Текст книги "Похищенная партитура"

– Что-нибудь случилось? Не можете открыть?

– Да, там кто-то лежит, – ответила Диана.

– Минутку.

Флейтист подошел, запыхаясь, тоже заглянул внутрь, и неуклюже пролез сквозь щель в подъезд. Калев и Диана последовали за ним. Наверно, автоматически, зажегся свет в потолке, он был весьма тусклый, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть человека, лежащего ничком на каменном полу.

– Наверно, упал, – предположила Диана.

– Наверно, – согласился Калев, и обратился к флейтисту – Кто это может быть, не знаете?

– Нет.

– Это не ваш сосед?

– Нет-нет! – уверенно проговорил флейтист. Он протянул Диане футляр для флейты. – Подержите, пожалуйста!

Затем он наклонился и с трудом перевернул лежащего на спину. Поза того внушала опасения. Чутье подсказывало Диане, что он мертв.

Калев, тем временем, обнаружил еще один выключатель. Тот оказался от лампы над дверью, которая засияла ярче первой, и при ее свете Диана вдруг поняла, что этот человек ей знаком. Правда, лицо его было в ссадинах, да и одет он был не в мундир, а в куртку – довольно дорогую, машинально отметила Диана – но его образ так четко отпечатался в памяти, что ошибиться она не могла. Без всякого сомнения, в подъезде лежал контролер. Сейчас, в этой позе, он еще больше походил на уставшего мачо. Лег отдохнуть, причем, навеки.

– Наверно, надо вызвать полицию, – сказал Калев.

– Или скорую помощь? – спросил флейтист.

– Лучше полицию.

– Вы думаете, это не несчастный случай?

– Чем бы он ни был, при насильственной смерти необходимо оповещать полицию.

– Может, выйдем? – решилась вставить слово Диана. – Тут не очень приятно.

Они пролезли обратно на улицу, флейтист поспешно вытащил мобильник и стал набирать номер, а Калев и Диана посмотрели друг другу в глаза.

– Ты его узнал? – шепнула Диана.

– Разумеется.

– И что теперь будет?

– А что может быть? – пожал Калев плечами.

– Они не могут заподозрить нас?

– Ну, для этого надо быть полными идиотами.

Может, и так, подумала Диана, но ведь мир и полон идиотов.

Флейтист, тем временем, дозвонился, поговорил и выключил мобильник.

– Они сказали, чтобы мы подождали на улице, они сейчас подъедут.

Наступило молчание. Калев явно не хотел афишировать их знакомство с мертвецом, а флейтист, кажется, не знал, о чем говорить. Диана, все еще державшая футляр, наконец решилась вернуть его владельцу, это словно вывело флейтиста из оцепенения и он спросил, как ей понравился спектакль. Диане показалось, что восторгаться в такой ситуации неуместно, и она сказала лишь, что это их любимая опера и что флейтист сыграл свое соло превосходно.

– Вы настоящий виртуоз.

Флейтист просиял, хотел еще что-то добавить, но тут послышался знакомый вой, и одна за другой подъехали две полицейские машины, и еще одна, белая, с непонятным текстом на капоте. Только представив себе, что она видит отражение в зеркале, Диана догадалась, что там написано – ambulanzia[5]5
  Скорая помощь (на ит.)


[Закрыть].

Началась суета, из машин высыпали люди, кто в белом халате, кто в штатском, кто с фотоаппаратом и штативом, кто с мешком мышьяка… то бишь с сумкой медработника… и, согласуя свое поведение с кивками, которые им раздавал Фабиани, начали протискиваться в подъезд. Последним из полицейской машины, самой большой, чуть ли не в микроавтобус величиной, вылез низкорослый, лет сорока, человек с полностью выбритым черепом, и, перед тем, как войти, подошел к ним.

– Это вы нашли труп? – спросил он у флейтиста.

Тот озадаченно посмотрел на Калева и Диану.

– Мы вместе, – вместо него ответил Калев.

Бритоголовый бросил внимательный взгляд на Калева.

– То есть, вы пришли втроем? – перешел он на английский.

Калев остался верен итальянскому.

– Нет, первыми к дому подошли мы с женой, затем наш хозяин. Но вошли все одновременно.

Бритоголовый взглянул на него с любопытством, кивнул, сказал что-то скороговоркой флейтисту и вошел в дом.

– Он попросил нас не удаляться, – передал флейтист его слова Калеву и Диане.

– Понятно. Надо дать показания.

И вдруг флейтист разволновался.

– Вы думаете, это убийство?

– Все может быть, – обронил Калев.

– То есть, вы предполагаете, что его где-то убили, а потом привезли сюда и затолкали в наш подъезд?

– Зачем?

Флейтист замешкался.

– Да, действительно, зачем.

И вдруг он разволновался еще больше.

– Вы предполагаете, что его убили здесь?

– Трудно сказать. Во всяком случае, когда мы пришли, дверь была не заперта.

– Значит, кто-то проник внутрь. Но зачем? Что он тут делал?! Неужели..?!

В голосе хозяина послышались панические нотки.

Калев и Диана обменялись взглядами. Они оба поняли, чего так боится флейтист.

Наконец, открылась дверь и вышел бритоголовый. Он подошел и задал несколько вопросов Фабиани, говорили они очень быстро и Диана толком не поняла, о чем, но, кажется, речь отчасти шла и о них, потому что она уловила слово «туристы».

Затем следователь, или комиссар, Диана так и не выучила, как называются в современном обществе детективы на службе у государства, обратился к ним.

– Ваши документы, пожалуйста.

Калев достал свой из кошелька, а Диана – из сумочки. Фонарь перед домом светил тускло, но комиссар вытащил карманный, щелкнул, бросил быстрый взгляд на маленькие идентификационные карточки, такие удобные по сравнению с паспортом, и спросил риторически:

– Эстония?

– Si, – ответил Калев.

Вернув документы, комиссар задал несколько вопросов, поинтересовался, во сколько они вышли из дому и где были, Калев все рассказал, не забыв упомянуть про незапертую дверь, комиссар покивал, Диане показалось, что этим допрос и ограничится, но тут бритоголовый, без всякого, впрочем, интереса, и даже с полным равнодушием, наверно, просто ради формальности, задал вопрос, которого Диана боялась с самого начала.

– Вы случайно не знаете этого человека? – и кивнул в сторону двери, откуда на носилках как раз выносили труп.

– Случайно знаем, – ответил Калев.

Оба, и комиссар, и флейтист, стоявший рядом, затаращились на него.

– И кто же он? – продолжил комиссар заинтересованно.

– Как его зовут, мне неведомо, но я знаю, что он работает на железной дороге контролером.

Комиссар напрягся и начал прямо стрелять вопросами.

– Вы его встретили в поезде?

– Да.

– И запомнили?

– Естественно.

– Почему естественно?

– Потому что он нас оштрафовал.

– За что?

– Мы забыли прокомпостировать билет.

– Когда это случилось?

– Сегодня.

– В каком поезде?

– В региональном.

– Это я понял, откуда он шел?

– Из Венеции.

– Вы до того были в Венеции?

– Да.

– И сегодня приехали в Болонью?

– Да.

– И забыли прокомпостировать билет?

– Да.

– И он вас оштрафовал?

– Да.

– Вы сопротивлялись?

– Нет, конечно.

– Вы не поссорились?

– Нет.

– Но вы ведь турист, вы могли бы и не знать, что билет надо прокомпостировать?

– Нет, мы знали, мы не впервые в Италии.

– Но забыли?

– Да.

– Почему?

– В Венеции было наводнение, мы с трудом дошли до вокзала и были взволнованы.

– Вы сказали контролеру об этом?

– Нет, зачем?

– Может, он понял бы вас?

– Не думаю.

– Почему?

– Не тот характер.

– В каком смысле?

Калев вздохнул.

– Он из тех людей, кто получает удовольствие, когда сможет кому-нибудь нагадить.

– Откуда вы знаете?

– Это моя профессия.

– Вы психолог?

– Я писатель.

– Что вы пишете?

– Романы.

– Хорошо покупаются?

– Так себе.

– На итальянский не переведены?

– Пока нет.

– А на английский?

– Тоже нет.

Комиссар пристально посмотрел на Калева.

– Но вы все-таки обиделись на него, что он вас оштрафовал?

– Ну, немного, конечно, обиделся.

– Немного или много?

– Может, даже много.

– Столько, чтобы при случае с ним расквитаться?

– Об этом я не думал.

– Но, по вашему мнению, он оштрафовал вас несправедливо?

– Нет, почему, он имел на это право.

– Юридическое, но моральное?

– Нет, морального, конечно, не имел.

Комиссар еще раз пристально посмотрел на Калева.

– И за это вы убили его?

– Только мысленно, – ответил Калев не задумываясь.

– В каком смысле?

– Ну, я сказал себе беззвучно: «Чтоб ты сдох!»

Диана удивилась – она-то думала, что такие кровожадные импульсы свойственны только ей…

– Но так ведь и случилось? – продолжил комиссар.

– Вы считаете, что можно убить человека одной мыслью?

В голосе Калева прозвучала ирония, и бритоголовый мгновенно поменял тему.

– После поезда вы его не встречали?

– Живым – нет.

Комиссар умолк, а затем повернулся в сторону Дианы и померил ее длинным оценивающим взглядом.

– Вы подтверждаете все, что сказал ваш муж?

– Да.

– Ничего добавлять не желаете?

– Нет.

Комиссар как будто хотел задать еще один вопрос, но неожиданно передумал, подтянулся, и обратился снова к Калеву:

– Ну хорошо, сейчас поздно, но нам надо еще поговорить. Я заеду к вам завтра. В два часа подойдет?

– Мы собирались завтра посетить Модену.

– А вот это я попрошу вас не делать, – сказал комиссар быстро.

– Вы хотите взять у нас подписку о невыезде?

– Нет, что вы. – заулыбался комиссар. – Но я попрошу уважить мою просьбу. Как-никак, но мы имеем дело с преступлением. Очень может быть, что даже с убийством.

Он оглядел всех троих, и объявил:

– А теперь, пожалуйста, следуйте за мною в дом.

Диана взглянула на Калева, по виду мужа было понятно, что он догадывается, к чему эта процессия. Все машины, кроме той, огромной, из которой вылез комиссар, успели уехать, в ней неподвижно сидел водитель и слушал монотонный тум-тум современной так называемой музыки.

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж, и комиссар показал на дверь флейтиста – она была приоткрыта.

– Вы в таком виде оставили квартиру, когда уходили на спектакль?

– Нет, конечно, нет, – пробормотал флейтист. – О боже! Значит, я был прав…

Шатаясь, он вошел.

– А вы, когда выходили, не заметили, в каком положении была дверь? – обратился комиссар к Калеву.

– Специально я внимание не обратил, но, думаю, она была закрыта.

Комиссар посмотрел в сторону Дианы.

– Закрыта, – подтвердила она.

Из квартиры тем временем послышался вопль:

– «Лир»! Они украли мой «Лир»!»

Комиссар быстро вошел, Калев, не задумавшись, последовал за ним. Диана колебалась секунду, никто ее входить не приглашал – но и не запрещал, и она присоединилась к другим. В прихожей она мягко отодвинула Калева, вставшего на пороге гостиной, и взглянула внутрь. Там царил страшный беспорядок, папки и отдельные листы покрыли пол, было ощущение всемирного потопа, только не воды, а нотных бумаг, они валялись даже под роялем, стоявшем в углу. И среди всего этого хаоса на коленях стоял флейтист и рыдал:

– «Лир»! Они украли «Лир»!

Калев и Диана переглянулись.

– Пошли, – шепнул Калев.

Он взял Диану за локоть и вывез из квартиры. Последнее, что она услышала, был недоуменный голос комиссара:

– Какой лир? Лиры давно не в ходу, у нас теперь евро.

Аппетит Дианы пропал бесследно, сгинуло в небытие и возвышенное настроение, сопровождавшее их всю дорогу от театра до квартиры. Даже обсудить ситуацию не удалось, Калев замкнулся и не выказал желания побеседовать. Диана очень хотела спросить, так ли уж необходимо было информировать комиссара о штрафе, но она знала, что если муж в подобном настроении, задавать ему вопросы бесполезно, все равно не ответит. Они молча выпили чаю и почти сразу после этого легли, но Диана еще долго не могла уснуть. Калев рядом давно похрапывал, а она все вертелась и вертелась, вернее, особо даже не вертелась, так как боялась разбудить мужа, но ощущение было именно такое, что вертится. Ну и влипли же они! Конечно, их вряд ли станут обвинять в убийстве, но каких нервов это будет стоить? Чтобы забыть свои проблемы, она переключилась на других персонажей этой грустной истории. Как ни странно, она больше переживала за флейтиста, чем за контролера, она все вспоминала, какой трагический вид был у Фабиани, стоявшего на коленях среди партитур – еще бы, найти такой раритет, и почти сразу же его утратить! Контролер в Диане положительных эмоций не вызывал, и она никак не могла заставить себя посочувствовать ему. Она пожурила себя – все-таки человек погиб, чересчур жестокое наказание за какой-то штраф, хоть и не самый оправданный. Она попыталась представить жизнь контролера, подумала, что не такая уж она и сладкая – все время в дороге, в трясущемся поезде… Затем она задала себе вопрос, была ли у этого человека семья, дети? Если да, то они остались без кормильца… И все равно настоящего сочувствия в ней не возникало.

Отчаявшись от бесплодных попыток заснуть, Диана начала обдумывать версии преступления – или преступлений, все зависит от того, связаны ли между собой смерть контролера и ограбление флейтиста. Очевидно, да. Но как? Был ли контролер одним из грабителей? Если так, то, впопыхах покидая место преступления, он вполне мог поскользнуться на лестнице. Правда, партитуры у него за пазухой, скорее всего, не нашли, иначе бритоголовый утешил бы флейтиста, значит, кто-то ее взял. Но кто? Да, подумала Диана, без сообщника тут не обошлось.

Имела право на жизнь и другая версия: контролер, по какой-то причине мог явиться в дом флейтиста, застать грабителя и попытаться его остановить, за что и поплатился жизнью, но Диана мало в нее верила – как правильно сказал ее умный муж, «не тот характер». И что ему тут было делать? Тут она снова вспомнила про загадочного Сантелли, который так и не дал о себе знать, и уснула…

Проснулись они поздно, Диана, увидев, что уже светло, вскочила и отправилась мыться, а Калев остался лежать, только перевернулся на спину. Дома муж, пока Диана делала гимнастику, любил почитать в постели, он и в путешествие как будто прихватил с собой некую книгу на эстонском, но охоты ею заниматься, по всей видимости, не было, и он просто глядел в потолок.

Однако, когда Диана перешла к нанесению «боевой раскраски», из комнаты донеслась возня, а затем голос Калева:

– Я выйду на четверть часа.

– Куда? – крикнула Диана, но ответа не последовало, вместо этого хлопнула дверь.

Наверно, пошел за свежим багетом, решила она, и сосредоточилась на веках: следовало оттенить их краской, подходящей к блузке в желтых тонах, которую она собиралась надеть сегодня к оранжевому пиджаку. Она не торопилась – ванная была просторная, красивая, удобная, не то что их каморка в Таллине.

Завершив макияж и надев серьги, она вернулась в гостиную, служившую одновременно спальней и кухней – три в одном – и занялась приготовлениями к завтраку.

Калева пришлось ждать долго, он вернулся, когда стол давно уже был накрыт, осталось только заварить кофе. В руке муж держал две-три газеты.

– Воскресенье, киоски закрыты, с трудом нашел один, – объяснил он смущенно. – Да и газет мало.

– Я думала, ты пошел за багетом, – сказала Диана.

Калев, уже начавший раздеваться, застыл, одна нога голая, другая в штанине.

– Прости. Сбегать?

– Не надо, обойдемся, от Венеции еще остался кусок.

Муж быстро переоделся, сходил помыться и побриться и начал заваривать кофе. Диана, которой делать было нечего, выбрала одну из газет и пролистывала ее, надеясь найти заметку о похищении партитуры, или даже фотографию мертвеца. Калев следил за ней ревниво и даже как будто обиженно, и, когда она отложила газету, спросил:

– Ничего нет?

– Не-а. Я, по крайней мере, не нашла. Не успели, наверно.

– Очень плохо.

– Почему плохо?

– Ну, нужна же нам хоть какая-то информация.

– Ты что, собираешься сам расследовать это преступление?

– Вообще– то ни малейшего желания не имею, но, возможно, придется. Как-никак, но мы с тобой числимся в подозреваемых.

Диана затихла. Да, неприятная ситуация. Она крепко запомнила взгляд комиссара, измеривший ее с ног до головы. Он как будто раздевал ее, но не в том смысле, как это мужчины нередко делают, а словно совершая обыск.

Калев еще колдовал над джезве, и Диана решила задать вопрос, который мучил ее со вчерашнего вечера:

– А ты не мог им сказать, что не знаешь этого человека? Контролера, ну…

– Не мог, – отрезал Калев.

Диана умолкла, хотя ей и очень хотелось спросить – почему?

Но Калев сам все объяснил, как только снял джезве с плиты.

– Видишь ли, в таких случаях надо обязательно говорить правду. Они ведь могут выяснить, что он нас оштрафовал, и что мы тогда скажем? Что забыли? Не узнали? Весьма подозрительно.

– А как они могут выяснить?

– Мало ли как. Контролер ведь спросил мой документ, возможно, записал номер. К тому же, они могут выйти на нашего соседа по поезду.

– На какого соседа? На коротышку?

– Ну да.

– Каким образом?

– В поезде установлены камеры.

– Видеонаблюдение?

– Конечно. Везде висят объявления, ты не замечала? Изучат запись, могут вполне обнаружить и перипетии со штрафом. Ну что, кофе пить будем?

И они сели за стол.

После завтрака Диана занялась мытьем посуды, а Калев принялся просматривать газеты. Много времени на это у него не ушло, уже минут через пять он презрительно швырнул стопку на кровать.

– Так ничего и нет? – спросила Диана громко, чтобы шум воды не заглушал ее голос.

– Две бесполезные заметки, настолько мелким шрифтом, что ты, конечно, и не могла заметить, – ответил Калев, тоже повысив голос.

– О чем?

– Да ни о чем. В Европе мания защиты личных данных. Даже имя этого проклятого контролера не пишут, только инициалы: Дж. Ф.

– Дж. Ф. – повторила Диана задумчиво.

Она выключила воду, чтобы спокойно обдумать информацию.

– Джино Феррари, что ли?

– Или Джакомо Ферони.

– Джулиано Ферретти.

– Джанлуиджи Фельтринелли.

– Джованни Форте.

– Джузеппе Фраскати.

Диана вздохнула.

– Красивый все-таки язык. И почему я не его пошла учить?

– Первая треть нашей жизни проходит под знаком генов и воспитания. Собственный вкус приобретают, когда все уже решено.

– Да, ты прав. И что же делать?

Она включила воду и снова выключила.

– Калев! А ведь Фабиани тоже начинается на Ф!

– Но он же сказал, что не знает мертвеца.

– Он мог и наврать. Может, контролер – его незаконнорожденный сын, который пришел отомстить бесчестному отцу. Только парричида обернулась для него катастрофой, свалился с лестницы[6]6
  парричида (parricida) – отцеубийтсво (на ит.)


[Закрыть].

– Ну и фантазия у тебя! По-моему, нам пора меняться профессиями.

Диана прыснула.

– А о чем больше пишут, об убийстве, или о краже?

Калев потянулся к кровати и взял одну из газет.

– Вот, читаю. Вчера поздним вечером в одном из домов на улице Инферно была совершена кража драгоценного художественного произведения. В том же подъезде обнаружено безжизненное тело жителя Болоньи, сорокадвухлетнего Дж. Ф… Полиция расследует, связаны ли между собой эти два происшествия.

– То есть, они не говорят, что это убийство?

– Они ничего не скажут, пока не будут точно знать.

Диана снова включила воду, домыла посуду, поставила последнюю тарелку в сушилку, сняла резиновые перчатки и присела к столу.

– А кофе больше не дадут?

– Конечно, дадут.

Налив супруге кофе, Калев встал и подошел к стене с программками и фотографиями, а Диана взяла со стола следующую газету.

– В этой тоже ничего нет? Про нас ни слова?

– Как нет, есть, огромное фото с надписью – «Эстонские туристы убили оштрафовавшего их контролера».

– Калев!

Калев вздохнул, и заговорил с ней как с ребенком:

– Ну, представь, они напишут: «Полиция подозревает в совершенных преступлениях двух эстонских туристов, супружескую пару Кару». А мы – бац! и подадим на них в суд за клевету.

– Бац! – повторила Диана с удовольствием.

Диана полистала газету, надеясь найти рецензию на «Путешествие в Реймс», конечно же, ничего подобного не обнаружила, зато ей на глаза попалась огромная статья про какого-то рок-певца, и она с отвращением положила презренное издание обратно на стол.

– А ты обратила внимание на фотографии? – спросил неожиданно Калев.

– Где? В газете?

– Да нет, на стене.

Диана встала, подошла поближе и взглянула на «выставку». Да, кого только тут не было! Чуть ли не все, кто блистал на оперной сцене в начале и середине прошлого века. Она без труда узнала Джильи, Карузо, Пертиле, Бастианини, Канилью, Тебальди…

– А кого-то и нет, – сказал Калев с хитринкой.

– Кого?

– Погляди внимательно.

Диана быстро обвела взглядом фотографии.

– Каллас, что ли?

– Ну да.

– Так ей и надо, продукту пиара, – сказала Диана злорадно.

Супруги Кару были уверены, что Мария Каллас – весьма посредственная певица, слава которой основывалась не на пении, а на рекламе. Ей не доставало школы, верхи у нее звучали пронзительно, низы – искусственно, и что главное – она вся была фальшивая, ни одной искренней эмоции, сплошное притворство.

– Значит, есть еще люди, которые это понимают, – произнес Калев с оттенком уважения.

Они вернулись к столу, допили кофе.

– А ведь мы даже не знаем, была ли у контролера семья? – вспомнила Диана мелькавшие ночью мысли.

Калев мгновенно помрачнел.

– Мы ничего не знаем, – пробормотал он и снова ушел в себя.

Надо же было мне ему напомнить, пожалела Диана, но тут муж словно очнулся и спросил: – А как насчет прогулли? До двух уйма времени.

– Давай, – согласилась Диана.

Спустившись на пиано нобиле, Диана украдкой посмотрела в сторону той, второй, квартиры, где должен был обитать некий Сантелли. Почему он не показывается? Уехал, что ли? А, может, он инвалид, сидит дома? Но в таком случае он мог слышать, что происходило в подъезде, пока супруги Кару внимали божественным звукам, которые Фабиани извлекал из своей флейты.

В квартире хозяина тоже было тихо. Спит еще, после такого шока он наверняка не мог заснуть до глубокой ночи, подумала Диана. Она посмотрела на Калева, прислушивается ли муж к тому, что творится в доме, но Калев опять замкнулся и не выказывал никакого интереса к окружающему.

Ступив на вторую лестницу, Диана взглядом поискала на ней следы крови, но ни одного красного пятнышка не обнаружила. Вряд ли смыли, подумала она, наверно, их вообще не было, края ступенек пологие, обточенные временем. Бритоголовый, конечно, мог бы ответить на этот вопрос, ведь его специалисты все дотошно проверили, но им-то он докладывать не будет. Да и дотошно ли они проверяли? У Дианы создалось впечатление, что все торопились домой, смотреть футбольное обозрение. Время позднее, зачем морочить себе голову каким-то убийством?

Когда они вышли, Калев повернул не в сторону театра, а в противоположную. Они блуждали некоторое время по узким переулкам и дошли до виа Индепенденца. Диана подумала, что Калев свернет к Нептуну, но муж перешел улицу и пошел прямо. Ничего интересного в том районе не было, и Диана поняла, что у Калева нет определенной цели. Хочет побродить, поразмыслить, догадалась она, и незаметно взглянула на мужа. Лицо у него было хмурое, сосредоточенное.

На перекрестке показался супермаркет, где в прошлый раз они по дешевке купили вкуснейшее прошутто, Диана чуть не предложила Калеву зайти, но не осмелилась, еще собьет мужа с мысли, однако Калев неожиданно сказал сам:

– Давай зайдем, а то у нас нет ничего вкусного на ужин.

Диана с радостью согласилась, и они вошли. В этот раз прошутто было отнюдь не таким дешевым, но они все же купили «un etto», как попросил у продавца Калев, то есть, сто грамм, и багет.

Выйдя, Калев пошел прямо, примерно в ту сторону, где, по представлению Дианы, должно было находиться Дуомо. Шаги у него стали длиннее, и Диане пришлось крепко схватить мужа за руку, чтобы тот «не убежал».

Вдруг Калев заговорил.

– Видишь ли, в чем проблема. Без Андреса я чувствую себя слепым и глухим.

Андрес Кару, комиссар таллинской уголовной полиции, иногда, пытаясь найти разгадку трудной задачи, приходил к своему двоюродному брату Калеву, ставил рядом со стулом портфель, набитый сведениями о расследуемом деле, и начинал рассказывать, что у него не складывается – и Калев нередко подсказывал возможное решение.

– Да, верно, – продолжил Калев после короткой паузы, – мы ему помогали, находили убийц, но – информацию приносил нам он. Он объяснял, кто есть кто, выкладывал подноготную каждого, мало-мальски подозреваемого, кроме того, приводил различные данные – о времени совершения преступления, об опечатках пальцев, об алиби– у кого оно есть, а у кого нет, и так далее. Нам нужно было лишь сложить все факты вместе, и объявить вердикт…

Диане ужасно понравилось, что Калев говорил: «мы», «нам», она даже покраснела от удовольствия и одновременно от неловкости, ведь ее роль в «вынесении вердиктов» была ничтожна. Однако, она не стала восстанавливать истину, хотела дать Калеву спокойно выговориться.

– Даже в тот раз, когда мы собственными глазами видели, как было совершено убийство, без Андреса мы преступника не нашли бы, тот мог спокойно убивать наших соседей и дальше.[7]7
  См. роман «Убийство на улице Фельмана».


[Закрыть] (Ну, это он преувеличивает, подумала Диана, но промолчала). А сейчас Андреса нет, и я как без глаз и ушей. Ничего не вижу, ничего не слышу…