Текст книги "Золотарь, или Просите, и дано будет…"

4

Из земли торчат темные пальцы. Тянутся к небу, раскрываются ажурной финифтью. Ломкая чернота ветвей. Тонкая белая кайма. Мириады блесток слепят глаза. Щурюсь, улыбаясь.

Красиво.

Это наверху. А под ногами хлюпает овсяная каша. Обычная история: глянешь в небо – дух захватывает. Опустишь взгляд на грешную землю – плюнуть хочется. Может, стоит чаще смотреть в небо? Галок ловить?

Чтобы меньше плеваться ядом.

Приду домой, позвоню в больницу. Как там Антошка? Если к нему пускают – ноги в руки, и вперед! Мандаринов куплю. Сын их любит, может килограммами лопать…

На скамейке у подъезда кукует мужичок. Поднял воротник, зябко кутается в рябенькое кашне. Короткие, нервные затяжки. Сигарета отчаянно дымит… Ба! Да это же капитан Заусенец!

Замерз, хорек? А надо вовремя на звонки отвечать!

– Добрый день.

Когда капитан встает со скамейки, мне чудится тихий хруст. Словно Заусенец успел примерзнуть и теперь с усилием отдирает себя от стылых досок. Надо же – руку протягивает. В первый раз побрезговал…

Очень хотелось сделать вид, что не заметил протянутой ладони. Но проклятая интеллигентность – говорят, это она развалила СССР – победила.

– Здравствуйте. Меня ждете?

– Вас. Нам нужно поговорить.

– Что ж вы трубку-то не берете? Я вам – и на служебный, и на мобильный…

– Виноват, Александр Игоревич.

И так покаянно разводит руками, что мне сразу делается неловко.

– В кабинете меня редко застать можно. Волка ноги кормят. А мобилу я разбил.

– Каким это образом?

"Да не образом, а подсвечником!" – всплывает в голове фраза из старого анекдота. Ну что тебе за дело, Золотарь, как капитан телефон разбил? Бандитская пуля сразила мобилу! Сейчас он тебя пошлет, и будет прав.

– Дурацкая история… – Заусенец роется в карманах, достает мятую пачку "Бонда". Протягивает мне, но я отрицательно мотаю головой. – Повадился к нам один деятель на соседку жаловаться. Каждый день ходит. Причем всякий раз ухитряется меня на месте застать. Достал, зараза!.. Я в него первым, что под руку попалось, запустил. Оказалось – мобила. Жалко, не попал. Телефон вдребезги, а этот орет: я на вас жаловаться буду! И бегом на выход… Одна радость: больше не заявится.

Он покачался с пятки на носок, глядя в сторону.

– Но я хотел поговорить с вами совсем о другом.

– Догадываюсь.

– Зайдем в кафе? Холодно тут… Я вас второй час жду. Можно в "Рио" – цены божеские, и кухня хорошая.

– Не возражаю.

По дороге мы хранили молчание. Чувствовалось: Заусенец не знает, с чего начать. А я не собирался ему помогать. Бронзовый Остап Бендер, сидя у входа в кафе, смотрел на меня с одобрением.

– Вы кофе будете? Два кофе. Коньяк?

– Спасибо, я – пас. Вчера с приятелем-адвокатом натрескались…

– Адвокаты могут, – со знанием дела кивает Заусенец. – Звери. Ну а я, с вашего позволения… Пятьдесят "Каховки".

Я вспоминаю, что не обедал.

– Соляночку, пожалуйста. И стакан воды. С газом.

Молоденький официант испаряется, оставив на столе чистую пепельницу.

– Мне ваша бывшая супруга звонила, – Заусенец вертит в руках пачку сигарет, но закуривать не спешит. – Вы извините, конечно… У нее с нервами все в порядке? Я понимаю: сын в больнице, мать переживает…

Он мялся, подыскивая слова, которых нет в милицейском лексиконе. Сжалившись, я подсказал:

– Истерила?

– Еще как! То божьей карой грозила, то прокуратурой…

– А вы действительно закрываете дело?

Он отложил пачку в сторону. Выдохнул, как перед стопкой водки.

– Закрываю.

– На каком основании?

– Ввиду отсутствия состава преступления.

– Отсутствия?! Моего сына чуть не убили… – я вовремя поймал себя на том, что повышаю голос, и перешел на злой шепот: – …а вы не желаете искать виновных?! Может, он сам себе голову об стену разбил?!

Чертов бомж! Почудилось, что он сидит за соседним столиком. Бормочет:

"Мужик… эй, мужик!.. не надо, а?"

Медля с ответом, Заусенец наконец закурил. Словно хотел отгородиться от меня завесой табачного дыма. Черт, да он ведь нервничает не меньше моего! Капитан, "следак", прожженный мент! Что происходит?

– Я понимаю, звучит, как бред. Но дело обстоит именно так. Ваш сын сам нанес себе все травмы. Есть свидетель.

– Какой, на хрен, свидетель?!

Орать на капитана, сидя за столом, неудобно. Я вскакиваю, едва не опрокинув стул. Из-за стойки на нас пялится изумленный бармен. Капитан машет ему рукой: все, мол, в порядке.

– Какой свидетель? Бомж-алканавт из подворотни?! Ему стакан налей – он что угодно расскажет! Что на Антона напали пришельцы из тарелки! Мутанты из канализации! Тоже мне, свидетель…

– Ну почему же бомж? Вполне заслуживающий доверия свидетель. Частный предприниматель. Непьющий. Он за рулем был.

– Предприниматель? Специалист по мусорным бакам?!

– Насчет баков ничего не знаю. Фамилию назвать тоже не имею права. Но официальные показания налицо. Плюс снимки с мобильного. Он машину в гараж ставил, вышел двери открыть… Вот, смотрите. Разрешение не ахти, но, в принципе, все видно. Экспертизу мы уже провели. Это не подделка.

На стол ложатся два листа черно-белой распечатки. Знакомая подворотня. При печати кто-то перестарался с увеличением. "Зерно" лезет наружу мозаикой пикселей. Антошку я узнаю сразу. Стоит у стены, неловко скособочась. Одна рука висит плетью. Вторая смазана на взмахе. Через миг будет удар, хруст костей…

Одним глотком осушаю принесенный стакан воды. Заставляю себя дышать.

– Вам плохо?

– Все нормально.

Второй снимок. Антон падает, заваливаясь на спину. Видно его лицо в профиль. Висок и щека в крови, глаза закрыты, губы плотно сжаты. Парень закончил трудную, но необходимую работу. Самое время прилечь, отдохнуть… В правом углу снимка виден край сумки в клеточку и одна нога.

"Эй, мужик… Точно курево возьмешь?"

Обманул я тебя, бомж.

– Почему вы сразу мне не сказали? Свидетель, мать его! Он что, стоял и смотрел? Фотографировал? И ничего не сделал?!

– Он испугался. Вы бы тоже испугались. Кстати, "скорую" он все-таки вызвал. Анонимно. А вчера к нам пришел. Слухи по району поползли – про банду отморозков. Но он-то видел: не было никакой банды. Собрался с духом и пришел.

К призраку бомжа за соседний столик подсаживается призрак Чистильщикова. "Виртуальный возбудитель, – тихо говорит он. – Установлен охотником Золотарем…"

– Мутное это дело, Александр Игоревич, – хмурится капитан. – Нехорошее. Вот не поверите: я таких дел боюсь. Двенадцать лет в органах, всякого насмотрелся. Драки, поножовщина, убийства, разбой… Но там хотя бы все ясно. Есть потерпевший, есть состав преступления, есть мотив. А тут… Скажите, ваш сын употреблял наркотики?

– Нет.

– Спиртное?

– Бутылку пива в компании.

– Как я понимаю, он живет у матери. Вы могли не знать…

– Мы часто видимся. Бывает, он у меня ночует. Ни пьяным, ни "под кайфом" я его не видел.

– Да я так, на всякий случай, – Заусенец кривится, как от оскомины. – В больнице при поступлении все анализы сделали. Ни алкоголя, ни наркотиков. Может, личные проблемы? Девушка бросила? Стресс, состояние аффекта…

Официант приносит ему коньяк.

– Девушки у Антошки, насколько я знаю, нет. Ни с матерью, ни со мной он не ссорился. С учебой тоже все в порядке…

– Суицидальные наклонности? Психические отклонения?

– На учете у психиатра не состоял. Попыток суицида не зафиксировано. Что еще?

– Извините, Александр Игоревич. Но я обязан спросить. У вас или у вашей бывшей супруги. А после телефонного разговора решил: уж лучше у вас.

– Правильно решили.

Я представил, что довелось выслушать Заусенцу от бывшей, и невольно ему посочувствовал. И впрямь – показания, фотографии… Дело по всем статьям положено закрыть. А капитан шуршит, нервничает, нюхом чует – нечисто тут. Сидел, ждал у подъезда… А мог прислать бумажку по почте: "…ввиду отсутствия состава преступления". Число. Печать. Подпись. И пишите жалобы на деревню дедушке.

Зря я тебя "хорьком" обзывал, капитан.

– У меня к вам последний вопрос, Александр Игоревич. Ваш сын не состоит в какой-либо тоталитарной секте?

5

«…Багровое закатное солнце позолотило зубчатые пики Лурейских гор драгоценным пурпуром. Надвигалась последняя ночь Месяца Предзнаменований, ночь Выбора. Эльдар и Берендил достигли до самой высокой точки перевала Мутаррах и остановились. С утра начнется Месяц Прозрения. Впереди, поглощаемая на глазах быстро удлинняющимися тенями горных пиков, лежала сумрачная долина. Друзья-соперники стояли, замерев на перевале медля спускаться вниз. Впереди их ждала Неизвестность.»

Последний абзац "первого тома первой части эпопеи в семи книгах", как поспешил обрадовать издателей юный гений. К счастью, остальные шесть частей пока существовали только "в проекте". Автор писучий, наваяет! Но, даст бог, все это попадет уже к другому редактору.

Золотарь заранее сочувствовал собрату по несчастью.

По-хорошему, следовало бы пройтись по тексту еще раз. Для очистки совести. Ничего, наша совесть выдержит и так. "Блох" корректор подберет. Они все, как на подбор, с высшим филологическим. Вот и порываются вместо исправления опечаток учинить "глубинную корректуру".

Оставим коллеге поле для деятельности.

Письмо в издательство он уже отправил. Сын в больнице, беру отпуск. Минимум, на месяц. Отредактированную "Эпоху Мечей" пришлю сегодня. Перевод Энтони переслал Вяземскому, он обещал сделать в срок.

В углу монитора всплыл конвертик. Ответ из издательства?

Добрый день, Александр Игоревич!

Искренне сочувствуем Вам по поводу Вашего сына, и желаем ему скорейшего выздоровления! Разумеется, берите отпуск на любой нужный Вам срок. Будем ждать от Вас вестей и надеемся на продолжение нашего плодотворного сотрудничества.

Редактуру «Эпохи Мечей» ждем, в качестве не сомневаемся. Гонорар будет Вам перечислен в конце марта.

С уважением, зав. редакцией фантастики

Шибалов М. С.

Быстро отозвались. Ладно, сейчас разделаемся с последним абзацем.

И все.

"…Закатное солнце окрасило зубчатые пики Лурейских гор драгоценным пурпуром. Надвигалась последняя ночь Месяца Предзнаменований – ночь Выбора. Завтра начнется Месяц Прозрения.

Эльдар и Берендил достигли высшей точки перевала Мутаррах. Внизу в вечернем сумраке теней тонула долина. Друзья-соперники стояли, медля спускаться.

Впереди их ждала неизвестность."

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛОВЛЯ ВЕТРА

…Видел я все дела, что делаются под солнцем,

И вот – все это тщета и ловля ветра:

Кривое нельзя расправить, и чего нет,

нельзя исчислить!

…Поглядел я на весь труд, – а весь успех работы –

Зависть человека к другому человеку;

Это – тоже тщета и ловля ветра…

Экклезиаст

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
АВГИЕВЫ КОНЮШНИ

1

– Вонища! – с чувством сообщил Карлсон. – Довлеет, етить-колотить!

Толстый, румяный, он ткнул большим пальцем себе в живот. В пуговицу джинсового комбинезона – кнопку из рифленой меди. И заурчал, как прогревающийся мотор. Сейчас пропеллер – аппликация на спине – дрогнет, превратится в стрекозиный круг…

К этой хохме я привык. И не удивлялся, почему лицо шутника багровеет, а глаза – злые-презлые, как у мультяшного гада. Чему тут удивляться, когда лапища Карлсона уже ухватила "вантуз". Здесь у каждого на столе обретался набор метательных ножей – словно стаканчик с карандашами.

Бздын-н-н!

У Карлсона нож втыкался в мишень всегда с одним и тем же звуком. Его клинок страдал хроническим метеоризмом. У Шизы, блеклой девицы в очках, нож покряхтывал. Умат – Шиза звала его "жвачным юнцом" – метал "вантузы" с неприятным взвизгом в финале. Я старался, как мог, не желая отстать от молодежи. Я даже почти не промахивался. Но обязательно вставал, боясь швырять "вантуз" с места. Выходил на "огневой рубеж" в четырех шагах от цели, аккуратно замахивался…

Встречаясь с мишенью, мой нож извинялся. Так стучат в дверь собеса.

Ножи для персонала внедрил Чистильщик. Мне объяснили, что сперва он предполагал обойтись комплектом игры в "Darts". Закупил электронные мишени и безопасные дротики с пластиковыми иглами. Не помогло. На смену пришли мишени "Classic" и дротики с иглами из стали. Сейчас это добро пылилось в чулане, уступив место ножам китайского производства, с рукоятями, обмотанными темным шнуром.

Вот такая, етить-колотить, безопасность производства.

– Что там у тебя?

Обойдя стол, Карлсон встал у меня за спиной. Как эта туша помещалась между стеной и спинкой кресла, не знаю. Должно быть, растекалась. Сопя, как бизон, он стал изучать форумную страницу, выведенную на монитор.

Shura123: «Я ведь думал раньше, что я им нужен. Я верил, что кто-то становится лучше и честнее от моих книг. Чище, добрее… Никому я не нужен. У меня один особняк за душой. С баней. Я сдохну, а через два дня меня забудут и станут жрать кого-нибудь другого. Я хотел переделать их по своему образу и подобию. А они переделали меня по своему. Я пытался подготовить их, но они не желают готовиться, им все равно, они только жрут…»

Depress: Вы цитируете гнид и мразей, запретивших свободную электронную публикацию всех своих произведений.

Fimapsihopat: Гады! Ненавижу!

Charlie: Ладно, убивать не будем. Пожелаем инсультика, и харе.

Depress: При этом немалая часть быдла этих, с позволения сказать, литераторов в той или иной мере читала. Влияния – ноль целых хуй десятых.

– Тухлячок, – вынес Карлсон вердикт. – Дерьмецо. И чуть-чуть мертвечинки, для понту. У меня несёт шибче.

– Хренушки, – не согласился я. – У тебя Шанель номер 5.

– Бери Шанель, – спела Шиза из угла, – пошли домой…

И томно добавила:

– Мальчики, нагрейте даме борщу.

Борщ нам готовила баба Неля, добрый ангел на полставки. Она прибирала наш гадючник и стряпала. Мы только кофе варили сами – каждый в своей личной джезве. Холодник ломился от яств. Я поправился на два кило и всерьез задумывался о диете.

– Сама грей, – Карлсон не отрывал взгляда от монитора. Ноздри его носа, могучего, как у актера Мкртчяна, трепетали. – Жрешь, как не в себя… Не видишь, мы с Золотарем трудимся.

– До свидания, мальчики, – спела Шиза, помешанная на Окуджаве. – Ма-а-альчики-и…

И ушла обедать.

– Процентов двадцать, Золотарь. Не больше.

– Двадцать пять. А было сорок.

– Ты сбил?

– Ага. Ненадолго. Опять идет на повышение.

– Фигня. Обычный кописрач. Такого добра – полные закрома.

– Сам же сказал: мертвечинка.

– Для понту.

– Бабки – ничто, понты – все. Ты дыши, дыши. Чуешь?

– Чую, не дави. Хлоркой пробовал?

– Вот, смотри.

Какого черта он тащился сюда, впихивался в узкую щель и сопел над ухом, я не знал. Мой нужник Карлсон легко мог бы изучить со своего рабочего места. Три клика мыши, и нюхай на здоровье. Нет, прется, толкается, носищем шмыгает…

Сирано де Бержерак, который живет на крыше.

Мы знали друг друга по кличкам. Один раз я спросил у Чистильщика, как зовут Карлсона по-настоящему. Зачем мне это понадобилось, не пойму, хоть убей. "Самвел, – не чинясь, ответил Чистильщик. – Самвел Ованесович."

"Арутюнян?" – уже зная ответ, выдохнул я.

Чистильщик кивнул.

С тех пор я потерял интерес к паспортным данным охотников. А Самвела Арутюняна, младшего брата пострадавшего Эдуарда Арутюняна, звал не иначе, как Карлсоном. "Эффект ближнего" не имел разумных объяснений. Но все мы вышли из одной песочницы.

Кроме, пожалуй, шефа.

Charlie: Пусть спасибо скажут, что их бесплатно выложили и читают. Время изменилось, и никого теперь спрашивать мы не будем, читать его или нет. Пора понять простую истину – мы, читатели, нужны авторам куда больше, чем они нам. Это мы платим автору свои деньги, нажитые непосильным трудом ;), а они нам зачем? Да все, что они написали, у нас и так уже есть, на 5 лет вперед! И пусть благодарят, если мы соизволим какую-то книгу купить на бумаге, и тем автора поддержать. Время вежливых разговоров прошло. Пеняйте на себя!

Depress: Ну что Вы, копирайт – это святое. С него внуки и правнуки кормиться могут, поэтому – любой ценой.

Fimapsihopat: Копирасты съели мозги наших сограждан!!!

Manss: Настали тёмные времена. Ибучаи капиталисты и их жополизы, чтобы вас чума и разруха настигла, чтобы ваши семьи страдали и погибали, и не было бы вам в этой жизни счастья и процветания!

Pomojnick: Мой траффик на бухте около террабайта. Я сильно правонарушил?

Fimapsihopat: Если терабайт, ты хуже Чикатилы в стопицот тыщ мильёнов раз! Это тебе любой копираст подтвердит.

Manss: Чтобы вы все покрылись страшными болячками, чтобы вас хворило и рвало. Да чтоб вы все сдохли ублюдки!!!!

– Это ты молодец, – кивнул Карлсон. – Оригинальное решение.

– Это я молодец, – согласился я.

2

Разрешение гасить Заразу, если уровень вони зашкаливает, Золотарь получил от Чистильщика 1-го апреля, в день Дурака. До этого – только поиск, фиксация, резюме и передача собранного материала в стат-архив. По мере накопления архив отсылался дальше – должно быть, к умным людям. Обрабатывался, сортировался, подвергался анализу. Делались выводы, строились планы, возникали гипотезы. До низового звена доходило лишь слабое эхо. Нюхачам в грязных спецовках ни к чему знать о планах глобальной канализации общества.

Биотуалеты изобретут другие.

Золотарь был шестеркой. Как Карлсон, Шиза, Умат. Легавой собакой, чей нюх – дитя породы и случая. Сборщиком дерьма для анализов. А что? Тоже работа. И платят – коллеги-редакторы слюной бы изошли. Как-то он спросил Чистильщика, нельзя ли автоматизировать процесс. Пусть программа ищет, меряет и выдает результат. Нет такой программы, ответил Чистильщик. Никто не знает, почему из тысячи эпицентров срача Зараза выбирает именно девятьсот шестьдесят пятый – и исполнитель идет искать жертву.

Никто, кроме нас, сказал Чистильщик. Задыхаясь и чихая, мы хотя бы отберем из тысячи сотню наиболее вероятных. Уже легче. Нюхайте, братья. Гребите лопатой.

Без нас никуда.

Поначалу Золотарь гасил вонь, встревая в спор. Убеждал, приводил аргументы. Взывал к логике. К состраданию. К вежливости, наконец. Что забавно, прямой зачинщик нередко шел на попятный. Внимал, сбавлял тон, снижал градус. Запах на время расточался – если притерпеться, можно дышать без противогаза.

И надеяться, что Зараза, стервятник эдакий, не соблазнится падалью.

Увы, все портили зрители. Они набегали, как тараканы. Комментировали, подначивали. Оттягивались по-полной. Стравливали, давали ценные советы. От их гама зачинщик зверел. Попытки объясниться, резоны и аналогии тонули в мутных волнах субстанции. Обещания всыпать, натянуть, начистить и оторвать сыпались градом. Скромные литераторы превращались в д'Артаньянов. Фотолюбители – в мистеров Хайдов. Первородящие мамочки – в фурий.

Тогда Золотарь сменил политику. Зарегистрировавшись под ником типа Pomojnick – роль обязывает! – он становился на сторону зачинщика. Хохмил невпопад, задавал дурацкие вопросы. Встревал в самые узкие места. Ему хохмили в ответ, завязывался обмен плоскими остротами. И, как ни странно, тухловатое амбре шло на убыль.

С такой поддержкой врага не надо.

Ему казалось, что он мешает рассказывать анекдот. Уточняет, переспрашивает, просит повторить. Что? где? когда?! В итоге, даже если рассказчик добирался до ключевой фразы, вместо смеха толпа слушателей испытывала облегчение. Вот и сейчас – стоило Pomojnick-у вписаться в кописрач со своим правонарушенным террабайтом, как финальная реплика Manss-а "ушла в молоко".

"Да чтоб вы все сдохли ублюдки!!!!" – мимо.

И восклицательные знаки не помогли.

– Сам догадался? – хохотнул Карлсон.

– Ага.

– Ну ты Кулибин… В отчете записал?

– Да.

– И что Чистильщик?

– Велел пробовать. И фиксировать каждую подвижку.

– Мою кучу видел? Или нет, ты сюда глянь. Новенькая, етить-колотить…

Карлсон отобрал у Золотаря мышь.

Pusik: кстати я когда нибудь пристрелю мою маму. и это не шутка. я тоже не железная. и нервы сдают бывает :-(

– Ни черта себе!

Обещаниями такого рода полнилась сеть. Реплика Pusik-а не отличалась от товарок. И даже пахла не очень. Но крылась в общем букете какая-то нотка… Слабая, едва уловимая, раздражающая до зубовного скрежета. Так пахнет в приемной стоматолога, и пациент заранее чувствует себя Жанной д'Арк за шаг до костра.

– А комменты дурища отключила, – Карлсон вздохнул. – Я думал влезть, сбить… Только как? Что скажешь?

– Ничего.

– Сдать отчет? Пусть наблюдают?

– Уровень?

– Слабый. И все равно… Вот еще.

Pusik: Мама на меня обиделась…зашла в комнату и начала со мной говорить…ну разве она не могла поговорить со мной в другое время??? она всегда говорит со мной, когда я сериал смотрю или в нете сижу…..как назло… А че с мамой делать?? Она ваще мне сказала что я ей не дочь……. ваще.

ЖОПА

Это конечно грешно так говорить, думать и писать – но когда же дествительно наконец она СДОХНЕТ!?!

– Ты акцент поймал?

– Ага.

– Аж ноздри дерет. С наждачком девка.

– Откуда она?

– Наша, блин. Землячка.

Лапа Карлсона схватила очередной нож – и вогнала его в мишень, висевшую над стойкой с дисками. Бздын-н! Золотарь спиной чувствовал, как напряжение отпускает толстяка. Чуть-чуть, так, чтобы не хлынуть через край.

"Мы тут все психи. Я никуда отсюда не уйду…"

Вернулась Шиза, благоухая чесноком. У обоих мужчин заурчало в животах. Если Шиза и производила впечатление на сильный пол, то большей частью гастрономическое. И то – стараниями бабы Нели.

– Эй, Золотарь, – бросила она. – Тебя Чистильщик зовет.

– Откуда дровишки?

– Он мне на мобилу набрал. Говорит, ты трубку не берешь.

Золотарь вытащил мобильник из кармана. Так и есть, "все сигналы отключены". Вчера в кино выставил – и забыл…