Книга: Батюшков не болен - Глеб Шульпяков

А если так: что мы знаем о времени, непосредственно предшествовавшем Золотому веку русской литературы? Нет, ну кое-что знаем: Ломоносов писал оды, а совместно с Тредиаковским произвел реформу в стихосложении, заменив силлабический метод силлабо-тоническим (хотя это во мне отголоски филфака говорят), Гнедич перевел "Илиаду", Державин написал "Памятник", страшно похожий на пушкинский, но куда более архаичный и тяжеловесный, впрочем, у обоих это было подражание Горацию. Жуковский: дивные, проникнутые тевтонской жутью, баллады про мертвых женихов, страшные гаданья и Лесного царя. И еще "Спящую царевну": "Благодарствуй, добрый рак, не ждала тебя никак. Но уж рак уполз в ручей, не слыхав ее речей" - это они состязались с Пушкиным в сюжете о мертвой царевне и пушкинская оказалась раз во сто лучше (простите, Василий Андреевич). Ах да. еще Крылов, басни которого не устарели и сегодня. Всё?

Похоже, что всё, может еще фонвизинского Митрофанушку пропустила, но в целом, учитывая мою маниакальную страсть к поглощению текстов - даже это много больше, чем у среднестатистического читателя, хотя бы и недурно образованного. А между тем, диалектика учит, что из ничего может появиться разве что ничто, и на пустом месте Солнце русской поэзии не воссияло бы. Были события и персоны, подготовившие пришествие Золотого века и хорошо бы узнать о них больше, чем обрывочные сведения на абзац. Глеб Шульпяков, драматург, поэт, прозаик, переводчик, редактор и телеведущий (был в его карьере и такой период) восполняет пробел.

По сути, "Батюшков не болен" не биография как таковая, но энциклопедия российской литературной жизни предпушкинской поры. С заходом на вовсе даже не литературные поля сражений. Потому что герой успел поучаствовать в Наполеоновских войнах, и далеко не одной только Отечественной 1812. С наиболее полной на сегодняшний день картиной расстановки сил и переплетающихся взаимных связей в культурной жизни того времени, где все значимые персонажи были друг с другом в родстве и свойстве, связаны отношениями сотрудничества и/или соперничества (одно не исключало другого).

Не только о том, как устраивали издательские дела и договаривались о гонорарах, но и о том, как одевались, что ели и пили, на чем ездили, в каких условиях воевали (потому что война - это сильно не только сражения и маневры, но еще и снабжение, размещение на постой, фураж). Как, и это печально - и о том, какими методами и средствами пытались лечить душевнобольных, чего стоит одна только "сумасшедшая рубаха" в записках доктора Антона Дитриха.

Роман выстроен как одновременное движение от начала к концу и от конца к началу, постоянным контрапунктом к голосу автора в нем звучат фрагменты из дневника врача, чьей задачей было забрать Батюшкова из саксонской клиники, четырехлетнее пребывание в которой не дало результата, и привезти на родину, водворив в вологодское имение, где в состоянии помрачения разных степеней тяжести тот и провел последние два десятилетия своей жизни. Заболевание К.Н. было наследственным, она жил под дамокловым мечом ожидания проявления все сознательную жизнь, как в апухтинском "Сумасшедшем": "...что болен был мой дед, отец, что этим призраком меня пугали с детства. Что из того? Я мог же, наконец, не получить проклятого наследства!" Выходит, не мог.

Сильное, глубокое, энциклопедичное по уровню охвата исследование. Может быть интересно не только ценителям поэзии, но всем, кто интересуется историей России рубежа веков и начала девятнадцатого века.