свойства воздуха. Нельзя исключать и других перемен.

– Не полезу. Я не псих.

Значит, тупик. Облигации исчезли, и нет надежды их вернуть. В принципе, можно смириться с этой потерей, поскольку исключена вероятность того, что ценные бумаги попадут в руки полиции. Но как быть с Макильсоном? Его недооценивать нельзя, особенно после того как о стеклолексовое окно кабинета разбилась пуля.

Договориться с Макильсоном не удалось – он внушил себе, что Вэннинг пытается его надуть. Из адвокатской конторы его пришлось выдворять силой, и он выкрикивал угрозы. Обещал пойти в полицию и признаться. Ну и пусть, доказательств-то нет. Черт с ним.

Все же Вэннинг решил подстраховаться и подал в полицию заявление на бывшего клиента. Получилось только хуже – Макильсон вырубил ударом в челюсть полицейского, явившегося по его душу, и сбежал. Теперь он наверняка прячется в темных закоулках, вооруженный и жаждущий мести. Самый настоящий маниакально-депрессивный психопат.

Не без злобного удовольствия Вэннинг вытребовал себе пару телохранителей в штатском. Он был в своем праве, поскольку ему угрожали убийством. Пока Макильсон не обезврежен, его потенциальную жертву должны охранять. И уж конечно, Вэннинг позаботился о том, чтобы Манхэттенский департамент полиции выделил для этого лучших стрелков. Конечно, Вэннинг очень скоро понял, что им также поручено искать пропавшие облигации и замшевый чемодан.

Вэннинг позвонил по «Уинчеллу» барристеру Хэттону и ухмыльнулся с экрана:

– Ну и какие успехи?

– Ты о чем?

– О моих сторожевых псах. И о твоих шпиках. Облигаций им не найти. Пожалей их, Хэттон. Зачем беднягам надрываться на двух работах разом?

– Достаточно одной работы – добыть улику. Если Макильсон продырявит тебя, я не слишком расстроюсь.

– Ладно, до встречи в суде, – сказал Вэннинг. – Ты вроде обвиняешь Уотсона?

– Да. А ты откажешься от скопирования?

– В отношении присяжных? Разумеется. Это дело у меня в шляпе.

– Ну-ну, помечтай, – хмыкнул Хэттон и отключился.

Посмеиваясь, Вэннинг надел пальто, позвал охрану и направился в суд. Макильсон по пути не встретился. Вэннинг, как и рассчитывал, выиграл процесс. Он вернулся в контору, забрал у секретарши поступившую малозначительную корреспонденцию и отворил дверь своего кабинета.

И сразу увидел на ковре в углу замшевый чемодан.

Он так и обмер, держась за дверную ручку. За спиной приближался тяжелый топот охранников.

– Подождите минутку, – распорядился, оглянувшись, Вэннинг.

А затем юркнул в кабинет, хлопнул дверью и заперся, не дослушав удивленный вопрос.

Чемодан. Он здесь, и это не галлюцинация. Как и мощные удары в дверь – полицейские, коротко посовещавшись, решили ее высадить.

Вэннинг аж позеленел от ужаса. Наконец осмелился шагнуть вперед и увидел шкафчик – в том углу, куда его поставил.

Хроносейф! Вот спасение! Если засунуть в него чемодан, тот сделается неузнаваем. Пусть даже снова пропадет, это не беда. Беда будет, если Вэннинг не избавится сейчас же от прямой улики.

Дверь содрогалась под шквалом ударов. Вэннинг подскочил к чемодану, схватил его. И краем глаза заметил движение.

В воздухе над ним появилась рука. Да не просто рука, а лапища великана. С безупречно чистой манжетой на запястье, которое упиралось в пустоту. Исполинские пальцы потянулись вниз…

Вэннинг взвизгнул и попытался отскочить. Но не успел.

Он забился в клетке из пальцев, тщетно силясь высвободиться. А в следующий миг рука сжалась в кулак. Когда она разжалась, то, что осталось от Вэннинга, шлепнулось на ковер и напитало его кровью. Рука нырнула в пустоту.

Дверь рухнула, и в кабинет ввалились полицейские в штатском.

Хэттон не заставил себя ждать, приехал с толпой экспертов. Впрочем, работы для них не нашлось, если не считать помощи с уборкой. Замшевый чемодан с ликвидными облигациями на двадцать пять тысяч кредитов был переправлен в надежное хранилище. Вэннинга соскребли с ковра и отвезли в морг. Фотографы пощелкали камерами, дактилоскописты опудрили мебель белым порошком, рентгенологи просветили стены лучами. На все про все ушло не больше часа, а потом контору закрыли и опечатали входную дверь.

Поэтому никто не засвидетельствовал повторного появления гигантской руки, которая вынырнула из пустоты, пошарила в поисках чего-то и скрылась.

Лишь один человек мог пролить свет на это событие, что он и сделал у себя в лаборатории, обращаясь к «Монстру». Вот его слова:

– Что ж, теперь понятно, почему вчера здесь на несколько минут материализовалась скамья. Гм… Сейчас плюс икс… и этот икс примерно равен неделе. Ну а почему бы и нет? Все же относительно. Правда, мне никогда не приходило в голову, что Вселенная съеживается так быстро.

Он расслабленно вытянулся на диване и качнул в рот двойного мартини.

– Да, похоже на то, – пробормотал через некоторое время Гэллегер. – Кстати! Сдается, Вэннинг – единственный человек, который сумел протянуть руку в середину следующей недели и… прикончить себя. А не напиться ли мне по этому поводу?

Сказано – сделано.