Текст книги "Семён Семёныч и Гулька"

– Ты что, дал ей ещё?!

– Она очень просила. Как отцу не накормить голодного ребёнка, который просит у него кусочек мяса?

– Её же стошнит!

– Тошнит! – вдруг громко и уверенно объявила Гулька. – Ой! Сильно тошнит!

Сёмка едва успел подсунуть ей блюдо с недоеденной курицей, и Гулька выдала в него всё, что только что съела.

– А как же мамина порция? – растерянно спросил папа, но Семён Семёныч так на него посмотрел, что он сразу же вскочил, схватил Гульку и побежал с ней в ванную.

* * *

Когда всё было приведено в порядок, а зарёванная Гулька, умытая и уложенная в постель, уснула, папа зашёл в Сёмкину с Гулькой комнату и сказал:

– Извини. Ты был прав. Нельзя было ей давать курицу. Маме не скажем?

– Всё равно узнает, – мстительно ответил Семён Семёныч. – Гулька сообщит.

– Завтра мама уйдёт раньше, чем проснётся Гулька, а к вечеру это уже будет не актуально. Или вообще забудется.

– Значит, Гульку завтра отведёшь в сад ты?

– Почему я? Ты!

– А кто обещал сегодня утром, что это последний раз? И обещал мне конструктор лего?

– Я обещал?!

– Ты сказал, что купишь мне всё, что захочу, кроме велосипеда. Обещания надо выполнять. Сам говорил. Вот когда купишь, тогда и поведу Гульку в сад.

– Ну, Сёмка. Нельзя же так. Ведь мы с мамой работаем.

– А я учусь. Возьмёте меня с вами в поход, тогда буду водить Гульку в сад. А то обещаете, обещаете и не выполняете. Сколько можно обманывать родного сына?!

– Подожди, а как же Гулька? Она же без тебя не может!

– Не век же ей со мной жить. Вот вырасту, женюсь и уйду из дома. Пора привыкать. И она тоже собирается выйти замуж. За Яна из её группы. Сама вчера сказала.

Папа ничего не ответил, долго смотрел на Сёмку, потом вышел из комнаты. Семён Семёныч поглядел на часы и пошёл спать.

* * *

На следующее утро Семён Семёныча разбудила мама и радостно сообщила, что Гульку в сад отведёт она: сегодня у неё отгул. Семён Семёныч обрадовался, но тут же вспомнил, что Гулька может рассказать маме, как её тошнило. Мама испугается, и что за этим последует – неизвестно. Нужно самому разбудить Гульку и предупредить, что маме нельзя рассказывать про их вчерашний пир. А то им никогда больше не придётся есть цыплёнка табака. Сёмка немного опасался за Гулькино здоровье, но она проснулась весёлая. Он повёл сестру умываться и в ванной объяснил, о чём и почему нельзя говорить маме. Гулька всё поняла, часто закивала головой и зажала себе ладошками рот. Но когда на завтрак мама выдала им ненавистный творог, Гулька отодвинула тарелку от себя и заявила, что есть его не станет. На мамины уговоры ответила, что она уже большая и будет теперь есть только цыплёнка табака. Мама замерла, медленно повернула голову и поглядела на Семён Семёныча:

– Ну-ка, рассказывай. Что за цыплёнок табака? И не вздумай врать!

Семён Семёныч заметался мыслью, но от неожиданности в голову ничего не приходило. И он перешёл в наступление.

– Сколько можно есть эти протёртые супчики, кашки и творожки?! – закричал он. – И фрикадельки с кабачками! Все нормальные люди едят цыплёнков табака. И мы с Гулькой хотим. Раз вы нас одних оставляете, то мы сами будем заботиться о своём пропитании. И вчера позаботились! И потом будем заботиться!

– И тошнить мы больше не будем! – крикнула Гулька, как всегда выступившая на стороне брата.

Мама уронила ложку.

* * *

Через три минуты Семён Семёныч вылетел за дверь квартиры, сопровождаемый маминым возмущённым криком и Гулькиным рёвом. Злой как пёс, он выскочил из подъезда во двор. Недавно прошёл сильный дождь, кругом блестели лужи, а он был в кроссовках, и это не улучшало настроения. Но впереди Семён Семёныч вдруг увидел Вовкину спину. «Попался, гад!» – обрадовался он, надеясь незаметно подобраться к врагу. Но дверь подъезда предательски хлопнула, Вовка оглянулся и увидел Семён Семёныча.

– А где сестра? На горшке забыл?! – крикнул он и бросился бежать напрямую, плюхая резиновыми сапогами по лужам. Семён Семёныч кинулся за ним, обегая лужи, чтобы не промочить кроссовки. «Не догоню, – подумал он. – Надо что-то придумать». На бегу он скинул с плеч рюкзак и метнул его вдогонку Вовке. Рюкзак пролетел мимо, но Вовка шарахнулся от него, поскользнулся, шлёпнулся в лужу, проехался по ней и замер. Семён Семёныч мгновенно добежал до него, схватил рюкзак и встал над поверженным врагом, счастливый от неожиданной удачи.

– А ты сам на горшок перед выходом сходил? – спросил он ласково. – Да? А почему тогда штаны такие мокрые? Меня испугался? Иди скорей домой, простудишься. А я скажу твоему классу, что ты описался по дороге и побежал домой менять штаны. И поэтому опоздаешь, а может быть, и совсем не придёшь. Ну-ну, не реви, воды и так хватает.

– Убью, гад! – всхлипнул Вовка. – Матери скажу. Тебя из школы выгонят.

– Давай, давай, – крикнул Семён Семёныч и в прекрасном настроении побежал в школу.

* * *

Домой он возвращался с большой опаской, не зная, дома ли мама и в каком она настроении. Осторожно повернул ключ, надеясь незаметно просочиться в свою комнату и сразу сесть за уроки: вид трудолюбивого сына за рабочим столом всегда успокаивал маму. Войти и раздеться удалось почти бесшумно. В столовой раздавались голоса… Ага, папа тоже дома. Спорят о чём-то. Говорит папа. Семён Семёныч прислушался:

– Правы они, Маша. Хочется есть то, что вкусно. Восемьдесят процентов удовольствия человек получает от еды.

– По-твоему, я готовлю невкусно?!

– По-разному. Но даже вкусная еда, если она всё время одна и та же, приедается. Ты бы видела, какие они были довольные с этим цыплёнком табака. А мне как понравилось!

– Вот-вот! То-то Гульку тошнило!

– Ну и что? Детей, бывает, тошнит. И вообще, не будут же они всегда сидеть на твоей супердиете. Им в жизни придётся есть всякую пищу, и организм должен к ней привыкнуть. Сама в походах тушёнку из банок ещё как уплетаешь, и всякие концентраты неизвестно какого происхождения. Ягоды, грибы. И ничего. А когда Сёмка с Гулькой подрастут, им тоже придётся есть отнюдь не диетическую пищу. Ты обратила внимание, что Сёмка не по возрасту взрослый и ответственный? И постоянно озабоченный. Он даже улыбается и смеётся реже других детей. А почему? Да потому что мы на него переложили все заботы о Гульке. Одно дело – просить помочь, а другое – повесить на него все заботы о сестре. А отдых у бабушки?.. Мы с тобой в походе развлекаемся, а он работает и няней, и сиделкой. Привыкли, что он ответственный мальчишка и сделает всё как надо. И при этом мы обращаемся с ним как с ребёнком чуть старше Гульки. Вот так. И получается, что в зависимости от того, как нам удобно, он то маленький ребёнок Сёмочка, то взрослый Семён Семёныч. Не знаю, может, для него в будущем это к лучшему. Крестьянских детей рано к серьёзной помощи старшим приучали. Вспомни Некрасова: «А кой тебе годик? Шестой миновал». Впрочем, может, и нет. Время сейчас другое.

Мама молчала.

– Он очень хочет пойти с нами в поход. По-моему, мы уже вполне можем взять его с собой.

Сенька не выдержал, влетел в комнату с криком:

– Да, я уже взрослый! И меня можно брать в походы! Папа и мама вздрогнули.

– Ты откуда взялся? – удивился папа. – Подслушивать нехорошо. А насчёт похода подумаем.

– Я видела, какой ты взрослый! – отчеканила мама. – Кто тебе разрешил покупать жареную курицу и давать её маленькому ребёнку? Ты что, не мог проследить, чтобы Гулька не объелась, взрослый человек?! А с кем её оставить, если мы уедем все трое? Бабушке одной с ней тяжело. И без тебя Гулька будет очень скучать. Нет! Никакого похода! А сейчас собирайся и иди за ней в сад.

Семён Семёныч был возмущён до глубины души. Что он, Гулька, что ли, чтобы с ним так разговаривать? Его мнением даже не интересуются! Он им нужен, только чтобы освободить их от заботы о Гульке! Ну уж нет!

– Во-первых, ещё рано, а во-вторых, сама иди. У тебя сегодня свободный день, а я категорически не могу: у меня много уроков! – крикнул Семён Семёныч и ушёл в свою комнату.

Последнее, что он услышал, – это слова папы: «Вообще-то в том, что Гулька объелась, моя вина. Сёмка предупреждал, чтобы я не давал ей больше ни кусочка, но она просила, и я не удержался».

Что ответила мама, Семён Семёныч уже не слышал. Кажется, ничего не ответила.

* * *

Семён Семёныч сидел в своей комнате над раскрытой тетрадью и переживал. Он всегда переживал, когда родители сердились на него, но сегодня он сердился на них. То есть не сердился, а испытывал чувство глубокой несправедливой обиды:

«У них отпуск, им, видите ли, нужно отдохнуть после года тяжёлой работы. Опять пойдут в байдарочный поход, вернутся весёлые, загорелые, станут рассказывать про всякие приключения, показывать снимки, смеяться и вспоминать, как им было хорошо. А нам с Гулькой останется сидеть, слушать и завидовать. А пока они там будут отдыхать, мы с Гулькой будем здесь работать: “Сёмочка, сходи в магазин, купи продукты, вот списочек я составила. Сёмочка, погуляй с Гулечкой, девочке нужен свежий воздух. Как это она не хочет, а ты её уговори, ты ведь старший брат, она должна тебя слушаться. Что-то я устала, подай мне лекарство и водички, запить. Да нет, не это, а вон то, в жёлтой упаковке, когда же ты запомнишь. Сёмочка, пойди посмотри, что там Гуленька делает на кухне, я, кажется, забыла убрать варенье. Сёмочка, хватит смотреть мультики, насмотрелся уже, переключи телик на Пятый канал, там сейчас начнётся конкурс молодых артистов балета.”

И во двор не выйдешь один погулять с ребятами, с теми, кто не уехал, Гулька сразу в рёв, бабушка в крик: “Возьми её с собой! Ничего с тобой не случится. Поиграешь с ребятами, а она посмотрит.” Как же, поиграешь. И посмотрит она, как же. Да и не будет почти никого во дворе, все с родителями разъедутся. Вовка, гад, в прошлом году со своей мамашей в Турции на море побывал. Передо мной надувался как пузырь: “Море – это прекрасно! Ты на море не был, тебе не понять”. Кто я им, сын или обслуживающий персонал?! Домработник! Нянька Гулькина! Мне скоро и учиться будет некогда. Школьная программа всё сложнее и сложнее, двоечником стану. Всё им скажу!»

На тетрадку упала капля, за ней другая. Семён Семёныч растерялся: это что, слёзы?! Он яростно потёр кулаками глаза, глубоко подышал и стал делать уроки.

* * *

Хлопнула входная дверь, раздались голоса. «За Гулькой ходили. Вдвоём. Так им и надо», – подумал Семён Семёныч. Захотелось выскочить навстречу, но он удержался.

В комнату ворвалась Гулька:

– Ой, Сёма, сегодня Яна в садике не было. Петя радовался, говорил, что, наверное, его кто-то побил и он теперь в больнице. А Сонька сказала, что его, наверное, прогнали из детского сада. А Петьке никто не поверил. А я сказала, что он тоже ел цыплёнка табака и его тоже тошнило, и мне все поверили. А Валентина Петровна сказала, что звонила мама Яна и сказала, что он заболел, потому что съел очень много мороженого. Сёма, а ты мне купишь мороженое? А что ты делаешь? Уроки? А ты уже сделай все уроки и почитай мне книжку.

– Иди давай, – ответил Семён Семёныч сурово. – Пусть тебе мама читает. Или папа. Мне уроки надо долго делать.

Гулька внимательно посмотрела на него, огорчённо вздохнула и вышла.

* * *

Весь вечер Семён Семёныч молчал. Молча проходил мимо папы с мамой – они тоже молча провожали его взглядами. Молча лёг спать. Наутро мама вошла в их с Гулькой комнату и весёлым голосом заговорила:

– Ну что, Семён Семёныч, свёкор, ворчун старый? Не устал ещё дуться на нас с папой? Вставай, пора Гульку вести в сад.

– Не поведу. Ты веди или папа.

– Что это за капризы! – повысила голос мама. – Вставай сейчас же, опоздаете в сад.

Семён Семёныч не ответил.

Мама постояла и вышла. Вошёл папа:

– Семён, что это ещё за фокусы? В чём дело? Чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы вы выполняли свои обещания. А то: «купим, сделаем», а потом: «Неужели я это обещал?». Ты в поход меня сколько раз обещал взять? А Гулька!

Меня уже все дразнят «Няня Сёмка». Детства нет совсем. Другие со своими детьми отдыхать ездят в Турцию, где море, а вы? Я с Гулькой каждый год с бабушкой на даче: «Сёмочка, сходи, Сёмочка, принеси, Сёмочка, присмотри за Гуленькой». А если возразишь, сразу: «Боже мой, кого твои родители вырастили на мою голову?!» А вечером вы пришли с работы: «Ах, мы устали». Или: «Мне ещё нужно подготовиться к завтрашнему дню, а ты пока поиграй с Гулей». А в этом году бабушка на дачу не поедет – плохо себя чувствует. Мама тебе говорила, я слышал. Значит, мы с Гулькой будем всё лето в Москве сидеть? Вы зачем нас родили?

– Но мы с мамой работаем, чтобы вам было хорошо, – растерянно сказал папа.

– А нам хорошо, когда вы с нами играете, – ответил Семён Семёныч.

– А вот я сейчас дам тебе по шее! – неуверенно заявил папа. – Сразу встанешь.

– Не дашь. У тебя на ребёнка рука не поднимется.

– А ты не ребёнок, – весело сказал папа. – Ты старый ворчун, свёкор и Семён Семёныч. Поэтому ещё как дам.

Он стащил Семён Семёныча с постели и слегка хлопнул по попе.

– Этим летом пойдёшь с нами в поход. Пройдём немного, километров десять-пятнадцать. Встанем на озере, поставим палатки и будем ловить рыбу и собирать грибы-ягоды. Есть одно такое озеро.

– А Гулька?

– Если не получится оставить с бабушкой, возьмём с собой. Но уж там, на озере, ты с ней будешь нянчиться. У нас будет много других забот. А сейчас – давай, буди её. Сегодня я отведу её в сад. В субботу пойдём покупать вам экипировку: резиновые сапоги, средства от комаров и клещей, штормовки, полиэтиленовые накидки от дождя, поролоновые коврики, чтобы спать, – там ваших мягких перинок не будет. Много чего купить надо. Но если не будете слушаться, врежу по-настоящему: там не слушаться – смертельно опасно. Надо ещё подыскать надёжных спутников. Есть у меня один знакомый, который собирается отдыхать с детьми.

Семён Семёныч обхватил папу и замер.

* * *

Время тянулось ужас как медленно. Всё, что необходимо в походе, уже было закуплено. Папа даже нож купил Семён Семёнычу, совсем настоящий, только небольшой, а Семён Семёныч хотел такой же, как у папы: большой, тяжёлый. Бабушка сразу сказала, что одна с Гулькой не справится, так что и Гулька отправлялась в поход с папой, мамой и Семён Семёнычем. Она очень гордилась этим, каждый день примеряла свои штормовку, штаны и сапоги и смотрелась в зеркало. Она даже потребовала, чтобы Семён Семёныч отвёл её в этом наряде в садик, но он решительно отказался, из-за чего Гулька целый вечер дулась на него.

А перед самым отъездом случилось большое огорчение: бабушка стала себя плохо чувствовать, и маме пришлось остаться, чтобы за ней ухаживать. Папа сердился, мама вздыхала. И тогда папа предложил остаться всем и дождаться, пока бабушка выздоровеет. При этих словах Семён Семёныч замер, даже дышать перестал. Но мама решила, что семье следует ехать без неё, а то дети огорчатся, да и ей одной управляться с бабушкой будет легче. Семён Семёныч выдохнул, наконец, воздух и тут же пожалел маму, даже сам спросил, может, всё же лучше остаться. Но мама помотала головой и быстро отвернулась. И они поехали без мамы.

* * *

Семён Семёныч не любил ездить в машине. Наверное, потому что ездил только на дачу к бабушке. Скучно. За окнами мелькает одно и то же, смотреть не на что. И сразу хочется спать. Хорошо хоть бабушкина дача недалеко – в Быкове. Старый дом, старый забор, скрипучие двери. И скучно. Телевизор смотреть, как дома, в Москве? Надоедает. Участок весь исхожен-изучен, каждый муравей знаком, каждая травинка. А в походе будет всё новое, незнакомое! Дремучий лес, озеро, лодка. В лесу дикий зверь, в озере рыба. А если дождь, можно спрятаться в палатке и слушать, как он стучит по ней. И костёр, а над огнём котелок, а в котелке уха из пойманной лично им, Семён Семёнычем, рыбы… Здорово! Для этого можно перетерпеть долгую дорогу. Папа сказал, что ехать придётся два дня.

* * *

Они ехали по асфальтовой дороге. Гулька вела себя хорошо, смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами и требовала, чтобы Семён Семёныч всё ей объяснял. Потом уставала спрашивать и засыпала. Семён Семёныч тоже засыпал, просыпался, опять засыпал. Останавливались отдохнуть, ели, пили сок или чай из большого термоса, и время проходило незаметно. Ночевали в гостинице. Семён Семёныч спросил, зачем в гостинице, ведь у них есть палатка. Но папа ответил, что разбирать багаж и ставить палатку долго и хлопотно и что Сёмка ещё наночуется в палатке.

Утром они опять ехали по асфальту, потом по плохой дороге с мелкими камешками, потом по совсем плохой дороге с лужами и грязью и, наконец, приехали в какую-то деревню и остановились возле большого деревянного дома.

Из ворот вышел широкий, бородатый, лохматый, весь какой-то сказочный дядька, и они с папой обнялись. Дядька сказал, что заждался, забеспокоился, почему Маши нет, и папа ответил, что у неё заболела мать. Потом папа заехал на машине во двор, и все они зашли в дом, где уже был накрыт стол.

Гулька спала. Её внесли в другую комнату и уложили на большую кровать. А Семён Семёныч сел за стол с папой, с его другом дядей Егором – папа шепнул Сёмке, что он здешний лесник, – и его тоже широкой женой тётей Натальей. Папа с дядей Егором стали есть и пить водку, которую, оказывается, привёз папа. Семён Семёныч не любил, когда папа пил водку, правда, такое бывало редко.

Папа вытащил из багажника машины складную удочку с катушкой посередине, всю в ярких наклейках и бумажках с иностранными буквами, очень красивую, называется спиннинг, и подарил её дяде Егору. Тот охнул и опять обнял папу.

Всё было очень вкусно, а дальше Семён Семёныч ничего не запомнил, потому что уснул за столом. Тётя Наталья перенесла и его на кровать и уложила спать рядом с Гулькой.

* * *

Когда утром Семён Семёныч проснулся, Гульки рядом не оказалось. Он испугался, вскочил и выбежал из спальни. Гулька сидела за столом и ела что-то очень вкусное, а тётя Наталья сидела, подперев ладонью щёку, и на неё смотрела.

– Проснулся? Давай быстрее умывайся да за стол. Каша остынет.

Гулька ела кашу?! И как ела! Это было удивительно. Семён Семёныч потянул носом, и ему вдруг ужасно захотелось этой каши, и поскорее.

– Тётя Наталья, а что это за каша? – спросил он, работая ложкой. – А папа где?

– Каша гречневая, с салом и луком жареным, – ответила тётя Наталья. – А папа твой с Егором на реке, лодку снаряжают. Закончат уже скоро, и пойдёте по речке до озера. Там и встанете. А машина ваша у нас во дворе вас дожидаться останется.

– Ух ты! А лодка какая? Байдарка?

– Нет, надувная, резиновая. Байдарка хороша для путешествий. Она узкая, длинная, быстрая. Но валкая. В ней только сидеть и грести. А на озере лучше надувная: она широкая, устойчивая, свободная, в ней и встать можно, и пересесть легко. Такая не опрокинется.

– А до озера долго плыть?

– Недолго. Лодка эта с мотором, быстро дойдёте, и двух часов не будет.

– А можно я побегу посмотрю? Где река?

– И я с тобой, – пискнула Гулька.

– А ни к чему. Ещё наглядишься. Они уже скоро назад будут. Вы с сестрой пока по двору походите, поглядите, как всё устроено, с обитателями познакомьтесь, а я тут приберу.

* * *

Семён Семёныч с Гулькой за руку вышел на крыльцо и огляделся. Двор как двор, даже похож на бабушкин дачный, только больше и сосен нет. И забор здесь не из планок, а плотный, высокий. А вон гараж, а в нём папина машина, и ещё одна, наверное, дяди Егора. И прицепная коляска. И мотоцикл. Дальше ещё какие-то постройки. А вон угол, сеткой отгороженный, за ней куры. И петух. Красивый. С той стороны грядки, кусты какие-то с ягодами. Интересно, с какими. А это кто?! Ух ты!!

Из-за угла дома появилась белая мохнатая громадина и неторопливо пошла к Семён Семёнычу, не отрывая от него взгляда жёлтых спокойных глаз. Гулька тут же оказалась за его спиной и тихо оттуда взвизгнула. Семён Семёныч попятился.

– Познакомься, Гром. Это хорошие люди, в гости к нам приехали, – сказала за спиной тётя Наталья. – Поздоровайся.

Пёс два раза вильнул хвостом и негромко рявкнул. Негромко, но сразу стало понятно, почему он зовётся Гром.

Пёс подошёл поближе и потянулся носом к Семён Семёнычу. Он устоял на месте, хотя очень хотелось оказаться в доме. Гулька выглянула из-за его спины и спросила:

– Тётя Наталья, собачка не будет нас кусать?

– Не будет, – успокоила её Наталья. – Это пёсик. Он сторож, охраняет дом, двор и нас, хозяев. Он только плохих людей кусает.

– А можно его погладить?

– Можно.

Гулька отцепилась от Семён Семёныча, подошла к псу и стала осторожно водить ладошкой вдоль его бока. Пёс слегка опустил морду и лизнул её в нос. Гулька пришла в восторг:

– Ой! Он меня поцеловал! Сёма, давай папа купит нам такую собаку, – повернулась к нему Гулька. – Она будет нас сторожить.

– Давай. Он будет жить в нашей комнате, нам с тобой станет жить негде, мы переселимся к бабушке и будем приходить к нему в гости, – сказал Семён Семёныч и тут же почувствовал, что очень хочет такую собаку. И горько вздохнул.

Пёс вдруг повернулся к калитке и замер. Калитка отворилась, и вошли папа и дядя Егор.

– Собирайтесь, детишки, отплываем. Лодка готова, ждёт.

Папа и дядя Егор были в очень длинных сапогах, таких, что сверху они даже пристёгивались к поясу специальными лямками. Папа перехватил Сёмкин взгляд:

– Болотные сапоги, сын. Чтобы можно было ходить по болоту или заходить в реку, когда загружаешь лодку. Для детей таких не делают. Быстро скажи это Гульке, а то она уже собралась просить такие же.

– А может, останетесь, Андрей? Здесь поживёте, леса и тут хватает, в реке купаться хорошо, ни нам, ни им скучно не будет. А если мы с тобой отлучиться захотим, Наташа за ними присмотрит. Устанут от природы – телевизор в доме. А если дожди? Палатка – не дом просторный.

– Спасибо, Егор, но я обещал сыну походную жизнь. Пусть попробует. И с приятелем у меня договор, он завтра-послезавтра туда же, на озеро со своей семьёй прибудет. Тяжело покажется – вернёмся, с твоей лодкой это просто.

– Папа, купи нам с Сёмой такую собаку, Гром называется, – вступила в разговор Гулька. – Сёма говорит, что она будет жить в нашей комнате, а мы приходить к ней в гости от бабушки.

– Правильно говорит. Лучше вы пока поживите у себя дома, подрастите, а потом поговорим.

Гулька надулась и засопела.

«Как бы не заревела, – подумал Семён Семёныч. – Стыдно будет перед людьми.»

– Гуля, – вступила в разговор тётя Наталья. – Гром всю жизнь прожил в лесной деревне. В городе ему будет плохо, он заболеет. Ты же не хочешь, чтобы Гром заболел? А если захочешь с ним повидаться, будешь приезжать к нам и играть с ним. Ну как, согласна?

Гулька часто закивала головой, и Семён Семёныч облегчённо вздохнул.

* * *

Они спустились к реке. Лодка стояла на воде, привязанная за кольцо к столбику на берегу. Семён Семёныч видел такие по телевизору: как изогнутая толстая колбаса из надутых воздухом бортов, непромокаемое днище, а на корме доска, и на этой доске висит мотор. Посередине лодки была гора из вещей, накрытая чем-то тоже непромокаемым, привязанным верёвочками к кольцам на бортах. «Чтобы не сдуло ветром и чтобы вещи не забрызгались от волны на большой скорости», – догадался Семён Семёныч. Впереди была скамеечка, на которую папа перенёс его и Гульку и надел на них надувные жилеты. Семён Семёныч хотел было возмутиться, но сдержался и промолчал. Отец попрощался с дядей Егором и тётей Натальей, зашёл в воду в своих высоких сапогах, отвязал лодку, оттолкнул её от берега, сел на скамеечку возле мотора, запустил его, и лодка двинулась. Берега побежали назад.

* * *

Деревня кончилась очень быстро, и теперь по берегам был только лес. Такого леса Семён Семёныч ещё не видел: густой, мрачный, ни весёлых полянок, ни скамеек, как в рощицах на даче, ни маленьких домиков на берегу. Иногда появлялись узкие песчаные пляжики, но они быстро заканчивались, и снова тяжёлые мрачные деревья подступали к самой воде. Некоторые даже свешивали в воду толстые белые корни. Как зубы. От встречного ветра стало прохладно, Гулька поёжилась. Папа крикнул Семён Семёнычу, чтобы они укрылись одеялом – оно лежит слева от него. Семён Семёныч укрыл себя и Гульку. Получился маленький домик, такой уютный и тёплый, что сразу стало весело и не страшно, и захотелось так плыть долго-долго.

Гулька привалилась к его боку, как обычно делала, когда он читал ей книжки с картинками, и заснула, а Семён Семёныч стал глядеть на бегущую воду и незаметно тоже заснул. Проснулся он от толчка, когда лодка ткнулась носом в берег, и не сразу понял, где они. Тёмного и тревожного леса у самого берега не было. Он отступил, освободив широкую песчаную полосу и большую поляну с высокой редкой травой. Позади была большая водная гладь – озеро, а на дальних его берегах – опять лес. Ветер стих, сильно грело солнце, пищали птицы, но всё равно стояла настоящая лесная тишина. И Семён Семёнычу стало очень радостно и ужасно захотелось, чтобы папа поскорее поставил палатку, разложил костёр и они все сели возле костра и стали что-нибудь есть.

* * *

Папа ухватил лодку за нос и вытащил до половины на песок.

– Вылезайте. Приехали. Сёмка, возьми одеяло и постели возле вон того куста.

Семён Семёныч выскочил с одеялом на берег. Было приятно пройти по чуть поскрипывающему песку. Папа перенёс под куст спящую Гульку, прикрыл краем одеяла и побрызгал на неё из баллончика, чтобы не кусали комары. А потом на Семён Семёныча и на себя.

– Ну, за работу, путешественник.

Они быстро разгрузили лодку. Папа заходил в воду, вытаскивал или выкидывал вещи на берег, а Семён Семёныч переносил, что мог, на край поляны, к лесу, на место, выбранное папой для палатки. Там стояло большое развесистое дерево, которое, как сказал папа, прикроет их, если начнётся дождь. Потом папа достал из длинных узких мешков разные алюминиевые трубки, вставил их одну в другую, и у него вдруг получился дом. Правда, без пола, крыши и стен, но дом. Каркас, как объяснил папа. Потом папа вытащил из другого мешка какое-то полотно, надел его на каркас, что-то завязал, закрепил, и на глазах у Семён Семёныча дом превратился почти что в настоящий, с окошком и застёгивающейся дверью. Он-то ожидал увидеть треугольную палаточку, в которую нужно залезать на четвереньках, а тут нате вам – большой дом, в нём мог стоять даже папа. А внутри дома – две маленькие низкие раскладушки, а на них поролоновые матрацы, подушки и два одеяла с застёжкой сбоку, чтобы из них получились удобные и тёплые мешки! Спальные мешки, сказал папа. Это для них с Гулькой. А ещё прямо на полу лежал надувной матрац с большим спальным мешком – для папы. Своё ружьё папа повесил под самым потолком, чтобы Гулька не могла добраться до него даже случайно. Отдельно, за палаткой, поставили Гулькин горшок.

Над домом папа натянул кусок какой-то серебристой ткани.

– Серебрянка, – объяснил он. – Покрыта алюминием. Отражает солнечные лучи. В доме не будет жарко, от дождя хорошо защищает, и над входом будет тент.

Места в доме было много. В свободный угол перенесли все остальные вещи: сумки с едой, контейнеры, коробку с лекарствами и подробной инструкцией от мамы, когда что кому давать, если кто-нибудь заболеет. Котелки-миски-кружки-ложки оставили пока снаружи. Канистру с бензином для лодочного мотора отнесли подальше от дома и до половины зарыли в песок. На всякий случай. Семён Семёныч спросил, зачем всю еду внесли в дом, и папа ответил, что снаружи оставлять нельзя – ночью могут прийти лисы и еду утащить. Тут Семён Семёныч почувствовал, что он в настоящем диком лесу, оглянулся и даже поёжился. А папа засмеялся:

– Ну днём-то они ни за что не появятся. Ни лисы, ни еноты и никакие другие звери.

Лодку папа вытащил на берег, перевернул, спрятал под неё мотор и привязал несколькими проволоками к палатке. Семён Семёныч понял: тоже на всякий случай.

Семён Семёныч огляделся – в доме оставалось ещё много места. И он подумал, как было бы хорошо, если бы мама была сейчас с ними и спрашивала бы что-нибудь, например:

– Сёма, а где Гулькины белые колготки?

А он бы отвечал:

– Где-где. Вон в том жёлтом пакете, ты же сама их туда положила!

А мама сказала бы:

– Старый ворчун. Свёкор.

И Семён Семёныч вздохнул.

* * *

Проснулась Гулька. Семён Семёныч мысленно похвалил её, что не проснулась раньше, а то замучила бы вопросами. Увидев дом, она шёпотом спросила у Семён Семёныча:

– Это сказка?

– Это такая палатка, – солидно объяснил он. – Мы здесь будем в ней жить.

Они обстоятельно разобрались, кто где будет спать, где что лежит, для чего каждая вещь, как застёгивать спальный мешок и дверь палатки, где Гулькин горшок… Нашёлся даже раскладной столик, три раскладных стула к нему и ещё один, маленький, четвёртый, для Гульки. Семён Семёныч разложил его, усадил Гульку, сунул ей в руки любимую куклу и сказал, чтобы она не мешала: у них с папой дел ещё много, а времени мало – нужно развести костёр и приготовить еду.

Папа уже выложил круг из камней, вырубил маленьким топориком две деревянные рогульки, воткнул их в песок по обе стороны круга рогами вверх, на рога положил толстую палку, а на палку повесил котелок с водой. Под котелок положил бумажку и мелко наломанные сухие еловые веточки, а над ними соорудил шалашик из веточек потолще. Рядом лежали приготовленные толстые сухие сучья, некоторые даже с корой. Семён Семёныч и Гулька стояли рядом и смотрели, что будет дальше.

Папа достал из кармана спички, чиркнул одной и поднёс к бумажке. Она вспыхнула сразу. За ней загорелись мелкие веточки, потом крупные, и вот уже заполыхал настоящий живой костёр. Сухие ветки быстро прогорали, и папа подкладывал новые. Семён Семёныч и Гулька как зачарованные смотрели на огонь. Светлый новый котелок над огнём сразу потемнел и стал совсем не новым. Вот забурлила и стала выплёскиваться из котелка вода.

Папа принёс из палатки какую-то консервную банку, взрезал её своим большим ножом и вывалил в котёл. Вода сразу перестала бурлить, а вокруг разошёлся такой вкусный запах, что Семён Семёныч проглотил слюну, а Гулька быстро сбегала в дом и принесла свой раскладной стульчик, а заодно и миску с ложкой.

– Папа, – попросил Семён Семёныч. – А можно я в следующий раз разожгу костёр?

Папа кивнул.

* * *

После еды папа и Семён Семёныч занимались хозяйственными делами. Вырыли в самом дальнем углу поляны яму, чтобы скидывать туда всякий мусор, потом вымыли миски и ложки. Нашли им место возле палатки и назвали его буфет. Гулька играла чем-то на краю поляны. Папа и Семён Семёныч поглядывали на неё и время от времени покрикивали, чтобы она не заходила в лес.

– Папа, – вдруг раздался радостный Гулькин крик. – Я нашла собачку!

Гулька тащила к палатке маленького серого щенка, обхватив его руками поперёк живота. Щенок норовил лизнуть её в лицо. Гулька сияла: