Текст книги "Отступить на шаг. Философское вопрошание и поддержка"

Шаг второй
Вводим представление о философии. Кант

В «Критике чистого разума» во Введении (1781 г.) Кант пишет:

«Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным a priori»[9]9
  Кант. И. Критика чистого разума ⁄ /И. Кант. Сочинения. В 8-ми т. Т. 3. М., 1994. С. 56.


[Закрыть].

Позвольте предложить метафору фотоаппарата и снимка. Фотоаппарат – техническое устройство, позволяющее запечатлевать людей и события на камеру, сохраняя их как «снимки», изображения. Конечно, нас интересует не фотоаппарат, а то, для чего он предназначен. Без фотоаппарата нет снимка (не важно, как он выглядит, как собственно фотоаппарат или как вмонтированная в смартфон камера). Камера, чаще в автоматическом, чем в ручном, режиме, устанавливает выдержку, определяет расстояние до объекта, других параметров, необходимых для получения фотографии. Фотоаппарат – условие фотографии, то, что предполагается всегда, когда есть желание снимать на камеру. Такие явления, которые есть всегда, которые повторяются в смысле наших, человеческих способностей (в значении «способов», определенных рамок, не в психологическом смысле), благодаря которым мы что-то видим или познаем, чем-то руководствуемся в своих действиях или суждениях, Кант называл «трансцендентальными». Если мы переведем свою речь в «режим описания» того, что мы делаем фотографируя, можно сказать, фотоаппарат – метафора трансценденталии фотографического снимка, базового, необходимого условия, без которого его бытие немыслимо. Польза для кого-то – трансцендентальное условие всего того, с чем этот человек имеет дело. У пользы есть свое трансцендентальное условие, но этому человеку в большинстве его действий и мыслей свойственно проявлять именно пользу в качестве исходного мотива. Польза – трансценденталия. Попутно замечу, я рассказываю о философии преимущественно в антропологическом ключе. Проще говорить о вещах, соотнося их с собой, со своим опытом. Разумеется, философия не сводится к антропологической проблематике, более того, ценность философии проявляется и в том, что она выдвигает вопросы о превышающем возможности человека. Пожалуй, это самое интересное, по крайней мере, для меня. Аристотель считал, первая философия или метафизика есть мысль, превозмогающая способности человека. Именно этого направления я собираюсь придерживаться, только отталкиваться мы будем от самих себя, от того, что можем разглядеть сами.

Далее. Кант трансцендентальное связывает с априорным, до-опытным (апостериорное, соответственно, на опыте основанное познание). В контексте антропологической проблематики предлагаю такую интерпретацию. Кантовское apriori соотносимо с понятием «рамки». Трансценденталии, будучи «рамками», «ограничителями» всего, что мы делаем, всего, о чем думаем, организуют и структурируют наш опыт. Фотографический снимок отражает только то, что попало в объектив камеры, и так, как это позволяет увидеть, скажем, вмонтированная в смартфон камера с определенным набором параметров. Философ-прагматик смотрит на истину сквозь понятие пользы, которому он придает свойство «рамки» и наделяет, явно и неявно, вполне конкретными смыслами. Говоря об априорности трансцендентального, Кант подчеркивает его, трансцендентального, способность организовывать наш опыт. Из этого не вытекает антиисторический характер трансценденталий. Кант, на мой взгляд, говорит об очевидных фактах: человек устроен так, что он смотрит на мир, слышит, понимает, будучи «нагруженным» условиями – предпосылками, допущениями, благодаря которым он видит, слышит понимает. Я понимаю не столько потому, что хочу понимать, а потому что могу это делать, есть для этого ранее заданные условия. Эти условия воспроизводятся с завидным постоянством, ограничивая нас и превращаясь в форму жизни, иногда видимых для других (и не всегда для себя) трансцендентальных рамок. Да, эти условия имеют историческое измерение, в них обнаруживают наслоения, это появлялось здесь, это тогда-то, увлекательные можно проводить археологические изыскания. Но сейчас, в настоящий момент, «работает» гештальт. Польза для этого философа в этой его работе становится критерием истины. Так есть, придется с этим иметь дело. Когда мы говорим о повторяющихся событиях, явлениях, эмоциях, переживаниях, мыслях, ритуалах, мы говорим о том, что существует, как было сказано, в формате трансцендентального априори. Кант обсуждает этот формат применительно к вопросам познания. Он рассматривал способности, благодаря которым мы можем что-то знать. Философия выполняет функцию критики, рефлексивного осмысления, обращающего нас на те силы, способности, с помощью которым мы можем говорить о том, что это мы знаем, а это не знаем на том или ином основании, а вот это не знаем и не можем знать вообще.

Фактически я ввел представление об основаниях. Такие условия, которые формируют наш опыт, а не вытекают из опыта, я вижу то, что могу увидеть, когда у меня фотоаппарат, эти трансцендентальные условия и назовем основаниями. На них мы стоим, за них держимся, осознано или неосознанно. Философия, так считал Кант, занимается осмыслением оснований, имеющих форму повторяющихся трансцендентально-априорных условий, организующих восприятие. Здесь не обсуждается вопрос, хорошо это или плохо, просто исходят из представлений о том, что это есть. Человек так устроен. Кто-то готов усомниться и в этом. «Прекрасно!» – скажет Кант. Тогда предъявите трансцендентальные основания своей позиции, мы же философией занимаемся. Отступите на шаг, посмотрите, где вы уже оказались. То, что мы воспринимаем как «почву» и сама она (в нашем воспринятии они неотделимы, это то, что мы можем увидеть) и есть наши основания.

Возвращаясь к вопросу о выходе за пределы повторяющегося. Когда Кант обозначает границы и говорит: мы так устроены, это условия наших возможностей, он обсуждает пределы, свойственные всем людям. Назовем эти условия абсолютными. О трансцендентальном можно говорить и в относительном смысле. В моем собственном опыте есть трансценденталии, которые априори задают восприятие. Я что-то вижу, а что-то в принципе не могу увидеть, поскольку исхожу из представлений, идей, которые когда-то были восприняты мною и которые на данный момент живут во мне «своей жизнью», определяя мой образ мыслей и образ жизни в целом. Исходным лично для меня является польза, на эту идею, которая мной когда-то была усвоена, я осознано или неосознанно опираюсь в своих мыслях и действиях. Относительные трансценденталии характеризуют когнитивный профиль человека, они что-то (не все) определяют в его экзистенциальных предпочтениях. Можно идти дальше и говорить о том, что относительные трансценденталии встраиваются в наши способности как фундаментальные способы отношения к миру, мы в эту сферу сейчас заходить не будем.

Д. – Ваше рассуждение напомнило мне хрестоматийный пример. Индейцы, представители коренного населения Америки, не зная, что такое корабль, не разглядели на горизонте ведомый Колумбом флот, сочтя его частью известного им ландшафта, скорее всего, сакрального.

В. – Да, если в нашем опыте чего-то нет, пройдем мимо, не заметим. Возвращаясь в этой связи к проблеме метода. Метод – рамка и одновременно настройка взгляда, позволяющая что-то увидеть. Мы видим «настроенным взглядом». В этом смысле мы видим только то, что уже увидели благодаря заложенному в нас инструментарию, в котором априори, то есть до всякого опыта, что-то «прописано» – мы увидим это и это, но никогда не заметим вот это. Или все устроено еще сложнее?

Д. – Видимо, от нас требуется выход за пределы известной зоны, комфортной для нас, как один из вариантов?

В. – Скорее всего. Предлагаю вновь вернуться к Канту. Рискну высказать предположение – что делает Кант, обсуждая границы возможного для человека? Он предлагает выйти? Куда? Есть ли где-то такое «место», комфортное или некомфортное? Нам не уйти от себя, потому в любом месте, каким бы замечательным оно ни было, вскоре мы окажемся «там же». Или Кант предлагает нам освободиться от себя – это как? Элементарных вещей в себе не замечаем, а тут взять и отставить всего себя в сторону. Вряд ли получится, по крайней мере, по собственной воле. Так что же делает Кант? Он не говорит о необходимости переступить границу. Очерчивая ее, он предлагает другой жест, я бы назвал его – отступанием. Смысл проведения границы не заключается в провозглашении обязательства нарушать ее. Зачем? Граница прочерчивается для того, чтобы увидеть свое положение. Если выражать смысл философствования в метафорах, описывающих движение человека, можно сказать, философствующий не идет вперед, за горизонт, напротив, поймав себя на этом желании, он стремится отступить на шаг и от него, понимая, что вероятно, уже достиг того, к чему был устремлен, только не видит этого. Не стоит торопиться провозглашать амбициозные цели – выйти за пределы, прорваться к чему-то, достигнуть того, этого. Прежде желательно, отступая на шаг, развернуть вопрошание, остаться в нем на время, открывая возможность подготовить себя к чему-то иному, если мы его действительно желаем. Может, однако, случится и так, что развернутое вопрошание на деле окажется тем иным, которого мы столь горячо желали. Идти никуда не надо. Удивительно, мы смотрим и не видим. Это как? Все смотрят в одну сторону, находят одно, а видят разное.

Д. – «Привычка свыше нам дана, замена счастию она»[10]10
  Цитата из романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин».


[Закрыть]. Взгляд «замыливается». Человек устремляется к тому, к чему привык.

В. – Что такое привычка? Рутинное действие.

Д. – Та же самая повторяемость.

B. – Верно. Вроде мы наметили интересующую нас проблематику. Повторяемое, то же самое, мы видим из него и с его помощью. Я так понимаю свободу, так понимаю отношения с людьми, я так понимаю пользу и вред, что хорошо, что плохо – из этого я и смотрю на происходящее. Философия занимается повторяющимся – трансцендентальными основаниями или аксиоматикой, условиями пониманиями и действования, делающими их возможными.

C. – Я бы хотела вернуться к проблематике относительных трансценденталий. Если я правильно поняла, они являются общими для меня (структурируют мой опыт), возможно, и для некоторых людей также. Можно сказать, что они изменчивы? Время от времени что-то меняется в жизни людей. Понятие культуры, например, позволяет описывать изменения общих для многих (далеко не всех) паттернов действий и мыслей.

B. – Вы говорите, что есть культурно обусловленные рамки, границы, и относительные трансценденталии совпадают с ними, поэтому возможен «выход за пределы» заданных рамок? Путешествуя, мы видим разные страны, народы их населяющие со своими обычаями. Чем больше мы находимся в чужой стране, тем больше испытываем воздействие культурных паттернов, свойственных ей, что-то в нас начинает постепенно и неумолимо изменяться.

C. – Сначала мне казалось, что трансцендентальное априори у Канта это то, что преодолеть нельзя. Вы обсуждаете относительное априори, я предположила, что в этом случае изменениям допустимы.

В. – Спасибо большое за вопрос. Различение абсолютного и относительного априори имеет границы применимости.

Трансцендентальное априори в абсолютном смысле применимо ко всем без исключения людям. Кант обсуждает абсолютные пределы. Человек не может стать дельфином или жабой, даже если сильно захочет, это безусловная граница. Зачем нужны понятия «абсолютное» и «безусловное»? В данном случае они маркируют исходные основания. Для того, чтобы остановить вопрошание об условиях чего бы то ни было (рассматриваемые условия имеют свои условия и т. д.), мы проводим границу, сказав, достаточно, назовем это «безусловным», оно не обусловлено ничем, дальше идти пока не можем или не хотим. Эмпирически, например, можно зафиксировать действие в нас повторяющего паттерна, типичную реакцию на некий раздражитель. Разумеется, этот паттерн возник неслучайно, у него есть своя история, здесь он получил один импульс, здесь другой и т. д. В какой-то момент я могу рассматривать его безусловно, поскольку по моим наблюдениям он имеет форму относительного априори, структурирует опыт, задает типику поведения в определенных ситуациях. Он – это я в тех или иных ситуациях, безусловно меня определяющий. Могу предложить и другую метафору. В нас вшиты программы как некие способности («способы») и силы, которые задают восприятие. Находясь в этих общих программах, то есть будучи людьми, а не дельфинами, нам не возбраняется спуститься на уровень ниже и обсуждать себя, конкретных людей, у которых есть еще и частные программы. Windows – программа-интерфейс, которая позволяет устанавливать множество конкретных программ под определенные нужды – это программка для редактирования фото, это текстовый редактор и т. д. «Частные программы» – метафора относительных трансценденталий. «Частные программы» кем-то написаны, созданы тем или иным образом специально под заданный интерфейс там – то и тогда-то (для Windows пишут свои программки, для Linux свои). Особенности «частный программ», история их написания – особый объект анализа, на каком-то этапе этим можно и нужно заниматься, но сначала желательно увидеть действие программы в себе. Вопрос о том, как функционирует программа и вопрос о том, из чего она состоит, как она сделана, кто и когда ее сделал, разные вопросы. Если мы посмотрим на «частные программы» с точки зрения их функционирования в себе, отдельно взятом человеке, вероятно, мы увидим, что относительные трансценденталии работают как абсолютно или безусловно значимые для нас. Во всем мы ищем пользу или потенциальных противников. Мы вводим представление об относительных трансценденталиях (здесь важен акцент на этом термине) для того, чтобы показать, что в каждом из нас действуют «частные программы», которые мы воспринимаем безусловно, мы абсолютизируем некоторые мысли, переживания, действия и пр.

Следующий вопрос. Можем ли мы увидеть в себе то, что действует в нас как безусловное? Безусловное по определению ничем не обусловлено. Возникает проблема: во мне есть безусловное, могу ли я охватить его своим частным, обусловленным взглядом? Безусловное не видит себя? Так как увидеть границы? Самый простой шаг – отказаться от понятия безусловное, сказав, есть только обусловленное. Философия остерегается этого шага, намеренно оставляя себя открытой головокружительному вопрошанию. Философия ищет невозможного – заглянуть за границы условного. Возвращаясь к Канту и вопросу о превозмогании границ. Канта интересует занимаемое человеком безусловное положение, его размещение по отношению к горизонту возможного для себя. Он прочерчивает границы не для того, чтобы их переступить. Само прочерчивание границ – значимое для человека философское действие, благодаря которому он имеет возможность увидеть себя и свое положение, то «место», которое он занимает. Непонятно, зачем искать «пути выхода за», если все уже дано «на входе». Достаточно увидеть, что означает: не идти вперед, не возвращаться назад, не переступать, но отойти, отступить в сторону. Философствование и есть совершаемый «шаг в сторону». Шел по столбовой дороге один или с кем-то, торопился по своим делам или мирно беседовал, остановился вдруг, пропуская других, сделал шаг в сторону, огляделся: оказывается дорог и тропинок много. Почему-то одна для нас стала главной. Она такова, потому что ведет туда, где всем надобно быть? Почему так? и т. д.

Итак, не превзойти, переступить, выйти, но увидеть. А «увидеть» равнозначно отступанию на шаг. Одно совершается почти одновременно с другим. Кажется, мы говорим о таком «увидеть», которое совпадает с действием. Интересно здесь вот что: что заставляет остановиться и отступить на шаг? Иногда я, как и многие, оказываюсь в лифте, спускающимся с 16 этажа (там размещается философское отделение) «в час пик». Вы наверняка знаете есть такая проблема в старых зданиях определенной конструкции: количество лифтовых шахт несоразмерно объему людей, синхронно испытывающих приступы непреодолимой тяги к знаниям (время начала занятий) или еще более неодолимого желания выйти на свежий воздух (время, наступающее сразу после окончания «пары»). Путешествие сверху вниз или снизу вверх в это время утомительно, протекает в компании плотно прильнувших друг к другу тел в лифте, который, вздрагивая, останавливается на каждом этаже только для того, чтобы подтвердить присутствующим сомнительность некогда принятого архитектурного решения – мест нет! Я понимаю тех, кто ждет лифт для того, чтобы спуститься на первый с двенадцатого или десятого этажа, но зачем ждать лифт для того, чтобы спуститься с пятого этажа на первый? Не проще ли пройти на лестницу? Потом я понял, виновата привычка. Привык пользоваться лифтом, «на автомате» проходим с друзьями к лифту, что-то увлеченно обсуждая. Возникает вопрос: что меня остановит? Мне может прийти в голову простая мысль – пройти на пару шагов дальше и спуститься по лестнице? Если это по какой-то причине случается, открывается возможность изменить направление движения, что мы и делаем. Итак, здесь интересны два момента: что нас останавливает и сопряженность в «отступлении на шаг» понимания и действия, когда само понимание оказывается «сдвигом в понимании» (зачем ждать лифт?), то есть пониманию сопутствует едва заметная трансформация, отказ от привычного действия.

Д. – Не столько трансформация, на мой взгляд, сколько переход из одного состояния, привычного, в другое, непривычное – как я раньше не додумался?

B. – Чем отличается трансформация от перехода?

Д. – Изменением образа мыслей, пожалуй.

C. – Переход – форма та же, содержание новое, а трансформация – смена и формы, и содержания.

Д. – Соглашусь, трансформация – масштабные и глубокие структурные изменения, затрагивающие все свойства объекта или явления.

В. – Вы считаете, переход возможен, а трансформация нет?

Д. – Возможно и то, и другое.

В. – Хорошо, тогда я обозначу свою позицию. Кажется, меня интересует такое «увидеть», которое совпадает не с переходом, а с трансформацией или преобразованием. «Отступить на шаг», «раскрыть глаза» и «увидеть», означает подвергнуться «трансформации», изменениям, более или менее серьезным, это зависит от ситуации. Происходит «сдвиг в понимании» – почему я не догадался сделать это раньше? Изменяется типика моего поведения, теперь я могу выбирать, остаться с друзьями ждать лифт и продолжать беседу, или пройти на лестницу. Ситуация с выходом к собственному относительному априори сложнее, но структурно речь идет о том же – о трансформации, хотя более глубокой. Интересен в этой связи случай Канта, который до поры до времени был подвержен «ослепляющему чувству превосходства». Руссо научил его уважать человека.

«Сам я по своей природе исследователь. Я испытываю огромную жажду познания, неутолимое беспокойное стремление двигаться вперед или удовлетворение от каждого достигнутого успеха. Было время, когда я думал, что все это может сделать честь человечеству, и я презирал чернь, ничего не знающую. Руссо исправил меня. Указанное ослепляющее превосходство исчезает; я учусь уважать людей и чувствовал бы себя гораздо менее полезным, чем обыкновенный рабочий, если бы не думал, что данное рассуждение может придать ценность всем остальным, устанавливая права человечества»[11]11
  Кант И. Заметки к книге «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» // И. Кант. Сочинения. В 8-ми т. Т. 2. М., 1994. С. 372–373.


[Закрыть].

Увидев себя в ослепляющем чувстве, Кант, ужаснувшись, изменился, у него появились цель, которой не было раньше – учиться уважать людей. И говорит он об этом только потому, что это стремление уважать людей придает ценность всему остальному, устанавливая для него «права человечества», то есть человечности, как высшую ценность. Позже, на склоне лет, обсуждая понятие «морального характера», который сознается в нашем образе мысли, и, очевидно, имея в виду собственный опыт трансформации, Кант будет говорить о революции в образе мыслей, отзывающейся во всем образе жизни.

«Можно даже считать, что утверждение характера, подобное своего рода возрождению, делает для человека незабываемыми известную торжественность обета, который он сам себе дает, и время, когда в нем произошло это преобразование и для него возникла как бы новая эпоха»[12]12
  Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // И. Кант. Сочинения. В 8-ми т. Т. 7. М., 1994. С. 330.


[Закрыть].

«Случай с Кантом» и «случай в лифте» разного масштаба, они затрагивают «большую» или «меньшую» часть нас, но структурно они похожи: речь идет об усмотрении, которое вызывает преобразования того или иного масштаба. Увидел, тут же изменился. Это не означает, прямо сейчас стал другим. Образовалось «ядро понимания», которые отныне будет сказываться во многих отношениях, все более или более расширяя свою экспансию и вызывая сопутствующие изменения.

Итак, есть относительное априори, имеющее характер трансцендентальной, то есть безусловной, формы для нас. Через эту форму воспроизводится одно и то же в нашей жизни – способ принятия решений, типичные реакции, оценки и даже чувства, которые определяются принятыми ценностями и пр. Кант вводил понятие трансцендентальности для того, чтобы обозначить границу, обхаживая которую, мы имеем шанс не переступить ее, не разрушить, но увидеть основания, на которых стоим, за которые держимся. Я пытался также показать, что «увидеть основания» равнозначно «отступлению на шаг», приостановке привычного движения, что уже чревато трансформацией, преобразованием типики нашего поведения в той или иной мере. Теперь попробуем сделать следующий шаг и обратимся к Мартину Хайдеггеру, который, возможно, позволит конкретизировать положение об относительном априори, показать один из принципов его «работы».