Текст книги "Сказки из рюмочной"
Автор книги: Гоша Апальков
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Сказки из рюмочной
(Гоша Апальков)
Пролог
На окраине одного провинциального городка, на первом этаже ветхого деревянного дома находится самим богом забытая рюмочная. Бар, кафе, паб, таверна – разные люди по-разному такие места называют, но суть за тысячей имён одна: сюда приходят, чтобы поесть, попить и поговорить.
Я был во многих барах, кафе, пабах, тавернах и рюмочных этой планеты, и место, о котором пойдёт речь, ничем от них не отличается. Здесь нет особенной, магической атмосферы, которая заставляла бы упиваться каждой проведённой тут секундой. Нет ничего изысканного в меню, нет изюминок во внутреннем убранстве. Бармены и официанты не отличаются особенной приветливостью или хамоватостью, драки тут бывают не чаще, чем где-либо ещё. Эта безымянная рюмочная – самое заурядное место на планете. Возможно, в том и состоит её особенность, но боюсь, что «необычная в своей заурядности» прозвучит как убогий оксюморон.
Я там был. Светящаяся вывеска с красной стрелкой над входом ненавязчиво приглашает внутрь. В прихожей справа стоят вешалки для верхней одежды. Зал представлен стенами, обтянутыми тёмными панелями, деревянным полом и выкрашенным в серый цвет потолком. Немногочисленные окошки занавешены жалюзи, под ними, вдоль стены, расположены столики, а с противоположной стороны – длинная стойка. «Это место далеко от дома», – такой была первая мысль, мелькнувшая в моей голове. «Унылое алкочистилище», – такой была вторая.
Изначально я зашёл туда, чтобы воспользоваться туалетом, но потом решил задержаться. Перекусил бутербродом, выпил кофейку, покурил и ушёл. Уже сев в автобус, я вспомнил, что оставил на стойке только-только распечатанную пачку сигарет. Досадно, но, решил я, кому-то сегодня повезёт.
Выйдя из автобуса, я отметил для себя ещё кое-что касательно той рюмочной. Деталь, которая могла всё-таки выделила её из числа иных знакомых мест. Там, внутри, пропадает ощущение времени. Там его словно не существует.
1: Зелёный сон
– Твои сиги? – поинтересовался белобрысый.
– Неа, – ответил качок.
Белобрысый закурил. В воздухе повисли пауза и синее облако дыма.
– Ну, в целом да, согласен с тобой. По сути-то.
– Угу, – отрешённо кивнул качок.
Они были друзьями детства. Качок только что вернулся из армии, а белобрысый встречал его. Больше некому было: девушка не дождалась, товарищи разъехались. А старый знакомый вот решил встретить. Качок был ещё в форме: не успел переодеться. Сразу с вокзала они пришли в рюмочную и сели за маленький столик в середине зала.
Качок вздохнул.
– А как в городе вообще? Что нового? – спросил он.
– Да ничё, – ответил белобрысый и затянулся.
– Так же?
– Ну.
– Понятно.
Снова пауза. Подошла официантка, принесла по паре пива. Ребята не хотели долго засиживаться, и решили, что ограничатся парой пива, а потом – по домам.
Официантка ушла.
– Ну, расскажи про армейку, что ли.
– Про армейку я могу мно-о-ого рассказать. Ты спрашивай.
– Блин, не знаю даже. Говорят, там тупеют. Ты как, отупел? Как сам считаешь?
– Тупеют, да. Отупел – это не совсем то слово, наверное, хотя можно и так сказать. Скорее отвык, знаешь. Выпал как-то. Но и отупел ощутимо: видишь, как разговариваю.
– Да нормально разговариваешь! Кто-то вон без «бля» слов вообще не вяжет, а «ебать» вместо запятых, – белобрысый хохотнул. Качок усмехнулся.
– Да-а. Но что ум притупился – это точно, чувствую.
– Идти туда как вообще, стоит?
– Тебе лучше не ходить, – ответил качок, улыбнувшись и глотнув пива.
– Чё это именно мне? – спросил белобрысый, смеясь и стряхивая пепел.
– Нет, если у тебя цель какая-то есть конкретная – иди ради бога. У меня вот была цель получить некий experience – я этот experience получил. Другой вопрос, стоил ли он затраченного года.
– Но какие-то навыки там всё равно приобретаешь: дисциплина там, физуха в конце концов, самостоятельность…
– Самостоятельность, ага…
– Нет, ну а чё? Понятно, что то же самое можно и на гражданке получить…
– Вот именно.
– …не тратя год и со всеми удобствами, но для кого-то это вариант.
– Вот для тебя лично вариант?
– Не, я – другое дело. Но если бы после школы…
– Погоди, погоди. Во-первых, да, согласен: в армию если и идти, то надо идти после школы.
– Ну.
– А во-вторых, я тебе сейчас одну историю расскажу, а ты сам решай, идти ли тебе туда или не идти.
Белобрысый выказал готовность слушать.
– Был у нас один участок, огороженный колючей проволокой. Проволока была закреплена на бетонных столбах. И некой группе была поставлена задача всё это дело разобрать: размотать проволоку, выкопать столбы и сложить всё в центр участка. Не мы это были. Группа с задачей справилась. Тоже срочники, как ты мог догадаться. Потом пришли мы. Нам была поставлена следующая задача: перетащить всё это дело в угол, подальше, поскольку командованию не понравилось, как столбы и проволока в середине участка валяются. Было нас, значит, пятеро. Ты когда-нибудь пробовал поднять бетонный столб?
– Неа, не случалось, – сказал белобрысый, приговорив первую бутылку пива. Сигарета была вмята в дно пепельницы и уже потухла.
– Ну, как тебе объяснить. Они пиздец, какие тяжёлые. Мы пробовали вдвоём нести одну штуку, пробовали впятером – никак. Позвали старших: двоих контрактников, которые нас типа контролировали. Сказали им, что, мол, это пиздец, ну реально. Они затылки почесали, с нами попытались их потаскать и убедились, что да, пиздец. Короче, задача не была выполнена. Командование нас в конце дня, конечно, отчитало, потом пришла другая группа, и они, вроде как, всё сделали. А потом пришла проверка из ещё выше стоящего командования, и знаешь, что?
– М?
– «А нахуя вы, говорят, ограждение разобрали? Восстановить обратно, как было!»
Белобрысый хохотал, прикуривая вторую сигарету.
– И так везде, – подытожил качок, осушив бутылку и догнав белобрысого.
– Мне это одну историю напомнило, уж не знаю, реальную или анекдот. Про военную кафедру…
– Военная кафедра… Пиджаки, что они знают о реальных задачах?
– Не о том речь. Короче, сидит, группа на паре, или типа того. Лектор, или как он у них называется, ставит проектор, экран, ноут: необходим презентационный материал. При погонах дядька, в форме, все дела. Включает всё, запускает бук, но картинка, проецируемая на экран, оказывается перевёрнутой. Студенты ржут, лектор чешет репу. Потом подходит к экрану и переворачивает его. Изображение по-прежнему перевёрнуто, а студенты валятся со стульев. День сделан.
– Забавно, – качок взял сигарету из пачки и прикурил, – но я немного о другом хотел сказать. Понимаешь, вот эта вся, казалось бы, бессмысленная возня, а-ля красить траву в зелёный цвет – она ведь не просто так.
– Сакральный смысл? – белобрысый ухмыльнулся.
– На самом деле, без шуток. Понимаешь, дело в том, что человек в армии должен быть чем-то заёбан. Для того и придумываются всякие бредовые квесты: военнослужащий должен быть заёбан.
– Зачем? В смысле, зачем такой фигнёй заниматься? Это же нулевое КПД.
– Как только появляется продуктивная задача – посылают выполнять её. А заёбан военнослужащий должен быть для того, чтобы выпустить пар. Ты не представляешь, каков градус напряжения в казарме. Все срутся друг с другом по любому поводу, абсолютно по любому. При мне два пацана посрались из-за места в очереди в столовой. В очереди. Причём один стоял третьим, а другой – четвёртым. Понимаешь? Поэтому все должны быть перманентно заёбаны, а иначе часть охватит беспредел и разврат.
Белобрысый вдавил второй окурок в пепельницу, а качок сделал две глубокие затяжки.
– Вот и решай, надо ли тебе оно. Ради experience – возможно, но, скажу тебе честно: этот experience того не стоит.
– Да уж. Батя мой однажды сказал: «Армия – это хорошая школа. Но это плохая школа».
– Как-то так, да.
Белобрысый допил вторую бутылку. Качок ещё был в середине.
– Чё, ты как насчёт догнаться? – спросил белобрысый.
– Не против, в принципе. Ещё пива?
– Да давай водки уж сразу. Девушка!
Подошла официантка, приняла заказ на водку.
– А вообще чем думаешь заняться? Планы есть какие-то?
– На заочку, наверное, и работать.
– А более грандиозные планы? Ну, там, амбиции, все дела? Короче, чем бы хотел в жизни заниматься?
Качок задумался. Официантка принесла бутылку водки, две рюмки и поставила на столик.
– Мне кальяны всегда нравились, – ответил качок, – хотел бы свою кальянную открыть.
– Здесь, у нас?
– Ну да.
– А перебраться никуда не хочешь?
– Да нет, наверное.
– Ясно. Ладно, накатим.
– Давай.
Белобрысый открыл бутылку, плеснул другу и себе, потом они чокнулись и накатили.
Качок закурил новую сигарету.
– У тебя-то как? – спросил он, – Слышал, ты теперь семейный.
– Ага, да. Потихоньку всё, нормально.
– Кредиты, спиногрызы…
– Да не, до этого ещё далеко. Но даже так, налегке, рутинно и хлопотно.
– Н-да…
И какое-то время они молчали. А потом белобрысый снова плеснул, и они снова без слов накатили.
– Такие дела, – подытожил белобрысый, затянувшись.
– Да-а… Жизнь, блядь.
– Ага. Давно ли по дворам бесились?
– Да. Да.
– У меня знаешь, как? Иногда кажется, что вся интересная часть уже прошла. Знаешь, как на пластинке: первый куплет отыграл, припев прошёл, а потом заело. И будто бы так до конца будет.
– Да. Да. И тянутся бесконечные тоскливые дни. Длинный зелёный сон. Давай ещё по одной.
Белобрысый плеснул. Накатили не чокаясь.
– Да. А я ведь чуть в Сирию не уехал, – сказанул вдруг качок.
– Ну нахер? Зачем?
– Деньги нормальные, два года на корабле, как два пальца обоссать. Но, если честно, башка прохудилась просто. Настолько, что хотелось хоть куда-нибудь поехать, лишь бы пострелять.
– Настолько всё там плохо?
– Да, братишка. И не я один такой. Многие думали, многие поехали. Туда или сюда. Но я чё-то вовремя опомнился. Даже просто на контракт не захотел оставаться, хотя планировал.
Качок уставился в соринку на плече женщины, сидевшей в противоположном конце зала.
– Ебучий зелёный сон, – произнёс он.
Белобрысый ничего не ответил. Лишь сидел и кивал, глядя на вмятый в пепельницу окурок, в агонии испускавший вверх тонкую струнку своей ядовитой души.
– Или уехал? Забыл, блядь, – буркнул качок себе под нос.
Белобрысый не обратил внимания. Минуту они сидели в тишине, может, дольше. Потом белобрысый созрел для наката «на посошок».
– Будем, – сказал он и, не увидев никого напротив себя, чокнулся с бесхозной стопкой.
Приют
За окном светло, значит сейчас не ночь. Даже новорождённая личинка человека или другого более-менее разумного существа пришла бы к такому выводу, увидев утреннее солнышко. Мне же это представилось открытием, я был горд собой похлеще, наверное, самого Армстронга в момент, когда его нога примяла собою лунный грунт. Сладко потянувшись и тут же скрючившись на тесной тахте от боли в голове, я огляделся по сторонам. Знакомая незнакомая комната. Четыре голые стены, окно, книжная полка, заваленная книгами и хламом, распахнутый настежь шкаф, заваленный хламом, и пол, на котором валялся хлам, не поместившийся на полке и в шкафу. Повернув голову, я увидел на тахте ещё одно тело. Оно оказалось Ильдаром – моим хорошим знакомым, который и привёл нас сюда. Строго говоря, то был не совсем он: нас притащил сюда его дружище. Вчера ночью, в совершенно неадекватном состоянии. Это воспоминание послужило путеводной ниточкой, следуя по которой мой разум вышел к другим, доселе сокрытым за пеленой похмельного бреда образам. Но думать о них сейчас не хотелось. Думать не хотелось вообще: хотелось пить, жрать и избавиться от боли в башке.
Встав с тахты, я поплёлся к покосившейся двери. Она со скрипом отворилась и явила следующий офис корпорации бедлама. Войдя в него, я запнулся о ножку дивана. На нём лежали три тела: женщина, мужчина и мужчина. Из-за дивана торчали ещё две ноги. Обстановка та же: хлам, хлам, хлам кругом, шкаф-стенка, компьютер и гитары. Бутылки. Пустые. Воды нет.
В прихожей, на вешалке, я нашёл свою устряпанную грязью куртку и отрыл в ней две таблетки Цитрамона. Я проглотил их, зашёл в ванную и надолго присосался к крану. Жажду заборол, осталось побороть голод.
Раскардаш на кухне уже не вызвал особых эмоций. В холодильнике ничего не было. Тоскливо. Мой взгляд застыл на распечатанной упаковке кошачьего корма, и взгляд этот был полон сомнений. Отбросив их прочь, я стал горстями грызть эти штуки, похожие на сухари со вкусом шерсти. Запив это дело вином, я вернулся туда, откуда пришёл, и встретил очнувшегося Ильдара.
– Там твоя толстовка. На полу. На ней кошка. Найдёшь короче. Одевайся и давай валить, – сказал он.
Я кивнул. На полу в спальне, между смятыми бумажками, упаковкой йогурта и пластиковой бутылкой, лежала толстовка. На ней действительно спала кошка, и пришлось потревожить её покой. Я надел кофту и вышел из комнаты, окинув её взглядом на прощанье.
На диване в зале по-прежнему лежали люди. По-прежнему без сознания. Бородатый парень в центре обнимал парня с краю, в то время, как женщина лежала у стенки в одиночестве.
– Пошли, – прошипел Ильдар из прихожей, – И карманы прошмонай.
Я не обнаружил пропаж. Потом надел ботинки, куртку и вышел на лестницу.
– Надо сказать, чтоб дверь закрыли.
Ильдар махнул рукой.
Мы вышли на улицу, во двор обшарпанной трёхэтажки. Не заметив вокруг ни души, я рефлекторно достал из кармана джинсов телефон и посмотрел на время.
– Сколько? – спросил Ильдар.
– Полдевятого.
– В школу надо.
– Ну её.
– Как знаешь. Сам остановку найдёшь?
– Прикалываешься?
– Ясно. Вообще помнишь, как тут оказался?
– Смутно.
Мы вышли из дворов, прошли пару кварталов, и я худо-бедно сориентировался на местности. Мы были в центре, недалеко от набережной, драмтеатра и памятника человеку, монументы во славу которого есть в каждом, даже самом маленьком городке этой страны. Некоторые события вчерашней ночи к тому моменту всплыли в памяти. Но чтобы быть уверенным в том, что мои голова, совесть и честь чисты, я попросил Ильдара:
– Расскажи про вчерашнее.
– Что именно?
– Всё.
– Откуда начать? – вздохнул он, явно не горевший желанием молоть языком.
– С истоков.
– Ну… начало было неплохое:
Я, ты и бутылка тяжёлого горючего сидели у меня, играли в приставку и травили байки. Бутылка опустела на три четверти, когда нас накрыло. Мало что поменялось: мы по-прежнему сидели, трещали и играли, только теперь – при повышенном градусе хорошего настроения. Потом я глянул на часы и понял, что с минуты на минуту домой должна вернуться мать, которую я о нашем застолье не предупредил. Я стал бегать, суетиться и заметать следы. Ты мне помог, но в своеобразной манере: выпил остатки коньяка. Минут через десять тебя совсем развезло: ты не мог пары слов связать, не говоря уже о том, чтобы ровно стоять на ногах. Я был в более презентабельном, но не слишком далёком от твоего состоянии.
Звонок в дверь. Я вытолкал тебя на балкон и спрятал там. Ясное дело, решение было не самым правильным: ты наверняка раскрыл настежь окно и пристально смотрел вниз, пытаясь сфокусировать взгляд на бетонной плите внизу. Возможно, даже думал о том, чтобы прыгнуть на неё с высоты пятого этажа. Кто тебя знает, может и впрямь прыгнул бы, но я успел всё уладить: спровадил мать в комнату, прикрыл дверь, вернулся за тобой, отвёл в прихожую и приказал тебе одеваться и следовать за мной.
Внизу нас ждал Вася, который был рождён для того, чтобы вытаскивать из таких вот переделок таких вот дуралеев, вроде нас. Мы с ним сошлись на том, что тебя в твоём состоянии приличным людям показывать нельзя, не говоря уже о том, чтобы сажать на маршрутку. Так что мы решили отвести тебя к Жоре. Тоже, кстати, культовая личность. Я тебе о нём рассказывал? Жора – это человек, у которого дома всегда кто-то тусит. Человек, чья квартира уже с незапамятных времён служит приютом для тех, кто в нём нуждается. Ненадолго, конечно: ночь, две максимум. К нему-то и лежал наш дальнейший путь.
Мы с Васей отнеслись к твоему пьяному телу достаточно либерально: не стали брать тебя под руку и насильно вести за собой. Просто сказали, мол, держись нас, и всё будет нормально. И до набережной ты шёл за нами, и всё было нормально. Со стороны ты даже выглядел вменяемым. До момента, пока не встал посреди набережной, не расстегнул штаны и не начал ссать. На виду у людей, вышедших погулять там тихим пятничным вечером. Вася намекнул тебе, что ты неправильно себя ведёшь, но ты послал его и продолжил быть пожарником.
Спустя пару кварталов, мы напоролись на ментов. В попытке внешне показаться адекватным, ты состроил такое выражение лица, что я понял: мы попали. Ты попал. С такой шайбой прямая дорога в вытрезвитель. Но они нас то ли пожалели, то ли ничего не заметили. Короче, мимо них мы проскочили.
Потом прошли мимо компании каких-то ребят в угрожающе чёрных кожаных куртках.
– Обезьянка, привет! – обратился ты к одному из них и протянул руку.
От них мы тоже ускользнули невероятным образом.
Войдя в квартиру Жоры, я первым делом представил тебя. Все поздоровались с тобой.
– Дбр вчер! – сказал ты настолько разборчиво, насколько мог, хлопнул всех по ладошкам и прыгнул на диван в гостиной. Потом о тебе все забыли. Забыли до той поры, пока ты не решил рассказать народу о культуре курения банановой кожуры и полыни. Дружище, ты – просто кладезь сумасшествия, такого бреда я не много слышал за свою недолгую жизнь.
Поняв, что всерьёз тебя не принимают, ты замолчал и принялся грызть семечки.
Ильдар замолк. Я решил, что рассказ подошёл к концу.
– Это всё? – спросил я.
– Ага. Дальше плохо помню. Травы Жориной хапанул, а она вместе с алко башню сносит.
– А чё мне долбануть не дал?
– Ты вчера ночью спрашивал.
– И чё ты ответил?
– «Спи давай».
– Ясно.
– Ладно, вон остановка. Давай, удачи, мне ещё в школу топать.
Мы разошлись. Я прошёл мимо остановки и отправился в парк. В автобус садиться рано, нужно ещё немного проветрить голову.
Зелёный хлеб
Рассказ мой разумнее всего было бы начать с приезда.
Приехал поездом. Пятнадцать часов пути – и я в Ханске. Приехал поступать в Ханский университет искусств и культуры на графического дизайнера. Завтра мне надлежит сдать творческий экзамен по рисунку и живописи. Рисую я из рук вон плохо, да и вообще ровно дышу в сторону всякого рода изобразительных штучек, но нужно же хоть какое-то образование получить. Ведь над людьми без вышки нынче сгущаются не самые замечательные перспективы: дворник, таксист, главный по картошечке. Профессии это, конечно, нужные, но пусть ими занимаются те, кто не прошёл естественный отбор или у чьих родителей не найдётся жалких пятисот тысяч на оплату обучения своего ребёнка. Или совсем уж скорбные личности, которые даже с дипломом не нашли себе лучшего применения.
Выйдя из поезда, я попал в окружение тех, о ком выше писал: маргинального вида мужичков с пропитыми лицами.
– Такси, такси, ребята!
– Таааакси, такси, такси!
– Такси по городу, не дорого, – говорили они наперебой одинаковыми голосами, да так быстро, что слова их слипались, и получалось: «Таксипогородунедорого».
– Молодой человек, такси?
– Нет, – отмахнулся я, оглядываясь. Где-то на перроне должен был стоять парень, обещавший приютить меня на пару дней – знакомый со времён недавних рок-н-ролльных пьянок. Он был старше меня. В Ханск перебрался год назад и за это время уже успел обзавестись здесь… Да ничем обзавестись не успел: квартира съёмная, престарелая «Волга» подарена родителями, и работка, насколько знаю, так себе. Но парень нормальный. Борей зовут. И как ни напрягал я зрение, нигде поблизости его не видел. Пришлось сидеть на лавочке, курить и ждать. На дворе было десять вечера и приятная июньская прохлада.
Поезд поехал дальше. Прибывшие вместе со мной люди уже разошлись кто куда, и на перрон вышли новые пассажиры с сумками, рюкзаками, баулами и детьми. Подождав десять джентльменских минут, я достал телефон и позвонил ему. В этот самый момент из дверей вокзала вышел рассеянного вида парень, выколупывавший из кармана брюк звонивший мобильник.
– Алё, слуш, соррян, я на вокзале уже, задержался, – сказал одновременно парень и голос в динамике.
– Я тут.
– О! Здоров!
– Привет.
Мы пожали руки.
– Ладно, пошли давай. Ещё раз прости, там так получилось.
– Да забей.
– Помочь чего-нибудь?
– Не, у меня только рюкзак.
«Волга» была припаркована далеко от главного входа. Пока шли, мы обменялись стандартными вопросами и ответами, вроде: «Как сам?» и «Нормально. Ты как?».
– Прыгай. Рюкзак можешь назад бросить, – говорил Боря, открывая машину.
Сев внутрь, я очень аккуратно закрыл дверь, чтобы ненароком ничего не повредить. Машинка выглядела жалко по сравнению с тем, что она из себя представляла года два назад, находясь во владении Бориного отца: на ветровом стекле не было трещин, обе задние фары были целы, а на пассажирской двери спереди не было уродливой вмятины. Это ж как водить нужно, и сколько, должно быть, Боря отдал жертвам всех этих аварий? Несомненно жертвам, поскольку виновником точно был он. А ещё квартиру снимает и одевается не бедно.
– Наркотиками не торгуешь? – зачем-то спросил я.
– Чё дурак? Какими наркотиками?
– Это я так.
Боря ещё раз усмешливо цыкнул, завёл машину, включил передачу и стал сдавать назад.
– Наркотиками… Сам-то чем занимаешься?
Мы вырулили на дорогу и поехали передом.
– Учиться буду.
– На кого, я забыл?
– На графического дизайнера.
Боря вздохнул и сделал такое лицо, будто следующую пару минут он собирался говорить что-то важное.
– Да-а, пацаны. Лохматит вас жизнь. Один имиджмейкером, другой в менеджеры, третий в рекламу. Костян хоть молодец – в армию пошёл. Год хернёй позанимается и больше не будет.
– Чё к чему ты это?
– Да ты ж не рисовал с роду!
– Я полгода с пятиклашками на ИЗО ходил.
– И чё?
– Науку изучил. Да и в детстве я рисовал, в начальных классах. Даже хвалили. Даже в художественную школу ходил.
– Я говорю: тебе самому оно надо?
– Чё ты начал? Сам же знаешь, почему всё и зачем, чё прикопался? Допросчик.
– Да вы хернёй занимаетесь просто, говорю тебе. Хотя ты прав, зря я учить взялся. Просто сам это всё недавно осознал. Знаешь, как в голову так: «Бум!», – Боря стукнул себя ладонью по лбу, – Вот я и это… того. Кипишую.
– Ты сам-то чем дышишь?
– Точно не графическим дизайном…
– Ну чё опять-то?
– Ладно, ладно, шуткую, – мы оба сдержанно похихикали, – Работаю я. Хотя как работаю… тоже по сути фигнёй маюсь. Короче – бизнес, скажем так.
– А чё за бизнес?
– Лень объяснять. Но не наркотики точно, хе-хе.
– А с образованием как?
– Я на заочке.
– Кем на заочке?
– Не помню.
Я от души засмеялся. Знаете, таким смехом, когда идёт натянутая беседа, и кто-то говорит что-то смешное. Боря подхватил моё настроение: хотел, наверное, чтобы сказанное им сошло за шутку.
– Да блин, на этого… как его… на экономиста какого-то или связиста, – дополнил он.
Когда хохотушки закончились, мы уже были где-то недалеко от исторического центра города: по бокам стали мелькать архаичные здания, размещавшие в себе кафе, бары и магазины одежды, тем самым вписываясь в современность.
– Познакомь что ли с городом.
– Блин, я, честно говоря, этих штучек не знаю. Типа: «Это здание было построено тогда-то и у него такая-то ценность». Про какие-то памятники знаю, про которые все знают, и всё. Ну, вот здесь ещё красиво: вон, то здание, видишь, которое реставрируют? Оно такое белое-белое, и ты, как с моста съезжаешь, то такое чувство, будто прям в него, в это здание едешь. А здесь нет, развилка.
– Расскажи тогда просто что-нибудь интересное, не обязательно об умном.
– А в остальном здесь то же самое, что и там, откуда ты приехал. То же быдло, те же мажоры, та же студентота расфуфыренная и люди простые. Только сам город побольше, и народа в нём больше, а так – ничего особенного.
– Понятно.
– Всё остальное сам узнаешь постепенно. Я откуда знаю, что тебе надо. Конкретней спросишь – отвечу.
– Спрошу, как в голову придёт.
Мы свернули во дворы и подъехали к одному из подъездов заурядной девятиэтажки, резавшей уличную тьму светом окон. Боря заглушил мотор, мы вышли из машины. Я забрал с заднего сиденья свой рюкзак.
– Погоди, давай покурим ещё, – предложил я, достав пачку из кармана куртки, – будешь?
– Не, я не курю. И тебе бы советовал бросать: стариком станешь раньше времени.
– Надо бы.
– Так не бросишь. Не планы нужно строить, а тупо взять и перестать.
– Попробуй-ка, перестань. Сам же знаешь, как засасывает.
– Знаю. Поэтому и говорю.
– Посмотрим. Может, так и сделаю.
– Ладно, докуривай и пошли.
Я достал телефон и набрал матери смс, мол, добрался хорошо, всё в порядке. Потом быстро укоротил сигарету и пошёл за борей в подъезд.
В прихожей нас встретила девушка с волосами цвета ванили. Боря познакомил нас. Его девушку звали Настей, и именно она была виновницей чистоты, порядка и уюта в этой квартире. Мы разулись и прошли на кухню.
– Чай, кофе? – спросила Настя.
– Можно для начала. А потом отметим, – распорядился Боря, достав из холодильника две бутылки коньяка.
Вот, что я помню о том вечере.
Мы выпили по чашке кофе, обменялись дежурными фразочками, а потом распечатали коньяк. Сначала мы культурно выпивали, Настя сообразила закуску, что было очень кстати, потому что я был зверски голоден. Мы кушали и пили, приговаривали стопку за стопкой, и в итоге приговорили первую бутылку, вслед за которой мы распечатали вторую. Когда кончилась и она, мы были изрядно навеселе. Особенно Боря. Иначе бы он не достал из хлебницы какой-то зелёный брусок в целлофановом пакете, издалека напоминавший очень сильно заплесневелый хлеб, и не предложил бы «дунуть». Он сказал, что обычно не «дует» и никому не предлагает, но сегодня особый случай. Мы вытряхнули из трёх моих сигарет табак и зарядили туда эту зелёную штуку. Потом проделали это ещё раз. Много хохотали, валялись, прыгали, подолгу рассматривали один кусочек сыра. А дальше провал.
В себя я пришёл на полу в ванной со спущенными штанами. Непосредственно в ванной лежала Настя в нижнем белье, укрытая халатом. Из крана ей на ноги бесшумно капала вода. Не будь я ещё под кайфом, то запаниковал бы, а так мою грудь лишь легонько тронул стыд за то, что я, возможно, натворил и страх перед последствиями.
Вокруг всё было в тонкой дымке нереальности. В горле чувствовался тошнотворный вкус всего вдыхавшегося вчера. Я, как истинный рыцарь, решил по-тихому свалить отсюда и больше не возвращаться. Глянул на часы – половина двенадцатого. Экзамен по рисунку уже давно идёт, так что нет смысла торопиться. То есть потом, после выхода на улицу. Сейчас-то нужно быстро привести себя в порядок и пулей бежать прочь.
Рюкзак мой лежал в прихожей в том же положении, что и вчера. Накинув его на плечи и обувшись, я заглянул в зал и увидел там Борю, сидевшего на полу, облокотившись спиной на диван. Голова его была опущена, глаза закрыты. Жалкая поза. Напротив висел включенный без звука телевизор. По нему шли новости, в которые я ненадолго залип. Что-то там было про Египет, войну, революцию…
Развернувшись, я открыл дверь, вышел на лестницу, потом притворил её, чтобы снаружи казалось, будто она заперта, и полетел вниз.
Зайдя в первую кафешку на центральной улице, я заказал кофе со сладкой булочкой, приговорил их и пошёл в туалет: чистить зубы, причёсываться и умываться. Из зеркала над раковиной на меня смотрело в высшей степени отвратительное существо с помятой рожей, краснющими глазами и гнездом на голове. Интересно, как на это смотрели люди?
Когда зубы стали чисты, причёска напоминала что-то людское, а лицо, несмотря на всю вылитую на него ледяную воду, всё равно осталось опухшим, я вышел из кафе, достал телефон и принялся определять своё местоположение при помощи карт. Спустя минуту втыкания в экран, я определил, что нахожусь где-то в километре к северу от университета. Решил дойти пешком и проветриться.
Через полчаса я стоял под громадной оранжевой вывеской с логотипом университета, представлявшим собой причудливо скомпонованные буквы ХУИК с расшифровкой внизу: «Ханский государственный университет искусств и культуры». Странно, что в аббревиатуру на эмблеме, между «Х» и «У», не включили букву «Г», дабы сокращённое название не вызывало посторонних ассоциаций. Видимо, это был осознанный ход, в пользу эпатажа и лучшей запоминаемости. Сколько шуток различной остроты, наверное, было сочинено местными учёными умами!
Я поднялся на нужный этаж, нашёл нужную аудиторию, постучался и вошёл. Внутри не было никого, кроме преподавателя. Она составляла в углу мольберты, а на столе у неё лежала стопка работ.
– Здравствуйте. По поводу экзамена…
– Здравствуйте, здравствуйте! А он полчаса назад кончился как раз, вы со-овсем чуть-чуть не вовремя, – ответила мне большая женщина лет пятидесяти.
– Это я знаю. Скажите, когда можно будет снова подойти?
– А никогда, молодой человек! Семеро одного не ждут, всё! Так что можете идти и дальше заниматься вашими более важными делами.
Сказано это было с намёком. Наверное, припухлость так и не спала с лица за полчаса прогулки.
– Как так-то? – только и сумел вымолвить я.
– А вот так! Вот так! – женщина повысила тон, – Как будто нам это надо, а они, понимаешь, ходят, когда захотят!
– И что мне делать-то теперь? Я за тыщу километров сюда пёрся, чтобы тупо обратно уехать?
– Видимо, да. Но ничего, будем ждать вас на следующий год. Или через два года: вы же мужчина, значит годик родину позащищаете. Можете, конечно, приходить завтра на живопись, но имейте в виду, что за рисунок вы уже получили ноль.
– Ясно. Спасибо, – буркнул я и вышел.
Спускаясь по лестнице, я думал: как можно было так бездарно спустить в унитаз своё будущее? В то же время брала злоба как на эту женщину, так и на ребят, пришедших на экзамен вовремя, да и вообще на весь университет. Злоба, негодование, стыд, страх, сожаление…
И тут позвонил Боря. Разумеется, я сбросил звонок. Но когда, спустившись вниз, я увидел через окно Борю, стоящего на улице и переминающегося с ноги на ногу, душа моя ушла в пятки. Хорошо хоть он меня не заметил, а я быстро скрылся: отвернулся к какому-то стенду и стал сверлить его глазами. Потом заметил справа открытую дверь приёмной комиссии и забежал туда.
– Здравствуйте! – сказала молодая женщина с волосами цвета угля.
– Добрый день.
Кроме меня из абитуриентов здесь был только тощий парень с браслетами на запястьях, значками на сумке и одетый в клетчатую рубашку. Он сидел за столом в центре и что-то заполнял.
– Вы документы подавать?
– Вроде того. Я на творческий экзамен опоздал и, наверное, пролетел.
– Что, совсем опоздали?
– Вообще не пришёл.
– Печально. А на какое направление экзамен?
– Графический дизайн.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
