Текст книги "Розовый жираф небесный"

Розовый жираф небесный
Гертайн Симплисо

© Гертайн Симплисо, 2015

© Николай Семченко, перевод на русский, 2015

© Анри Матисс, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Вместо предисловия

Эти шестьдесят одно стихотворение мне хочется предварить таким текстом:

 
Ты вошёл без стука —
в свою жизнь только я
вхожу так.
Без одежд и без слов,
нужных кому-то, только не мне,
– но и тебе они не нужны.
Ты не просил принять
и понять тебя —
это не нужно,
если входишь как мятежник в столицу.
Ни богатство,
ни слава,
ни даже любовь
тебе не нужны —
я знаю;
и если за чем ты гнался,
так это за собственной тенью,
и однажды в полдень
наступил на неё,
как на трофей —
удачливый охотник,
ты хотел чего-то ещё…
Но я так не и узнал – чего:
ты в дверь постучал – телеграммой:
тебя больше нет.
И дверь осталась открытой,
но в неё никто не смеет входить
 

Это стихотворение написал Гертайн Симплисо, и называется оно «Единственный друг».

Когда-то он вошёл в мою жизнь – стремительно, ошеломляюще. Вошёл стихами – простыми и даже наивными (так мне сначала показалось), и мне показалось: он – друг, который знает обо мне абсолютно всё.

Корнея Ивановича Чуковского поразили «Листья травы» Уолта Уитмена. Поражённый, он перевёл их на русский язык.

Я не Чуковский. Но тоже поражённый. Небольшая книжечка Гертайна Симплисо (Certain Simplyso) «Слова, всего лишь слова…» произвела невероятное впечатление. Такое ощущение, будто этот человек знает, о чём думаю, чего хочу, что происходит…

Свободное стихотворение – это всегда и просто, и сложно. Порой мне хочется назвать такие тексты ритмической прозой. В китайской литературе, к примеру, существует такой особый вид ритмических текстов. Или тургеневские стихи в прозе. Или того же «буревестника революции» Максима Горького. Или… Список можно продолжить.

Но вот есть Ксения Некрасова. Поэт. Некоторые её стихи – тоже свободные. Но не проза. Скорее всего, Гертайн Симплисо ближе к ней, чем к Тургеневу.

О Гертайне Симплисо почти ничего неизвестно. Он предпочитает оставаться в литературном мире эдаким поэтом-невидимкой. Родился он в 1953 году. Работает в одной из крупных корпораций, связанных с производством продуктов питания. Иногда мне кажется: он, как граф Калиостро, гораздо младше или старше, чем написано в свидетельстве о рождении. В его текстах – отзвуки бесед с Лао Цзы, Катуллом, Платоном, Мих. Кузминым, «Серапионовыми братьями», Готье и другими давно жившими людьми.

То, что пишет Гертайн Симплисо, он сам называет «l'empreinte de l»âme» (или по-английски: the imprint of the soul) – «отпечаток души». Правда, в одном из писем к своему другу В. К. он сделал странное уточнение: «Импринтизм – это сор нашей жизни, составляющий, однако, всю её прелесть и уникальность».

Вероятно, мелочи нашей жизни – те самые отпечатки, которые порой остаются в душе шепотом, криком, слезами, счастливой улыбкой… Отразить это состояние и действие живой души» и есть сущность творческого метода импринтизма. В этом Гертайн Симплисо, на мой взгляд, перекликается с Константином Батюшковым, поэтом и философом 19 века, не до конца ещё нами прочитанного и оценённого.

Он, в частности, писал: «Поэзия – сей пламень небесный, который менее или более входит в состав души человеческой, сие сочетание воображения, чувствительности, мечтательности – Поэзия, нередко составляет и муку, и услаждение людей, единственно для нее созданных. „Вдохновением гения тревожится Поэт“, сказал известный Стихотворец. Это совершенно справедливо. Есть минуты деятельной чувствительности: их испытали люди с истинным дарованием; их-то должно ловить на лету Живописцу, Музыканту и более всех Поэту: ибо они редки, преходящи и зависят часто от здоровья, от времени от влияния внешних предметов, которыми по произволу мы управлять не в силах. Но, в минуту вдохновения, в сладостную минуту очарования поэтического, я никогда не взял бы пера моего, если бы нашел сердце, способное чувствовать вполне то, что я чувствую; если бы мог передать ему все тайные помышления, всю свежесть моего мечтания и заставить в нем трепетать те же струны, которые издали голос в моем сердце. Где сыскать сердце, готовое разделять с нами все чувства и ощущения наши? Нет его с нами – и мы прибегаем к искусству выражать мысли свои, в сладостной надежде, что есть на земле сердца добрые, умы образованные, для которых сильное и благородное чувство, счастливое выражение, прекрасный стих и страница живой, красноречивой прозы суть сокровища истинные… „Они не могут читать в моем сердце, но прочитают книгу мою“ – говорил Монтань; и в самые бурные времена Франции, при звуке оружия, при зареве костров, зажженных суеверием, писал „Опыты“ свои и, беседуя с добрыми сердцами всех веков, забывал недостойных современников».

Импринтизм – это монолог. Голос одинокого человека. И это надежда, что твои ощущения и впечатления будут интересны ещё кому-то, другой живой душе…

У Андрея Вознесенского есть перевод «Парижской толкучки древностей» Марше О Пюс. Процитирую часть:

 
«Продай меня, Марше  О Пюс,
 

упьюсь

этой грустной барахолкой,

смесью  блюза с баркаролой,

самоваров, люстр, свечей,

воет зоопарк вещей

по умчавшимся векам—

как слонихи по лесам!..

перстни, красные от ржави,

чьи вы перси отражали?

как скорлупка, сброшен  панцирь.

чей картуш?

вещи—отпечатки   пальцев,

вещи – отпечатки душ,

черепки лепных мустангов,

храм хламья, Марше О Пюс,

мусор, музыкою  ставший!

моя лучшая из муз!»

Наверно, это можно назвать гимном импринтизму. Не знаю. Но лучшей из муз для Гертайна Симплисо, похоже, становится, образно выражаясь, «Парижская толкучка древностей» – смотрите перечисление того, что врывается вольно-невольно в тексты и Марше О Пюс, и той же Анны Ахматовой, и Игоря Северянина, и великого Бодлера, и многих-многих других Поэтов. Мусор жизни, ставший поэзией, -это и есть сам Гертайн Симплисо.

Шестьдесят одно стихотворение этой небольшой книжки – из раннего творчества Симплисо. Когда-то они казались мне несколько странными, «экспериментальными» в технике свободного стихосложения. Некоторые тексты я опубликовал, но под псевдонимом. Потому что мне казалось: эти свободные стихи никому не нужны, кроме меня и небольшого числа любителей такого же стихосложения. И вдруг пошли отзывы! Были, конечно, и отрицательные (однако чувствовалось: строки задели-таки!). Больше было доброжелательных отзывов. И я, честно, обрадовался! Значит, Гертайн Симплимо понятен и русскоязычному читателю, не равнодушному к альтернативной поэзии. Впрочем, какая там альтернативная! Это просто свободные стихи…

Может быть, что-то из них будет интересно и вам?

Кстати!

В этой книжке вы видите работы великого французского художника и скульптора Анри Матисса. Он был лидер течения фовистов. Известен своими изысканиями в передаче эмоций через цвет и форму.

Матисс свершил полный разрыв с оптическим цветом. Выразительность и невероятные композиции – пожалуй, главные особенности тех рисунков, которые представлены в качестве иллюстраций к Г. Симплисо. Матисс утверждал: «Я рисую не женщин; я рисую картины».

Интересно, Гертайн Симпллисо пишет не буквами, а своим настроением?

Тексты, написанные на салфетках, промокашках и даже на манжетах

Когда ты…

Посвящается Мишель

 
Когда ты,
такая весёлая и счастливая,
смеясь, проходишь мимо
и даже не видишь меня;
Когда ты,
такая невероятно лёгкая,
кружась, мотыльком вылетаешь
из моих снов;
Когда ты, чуть помедлив,
рассеянно бросаешь
в урну букет роз,
чтоб через минуту
вернуться и прижать его
к груди;
Когда ты обрываешь
лепестки ромашки
и что-то тихонько шепчешь, —
Я, задыхаясь от счастья,
собираю их в пыли —
и снова цветок оживает;
Когда ты, заметив меня,
чуть помедлишь и спросишь,
зачем мне этот сор,
Я ничего не смогу ответить, —
потому что
А что я могу сказать,
Когда ты,
такая веселая и счастливая,
смеясь, завтра снова
пройдешь сквозь меня…
Прощание навсегда
Ветер напал сзади
Туча водой окатила
А я не заметил
Вспоминая твои пальцы
измявшие платок
Думаешь, я умираю в тоске?
Как бы не так!
Я дарю встречным
воздушные шарики,
покупаю детям мороженое
и даже миллион
самых жёлтых роз
просто так опустил
в реку.
Ну и что из того,
что она бежит к тебе?
 

Ожидание

 
Не было телефона —
мечтал о нем.
Есть телефон —
но не звонит.
А я и не сижу
возле него,
Я пью коньяк
и листаю альбом
Шагала:
кажется, он рисовал нас
давным-давно,
и всё это уже неправда?
А может,
это вовсе не мы летали
Где-то там в лазури…
А телефон не звонит.
И пусть!
Я выпью коньяк,
заброшу Шагала на полку
и включу телевизор,
чтобы хоть кто-то
говорил.
 

Зеленая луна

 
Зелёная луна
над полями плывёт
Почему сверчок
ожил в моей груди
и поёт?
 

Праздник весны

 
Снег у забора – серый,
Но травинка
с одним листочком,
как флаг, – над ним.
Праздник весны!
 

Измена

 
Боже! Как хороша
незнакомка,
и прекрасен её лик.
Но почему
в этот момент
я не думал о тебе?
 

Экспрессия

 
Рассыпал апельсины
по серому асфальту.
Одуванчики ими
залюбовались.
Не стал собирать —
пусть цветут!
 

Вспоминая Басё

 
Вчера лягушки кричали
сегодня молчок
изморозь на ирисе
 

Бамбук, вывезенный в кармане из Китая

 
Росток бамбука
из Запретного города
так вырос!
Закрыл пол-окна.
А когда-то в кармане
моём помещался.
 

Улитка

 
Гора над хижиной
нависла
улитка на крыше
 

Чай

 
Фея кимоно распахнула
бабочки затеяли хоровод
в глубине омута
 

Весенний ручей

 
Нет грязнее ручья,
наверно.
Но кораблик бумажный
гордо плывёт
по нему!
 

Одуванчик

 
Желток по листьям
разлился
у ног старика
 

Осень

 
Солнце – рыжий мятежник!
Прекрасные хмельные
варвары
роняют багрец и злато…
Счастливую монетку
всё же найду.
 

Ожидание

 
Ветер стукнул калиткой,
А я думал: почтальон.
Ты ещё пишешь?
 

Моя фотография

 
Фото рвёшь на части.
Уж лучше – сразу
убить!
 

Восход

 
в парном молоке
золотой лютик
просыпайся скорее
 

Оторвав взгляд от земли

 
Розовый слон-облако
Танцует на веревочке горизонта
Под зонтом радуги.
Жаль, я – единственный,
Кто в небо смотрит.
 

Ангел

М. Ш.

 
Ангел мой,
держи меня!
Зачем ты перышко
лишь бросил?
 

Не надо!

 
Ты рада?
Мне больше ничего
не надо!
Впрочем, смутно
на душе – съем
пирожное буше,
но —
без шоколада.
Никакого, к чёрту,
лада!
Оди-но-чест-во
мне услада.
Во!
(А ты и не знала,
но…)
 

Текст 1

 
Ветка сливы
в глиняной вазе.
Ты оставила чай
недопитым.
Вьётся дымок.
 

Текст 2

 
Медленно ветер
деревья качает.
Водоросли в воде.
 

Текст 3

 
Изучая изумрудную
зелень травы,
важно ходят по ней
профессора
в чёрно-белом.
Сороки!
 

Текст 4

 
Слились
Два автономных тела,
Чтоб получилось
ещё одно.
Счастливее будет?
 

Текст 5

 
тень твоей улыбки
тихо скользит
по измятой подушке
которая помнит ещё
запах твоих волос
 

Текст 6

 
молнии росчерк
рокот грома
читаю Сомерсета Моэма
и ем яблоко
не обращая внимания
на экран телевизора
с которого ты говоришь
о прекрасной погоде
на Кипре
 

Текст 7

 
Послушай,
резиновая кукла
гораздо послушней!
Ещё – научить бы её
целовать грудь,
живот и уши,
А так – нормально
вполне,
Как кажется мне.
А тебе подарю
резиновый фаллос,
какие ты хочешь размеры?
Всё, что нам осталось, —
Секс без меры
И веры
в какую-то там
любовь…
 

Бабочка

 
Бабочка, упавшая с неба,
посидела на моём плече —
и снова пропала.
 

Немного нежности в грустном взгляде

Надоело!

(Текст к гитарной мелодии)

 
Будильник. Шесть утра.
Проклятый звон в ушах!
Мыло падает из рук.
Холодная вода. Кофе кипит,
вот-вот убежит.
Ещё – зубы почистить успеть,
натянуть рубашку
и не забыть застегнуть
молнию на джинсах.
Хлоп – закрылась дверь,
ключи, слава Богу, при мне.
Мобильник звонит:
«Ты где?» – «Уже иду!»
– «Но не ко мне…»
– «Извини, перезвоню.
Потом. Вечером. Или ночью».
– «Занят очень?»
– «Да…»
Да-да-да-да!
Навстречу – та же
женщина, что и вчера,
следом – старик,
выгуливающий собачку.
Дорога привычна.
Уныла дорога.
Завтра попробую пойти
другой —
той, где цветёт
первая вишня
и пахнет топленым молоком.
 

Полетели!

 
Обнаженным тексты свои сажусь писать -
и воспаряюсь над этим миром,
и даже Эйфелевой башне не удастся меня зацепить,
тем более Вандомской колонне,
но за Елисейские поля сам хватаюсь,
чуть-чуть, самую малость, потому что боюсь:
не разожму пальцы и уже не увижу весь мир,
самый прекрасный на свете, в любой его части,
даже в пустыне Атакама,
не знающей ливней и шелеста листьев.
Мне надо лететь, не смотря на усталость,
мне надо быть – как дети,
знающие: они бессмертны и всё лучшее не впереди, а сейчас;
потом они забудут об этом -
в сладких яблоках соблазна есть страх и отчаянье —
не только счастье, увы;
и когда мужчина, единственно прекрасный в мире,
скажет «Я тебя не люблю» или вовсе ничего не ответит,
это не значит: всё кончилось – нет, это только начало;
и когда женщина, одна-единственная из всех, улыбнётся другому,
а вас не заметит совсем,
простая и ясная мысль озарит ваш путь:
пусть ей будет хорошо, и звенящие ручьи счастья омывают дорогу,
– вы ведь хотели этого, правда?
Выше парижской «колонны Побед» -
пораженье ваше, друг,
знайте об этом.
Я улыбнусь вам, и, может, даже что-то скажу,
хотя любые слова бесполезны,
а обнять вас не смею,
иначе нахмурюсь сам:
знаете ли, мне печалиться есть о чём тоже,
серебряный пульс холодка бьётся под кожей,
и лишь душа безмятёжно в полёт зовёт…
Полетели?!
А впрочем, если бы ты стояла на Эйфелевой башне
и с пёстрого сарафана бросила ниточку мне,
я не воспарил бы над миром
и не узнал бы миллионы других мужчин и женщин,
и не увидел тысячи восходов и закатов,
и не познал бы мощь цунами,
и ураганный ветер не забросил бы меня на Масленичную гору,
и яблоко не выпало б из рук.
А вместе лететь не можем:
тебе крылья даст другой —
тот, которого люблю,
потому что его любишь ты!
 

Лето

 
скрипки кузнечиков
прославляют
оранжевое солнце
 

Лютик

 
желтая бабочка
в капельке меда
застыла
 

Лилии

 
Белые лилии —
четкие линии,
как будто в инее
их лепестки.
А мне – незабудку
хочется очень,
и пастушью дудку —
ещё, ранняя осень!
 

Морщины

 
Наткнулся на паутину
в темном лесу.
На лице осталась.
 

Одуванчик цветет

 
рыжий парик
на трубочке
для коктейля
такой кукольный
но настоящий
 

Ребенок смотрит из окна

(Когда я был маленьким, то любил смотреть из окна на заснеженный двор. А жили мы в деревне…)

 
Травинка из снега
торчит,
Тень на дороге
лежит.
Маленькой травинке
холодно зимой.
Какая печаль
на травинке той!
Ветер набежал —
и травинку сорвал.
Сорвал и унес
неизвестно куда.
Не осталось от
травинки следа.
 

Муравей

 
Неси, муравей,
свою ношу —
ты гигант!
 

Овод

 
стремительно овод летит
златоглазый
увы не Зевс
 

Одуванчик

 
На желтый вязаный
беретик
упала капелька росы.
 

Воспоминание

 
дикие утки
плещутся в озере
как мы
 

Параллельность

М. Ш.

 
«Красиво!» —
сказала ты.
С тех пор
я каждый день
приношу тебе
рисунок
вечернего заката
над рекой.
А сам люблю
восходы —
в окне своей
комнаты.
В первых лучах
солнца
так прекрасен
этот кактус…
 

Ты и я

 
до самого горизонта
розовое марево иван-чая
каждый отдельно
 

Облака

 
будто тени
огромных рыб проплывают
в моем окне
 

Нет ответа

 
телефонная будка
в рамке осенних звёзд
падает лист
 

Весна

 
весёлой телегой
полной ароматных цветов
катит весна
 

Апрель

 
зеленая стрела
пробила луковицу
роса на окне
 

Купанье в лесном озере

 
борщевик намылил голову
пеной покрылась кашка
любуюсь тобой
 

Ты уходишь…

 
острые иглы дождя
зонт протыкают
слёз не видно
 

Январь

 
в серой золе
красные змейки
прохладно
 

Одиночество

 
Солнце танцует
в стакане водки
Пить не хочу
 

Мгновение

 
в сторону взгляд
и снова в упор
смущаю тебя
 

Начало мая

 
Ветка яблони
бутонами оперилась.
Холодно как!
 

Фиолетово!

 
Фиолетово,
абсолютно всё —
фиолетово,
лишь барабан,
в который бью,
пока что
параллелен мне.
Но и его
вот-вот
уроню
в фиолетовое
настроение.
 

Не думай, что думаю о тебе!

М. Ш.

 
Не хочу думать о тебе —
И думаю,
Не хочу даже слышать о тебе —
Но слушаю всё, что говорят,
И глупости тоже,
не потому, что верю им —
наплевать на слухи;
мне казалось:
из букв твоего имени
можно составить только
самые ужасные слова,
но почему-то не получается.
Выбросил все твои
Фото, письма – тоже,
И даже книги,
К которым ты прикасалась.
Но как выбросить
Тебя из головы?
Не думаю
О тебе вовсе.
Но ты – тут!
 

Никого не хочу слышать

 
Она – такая,
Она – не твоя,
Она – лучшая из лучших,
Она – Лилит,
Она не знает порока,
Она смеётся с другим
и пожимает ему руку.
«Хорошо, – отвечаю я, —
что не другое что-то».
А если бы даже и другое,
то разве считается
изменой, когда одна часть
тела касается части тела
другого человека?
 

Вечность

 
Змеи песок заметает след
Орел меняет линию полёта
А я не знаю почему снова
иду к тебе
И лишь вечная божья коровка
пытается стать драгоценностью
на твоём плече
 

Весна

 
Крапивница плавно на вербу села
Глупая сказала ты вечером обещали
снег
Но крапивница грелась на солнце
пила нектар и отражалась в твоём зеркальце
Ей было всё равно
когда наступит холод
Впрочем так же как и тебе
 

Просто

В. К.

 
То загорится, то погаснет
Твоя сигарета.
Я молчу, и ты не говоришь.
Ещё пять шагов…
нет, уже четыре —
и: «Ладно. Прощай!
Может, позвоню…»
А я знаю, что – нет.
Уже никогда.
Сигарета обожгла пальцы —
моя,
а свою ты аккуратно
бросила в урну.
И улыбнулась,
пожав плечами:
«Такие вот дела…»
 

Дождь и снег

Тем, кого любил

 
Шёл дождь и снег,
Ещё была зима,
Снежинок лёгкий смех,
Неровность льда
И я – почти что воробей:
Невзрачен, сер и неприметен,
Но азартно так свистящий,
Сказал бы «чик-чирик»,
Но – несолидно как-то,
Как несолидно и другое:
Держаться за руки,
Целоваться где хочешь,
Сказать «Ты моя киска» —
И чтоб это все услышали
И не засмеялись,
А они – засмеются,
Потому как…
Да ладно, чего уж так
Смущаться?
Ты – леди возраста
Элегантности, кхе-кхе,
Я – совсем-совсем взрослый
Солидный господин…
Но почему же, почему
Душа всё ещё – малыш?