Текст книги "Течет река Мойка. Правый берег. От Невского проспекта до Устья"

Альберт Катаринович Кавос

В 1820-х годах в доме Косиковского обосновался предшественник современного кинематографа, называвшийся в те далекие времена «Театром света», или, иначе, «Театром мира». Газета «Санкт-Петербургские ведомости» немедленно опубликовала статью по поводу этого события, отмечая, что «в „Театре света“ зрители, не переменяя мест своих, могли видеть Европу, Азию, Африку и даже Америку». Причем газета с восхищением объявляла своим читателям, что «оптическое очарование, стеклом производимое, столь совершенно, что каждый зритель полагает, что он сам переносится в те замечательные страны, кои видит». Владелица этого нового столичного зрелищного заведения, некая госпожа Латур, в расклеенных по городу афишах любезно приглашала столичных жителей посетить ее волшебный театр в доме купца Косиковского, называя свой «иллюзион» почему-то «Номосинкло-географией».

Через несколько лет это же помещение некоторое время арендовал предприимчивый владелец «Диафонограммы», или «Галереи прозрачных картин», демонстрирующей на экране 30 красочных видов Швейцарии и Франции, написанных живописцем Кенигом из швейцарской столицы – Берна. При этом редкие сюжеты швейцарских и французских Альп демонстрировались во время сеанса в сопровождении приятной музыки.

В истории столичного издательского дела и распространения петербургской книжной продукции первой половины XIX века особой репутацией пользовалась известная типография и книжная лавка Плюшаров, арендовавших четвертый этаж дома А. И. Косиковского. Вход в типографию и книжную лавку располагался со стороны Невской перспективы, неподалеку от места пересечения реки Мойки с главной магистралью города.

Основатель знаменитой петербургской типографии и одной из лучших столичных книжных лавок Александр Иванович Плюшар (1777–1827), выходец из Брауншвейга, был приглашен в русскую столицу из Германии, где имел солидную печатню, с целью организации типографии Министерства иностранных дел. Знаток издательского дела и талантливый литограф, он прослужил три года руководителем типографии Иностранной коллегии (1805–1808 гг.), а затем возглавлял Сенатскую типографию (1808–1814 гг.). Одновременно с ответственной государственной деятельностью, являясь блестящим рисовальщиком и литографом, А. И. Плюшар в арендованном им четвертом этаже дома купца А. И. Косиковского в 1806 году открыл собственную типографию и прекрасную книжную лавку. Его типография считалась одной из лучших в Северной столице. Особенно большим спросом в те годы пользовались альбомы Плюшара с видами Санкт-Петербурга, зарисовки столичных улиц и жанровые уличные сцены города первой четверти XIX века, работы художников А. Е. Мартынова, А. О. Орловского, П. А. Александрова, К. И. Кольмана и других талантливых живописцев, чьи замечательные произведения вошли в состав нескольких прекрасных художественных альбомов из серии «Новые виды Петербурга и его окрестностей», выпущенных типографией Плюшара. В 1826 году владелец типографии издал блестящий художественный альбом «Русские с натуры, литографированные Александром Орловским». Альбом содержал литографии, в которых внимание талантливого художника было сосредоточено на реальных типажах жителей столицы в их повседневной бытовой и профессиональной деятельности той далекой эпохи. В один из альбомов Плюшара вошли многие акварельные и литографированные виды столицы, выполненные художником К. И. Кольманом, в том числе и его акварель «14 декабря 1825 года на Сенатской площади», свидетельствовавшая о событиях декабрьского восстания.

В 1827 году Александр Плюшар скончался во Франции, а дело его в типографии и книжной лавке с успехом продолжила вдова. С 1831 года типография стала официально именоваться «Вдова Плюшар с сыном». Со временем издательская деятельность типографии и торговля книжной продукцией стали всецело находиться в руках Адольфа Плюшара и его помощника – родного брата, Евгения Плюшара. Сыновья Александра Плюшара – Адольф и Евгений – получили прекрасное образование в одном из частных пансионов русской столицы. Евгений в 1839 году становится академиком живописи и принимает активное участие в росписи Исаакиевского собора, а в 1850-х годах является владельцем одного из первых фотографических заведений Санкт-Петербурга.

В 1850-х годах старший сын А. Плюшара, Адольф, становится юридическим хозяином знаменитой фирмы своего отца. Скрупулезно изучив типографское искусство в Париже у знаменитого мэтра типографского дела Дидо, он, вернувшись в Россию, так реорганизовал наследственное дело, что его типография считалась лучшей в России. При ней Адольф Плюшар организовал дополнительно собственную литографию и прекрасную словолитню. Во время Петербургской мануфактурной выставки 1832 года типографское дело Адольфа Плюшара удостоили серебряной медали.

В 1834 году в этой типографии напечатали знаменитую «Панораму Санкт-Петербурга», подготовленную к изданию сыном генерал-адъютанта, сенатора и коменданта Петербурга А. П. Башуцким.

Оставив блестящую военную службу, Башуцкий, адъютант генерала Милорадовича, стал свидетелем гибели своего шефа на Сенатской площади 14 декабря и занялся литературой, издательской деятельностью и даже возглавил собственное граверное заведение, в котором вместе с ним работали К. К. Клодт и его ученик Л. А. Серяков.

Задумав издать подробный путеводитель по Северной столице, А. П. Башуцкий издает с помощью Адольфа Плюшара три тома «Панорамы Петербурга», содержащих более 40 замечательных гравюр английского мастера Гоберта, выполнившего заказ по оригиналам тогда еще молодого зодчего А. М. Горностаева – ученика столичного архитектора В. П. Стасова. Правда, российская критика, высоко оценившая «Панораму Петербурга», не преминула отметить, что достоинство включенных в альбом гравюр несколько снижается из-за того, что их гравировал мастер, не знающий специфики особенностей российского города. Вероятно, по этой причине, отмечала критика, жители Санкт-Петербурга в изображении британского гравера Гоберта являли собой полное портретное сходство с типичными лондонцами.

Знаменитая в России частная словолитня Адольфа Плюшара хранила в своих запасах самые разнообразные по рисунку, стилю и размеру декоративные шрифты, обеспечивая любых заказчиков и владельцев многих типографий Российской империи.

Полагают, что именно в типографии Плюшара впервые отпечатали знаменитую живописную «Панораму Невского проспекта» В. С. Садовникова, состоявшую тогда из двух отдельных свитков – солнечной и теневой стороны Невской перспективы от Дворцовой площади до реки Фонтанки, шириной 15 сантиметров и длиной 8 метров. В первой половине XIX века в типографии Плюшара издали книгу А. А. Бестужева-Марлинского «Поездка в Ревель», здесь появились первые издания гоголевских «Арабесок» и «Ревизора», а также прекрасное издание «Фауста» Гёте в переводе русского поэта Э. И. Губера.

В 1832 году у Плюшара напечатали первое отдельное издание «Русских сказок» В. И. Даля, вызвавших тогда недовольство руководства Третьего отделения и самого шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа за якобы содержащиеся в ней насмешки над правительством и жалобы на горестное положение русских солдат. Часть еще нераспроданных «Русских сказок» у книгопродавцев немедленно изъяли и уничтожили, а автора арестовали. Однако, благодаря заступничеству В. А. Жуковского, В. И. Даль был освобожден из-под ареста, но при этом писателю указали на необходимость немедленного выезда из столицы.

Типография Плюшара в 1830–1831 годах частично напечатала на средства А. Ф. Смирдина тираж третьего издания «Истории государства Российского». Адольф Плюшар в конце своей трудовой деятельности увлекся издательским делом. С 1835 по 1845 год он издавал «Энциклопедический лексикон», один из первых капитальных отечественных энциклопедических словарей. За год до этого, в 1834 году, на квартире Н. И. Греча, жившего тогда на набережной Мойки в доме купца Косиковского, состоялось первое учредительное собрание участников проекта этого многотомного труда: А. Х. Востокова, В. Ф. Одоевского, Д. И. Языкова и других авторов «Лексикона». Однако дела по его изданию шли крайне медленно. Статьи для 40-томного «Лексикона» поступали нерегулярно, с большим опозданием. Установленные сроки выхода очередных томов постоянно срывались. Подписка на «Энциклопедический лексикон» неудержимо сокращалась, а затем и совсем прекратилась. Из сорока запланированных томов энциклопедии вышло всего семнадцать. Деньги на оплату работ по изданию многотомного труда не поступали, и таким образом лучшая российская типография и издательский дом Адольфа Плюшара пришли к банкротству.

В середине XIX века в части дома Косиковского располагалось «Благородное собрание», в котором выступали знаменитые музыканты и композиторы: Серне, Лист, Мауер, Рубинштейн и др. Из Москвы периодически приезжал знаменитый цыганский хор и выступал перед петербуржцами. Выпускавший знаменитые концертные фортепьяно владелец фабрики музыкальных инструментов Г. Лихтенталь, арендовавший помещение для магазина в доме купца Косиковского, снял здесь большой зал для концертов, в которых предполагалось регулярное участие знаменитых отечественных и европейских музыкантов. Однако идея Лихенталя реализована не была. Любители серьезной музыки, особенно из числа представителей высшего света, предпочитали посещать музыкальный зал в доме Энгельгардта на углу Екатерининского канала и Невского проспекта, пользовавшийся с давних пор прочной репутацией серьезного столичного музыкального концертного зала, и практически игнорировали приглашения на концерты в особняке купца Косиковского. Одной из причин подобной ситуации, приведшей к краху идеи Г. Лихтенталя, между прочим, считался факт недавнего расположения в зале Косиковского банального Мещанского клуба.

В разные годы в особняке купца Косиковского арендовали квартиры достаточно состоятельные люди, среди которых оказывались и знаменитые исторические деятели, и государственные чиновники.

В корпусе здания, пристроенного к дому в 1821–1825 годах, арендовал квартиру русский писатель, филолог и журналист Николай Иванович Греч (1787–1867). Здесь же, в каменной дворовой пристройке к дому № 15 на Невском проспекте, принадлежащей купцу Косиковскому, Николай Иванович организовал типографию, в которой печатались не только литературная газета Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина «Северная пчела» и совместный журнал «Сын Отечества», но и издания некоторых столичных публицистов. В последние дни уходящего 1822 года К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев, получив разрешение на издание альманаха, отпечатали в типографии Греча первый номер «Полярной звезды». Это была карманная книжка для любителей русской словесности, выглядевшая весьма привлекательно, хорошей печати и довольно изящного формата. Альманах «Полярная звезда» открывался подробным обзором российской словесности от эпохи летописей до последних новинок литературы первой половины XIX столетия. Тираж первой книги альманаха в 1200 экземпляров распродали мгновенно в книжной лавке знаменитого книгопродавца Ивана Сленина, торговавшего тогда в собственном магазине в доме № 30 по Невскому проспекту. Заметим, что Иван Сленин взял на себя все заботы по печатанию и реализации книг, оплачивая из выручки работу типографа и издателей. Авторы же публикаций, вошедших в альманах, не получали никакого гонорара и соглашались довольствоваться лишь моральным удовлетворением.

Два первых выпуска альманаха получили высокую оценку читателей. Чиновник Министерства народного просвещения граф Е. Е. Комаровский отмечал: «Мне кажется, что можно приветствовать новый альманах как чудо».

Круг авторов и читателей «Полярной звезды» был достаточно широким и разнообразным. Успех нового альманаха отметили и при императорском дворе. После выхода третьего издания обе императрицы – супруга Александра I и его мать – милостиво пожаловали издателям альманаха ценные подарки, несмотря на революционный пафос и его направленность, ибо редакторы Рылеев и Бестужев стали наиболее активными участниками Северного общества, постепенно превращая свой альманах в революционный рупор подготовки к декабрьским социальным переменам. Однако Третье отделение, орган государственного политического надзора и сыска, работало довольно четко и эффективно. Менее чем через два года альманах «Полярная звезда» прекратил свое существование.

В его ликвидации, по мнению Рылеева, определенную роль сыграли владельцы типографии Н. И. Греч и его компаньон Ф. В. Булгарин, издававшие совместно русскую политическую газету «Северная пчела» и ежемесячный журнал «Сын Отечества». Оба писателя и журналиста снискали недобрую славу у собратьев по перу. В воспоминаниях знаменитого судебного деятеля А. Ф. Кони упоминаются близкие связи компаньонов с активными сотрудниками и непосредственными руководителями Третьего отделения. Поселившись в 1821 году в доме купца Косиковского, Н. И. Греч стал знаменит своими литературными четвергами. В его квартире каждый четверг регулярно собирались многие представители литературного Петербурга. Бывал здесь и А. С. Пушкин, относившийся к Николаю Ивановичу в разные периоды своей литературной деятельности неодинаково. Мнение Александра Сергеевича Пушкина о журналисте и издателе популярной газеты и журнала Грече менялось вместе с изменением характера, взглядов и принципов радушного организатора «Гречевых четвергов». До дня восстания 14 декабря его знали как либерала и доброго приятеля многих руководителей готовящегося государственного переворота. Ему тогда полностью доверяло большинство известных российских литераторов во главе с А. С. Пушкиным. Н. И. Греч бывал приглашаем к поэту в дом и даже иногда являлся первым. Александр Сергеевич читал ему свои новые произведения и хлесткие эпиграммы на российское правительство. И Николай Иванович относился тогда к Пушкину с несомненной симпатией. В типографии Н. И. Греча вышли в свет две первые книги молодого поэта – «Руслан и Людмила» и «Кавказский пленник». В литературоведческих работах Н. И. Греча, опубликованных в те годы, им высказывалась весьма высокая оценка первых пушкинских поэм. Н. И. Греч даже специально принес для публичного чтения на одно из заседаний Вольного общества любителей российской словесности поэму А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».

Николай Иванович Греч

В 1822 году в книге «Опыт краткой истории русской литературы» он в лаконичной биографической справке отмечал у А. С. Пушкина «необыкновенный дух пиитический, воображение и вкус».

Фаддей Венедиктович Булгарин

После же разгрома восстания на Сенатской площади перед литературным Петербургом предстает совершенно другой облик издателя «Северной пчелы» и журнала «Сын Отечества». Н. И. Греч резко переменил свою прежнюю позицию и даже снискал расположение тогдашнего шефа жандармов Бенкендорфа. В марте 1830 года в «Северной пчеле» Н. И. Греч публикует пасквиль своего партнера по издательству – Булгарина, в котором Пушкин называется автором произведений, «лишенных мысли, возвышенного чувства и истины». Друзья-издатели Греч и Булгарин теперь дружно упрекают поэта в том, что он якобы «чванится перед чернью вольнодумством и тишком ползает у ног сильных, чтобы те позволили ему нарядиться в штатный золотой кафтан…». С этого начинается совершенно иной период взаимоотношений А. С. Пушкина и поэтов его круга с парой Булгарин – Греч, пытавшихся превратить прогрессивную русскую литературу в послушное орудие Зимнего дворца.

Кстати, Фаддей Венедиктович Булгарин так же, как его приятель и компаньон Николай Иванович Греч, первоначально держался весьма демократических либеральных взглядов, но после восстания декабристов вдруг занял открыто верноподданническую позицию и присоединился к числу беспринципных литературных осведомителей Третьего отделения. Оба компаньона теперь с гордостью считали себя придворными издателями газеты «Северная пчела», главным редактором и цензорами которой тогда по сути являлись русский император Николай I и руководители Третьего отделения, не позволявшие этому печатному столичному органу публиковать любые материалы либерально-демократического толка. Степень контроля императора и главы Третьего отделения над изданиями верноподданных компаньонов порой доходила до абсурда. Как-то Ф. В. Булгарин был вызван на ковер к заместителю начальника Третьего отделения графа А. Х. Бенкендорфа генералу А. В. Дубельту, учинившему дрожащему от страха Булгарину страшный разнос по поводу публикации статьи о непостоянстве и некоторой вредности для здоровья столичного населения петербургской погоды. За эту «либеральную выходку» Николай I грозился закрыть газету. Не дав Булгарину возможности пояснить и оправдаться о смысле опубликованной небольшой газетной статейки, генерал Дубельт, стуча по столу своим массивным кулаком, кричал перепуганному издателю: «Климат царской резиденции бранишь, негодяй! Смотри у меня!..».

Великий императорский гнев собратья по перу Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч испытали на себе со страхом в другой раз, когда оба могли в одночасье лишиться не только газеты и журнала, но и оказаться «в местах не столь отдаленных». Женский угодник Ф. В. Булгарин тогда опубликовал в «Северной пчеле» балладу русской писательницы и поэтессы графини Евдокии Петровны Ростопчиной «Насильный брак», в которой она откровенно намекала на раздел Польши и присоединение ее частей к России. Главными фигурантами поэмы являлись некий барон и взятая им насильно супруга. Из баллады откровенно «торчали уши» героев, олицетворявших в лице разбойного барона Российскую империю, а в хрупкой и беззащитной супруге вырисовывалась тогда Польша. Скандал разразился невероятный. Теперь император Николай Павлович в великом гневе стучал кулаками, даже отдал распоряжение о немедленном закрытии журнала и потребовал при этом сурового наказания его издателей. С огромным трудом директору Третьего отделения графу А. Х. Бенкендорфу удалось уговорить царя не закрывать «придворный журнал», мотивируя свою персональную просьбу тем, что Булгарин не понял подлинного скрытного смысла замечательной поэмы графини Ростопчиной. Николай Павлович с трудом согласился с доводами своего любимца, но напоследок все же заявил Александру Христофоровичу довольно остроумно: «Если он (Булгарин. – Г. З.) не виноват как поляк, то виноват как дурак!»

В столичных литературных кругах теперь все питали к Н. И. Гречу и Ф. В. Булгарину самое глубокое призрение и неприязнь. Их буквально осыпали потоком весьма язвительных и острых эпиграмм. С остроумного высказывания А. С. Пушкина в адрес Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина их стали называть «братья-разбойники». На торжественном обеде в новой редакции издателя А. Ф. Смирдина А. С. Пушкин увидел, что добрый знакомый цензор Семенов был посажен за торжественный стол между Гречем и Булгариным. Развеселившись, Александр Сергеевич во всеуслышание громко воскликнул тогда: «Ты, брат Семенов, точно Христос на Голгофе». Всем было хорошо известно, что, согласно библейскому рассказу, на Голгофе установили три креста, на которых распяли Иисуса Христа вместе с двумя разбойниками. При этом крест Спасителя располагался посредине.

Авторитет и тиражи изданий «братьев-разбойников» благодаря критике А. С. Пушкина и писателей его круга стали снижаться.

В 1840-х годах В. Г. Белинский уничтожил Булгарина и Греча как публицистов. Он весьма прямолинейно и образно охарактеризовал тогда Н. И. Греча: «Это литературный Ванька-Каин, человек, способный зарезать отца родного и потом плакать публично над его гробом, способный вывести на площадь родную дочь и торговать ею… Это грязь, подлость, предательство, фискальство, принявшее человеческий образ». Лишь император Николай I продолжал с удовольствием заявлять про «Северную пчелу»: «Моя газета!»

В 1825 году в квартире Н. И. Греча в доме А. И. Косиковского некоторое время проживал Вильгельм Карлович Кюхельбекер, однако поэт демократического направления и декабрист, поняв суть «братьев-разбойников» и узнав об их связях с Третьим отделением, поспешил уехать из опасного дома.

Весной 1828 года в доме Косиковского снял квартиру Александр Сергеевич Грибоедов, автор знаменитой комедии «Горе от ума». Хотелось бы заметить, что этому счастливому событию в жизни русского писателя, поэта и драматурга предшествовала целая полоса тревожных жизненных коллизий, сопровождавшихся арестом А. С. Грибоедова, тенденциозным допросом, очными ставками и огульными обвинениями в его причастности к тайному обществу, готовившему восстание на Сенатской площади. Прямых улик у следствия против Грибоедова не было, а арестованные декабристы на допросах, спасая автора бессмертной комедии, полностью отрицали его причастность к тайному обществу. Между тем автор книги «А. С. Грибоедов и декабристы» Милица Васильевна Нечкина уверенно отмечала, что, когда много лет спустя у ближайшего друга писателя А. А. Жандра спросили о действительной степени участия Грибоедова в заговоре 14 декабря, тот не задумываясь ответил: «Да какая степень? Полная!».

Писатель Александр Сергеевич Грибоедов

Следственной же комиссии в итоге после допросов А. С. Грибоедова пришлось наконец вынести решение о невиновности обвиняемого и признать, что он «не принадлежал к обществу и о существовании оного не знал».

Автор исследования столь сложного периода жизни писателя М. В. Нечкина также отмечала, что, несмотря на «очистительный лист» подозреваемого, он по личному распоряжению Николая I все же пробыл в заключении еще четыре месяца. Автор исследования считала, что «подобная императорская предусмотрительность была связана с близостью поэта к генералу Ермолову, которого царь не преминул подозревать в организации военного антиправительственного заговора в Закавказье».

В июле 1826 года началась война России с Турцией и Персией, поэтому ведавший «дипломатическими сношениями» с этими странами полномочный секретарь коллежский асессор Грибоедов по распоряжению министра иностранных дел должен был срочно выехать на Кавказ и немедленно приступить к своим непосредственным профессиональным обязанностям, чтобы затем с триумфом вернуться вестником мира с Персией.

15 марта 1828 года столичная газета «Северная пчела» с восторгом писала: «Вчерашний день, 14-й сего месяца, прибыл сюда коллежский советник А. С. Грибоедов с мирным трактатом, заключенным с Персией 10 февраля в Туркманчае. Немедленно за сим 201 пушечный выстрел с крепости возвестил столице о сем благополучном событии – плоде достославных воинских подвигов и дипломатических переговоров, равно обильных блестящими последствиями».

Грибоедов снял квартиру в доме Косиковского, расположенном неподалеку от здания Министерства иностранных дел. Здесь он провел свой послевоенный отпускной период. В заключении привезенного Туркманчайского мирного договора опытный дипломат сыграл выдающуюся роль. Его ждала «высочайшая аудиенция», пожалованный Николаем I чин статского советника, орден Св. Анны II степени с алмазами и солидное денежное вознаграждение. Грибоедов привез русскому императору долгожданный договор о переходе к России обширных закавказских территорий и выплате контрибуции в 20 миллионов рублей. В сопроводительном письме к царю генерал Паскевич рекомендовал Грибоедова как «отличного, усердного и опытного в здешних делах чиновника, полезным и по политическим делам». И вот бывший подследственный, подозревавшийся в государственном заговоре и причастности к событиям на Сенатской площади русский дипломат Грибоедов в Зимнем дворце торжественно вручил царю текст Туркманчайского договора. Кроме пожалованного генеральского чина, ордена государь наградил дипломата 4000 золотыми червонцами. В отпускной период Грибоедов ежедневно приглашался на светские приемы, пышные парадные обеды, находясь целыми днями в разъездах. Он вновь встретился со своими друзьями, но особенно часто Александр Сергеевич бывал у Пушкина, Жуковского и Вяземского. Квартира Грибоедова в доме купца Косиковского была обставлена довольно скромно. Украшением парадной комнаты являлся замечательный концертный рояль, характеризующий талантливого дипломата, поэта и драматурга как прекрасного музыканта и композитора – автора популярного лирического вальса.

Пробыв в столице около четырех месяцев, статский советник А. С. Грибоедов отправился в качестве российского полномочного министра в Персию. 30 января 1829 года его убили в Тегеране.

Известие о зверском истреблении в Персии русской дипломатической миссии получили в Петербурге в марте 1829 года. Российское правительство считало, что «тегеранская катастрофа в конце января носила характер политического акта и стала результатом дипломатического иностранного заговора», но из политических соображений вынуждено было признать, что «шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение свое с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской». Российская империя вела тогда войну с Турцией, старалась сохранить нейтралитет с Персией и поэтому вынуждена была отказаться от решительных ответных мер.

До своей трагической гибели Грибоедов женился на дочери грузинского поэта Нине Александровне Чавчавадзе, оставшейся через пять месяцев вдовой. Ей не суждено было стать матерью, ибо родившейся раньше срока сын умер через час после появления на свет. Но его все же успели крестить, дав имя убитого отца. Нина Александровна похоронила супруга в Тифлисе, в монастыре Св. Давида.

На фасаде бывшего особняка купца Косиковского в XX веке установили памятную доску из красного гранита с бронзовым барельефом писателя работы скульптора Т. С. Кирпичникова, возобновленную на доме в 1961 году.

После смерти в 1838 году одного из первых столичных коммерсантов столицы потомственного почетного гражданина Андрея Ивановича Косиковского наследниками его огромных богатств становятся сыновья – Александр, Валентин, Владимир и Всеволод, занимавшие к этому времени важные государственные посты и возведенные в звание потомственных дворян. На семейном совете братья единодушно решили не принимать на себя коммерческие обязанности своего покойного родителя, а выгодно распродать движимое и недвижимое имущество и поровну разделить полученные от продажи деньги. В числе предназначенных к продаже земельных участков и домов значился и огромный по своим размерам надел с великолепными домами, расположенными на набережной реки Мойки, Невском проспекте и Большой Морской улице.

Желающих приобрести недвижимость богатейшего купца Косиковского оказалось предостаточно. В те годы купцы и иные предприниматели столичного города начали успешно вкладывать огромные деньги в недвижимость и особенно доходные дома, быстро окупающие финансовые расходы, затраченные на их приобретение, и стабильно приносящие впоследствии немалую денежную прибыль. Население Петербурга ежегодно возрастало, и потребность в квартирах самого различного уровня удобств, размера и стоимости неуклонно увеличивалась с каждым днем.

Знаменитый участок с жилыми домами у наследников купца А. И. Косиковского в 1858 году купили знаменитые столичные коммерсанты братья Григорий и Степан Петровичи Елисеевы – представители богатейшей купеческой семьи, активные компаньоны Торгового дома «Братья Елисеевы». Позднее Григорий Петрович Елисеев перебрался на Васильевский остров, где руководил работой коммерческих предприятий знаменитой фирмы, а участок Косиковского со всеми зданиями достался Степану Петровичу, оставаясь в его владении вплоть до Октябрьского переворота 1917 года.

Возглавляя с братьями крупное российское предприятие, Торговый дом «Братья Елисеевы», Степан Петрович приобрел широкую известность как щедрый благотворитель, являясь членом совета попечительства о домах трудолюбия, работных домах, богаделен и призрения больных и бедных. Будучи энергичным предпринимателем, щедрым благотворителем и общественным деятелем, он являлся также знаменитым меценатом и коллекционером. Сегодняшние экспонаты творения французского скульптора Родена, демонстрируемые в Государственном Эрмитаже, некогда являлись гордостью домашней коллекции собирателя С. П. Елисеева.

Степан Петрович Елисеев

Ставший полновластным владельцем участка с тремя массивными каменными зданиями, выходившими парадными фасадами на набережную реки Мойки, Невский проспект (№ 59/15) и начало Большой Морской улицы, Степан Петрович в 1859–1870-х годах неоднократно предпринимал сложную капитальную перестройку зданий, приглашая при этом известных петербургских архитекторов.

В разные годы С. П. Елисеев полностью перестраивает дома, построенные некогда на доставшемся ему отцовском земельном наделе в центральном районе Северной столицы. Зодчие изменяют здания в соответствии с желаниями и вкусом нового хозяина, превращая их в изысканные особняки дворцового типа, украсившие центральные магистрали города и набережную правого берега реки Мойки. В период этапных перестроек и ремонтных работ велись реконструкции внутренних интерьеров строений с использованием образцов самых разнообразных стилей – от пышного барокко, рококо, французского ампира и ренессанса до модной эклектики и модерна.

Во всех зданиях, помимо квартир различной комфортности, разного размера и, естественно, арендной стоимости, первые этажи всех зданий регулярно арендовались владельцами элитных магазинов, фруктовых лавок, модных ателье и различными издательствами.

В роскошных залах особняков и их парадных помещениях, утративших почти полностью в результате перестроечных работ свой первоначальный вид, теперь открывались общественные клубы, литературные салоны, Благородное собрание и даже коммерческий банк.

С января по июнь 1826 года С. П. Елисеев стал сдавать в аренду парадные помещения первому столичному шахматному клубу, предварительно получив на это разрешение генерал-губернатора Петербурга князя А. А. Суворова, внука великого русского фельдмаршала А. В. Суворова. Игра в шахматы тогда прочно вошла в моду и пользовалась огромным успехом у столичной интеллигенции и представителей высшего света. Поэтому неудивительно, что прошение об открытии подобного общественного клуба вместе с владельцем особняка охотно подписали многие солидные почтенные люди Санкт-Петербурга. Однако, удовлетворяя это прошение, генерал-губернатор, вероятно, не учитывал довольно сложную политическую ситуацию в стране в тот период. В России тогда сложилась довольно напряженная политическая ситуация после процесса освобождения крестьян от крепостной зависимости и возрастала активность отдельных политически неблагонадежных людей, предлагавших новые революционные реформы, касающиеся улучшения положения в стране освобожденных крепостных. Позже оказалось, что инициаторами организации в доме купца Елисеева шахматного клуба являлись два опасных и неблагонадежных человека – Н. Г. Чернышевский и Н. А. Некрасов, предполагавшие превратить со временем этот клуб в активный центр общественной и политической жизни «фрондерской» петербургской интеллигенции.