Текст книги "Ротшильд, или История династии финансовых магнатов"

Советником по финансам Наполеона III стал Фулд, совладелец банкирского дома Оппенгейм и Фулд. Врагом Ротшильда был и герцог фон Морни, сводный брат императора. Но в отличие от всех Джеймсу удалось добиться признания, хотя и рискованными средствами. В Испании были взяты в аренду копи по добыче ртути в Альмадене. Когда министр финансов стал чинить препятствия, его подкупили Douceurs в 1,6 млн. франков. Это был самый большой «подарок», который Ротшильд когда-либо делал, тем более, что еще 500 тыс. франков перешло в шкатулку королевы. За это Ротшильды добились монополии на добычу ртути в Европе, эксплуатация месторождений ртути в течение тридцати лет принесла им огромные прибыли. Испании они гарантировали 2,32 млн. фунтов пятипроцентных ипотечных документов на ртуть.

Что думал Джеймс о Наполеоне III и его режиме, можно видеть из его высказывания: «I’empire, c’est la baisse», которое он, изменив известное изречение, сформулировал так: «L’empire, c’est la paix». Окончательного падения «baisse» Наполеона ему уже не дано было увидеть. 15 ноября 1868 года Джеймс скончался и был похоронен в семейном склепе в Париже. От брака с племянницей Бетти, дочери брата из Вены, которая была на 13 лет младше его, было шестеро детей, которые по традиции тоже женились и выходили замуж в их же семье.

Джеймс начал свою деятельность в княжеских домах и достиг славы ведущего банкира. Его клиентами были монархи Европы, состояние которых Ротшильды значительно увеличили. Когда в 1865 году умер первый бельгийский король Леопольд, пять миллионов франков его личного состояния, доверенных в 1848 году дому Ротшильдов, увеличились до двадцати миллионов. Когда Джеймс умер, «Кельнише Цайтунг» сообщала, что франкфуртец прибыл в Париж с одним миллионом франков, а оставил состояние в два миллиарда. Это, конечно, сильно преувеличено, так как такое огромное состояние было у Ротшильдов лишь в XX веке.

Руководство домом в Париже взял на себя старший сын, барон Альфонс. И в третьем поколении единство родового дома было сохранено, хотя их узы постепенно ослабевали. Третье поколение прочно вросло в те страны, куда они приехали однажды в качестве гостей. Все свое время они не стали уделять исключительно финансовым операциям, да и в этом не было необходимости, так как состояние отдельных банкирских домов Ротшильдов было настолько велико, что оно увеличивалось само по себе.

Барон Альфонс явился представителем династии совершенно нового типа. Его коллекции произведений искусств считались в Париже особой достопримечательностью. Барон Альфонс отличался прежде всего своим пониманием социальных проблем. На сооружение домов для рабочих он пожертвовал десять миллионов франков. Французы считали барона Альфонса своим, тогда как его отца Джеймса никогда не причисляли к настоящим французам. В 1870–1871 годах в его замке король Вильгельм и Бисмарк устроили свою главную квартиру. Когда король входил в эти роскошные апартаменты, то не смог удержаться от восклицания: «Такое мы не можем позволить себе, для этого нужно быть Ротшильдом». Здесь между бароном Ротшильдом и Герсоном Блайхредером была подписана французская репарация. При поставке огромной суммы Альфонс проявил весь свой французский патриотизм.

Свержение Наполеона III не огорчило Ротшильдов. Они лояльно сотрудничали с последующими республиками. Барон Альфонс был зачислен в Академию Франции среди сорока бессмертных, что может служить лучшим доказательством полного слияния династии с нацией. Парижские Ротшилщы и по сей день сохраняют свое блестящее положение в экономической и общественной жизни Франции. Но они не смогли удержать того могущества, которое барон Джеймс придал своему дому в первой половине XIX века. И это зависело не только от того, что в следующих поколениях уже не было таких предпринимателей высокого класса, а и от изменившихся условий на финансовом рынке.

Родовым домом во Франкфурте руководил старший из пяти братьев, Амшель Майер Ротшильд.

Вместе со своим братом Соломоном, жившим в Вене, они по преимуществу были придворными банкирами немецких князей и австрийских магнатов, о чем говорит длинный список предоставленных займов. Само собой разумеется, что финансисты высшей знати вскоре и сами были причислены к аристократическим слоям общества. Император Австрии уже возвел в дворянство значительное число придворных евреев – троих братьев Хениг, троих братьев Вертгеймер, Арнштайнов, Эскелес и Герцов. В Баварии к дворянскому сословию причислены придворные банкиры Арон Элиас Зелигман и Якоб Гирш. Очередь дошла и до Ротшильдов, к тому же придворными факторами они уже были почти двадцать лет.

Возведение в дворянство произошло по ходатайству министра финансов графа Штадиона. Вначале титул получил Амшель, затем и Соломон. К этому времени братья стояли во главе франкфуртского вексельного банка в Шенбруне. Это произошло 25 сентября 1816 года, а 21 октября титул получили братья Якоб и Карл. 25 марта 1817 года каждому был изготовлен диплом дворянина. По ходатайству советника правительства Нижней Австрии и придворного агента Зонлайтнера, доверенного лица четырех братьев, диплом был вручен каждому отдельно, так как братья проживали в четырех разных странах.

Примечательным для оценки деятельности Ротшильдов был и тот факт, что они как евреи были записаны в дипломе менялами, в то время как финансисты христианской веры именовались банкирши. Граф Штадион посчитал также, что единственным основанием для возведения в дворянство служило дело об английских субсидиях 1815 года. Это значительное дело они сумели осуществить «с большой тщательностью и точностью», «отличившись при этом особой сговорчивостью и услужливостью». Что касается старшего Ротшильда, то в актах на возведение в дворянство его имя не всегда писали правильно. Вначале его называли Майер Амшель – так звали отца, скончавшегося в 1812 году, – потом Амшель Майер. Натан, проживающий в Англии, в этих документах упомянут не был.

Венские придворные финансисты вскоре после получения дворянства добивались титула барона, поэтому Ротшильды тоже ходатайствовали о присвоении им этого звания. 29 сентября 1822 года их просьба была удовлетворена. Теперь в документы включили и Натана, который сразу стал бароном. На этот раз пять братьев были прямо названы банкирами. Они были австрийскими баронами, «учитывая заслуги, оказанные государству», «с почтительным словом Ваше благородие». И снова каждый из пяти братьев получил свой собственный диплом барона. Их герб был украшен девизом: Concordia, Integritas, Industria. (Согласие. Честность. Трудолюбие.).

Этот девиз полностью выражал единение братьев, их честность и неутомимое усердие. Но получение титула барона едва ли означало для пяти братьев повышение их авторитета. Натан никак не мог воспользоваться этим титулом в Англии. Это противоречило английской конституции, не разрешав шеи предоставление дворянских звании иностранцам. Но все же возведение в дворянство изменило стиль жизни Ротшильдов. Они приобрели роскошные дворцы, стали давать великолепные обеды, на которые съезжались представители аристократических кругов многих стран. Они охотно принимались европейской аристократией, особенно немецкой, в то время как буржуазия довольно сдержанно относилась к этой финансовой династии. Так, например, тайный советник Баден-Бадена в 1861 году отказал Ротшильду в праве гражданства, хотя там у него были богатые владения, и власти вынуждены были ходатайствовать о предоставлении ему права гражданства. И Соломон, хотя и был австрийским бароном, не мог быть гражданином Австрии, так как был евреем. Прошло еще много лет, пока он стал почетным гражданином Вены, постоянным жителем Австрии.

Государственный канцлер князь Меттерних был большим покровителем Ротшильдов в Австрии, а они предоставляли в распоряжение его режиму многие миллионы. Он тоже активно содействовал их возведению в дворянство. Поэтому нет ничего удивительного в том, что 23 сентября 1817 года государственному канцлеру в доме Ротшильда был предоставлен заем в 900 тыс. гульденов под 5 %, которые необходимо было выплатить до 1834 года. Но уже в 1827 году Меттерних все выплатил! Финансовые акции проводились надлежащим образом и никогда не были связаны с подкупом. Но никакого сомнения не может быть в том, что подобная финансовая помощь, а было еще и много других случаев, создавала между государственным деятелем и финансистом определенные обязательства, сковывающие свободу принятия решений Меттернихом по отношению к братьям Ротшильдам. Чаще всего Меттерних был склонен поддерживать желания и планы Ротшильдов.

Соломон во Франкфурте тоже был банкиром немецкого союза, хотя там было достаточно своих известных банкирских домов, таких как банк братьев Бетманов. Но Меттерних вместе с Пруссией высказался в пользу Ротшильдов. Речь шла о солидной сумме в 20 млн. франков из военной контрибуции Парижа для сооружения четвертой крепости на Рейне. Ротшильды предложили свои услуги в переводе этих денег во Франкфурт, чтобы, обменяв их, держать наготове для парламента. Джеймс в Париже предложил 3,5 %, Соломон в Вене – 3 %, если им предоставят деньги, когда они действительно будут необходимы. Благодаря вмешательству Меттерниха 20 млн. были предоставлены на неопределенный срок под 3,5 %, хотя за наличные деньги следовало уплатить 5 %. Такой дешевый и к тому же огромный кредит, конечно, был выгоден дому Ротшильда.

Ротшильды всегда сохраняли верность Гессенскому дому. 27 февраля 1821 года умер курфюрст, с деньгами которого они начали свое восхождение. В то время «Пять Франкфуртцев» уже имели прочные деловые отношения с ведущими государствами Европы. Пришедший к власти курпринц нуждался в деньгах, и Ротшильды неоднократно помогали ему значительными суммами. Но у нового курфюрста не было той деловитости, которой обладал его отец, считавшийся самым крупным и преуспевающим банкиром среди правящих немецких князей.

Тесные взаимосвязи Амшеля с гессенским двором выражались еще и в том, что он взял на себя заботу о княгине Ганау, марганатической супруге курфюрста Фридриха Вильгельма I, и ее детях. Немецкие князья охотно давали своим придворным факторам-евреям подобного рода секретные поручения, так как знали, что они будут молчать и действовать тайно.

Франкфуртский родовой дом был чрезмерно признателен Будерусу фон Карлсхаузену. Поэтому для Амшеля Майера было тяжелым ударом, когда 3 августа 1819 года его покровитель скончался. В соответствии с заключенным договором он принимал участие в финансовых делах и смог оставить своей семье состояние в 1,5 миллиона гульденов. Свое завещание он закончил словами: «О своих дорогих детях я заботился, насколько у меня хватало сил. Я не боялся никаких лишений и трудностей, если речь шла об их счастье. Вся моя жизнь была направлена на то, чтобы обеспечить их благополучие. Бог благословил мои старания… А Вы, мои дорогие дети, послушайте и последуйте моему последнему отцовскому наставлению: берегите состояние, которое я с Божьей помощью приобрел для вас. Ни одна слеза несчастного и ни одно проклятие обманутого не лежит на нем бременем. Стремитесь преумножить его и укрепить своей бережливостью, любовью к порядку, прилежанием, благоразумием, снисходительностью и богобоязненностью. Остерегайтесь жадности и алчности, в зародыше убивающей любую добродетель и любое доброе дело! Никогда не забывайте, что скромность ведет к богатству».

Ответной услугой за это солидное состояние оказалось вытеснение всех торговых домов из финансовых дел курфюрста и возможность, предоставленная председателем парламента, использовать наличные деньги курфюрста для укрепления доверия к дому Ротшильда и обеспечения расширяющихся спекуляций.

Но вскоре потеря покровителя была возмещена тем, что дом Ротшильдов снискал благосклонность главных немецких государственных деятелей, вначале Меттерниха, а потом в еще большей степени Бисмарка и мог рассчитывать на их покровительство в различных финансовых операциях. Что может значить милость Меттерниха, о том свидетельствует эпохальное событие в жизни Амшеля Майера. Когда в 1820 году Меттерних приехал во Франкфурт, он получил от Амшеля Майера письмо следующего содержания:

«Светлейший князь! Милостивый князь и государь! Надеюсь, Ваша Светлость будет так благосклонен и не посчитает за дерзость, если я осмелюсь просить Ваше Высочество о высокой милости отобедать у меня сегодня.

Это счастье составило бы целую эпоху в моей жизни. Я все же не отважился бы на такую просьбу, если бы мой брат в Вене не заверил меня, что Ваша Светлость не откажет мне в этой милости.

Находящиеся здесь господа из Австрии обещали мне присутствовать на тот случай, если Ваша Светлость пожелает встретиться еще с кем-либо, только велите приказать, так как любой посчитает за счастье составить общество Вашему Высочеству».

Приглашение Меттерних принял и отобедал у Амшеля Майера в обществе очень близкой к нему княгини Ливен. В обществе Франкфурта это не осталось незамеченным, прибавилось и завистников, которым не очень нравилось быстрое социальное продвижение Ротшильда.

Супругу Амшеля Майера прусский посол во Франции пригласил на бал. Христианские банкиры Бет-лан, Брентано, Гонтард теперь часто обедали с Ротшильдами и приглашали их к себе в гости. Больше ни одно значительное финансовое дело не обходилось без участия этого дома. Бургомистр Бремена Шмидт, представитель своей земли во Франкфурте, после беседы с членом бундестага Австрии графом Буол-Шауенштайном так описывает положение дома Ротшильда в то время:

«Своими невероятно крупными финансовыми делами, вексельными и кредитными связями этот дом и на самом деле превратился в подлинную финансовую мощь и настолько завладел финансовым рынком, что в состоянии по собственному желанию определять и поддерживать все движения и операции влиятельных лиц, даже самых крупных европейских рынков… Многие средние и мелкие государства находятся в постоянной зависимости от его власти, что облегчает ему при необходимости обращаться с просьбой, особенно если она оказывается такого незначительного свойства, как протекция нескольких десятков евреев в небольшом государстве».

Под протекцией Шмидт имел в виду государственное равноправие евреев Франкфурта. Вопреки сопротивлению графа Буола, Ротшильд добился его при поддержке Меттерниха. У самого Меттерниха на службе финансистами были евреи, а некоторым знатным особам он способствовал в получении займа у Ротшильда, например, послу Австрии в Лондоне князю Паулю Антону фон Эстерхази. Ротшильд вместе с банкиром Эскелесом обеспечил Меттерниху финансовую поддержку во время его обручения с графиней Цихи-Ферари. Царь Николай подарил молодоженам более 400 тыс. франков.

Несмотря на то, что сам Амшель Майер с неутомимым рвением заступался за своих единоверцев, он все же был противником сионизма. Всю свою жизнь он слыл оригиналом, которого не радуют его миллионы. К тому же следует добавить, что в браке с Евой Ганау, предназначенной для него отцом, у них не было детей. Современники особенно превозносили его за благотворительность. Во Франкфурте он многим еврейским семьям давал средства к существованию. Его считали самым благочестивым евреем во Франкфурте. Бисмарк, как прусский посланник при союзном сейме во Франкфурте, был частым гостем у Амшеля Майера. О Ротшильде он оставил следующие записи:

«Этот седой, худощавый мужчина небольшого роста, самый старший в роду, в своем дворце казался бедным. Детей у него не было, вдовец, которого люди часто обманывали, а благородные французские и английские племянники и племянницы, пользуясь его богатством, плохо обращались с ним, не проявляя к нему ни любви, ни благодарности».

Амшель Майер, проживший многие годы вместе со своим отцом в еврейском квартале Франкфурта и все свои силы отдавший для блестящего продвижения банкирского дома, умер 6 декабря 1855 года в возрасте 82 лет. Он был австрийским бароном, прусским тайным коммерческим советником и придворным банкиром, тайным финансовым советником курфюрста Гессена, тайным советником великого герцога Гессена, королевским консулом Баварии, рыцарем высоких орденов.

Самый знаменитый придворный еврей Германии, как ни один финансист до и после него, помог высшей аристократии первой половины XIX века укрепить феодальный стиль жизни. Своему племяннику Карлу, сыну брата в Неаполе, он завещал 60 млн. и родовой дом во Франкфурте. Дом Ротшильдов во Франкфурте пал во втором поколении. Неаполитанская линия, третья часть всего банкирского дома, продолжала линию Франкфурта, но и она распалась в том же поколении.

Карл (1820–1886) стал королевским придворным банкиром Пруссии и Баварии, генеральным консулом и членом верхней палаты. Его брат Вильгельм Карл (1828–1901) – австрийский и сицилианский генеральный консул, член верхней палаты – был последним шефом франкфуртского дома, с его смертью утратившего свою силу. Сыновей у него не было. Его дочь вышла замуж за банкира Гольдшмидта, которому в 1907 году Вильгельм II присвоил звание барона Гольдшмидта-Ротшильда. Дела дома отчасти перешли к банкирскому дому Гольдшмидт-Ротшильд и отчасти к дисконтному обществу. Сегодня закрыт и дом Гольдшмидт-Ротшильд. Их потомки живут в США и Швейцарии.

При бароне Майере Карле франкфуртский дом был тесно связан с Блайхредером, затем с торгово-промышленным банком в Дармштадте и с дисконтным обществом. Франкфурт взял на себя руководство так называемой группой Ротшильда, к которой, кроме венского филиала и австрийского кредитного банка, относились: М. Водианер в Вене, земельный кредитный банк в Вене, Венгерский общий кредитный банк в Будапеште, временами и дома Ротшильда в Лондоне и Париже. Долгое время существовал и Прусский Ротшильд-консорциум, к которому относился и франкфуртский дом Ротшильда, поддерживающий необходимую связь. Из прусского консорциума был образован государственный заемный консорциум, представленный фирмами Лазарда Шпайер-Эллиссена и Якоба С. Г. Штерна во Франкфурте – потомками Ротшильда. Эти консорциумы не были постоянными институтами. Они возникали от случая к случаю и проводили под покровительством Ротшильда крупные займы.

Барон Майер Карл принимал участие и при основании Прусского центрального акционерного общества в Берлине. Вместе с бароном Альфонсом, проживающим в Париже, он входил в наблюдательный совет. Немаловажную роль Майер Карл играл и как придворный финансист немецких князей. При последнем Ротшильде стало ясно, что Франкфурт окончательно уступил место Вене; Венский дом взял на себя все руководство. Вместо франкфуртского дома Ротшильдов появились крупные банки в рейхе Бисмарка. Но вдова Вильгельма, баронесса Матильда, и ее зять, барон Максимилиан фон Гольдшмидт-Ротшильд, принадлежали к самым богатым людям в Германии. Они были главными наследниками состояния, оцененного в 300 млн. оставленных последним франкфуртским Ротшильдом. Таким образом, франкфуртская линия разделила судьбу многих семей придворных факторов Германии. Все они вымерли. Несмотря на то, что еще оставались богатые дети основателей всего дела, семья часто начинала исчезать уже в третьем поколении.

* * *

Краткий, но довольно успешный период времени просуществовала неаполитанская линия дома Ротшильда, основанная Карлом Майером. Он был королевским тайным коммерческим советником Пруссии, тайным финансовым советником курфюрста и великого герцога Гессена, генеральным консулом королевства Сицилия и герцогства Парма При поддержке Джеймса в Париже и Соломона в Вене он стал банкиром пап, королевства Сицилия, итальянских князей и премьер-министра Сардинии Кавоура.

Среди пяти братьев Карл Майер Ротшильд считался наименее способным финансистом. Он был тяжелым на подъем, очень строгим в своих ортодоксально-еврейских правилах. Но, что особенно важно, у него не было способности быстро приспосабливаться к той обстановке, в которую попадал. Он постоянно находился под влиянием братьев Соломона и Джеймса, заинтересованных в финансовых операциях в Италии. Но финансовую политику Карла постоянно поддерживал Меттерних, определявший всю политику Италии. На всех приемах Карлу на помощь приходила его великолепная и остроумная супруга Адельхайд. Она умела завоевать симпатию окружающих и использовать ее, как и все Ротшильды, на пользу своим единоверцам.

Для несколько беспомощного Карла Майера Италия была благоприятным местом проведения коммерческих операций, так как здесь он имел дело не с крупными государствами и могущественными правительствами, как его братья Натан, Джеймс и Соломон, а с большим числом мелких государств, в резиденциях которых Карл Майер мог чувствовать себя более уверенно. Кроме того, этот четвертый сын старого Майера Амшеля уже оказал неаполитанскому правительству ценные услуги еще до того, как в 1824 году он окончательно поселился в Неаполе. Он помог провести финансовое отделение Неаполя от Сицилии, королю предоставил заем на 4,5 млн. дукатов, за ним последовали 16 млн., а в 1 году были выданы 20 млн. при условии, что его друг де Медичи, сосланный во Флоренцию, сможет вернуться назад. Под следующий заем он добился для своего друга Медичи должности министра финансов, чтобы иметь в правительстве свое доверенное лицо и умелого человека.

В Англии, то есть с помощью Натана, Карл Майер получил для Неаполя кредит в 2,5 млн. фунтов, 50 млн. марок – огромную сумму для такого государства, как Неаполь. Но Медичи постоянно следил за тем, чтобы финансовые дела королевства были в полном порядке.

Затем последовали займы Парме, Тоскане, Лукке и Сардинии, где дом Ротшильда натолкнулся на острую конкуренцию шести парижских банкирских домов, которые сделали все, чтобы сломить почти неограниченную финансовую мощь Ротшильдов. Им также удалось заполучить первую французскую ссуду, проведенную по плану парижской городской лотереи. Но Ротшильды отомстили им, побеспокоившись о том, чтобы парижские билеты, а вместе с ними и ценные бумаги Сардинии упали в цене и вскоре уже находились ниже курса выпуска. В результате этого все шесть парижских конкурентов стали осторожнее, и у них пропало желание бороться с Ротшильдами. В следующих займах для Сардинии уже принимал участие и дом Ротшильдов. В 1850 году он предоставил заем в 80 млн. а в 1853 году заем в номинальной стоимости 67 млн. франков.

Плохо шли финансовые дела и у папского государства, вновь созданного на Венском конгрессе.

Ротшильд помог и им. Первый заем Ротшильд разделил с известным банкирским домом Торлония. Когда он решил 5-процентный заем превратить в 3-процентный, папский казначей кардинал Тости попытался отстранить Ротшильдов и иметь дело с парижскими банками. Но Ротшильды сумели помешать этому. Они указали на одно из условий в первом договоре, согласно которому никакие изменения не могут быть проведены без участия дома Ротшильдов. Об этом условии кардинал Тости не имел никакого представления. Но Карл Майер был достаточно умен, чтобы поделиться с парижским консорциумом.

10 января 1832 года папа Григорий XVI принял па аудиенции Карла Майера барона фон Ротшильда и наградил своего еврея-финансиста орденом Спасителя. В 1837 году папа получил новый заем, предоставленный Джеймсом. В 1850 году папа Пий IX получил от Ротшильдов 50 млн. франков под 5 %, чтобы папа смог вновь вернуться в Рим, откуда он бежал после революции 1848 года. Таким образом Ротшильды помогли папе вернуться в Ватикан. Гарантии займов они использовали для облегчения положения своих единоверцев в римском гетто. В 1846 году Пий IX освободил евреев от обязанности раз в неделю присутствовать на христианской проповеди. В судьбе их единоверцев принимала участие и супруга Карла Майера, баронесса Адельхайд, урожденная Герц, которая однажды на аудиенции у Пия IX пожаловалась на плохое содержание жителей в римском гетто.

Баронесса Адельхайд вела в Неаполе большой дом, где вращались видные мужи Европы. Высокие сановники с полным почтением склонялись перед ней, делали ей любезные комплименты, выслушивая их, остроумная Адельхайд едва могла сдержать улыбку, она то уж точно знала, что на самом деле они преклоняются перед властью денег. Она способствовала и развитию науки и искусства. Щедро помогала бедным, а в 1846 году основала в Неаполе «Приют Ротшильда», дом для защиты детей и приют для подкидышей. Кроме этого, она создавала дома для престарелых и вдов и полностью содержала их. Она умерла в 1853 году в возрасте 53 лет. Ее супруг, барон Карл, последовал за ней в 1855 году, ему было 67 лет. Оба покоятся на Франкфуртском еврейском кладбище. Сыновья барона Карла снова переехали в свой родной город и продолжали вести франкфуртский родовой дом. Когда Гарибальди во главе корпуса волонтеров изгнал Бурбонов и присоединил их страну к новому королевству Италии, Ротшильды закрыли свой дом в Неаполе. Бурбонам они служили во Франции, Испании и Италии, и здесь они сохранили им верность.

* * *

В истории дома Ротшильдов их деятельность в Неаполе была всего лишь эпизодом. Выяснилось, что связи Неаполя с Франкфуртом, Веной, Парижем и Лондоном не могли быть достаточно прочными, так как не соответствовали интересам общего дела.

Идеальным местом для деятельности Ротшильдов явился имперский город Вена, и Соломон, второй из пяти братьев, прочно обосновался в столице дунайской монархии уже вскоре после Венского конгресса и даже, несмотря на определенные ограничения для евреев в Австрии, был благоприятно принят в венском обществе. В 1800 году Соломон стал имперским придворным фактором. Почти полтора века Ротшильды играли в Вене большую экономическую, политическую и общественную роль; лишь вступление войск Гитлера положило конец их деятельности в Австрии, и последний глава Венского банкирского дома вернулся на родину в 1955 году уже мертвым.

Для осуществления своих планов Соломон нашел в Вене благоприятные условия. Меттерниху, «заправиле Европы», нужны были миллионы Ротшильда, чтобы привести в порядок свои семейные дела; ему и его министру финансов постоянно нужны были миллионы Ротшильда для империи, так как банкирские дома Вены, Арнштайн и Эскелес, Гаймюллер и К», Зина, Штайнер, Фриз, не могли удовлетворить финансовые потребности Австрии после Венского конгресса. Сотомон стал личным банкиром австро-венгерской знати, необходимым для поддержания их феодального стиля жизни.

Неоценимые и неоплатные услуги ему оказал Фридрих фон Генц. Он был для Соломона таким же покровителем, как и Будерус фон Карлсхаузен для Франкфуртского дома. Роскошная жизнь Генца, его любовные похождения требовали много денег. Ротшильд должен был постоянно платить. Генц принимал Douceurs с большим удовольствием, кроме того, Соломон платил ему ежегодно содержание в 10 тыс. флоринов. Лишь после смерти Генца, наступивший 9 июня 1832 года, Соломон узнал, какие услуги оказывал ему этот человек.

«Это был настоящий друг, такого у меня никогда не будет. Он стоил мне больших денег, даже трудно представить себе, каких больших; он мог только написать мне записку, что он хочет, и все получал тотчас же. Но с тех пор, как его не стало, я понял, чего мне недостает, и готов трижды заплатить столько же, чтобы вернуть его к жизни», – так написал Соломон Джеймсу в Париж.

В начале 1814 года Ротшильдам удалось возобновить те связи с Австрией, которые были установлены еще в 1800 году, когда Амшель получал жалованье проходящих через Франкфурт и стоящих там имперских офицеров для расчета с их комиссарами. Для пересылки субсидий из Англии и Франции через Ротшильда в Австрию был необходим постоянный представитель фирм в Вене. Для этого выбрали Соломона, так как у него уже был опыт переговоров с Пруссией. Первоначально он намеревался поселиться в Берлине, но братья определили для него Вену, и с 1818 года он стал там постоянным представителем общего банка. По австрийской конституции, он не мог получить гражданство, но и не захотел ходатайствовать о специальном разрешении для Вены как другие евреи – представители крупных торговых палат, поэтому так и оставался гражданином Франкфурта. Так как в Вене он не мог купить себе собственный дом, то жил в одной из лучших гостиниц города, «Отеле к Римскому императору» на Реннгассе № 1, где тогда останавливались самые представительные гости. В большом концертном зале отеля на музыкальных вечерах часто играл Бетховен. Здесь Соломон и остался жить, пока не стал почетным гражданином Вены. Вначале он был единственным гостем, так как снял все помещения. Затем купил отель и прилежащее к нему здание на Реннгассе № 3.

Вполне понятно, что банкирские дома Вены, как еврейские, так и христианские, не очень дружелюбно встретили основание дома Ротшильда, так как на протяжении многих десятилетий они своими займами помогали императорскому двору Габсбургов преодолевать финансовые затруднения. Соломону они чинили достаточно препятствий, в первую очередь как раз еврейский банковский дом Арнштайн и Эскелес. Но потребности Австрии в финансах после 1815 года были так велики, что венские фирмы не могли уже больше предоставлять крупные займы; кроме того, у них тогда еще не было предпринимательской смекалки, позволяющей объединять предусмотрительность с риском. В течение десятилетий Соломон и его сын Ансельм значительно обогнали их всех.

К тому же консерватизм немецких Ротшильдов, их темная связь с государственными элементами, законными правительствами, двором и знатью делала их особенно удобными в качестве государственных, придворных и личных банкиров.

Так при поддержке их общего дома Соломон осуществляет один заем за другим. В общем и целом он предоставил режиму Меттерниха более 200 млн. гульденов; при этом он только на комиссионных заработал миллион; но еще больше были прибыли по курсу, которые отец и сын получали, продавая облигации по повышенным курсам. Венские Ротшильды мастерски владели игрой на бирже.

Доходными оказались и финансовые операции с участием австро-венгерской знати. Для новых придворных банкиров риск был здесь не очень велик, так как огромные земельные владения машатов служили Ротшильдам необходимой гарантией. Кроме того, Ротшильды постоянно довольствовались умеренными процентами и предоставляли нуждающимся в деньгах магнатам достаточно времени, чтобы выплатить ссуду. Если учесть те суммы, которые получили князь Шварценберг (5 млн.)и князь Галанта-Эстерхази (6,4 млн.), то можно тотчас же представить себе, какими латифундиями владела тогда австрийская аристократия. До середины 50-х годов XIX века Соломон и Амшель предоставили знати 25 млн. гульденов. И этими займами Ротшильд торговал на бирже. Чтобы придать финансовому рынку еще больший импульс, два своих займа на 37,5 млн. Соломон связал с выигрышной лотереей; тем самым он ввел в Австрии новый вид выигрышных займов, которые пользовались у публики большой популярностью.