Текст книги "Русский немец. Том 2. Ведьмин котел"

“Vorrat ist besser als Reichtum“
Это сказал Брейтгаупт

Он тяжело дышал, облокотившись на повозку, и утирал пот со лба. Подошли артиллеристы. Брейтгаупт распрямился и по-хозяйски снял с повозки два ящика со снарядами. Это была его законная премия. Артиллеристы не спорили.

У дверей хозяйственного отсека стоял бледный Граматке. Внутри санитары колдовали над лежащим на полу раненым.

– Рядовой Граматке! Почему не вынесли второго раненого? Наряд вне очереди!

Это была шутка. Надо было разрядить напряжение. Все так и поняли. Даже Граматке понял. Он слабо улыбнулся.

– Все целы? – спросил Юрген, оглядываясь.

– Только Глюк. Осколком. Наповал, – сказал Красавчик.

Это была единственная потеря. Хороший результат для такой вылазки. Глюк отдал им все свое счастье, без остатка. Это была первая потеря.

В грохот канонады вклинился гул самолетов. Они поспешили в подвал. Это была передышка. Они даже немного расслабились в подвале. Надсадно кашлял Отто. Да и многих других мучил судорожный кашель. Это от пыли и тротиловой гари. Так всегда бывает. Драло сухое горло. Казалось, что этот пожар можно залить водой. Солдаты беспрестанно подходили к баку с водой и пили, пили, пили.

– Не жалей! – крикнул Красавчик. – Тут воды хватит на всю оставшуюся жизнь!

Это тоже была шутка. И солдаты рассмеялись. Тогда они еще могли смеяться. Они понимали, что многим от этой жизни осталось совсем ничего. Многим, но не им, не ему. Всегда надеешься на то, что тебе повезет. Без этой надежды – никуда.

Когда они после бомбежки поднялись в казармы, ее стены потряс сильный удар. Ого, подумал, Юрген, 122, а то и все 152 мм. Стоя у бойницы, он проследил взглядом траекторию полета снаряда. Она была крутой и высокой. Все понятно, русские подтянули 152-х миллиметровые пушки-гаубицы. Это серьезно. Им уже случалось попадать под их обстрел.

Юрген перевел взгляд вниз. На противоположном берегу речушки мелькали грязно-зеленые гимнастерки русских солдат. Значит, русские уже ворвались в северное укрепление и рассекли его пополам, расчистив сквозной проход. Иваны рассредоточивались по берегу, залегали, открывали пулеметный и автоматный огонь по крепостной стене. «Огонь!» – скомандовал лейтенант Кучера. Отсюда, сверху, иваны были видны, как на ладони, то одна, то другая фигурка утыкалась головой в автомат и больше уже не двигалась.

Иваны и сами понимали невыгодность их позиции. Многие сходу бросались в воды речушки, чтобы перебраться на другой берег и залечь под стенами крепости, в мертвой зоне обстрела. Речушка-невеличка, да вброд не перейдешь. Юрген это знал на собственном опыте. Иваны плыли, поднимая над головой оружие. Над водной гладью взлетали ровные ряды фонтанчиков от пулеметных очередей. Иваны инстинктивно пытались спрятаться от пуль под водой, ныряли вглубь и тут же всплывали вверх безжизненными поплавками. Но не все. Кто-то и доплывал, выскакивал на берег, скрывался из виду.

Человек десять русских попытались прорваться по мосту, соединявшем северное укрепление с центральным. Они рассудили, что бежать быстрее, чем плыть. Они добежали только до середины моста. Там их встретил огонь пулемета Отто Гартнера. Ему вторил пулемет из казармы с другой стороны ворот, где размещалась первая рота их батальона. Неудача не обескуражила иванов. На той стороне моста скапливалась новая штурмовая группа, готовясь к броску. Они прорвутся, не эти, так другие. Отвечая мыслям Юргена, вдруг захлебнулся пулемет первой роты. Юрген зримо представил, как сползает на пол пулеметчик с простреленной головой. «Отто, не высовывайся!» – крикнул он. Пулемет застучал вновь. Еще было, кому заступить на пост. Они еще были свежи и их реакция была быстра. Но мгновений затишья хватило бы иванам, чтобы преодолеть последние метры.

«Взорвать бы его к чертовой матери!» – подумал Юрген, глядя на мост. Он был широкий и основательный. Ему крепко досталось еще в сорок первом. Западный бок был разворочен снарядами, из него торчали погнутые прутья арматуры. Покрытие было выщерблено осколками, перила, сделанные из железных труб, выглядели ажурными от пулевых отверстий. «Шиш его взорвешь, – подумал Юрген, – да и нельзя. Это единственный путь отхода для наших в северном укреплении. Если они решат отойти. Если у них хватит сил для прорыва. Если…»

Большой отряд русских побежал по противоположному берегу вправо от Юргена. Тут тоже было все понятно. Они держали курс на восточный угол укрепления, туда, где был разрыв крепостной стены у наблюдательной башни. Так располагалась третья рота их батальона. Сдюжить-то они сдюжат, но насколько их хватит?

– Господин лейтенант! – сказал Юрген.

– Да, ефрейтор, пора. Приступайте! – ответил лейтенант Кучера.

– Хюбшман, Брейтгаупт, Эггер, Войгт, Иллинг, за мной! – скомандовал Юрген.

Они взяли два пулемета, ящики с пулеметными патронами и снаряженными автоматными магазинами, по четыре гранаты и спустились во двор. Так было договорено заранее. При угрозе прорыва они должны были занять позицию в кольцевом здании бывших казарм посреди центрального укрепления. Оттуда хорошо простреливались все опасные участки: северные и южные ворота, а также широкий проход, идущий от восточного угла крепости. Казармы были разрушены, но они обустроили там огневые точки на втором этаже.

– Стой! – крикнул Юрген, едва они спустились вниз.

– Вот черт! – сказал Красавчик.

Несколько попаданий авиабомб и артиллерийских снарядов довершили начатое в сорок первом. У них больше не было подготовленной позиции. Но недаром Юрген облазил здесь все вокруг.

– В церковь! – скомандовал он и первым бросился вперед.

Церковью внутри и не пахло. Большевики устроили здесь клуб. Сцена на месте алтаря, трибуна, лавки, будка киномеханика. Впрочем, от этого тоже мало что осталось. Все было посечено и частично выгорело во время предыдущих боев. Но оставались стрельчатые окна и хоры, чем не позиция. Прямо перед ними был проход к восточному углу крепости. Вот только северные ворота просматривались лишь с фланга. Там в трех глубоких тоннелях могли безнаказанно концентрироваться русские, прорвавшиеся через мост.

Неизвестно, сколько раз бросались в атаку русские у восточной оконечности крепости, но вот они появились в проходе у наблюдательной башни. В своих мокрых грязно-зеленых гимнастерках они были похожи на водяных, вынырнувших из болота. Они выплеснулись на двор. Солдаты третьей роты бросились в рукопашную, пытаясь оттеснить русских и сбросить их обратно в речушку. Штыки блестели на солнце, окрашиваясь красным, как на закате. Но до заката было далеко.

В рукопашной преуспели русские. Они оттеснили немецких солдат и загнали их в казематы крепостной стены. С криками «Ура!» они бежали к зданиям в центре крепости, намереваясь закрепиться там и расстреливать немецкие казармы с тыла.

– Ближе, ближе, – повторял Красавчик, облизывая высохшие губы.

– Огонь! – скомандовал Юрген и первым нажал на гашетку.

Пулеметная очередь ударила на уровне груди в толпу наступавших, начисто выкосив первый ряд. И второй. И третий. Но иваны упрямо продолжали бежать вперед, стреляя на ходу. Пули свистели над головой Юргена и у плеч, били в стену под самыми упорными ножками пулемета, швыряя в лицо мелкие камушки. Он не чувствовал их мелких укусов, он не слышал криков солдат его небольшого подразделения, криков и стонов солдат противника, он только видел, видел приближающиеся фигуры и ощущал руками дрожащее тело извергающего огонь пулемета. Даже то, что из их казармы во фланг наступающим русским ударил еще один пулемет, он понял потому, что фигурки стали падать по-другому, с разворотом.

– Все, – сказал Красавчик, отвалился от пулемета, прижавшись спиной к стене, медленно сполз на пол, широко раскинул ноги, бросил на них руки.

Юрген сел рядом, привалившись к нему плечом.

– Цел? – спросил Юрген.

– Царапина, – ответил Красавчик, – левое плечо. Почему всегда левое плечо?

– Ты его задираешь при стрельбе.

– А-а-а, – протянул Красавчик.

– Давай перевяжу.

– Брейтгаупт перевяжет. Ганс!

Юргену показалось, что Красавчик позвал Брейтгаупта только для того, чтобы убедиться, что с тем все в порядке. Появился Брейтгаупт, молча окинул их внимательным взглядом и полез в ранец за индивидуальным пакетом. На хоры поднялись Войгт с Иллингом.

– Эггер, – доложили они коротко.

– Понятно, – ответил Юрген, – набивайте пулеметные ленты. Это только начало.

Последняя фраза включала в себя и погибшего Эггера. Он был неплохой парень, этот Эггер, жаль, что им не довелось повоевать с ним подольше. И не доведется впредь.

Юрген подполз к окну, осторожно выглянул наружу. Из арки ворот так же осторожно выглянул иван, высунул голову в круглой, как шляпка гриба-боровика, каске.

– Приготовиться! – сказал Юрген.

Он достал фляжку с водой, сделал большой глоток, протянул фляжку Красавчику.

– У меня еще есть, – ответил тот, тоже пристраиваясь у окна, – оставь себе, неизвестно, сколько нам здесь еще куковать.

Как ни внимательно наблюдали они за воротами, русские появились неожиданно. Никто больше не выглядывал, оценивая обстановку. Они просто выбежали толпой и устремились к церкви, стреляя на ходу. И только потом закричали свое ужасное «Ура!»

Юрген потерял секунду, вряд ли больше, но этого было достаточно, чтобы русские преодолели несколько метров. Потом было еще несколько секунд, когда он менял ленту. Одного пулемета Красавчика было недостаточно, чтобы сдержать порыв русских. Едва Юрген вновь включился в дело, как умолк пулемет Красавчика. «Вот черт!» – донесся его голос. Значит, живой, уже хорошо.

От ворот бежать русским было много меньше, чем от восточного угла, шагов шестьдесят-семьдесят. И они знали, что их ждет. Они бежали по телам солдат, погибших в предыдущей атаке, навстречу пулеметному огню. И от их фигур веяло решимостью добежать, несмотря ни на что, и порвать пулеметчиков в клочки. От этой решимости становилось не по себе. Юрген, уж на что бывалый, почувствовал озноб, рука дрогнула.

Пулемет вместо того, чтобы раскинуть веер пуль, ударил в одну точку, в одну грудь, ударил и как будто захлебнулся кровью. Иван с разбитой грудью упал навзничь, широко раскинув руки. В одной из них была граната. Он не добежал совсем чуть-чуть до броска.

Юрген спохватился и тоже бросил в наступавших гранату, и другую, и третью. Последнюю он бросал вертикально вниз, к самым дверям церкви.

Иваны тоже успели бросить несколько гранат. Две из них влетели в окна и разорвались внизу. Все же это была церковь, а не крепостная стена, в ней были окна, а не бойницы. Наступила тишина.

– Кажется, отбились, – сказал Красавчик.

Снизу донесся стон.

– Отбились, – сказал Юрген и стал спускаться вниз.

У стены неподалеку от дверей лежал лицом вниз солдат в немецких форменных брюках и ботинках. Китель на спине был иссечен осколками и пропитан кровью. Еще один солдат лежал на боку у колонны в центре церкви. Рядом стоял на коленях Брейтгаупт и вспарывал ножом штанину. Солдат громко вскрикнул, наверно, Брейтгаупт задел рану.

Войгт, определил Юрген и перевел взгляд на солдата, лежавшего вниз лицом. Иллинг. Он подошел ближе, посмотрел на открытую Брейтгауптом рану. Похоже, осколок вырвал кусок мышцы на бедре, не задев кости.

– Ничего, Войгт, – сказал он, – все не так страшно, как кажется. В госпитале тебя быстро поставят на ноги.

Брейтгаупт сделал марлевый тампон, приложил к ране, перебинтовал поверх штанины. Юрген помог ему, держа ногу Войгта навесу. Потом они встали.

– Патроны кончились, – сказал Юрген.

Брейтгаупт козырнул в присущей только ему манере, приложив к каске не полностью раскрытую ладонь, а один лишь указательный палец, а затем чуть вскинул руку с выставленным пальцем. Возможно, это означало: понял, командир!

Спустился сверху Красавчик, скользнул, как и Юрген, взглядом по лежавшим на полу солдатам.

– Я насчитал сорок семь тел, – сказал он.

– Всего? – удивился Юрген. – Мне казалось, что в каждую атаку шло не меньше сотни.

– У страха глаза велики, – сказал Брейтгаупт.

“Die Furcht hat tausend Augen“
Это сказал Брейтгаупт

Он взвалил Войгта на спину, как мешок с картошкой, и направился к дверям.

– Иди, герой! – сказал ему в спину Юрген.

Добродушно сказал. Он и не подумал обидеться на Брейтгаупта. А Брейтгаупт не хотел обидеть его или посмеяться над ним. Скорее, сам Юрген готов был посмеяться над собой. Надо же, привиделось: не меньше сотни! Ну, в той ситуации кому угодно бы такое привиделось. А солдат без страха не бывает. То есть бывают, конечно, Юрген встречал нескольких таких бесстрашных, у них у всех с головой было что-то не то, отмороженные они какие-то были. И ни один не дожил до конца первого же боя. Так что можно все же сказать, что живого солдата без страха – не бывает.

Юрген поделился своими мыслями с Красавчиком.

– Да я, честно говоря, тоже струхнул маленько, – сказал тот и усмехнулся: – А Брейтгаупт!.. Помнишь?

Как не помнить! На Орловской дуге, когда они еще наступали, русские предприняли контратаку. Собственно, той контратакой они их и остановили. Страшная была контратака. Брейтгаупт после этого целый час говорил. Это Брейтгаупт! А уж что он городил, даже сейчас вспоминать смешно. Они и рассмеялись.

Брейтгаупт, пользуясь временным затишьем, добежал до их казармы, скинул Войгта на руки санитарам. Хозяйственный отсек превратился в полевой госпиталь и понемногу наполнялся ранеными. Вокруг свистели пули, при бомбежке и обстреле внутрь могли залететь осколки, но ничего другого они не могли предложить раненым. Спускаться в подвал те наотрез отказывались. Больше осколков они боялись быть заваленными внизу. А спускать вниз тяжелораненых не хватало рук. Уже не хватало.

Юрген с Красавчиком проводили взглядом Брейтгаупта, который скрылся за дверью, ведущей наверх, в казармы. Скоро он появится вновь с ящиками с патронами. Вместо Брейтгаупта в поле зрения возник русский танк, Т-34. Он на полном ходу вылетел из арки ворот и устремился в центр двора. Он ехал прямо по телам убитых русских солдат, давя их, как давят виноград, разбрызгивая красный сок, наматывая внутренности на гусеницы и выбрасывая далеко назад кровавые ошметки. Танк крутанулся на ходу, развернувшись лицом к казармам, и сразу же выбросил первый снаряд.

Он не успел поднять ствол пушки, поэтому выстрел пришелся в дверь конюшни. Можно было только предполагать, что наделал внутри разорвавшийся снаряд. Вероятно, он убил часть лошадей и разрушил стойла. Оставшиеся в живых лошади, обезумев от запаха крови, вырвались из стойл и бросились к широкому проему снесенных выстрелом дверей. Русский танкист, увидев надвигавшуюся из глубины затемненного помещения сплошную темную массу, нажал на гашетку пулемета. Поверженные лошади падали на пороге. Бежавшие следом пытались взять вдруг появившийся барьер и падали, сраженные пулеметными очередями, громоздя завал все выше и выше.

Пушка танка медленно поплыла вверх, высматривая бойницы второго этажа. Юрген выскочил из дверей церкви и бросился за угол. Там тоскливо смотрела в небо зенитка. Туда же были уставлены невидящие глаза солдат ее расчета, разметенных взрывом бомбы. Эта картину Юрген заприметил, когда они еще только бежали к церкви занимать позицию. И вот теперь вспомнил. Ничего другого не пришло ему на ум. Ничего другого и не было.

– Вот черт! Панорама разбита, – сказал Красавчик, – но ничего, на таком расстоянии и слепой не промажет. Ну, давай, дорогая. – Рука Красавчика давила на ручку поворотного колеса. Он умел обращаться с техникой. Он был нежен и терпелив. Он разговаривал с ней, как с женщиной, и техника его слушалась. – Вот молодец! – дуло зенитки стало опускаться вниз. – Заряжающий! Снаряд!

Юрген уже успел достать снаряд из разбитого ящика и стоял наготове. Наклонившись, он посмотрел сквозь ствол. Он увидел там башню танка. И он послал снаряд в ствол.

Еще Юрген успел увидеть, как из ствола танка вылетел снаряд. После этого отвернулся и сделал два шага к ящику со снарядами. Он слышал, как русский снаряд с грохотом врезался в стену казармы. Здесь, на открытом пространстве, звук был не таким, каким он слышался изнутри. Но дело было не только в отсутствии эха. Снаряд угодил если не точно в бойницу, то совсем рядом с ней. Отсюда грохот – во все стороны летели вывороченные кирпичные глыбы. И крики раненых солдат.

Наконец Юрген услышал выстрел их орудия, и звонкий удар снаряда о броню танка, и досадливый возглас Красавчика: «А! Рикошет!» И тут же напряженное, тихое: «Снаряд!»

– Есть снаряд! – ответил Юрген.

Он уже стоял рядом с зениткой и смотрел, как танк медленно поворачивает башню в их сторону, одновременно опуская ствол. Его руки вложили снаряд в казенник, руки Красавчика закрыли затвор и нажали спуск, пушка выплюнула снаряд. Он угодил танку в лобовую часть башни. Но это был Т-34, лучший русский танк, ему что в лоб, что по лбу. Снаряд не пробил броню. Но башня как-то странно задергалась. Как будто заметались люди внутри, а еще вернее, что они пытались повернуть заклиненную башню. В этот момент из дверей казармы выскочила кряжистая фигура. Это был Брейтгаупт. Он бросил под днище танка две противотанковые гранаты и тут же метнулся обратно. Он всегда и во всем предпочитал простые решения, их лучший товарищ Ганс Брейтгаупт. Гранаты взорвались с оглушительным грохотом. Им показалось, что танк высоко подпрыгнул и потом грузно осел, как неживой. Что не показалось, так это пламя, которое вырвалось из задней части и быстро охватило весь танк.

Сквозь клубы черного дыма они увидели Брейтгаупта. Он стоял у дверей казармы и призывно махал им рукой. Да, пора убираться, подумал Юрген и побежал к казарме. За ним непривычно глухо стучали по брусчатке ботинки Красавчика. У него тоже были ватные ноги.

* * *

Они поняли, почему их отозвали с позиции. Русские танки, готовые ринуться на мост, отползали назад. Иваны на другом берегу речушки быстро закапывались все глубже в землю. Жди авиаудара! За немногие оставшиеся минуты они собрали и сложили у стены тела погибших при взрыве танкового снаряда – командира второго взвода и пятерых солдат.

Во время бомбежки товарищи находились наверху, была их очередь нести вахту у бойниц и наблюдать за передвижениями противника. И вновь Юрген отметил, что здесь, наверху, разрывы бомб отзываются не так, как внизу в подвале. Сильно закладывало уши и вибрировала не только селезенка, но и весь живот. Одна из бомб попала в их казарму. На мгновение показалось, что сейчас рухнут стены и потолок. Но нет, обошлось. Они поднялись с пола, куда их бросила то ли взрывная волна, то ли инстинкт, и побежали в соседний каземат. Дежурившие там солдаты тоже лежали на полу, они уже никогда не встанут. В углу зияла огромная дыра. Взрыв бомбы обрушил внешнюю часть крепостной стены, устроив лестницу для атакующих. Нагромождение каменных глыб доходило почти до верха первого этажа. Единственным препятствием был полутораметровый провал в полу. Сквозь него виднелся угол конюшни.

– У тебя что с лицом? – спросил Красавчик. – При взрыве посекло?

Юрген пощупал пальцем лицо. Оно все было в маленьких порезах. Они были покрыты затвердевшей коркой.

– Нет, – ответил Юрген, – это еще с церкви. Камешки.

Появились солдаты из подвала. Отто Гартнер подошел к ним, заглянул в глубь провала. Из носа и из ушей у него стекали тонкие струйки крови. Похоже, русские действительно бросали на этот раз более крупные фугасы. Отто высунулся в угловую дыру. И тотчас же с другой стороны речушки ударила автоматная очередь. Юрген едва успел дернуть Отто за плечо, втащив его внутрь каземата.

– Очумел, что ли? – сказал он ему.

– Что? – переспросил Отто.

У него была легкая контузия. Он о ней быстро забыл. Они все скоро забыли обо всем легком.

Русские танки вновь появились на дороге, ведущей к мосту. Они намеревались повторить путь, проторенный первым танком. За танками концентрировалась пехота. Некоторые солдаты запрыгивали на броню танков.

– Есть предложение, – сказал лейтенант Кучера, обращаясь к капитану Росселю, – необходимо подбить танк в тоннеле, тем самым заблокировав проход.

– Отличная идея, лейтенант! – воскликнул Россель. – Задание для наших «стариков»! – и он посмотрел на Юргена с товарищами.

Как же, как же. Капитан Россель никогда о них не забывал и всегда был готов послать их на смерть. Но задание и вправду для них, только они и могут с ним справиться.

Они уже подняли ноги, чтобы сделать шаг вперед, их правые руки полетели к каскам, но их опередил лейтенант Кучера.

– Полагаю, что я более простых солдат подготовлен для выполнения этого задания, – сказал он, – в военной школе я прошел курс артиллерийской стрельбы. Кроме того, это моя идея, – с чисто австрийским упрямством сказал он. – Разрешите выполнять? – спросил он.

– Выполняйте! – приказал Россель.

Едва ли не впервые на их памяти лейтенант Кучера проявил твердость и это не пошло ему на пользу. Он взял с собой пятерых солдат. Они подтащили премиальную пушку к выходу из тоннеля и стойко встретили мчащийся на них танк. Он остановился и загорелся посреди тоннеля, как и планировал лейтенант Кучера. Несколько русских автоматчиков проскочили вперед и были убиты. Остальным пришлось отойти, спасаясь от удушливого дыма.

Чего не учел лейтенант Кучера, так это того, что танки пойдут не колонной, а разойдутся в линию перед воротами. Второй танк беспрепятственно прошел по второму тоннелю, вырвался на внутренний двор крепости и раскатал немецкую пушку вместе с лейтенантом Кучером и всем его расчетом. Потом он выпустил три снаряда по церкви и стоявшей рядом зенитке, мстя за гибель товарища.

Этого времени хватило Юргену, чтобы взять фауст-патрон и пристроить его в разбитой бойнице. Он прицелился и влепил заряд прямо в бок танка, в основание башни. Может быть, чуть ниже, потому что он порвал еще и гусеницу. Русские танкисты попытались выбраться из танка, их расстреляли практически в упор.

Пехота, проскочившая во двор под прикрытием танка, прижалась к стенам казармы. Иваны стреляли вверх, не причиняя им вреда, и пытались забросить в бойницы гранаты. Это была русская рулетка. Не попал – получи гранату на собственную голову. Похоже, так и происходило, во всяком случае, они услышали, как внизу разорвалось несколько русских гранат. Они подбросили до кучи свои. Крики, стоны. Тогда русские попытались ворваться на лестницу, ведущую на второй этаж. Ворвались и дошли почти до самого верха. Потом покатились обратно. Юрген с товарищами преследовали их. В рукопашной во дворе они добили остатки русского отряда. Их оставалось немного.

Во дворе они увидели, что иваны стреляли не только вверх, и поняли, где взрывались русские гранаты. В хозяйственном отсеке, превращенном в полевой госпиталь, лежали на полу тела их раненых товарищей, кровь из свежих ран пропитывала соломенную подстилку. Поверх раненых лежали санитары, красные кресты на белых нарукавных повязках выглядели как рваные раны.

Им пришлось быстро вернуться назад в казарму, потому что иваны предприняли новую атаку с внешней стороны крепостной стены. Они выплеснули на нападавших всю свою ярость.

Возобновился артиллерийский обстрел. Один из снарядов ударил в стену возле бойницы, где стоял Юрген. У него потемнело в глазах. Он закрыл их, потряс головой, вновь открыл. Темнота не пропала. Темнота была за окном. Это была ночь.

Никто не думал об отдыхе, никто не думал о сне. Русские прекратили стрельбу, но это ничего не значило. Они непременно что-нибудь предпримут. Юрген ждал, сидя на полу и привалившись спиной к стене каземата. Он позволил расслабиться только мышцам. В наступившей тишине со стороны северного укрепления ясно доносились слова: «Немецкие солдаты! Вы окружены! Сдавайтесь!»

Вдруг раздалась слаженная стрельба с противоположной стороны. Это стрекотали немецкие автоматы. Небо на западе осветилось несколькими ракетами. Ударили русские пулеметы и автоматы. Картина боя была ясна: какое-то подразделение попыталось вырваться из центрального укрепления, перейти по мосту на западный берег Буга. Но русские уже заняли западное укрепление. Похоже, они не лукавили, крепость действительно была окружена. Стрельба стихла, погасли осветительные ракеты. Там все было кончено.

– Крысы бегут с корабля! – раздался преувеличенно бодрый голос капитана Росселя. – Корабль – это наши позиции, наша крепость. Непотопляемый корабль! Мы не покинем его! Мы выстоим! Ни шагу назад! Мы перемелем здесь русские войска и погоним противника обратно на восток! А крысы, трусливо бегущие с корабля, понесут заслуженное возмездие от русской или немецкой пули.

Все встало на свои места. Юрген недоумевал, с чего это вдруг капитан заговорил в стиле Геббельса. Все эти красивости не для фронта, здесь в ходу слова попроще и покрепче. Но в конце он не случайно упомянул немецкую пулю. Капитан Россель недвусмысленно напомнил солдатам, кто они есть – штрафники, смертники, «бригада вознесения». Вероятно, так он хотел укрепить их боевой дух. Майор Фрике нашел бы на его месте другие слова, подумал Юрген. И укрепил бы.

Похоже, русские не ожидали от них никаких активных действий. Они даже не запускали осветительных ракет, как это обычно бывает на передовой, и лишь все громче и настойчивее предлагали сдаться. Чем дальше, тем меньше это нравилось Юргену. Он испытывал все возраставшее беспокойство. Он поднялся и принялся расхаживать по казематам, поднимаясь к закрытым люкам, ведущим в чердачное помещение. Собственно, никаких помещений там уже не было, все выгорело еще днем. Металлические люки пыхали жаром. И вдруг – тихий хруст, как будто головешка рассыпалась под чей-то ногой. Да нет, не как будто. Так и есть.

Юрген тихо свистнул. Солдаты повернули головы в его сторону. Красавчик схватил автомат и бросился к нему. То же и Брейтгаупт. Казалось, что он, единственный из всех, дремал, уронив голову на грудь, но вот он уже бежит, оборачивая на ходу руку тряпкой. Они понимали его как никто.

Брейтгаупт схватился обернутой рукой за раскаленную ручку люка.

– Давай! – тихо сказал Юрген.

Брейтгаупт откинул крышку. Юрген с Красавчиком высунулись по пояс и тут же открыли огонь в разные стороны, посылая очереди вдоль крыши. Они не стали тратить ни одного мгновения на то, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Это всегда успеется.

Вишнево-красная плоскость крыши была подернута рыхлой серой пленкой золы. Там и тут взлетали вверх фонтанчики искр, вздымаемые сапогами русских диверсантов, бросившихся врассыпную. Они не могли залечь на этой сковородке, укрываясь от огня товарищей. Вот один из иванов упал, настигнутый пулей. Взметнулся столб искр и почти сразу – факел огня. Иван истошно закричал. Запахло горелой тряпкой, горящей человеческой плотью. А Юрген с Красавчиком, сменив магазины, продолжили поддавать огоньку, зажигая новые факелы. Загорелся огромный огненный шар. Он мелькнул на мгновение перед их глазами и тут же исчез. Вернее, это они исчезли. Движимые интуицией или опытом, Юрген с Красавчиком нырнули в люк до того, как взорвалась взрывчатка, которую несли с собой диверсанты. Осколок ударил Юргену в шею, точно под каску. Он выпустил автомат, схватился рукой за шею, запрокинул голову назад, громко вскрикнув. Это был уголек. Он не сразу это понял.

Брейтгаупт смазывал ему ожог каким-то снадобьем. Стонал солдат – ему раздробило плечо каменной глыбой, рухнувшей с потолка при взрыве. В каземате было светло как днем – иваны запустили осветительные ракеты, им теперь нечего было скрывать.

– Отличная работа, ефрейтор Вольф! – сказал лейтенант Шёнграбер, командир третьего взвода.

– Рад стараться, лейтенант, – ответил Юрген.

Ему нравился Шёнграбер. Он был справедливый офицер и храбрый парень, он никогда не прятался за спинами солдат.

Иваны пошли в очередную атаку. Юрген понял, что наступило утро.

Их территория ограничивалась уже только вторым этажом. Они не помышляли о вылазках на двор, они не могли спустить ни в складские помещения первого этажа, ни тем более в подвал. Внизу были иваны и они упорно рвались вверх.

– Ефрейтор Вольф! В башню! Там становится жарко! – раздался голос капитана Росселя.

– Есть! – ответил Юрген. – Хюбшман, Брейтгаупт! За мной!

– Нет, – сказал Россель. – Возьмете других солдат. Рядовые Хюбшман и Брейтгаупт останутся со мной. Я не могу разбрасываться опытными солдатами. Есть не менее опасные участки.

В чем-то Россель был прав, у него осталось не так много солдат, а уж опытных – еще меньше. Но Юргену показалось, что он делает это нарочно. Даже в этой критической ситуации командир стремится разъединить их, старых товарищей, чтобы они погибли поодиночке. Но он подчинился, у него не было выбора.

– Краус, Руперт! За мной! – скомандовал Юрген и побежал в башню.

Башня замыкала отремонтированную часть стены, территорию их роты. Дальше шел разбомбленный участок. Внешняя стена устояла, но перекрытия первого и второго этажей были пробиты насквозь и обрушены. Иваны взбирались по стене. По тому, как они взбирались, Юрген понял, что эта часть уже захвачена противником.

– Краус, к бойнице! – крикнул он. – Сбей их!

Из бойницы, смотревшей сбоку на стену, иваны были видны, как на ладони. Краус открыл огонь из автомата. Он справится.

Юргена больше беспокоил пролом в стене башни. Когда-то здесь был проход в соседний каземат, ныне разрушенный. Проход заложили кирпичом, но эта кладка не шла ни в какое сравнение с кладкой старых царских времен. Она разлетелась при первом же попадании. Прямом, уточнил Юрген, глядя на россыпь кирпичей внутри башни, на тела лежащих поблизости двух мертвых солдат. Он приблизился к проему, прижимаясь к стене, осторожно выглянул наружу. Точно, иваны уже внутри крепостной стены, пробираются по остаткам перекрытий. То, что находилось под проемом, было скрыто от взоров, но что-то подсказывало Юргену, что там не голая стена, что есть там выступы и уступы, по которым противник может подобраться и забросить внутрь гранату.

У самого уха просвистела пуля. Юрген отодвинулся под прикрытие стены.

– Руперт! – сказал он. – Стой здесь, постреливай в сторону иванов, но не высовывайся. Главное – слушай. Малейший шорох снизу – немедленно бросай гранату.

Звякнула пуля о приклад автомата, руки ощутили легкий удар. Юрген посмотрел на приклад – пуля ударила сзади. Только рикошетов не хватало! Юрген подошел к центральной бойнице. Русские пулеметы били по башне и по стене с другой стороны речушки. Бойницы были устроены так, что обороняющие были надежно защищены от прямого обстрела. Но не в том случае, когда бьют, не жалея патронов и под разными углами. Пусть внутрь залетала каждая сотая или даже тысячная пуля, для того, в кого она попадала, она была той самой единственной, его пулей. Вот и опять – звяк!