Текст книги "Муза, где же кружка?"

Буковски и его духовный брат

В 1994 г., давая интервью журналу Transit, Чарльз Буковски признавался: «В юности я днем торчал в библиотеках, а ночью в барах». А вот как он описал идеальные условия для литературного творчества: «Между 10 ч вечера и 2 ч ночи. Бутылка вина, сигареты, классическая музыка. Каждую неделю я пишу так по 2–3 ночи».

В романе «Хлеб с ветчиной» (1982) Генри Чинаски, аlter ego автора, превозносит достоинства опьянения: «Хорошо напиться. Я решил, что мне всегда будет это по душе. Опьянение убирает всё очевидное, а если достаточно часто удирать от очевидности, то, быть может, и сам не станешь очевидным и банальным».

Переживая неблагополучные времена, Буковски пробавлялся дешевым пивом, виски или водкой. Но когда поступали жирные чеки с отчислениями за продажу книг, переключался на изысканное красное: «Хорошее вино – это кровь богов… самая лучшая вещь для творчества. Напившись ее, можно писать 3–4 часа подряд».

Буковски преклонялся перед Джоном Фанте, малоизвестным писателем, почти всю жизнь проработавшим сценаристом в Голливуде. Его ранние романы в 1930-е гг. удостоились похвал критиков, но так и не снискали признания у широкого читателя. Книги Фанте стали для юного Буковски откровением: «Он был моим божеством».

Имя Фанте приобрело новую известность, когда Буковски послал экземпляр романа «Спроси у пыли» (1939) своему редактору Джону Мартину. Книга произвела на него столь сильное впечатление, что он решил переиздать все произведения Фанте, начав в 1980 г. как раз с этого романа.

Вино, неотъемлемая часть атмосферы, в которой рос Фанте (американец итальянского происхождения), играет важную роль в его текстах. Так, в романе «Братство винограда» (1977) описана история четырех завзятых любителей вина из Розвилла – отца автора и его друзей.

Есть в Шерри нечто такое…

У шерри, крепленого испанского вина, имеется небольшой, но ревностный круг поклонников из числа писателей.

В рассказе Эдгара По «Бочонок амонтильядо» (1846) безумный повествователь заманивает жертву к себе домой, на бокальчик этого вина, намереваясь убить – в отмщение обиды, якобы нанесенной ему полвека назад. Амонтильядо – темная разновидность шерри, родом из испанского региона Монтилья.

Смесь шерри с горячим чаем служила излюбленным напитком Карсон Маккалерс. Автор романа «Сердце – одинокий охотник» (1940) именовала это зелье «Сынок». Чтобы не привлекать особого внимания, она (на протяжении всего дня) пила его за своей пишущей машинкой из термоса, служившего неизменным компаньоном писательницы в самые плодотворные годы ее жизни.

Майя Энджелоу, поэтесса и мемуаристка, получившая широкое признание благодаря автобиографии «Я знаю, отчего поет птица в клетке» (1969), тоже принадлежала к числу любителей шерри. В интервью 1983 г. она перечисляет необходимые компоненты успешного сеанса писательства: «Я всегда держу у себя в комнате словарь, Библию, колоду карт и бутылку шерри».

Романист как винный критик

Джей Макинерни, автор романа «Яркие огни, большой город» (1984), выражает свою страсть к лозе в качестве винного критика (несколько нестандартного, но вполне уважаемого). Он ежемесячно пишет колонки о вине для журналов House & Garden и Town & Country, а в сборнике эссе «Гедонист в погребке» (2006) отмечает: «Перебродивший виноградный сок – более мощный катализатор для плодотворного созерцания и размышлений, чем виски с содовой… это священный напиток, жидкость сакральная и символическая».

Макинерни часто отказывается от привычных отсылок к флоре в пользу культурных аллюзий. Он склонен сравнивать вино с литераторами: «Моей первой любовью стало бордо… Но сейчас меня всё больше влечет бургундское – это своего рода Тургенев мира вин, тогда как бордо – Толстой. А когда мне хочется отведать что-то не столь изысканное, зато полное чистой мощи и изобилия, я обращаюсь к винам южного берега Роны с их явной достоевскостью».

А вот что он думает о калифорнийском ширазе: «Шираз всё грозится стать звездой Калифорнии, но пока его карьера немного напоминает творческий путь Орландо Блума – больше перспектив, чем реальных свершений».

Радости Бахуса

Чем же вино так отличается от прочих спиртных напитков, порождая столь несоразмерное обилие письменных похвал? Отчасти оно обязано своей привлекательностью тому, что бережно относится к нашим вкусовым пупырышкам (его явно легче полюбить, чем более крепкие продукты перегонки, обжигающие глотку). А возможно, причина в таинственности: вино претерпевает загадочные превращения в бутылке, и трудно заранее угадать, каким оно будет в то или иное время. Даже если вы семь лет наслаждались утонченным Châteauneuf-du-Pape, сегодня вино из той же партии может показаться вам отвратительным пойлом. Вино устрашает своим разнообразием: количество сортов винограда, марок, винодельческих регионов озадачивает и ошеломляет. По счастью, к нашим услугам целая дополнительная отрасль – армия «экспертов», всегда готовых прийти на выручку: тут и винные критики, и сомелье, чьи хорошо натренированные носы помогут вынюхать именно то, что лучше всего подойдет к вашему обеду.

Возможно, именно Макинерни дает самое емкое описание мистических свойств вина: «Оно способно не только подарить удовольствие органам чувств, но и доставить интеллектуальное наслаждение – в качестве целого букета тем для бесед, который при желании может завести нас в царства геологии, ботаники, метеорологии, истории, эстетики и литературы».

Глава 2. Пиво

Я прислонился к стойке между олдерменом и адвокатом и стал прихлебывать горькое… Мне нравились вкус пива, его живая белая пена и яркие медные глубины, тот мир, что внезапно отверзается между влажными бурыми стенками кружки, и его устремление к губам при наклоне, и медленное глотание, когда жидкость постепенно проникает в лакающий ее желудок, и соль на языке, и пенные капельки в уголках рта.

Дилан Томас. Старина Гарбо, или Портрет художника в виде юного пса (1940)

В отличие от других спиртных напитков, которые на протяжении веков то взлетали по социоэкономической лестнице, то опускались вниз под действием сил истории и переменчивых вкусов публики, пиво по большей части оставалось и остается верным своим корням – рабочему классу. Как правило, его делают из ячменного солода, а это штука более «сытная». К тому же ячмень не так подвержен капризам природы (дурной погоде или нашествиям вредителей), как виноградная лоза, а значит, пиво легче и дешевле производить, чем вино.

Будучи не менее древним, чем вино, пиво никогда не пользовалось столь же почтенной репутацией, и на его описание ушло гораздо меньше чернил, чем на хвалы его аристократичному кузену. Однако сегодня этот напиток занимает третье место в мире по общему объему потребления (после воды и чая). А по сложности состава и общей изысканности современное пиво порой соперничает с лучшими винами.

Первое пиво: Янтарные волны подгнившего зерна

Вероятно, все началось еще за 10 000 лет до н. э., с превращения кочевых племен в аграрные сообщества, основой существования которых служили зерновые. Ученые даже предполагают, что именно появление пива превратило первобытных людей в земледельцев. Процесс естественного брожения наверняка открыли случайно: подметив, что слишком влажный хлеб начинает портиться. Первое пиво делали из воды и зернового солода (ячменя, пшеницы, кукурузы, риса). Эта смесь медленно бродила – «варилась». Хмель же – как консервант и усилитель вкуса – начали добавлять лишь много столетий спустя.

С античных времен и вплоть до конца XIX в. пиво зачастую служило относительно безопасной альтернативой воде из рек и ручьев, не очень-то соответствующей даже тогдашним санитарным нормам. Поэтому его нередко употребляли и мужчины, и женщины, и дети.

Под шум шумерской пены

Археологи установили, что пиво из ячменя варили еще шумеры Древней Месопотамии, приблизительно в 3500–3100 гг. до н. э. На клинописных табличках, обнаруженных на территории нынешнего Ирана, в том месте, где на древнем Шелковом пути некогда располагалось поселение Годин-Тепе, встречаются многочисленные пиктограммы, означающие «пиво».

Шумерский «Эпос о Гильгамеше» (ок. 2700 г. до н. э.), одно из старейших литературных произведений в мире, содержит первое письменное упоминание о пиве как источнике веселья. Там есть эпизод, где блудница Шамхат обучает дикаря Энкиду цивилизованному поведению:

 
«Ешь пищу, Энкиду, без нее не проживешь.
Пей пиво, таков наш обычай».
Энкиду ел, пока не насытился.
Он выпил пиво – семь кувшинов! –
 

и развеселился, и запел от радости!

В «Гимне Нинкаси» (ок. 1800 г. до н. э.), оде во славу шумерской богине пива, описан процесс пивоварения. В те времена мало кто мог похвастаться грамотностью, так что пение этого гимна помогало запоминать и распространять рецепт. Жрицы Нинкаси обычно считаются первыми пивоварами в истории. Женщины, как правило, отвечали за приготовление пива дома, а кроме того, часто были содержательницами харчевен. Напиток потребляли все слои общества.

В ветхозаветной Книге Бытия отмечается, что Ной принял меры для того, чтобы обитателям Ковчега было не так скучно пережидать 40 дней и 40 ночей дождя. В список того, чем он запасся, входят и бочки с шумерским пивом.

Пивные пирамиды

В Древнем Египте пиво сходным образом пропитывало собой ткань повседневной жизни. Рабочие трижды в день получали определенную порцию этого напитка, к тому же им часто платили за труд именно пивом. Как и в Месопотамии, пивоварение было здесь в основном уделом женщин.

Подобно шумерам, египтяне считали пиво подарком богов. Они верили, что варить его людей научил бог Осирис. Надпись в храмовом комплексе Дендера, сделанная примерно в 2200 г. до н. э., гласит: «Рот совершенно довольного человека полон пива».

Первые винные снобы

И древние греки, и римляне любили уничижительно отзываться о пиве, утверждая, что оно сильно уступает своему сопернику, производимому из винограда. Историк Тацит, повествуя о склонности германцев к употреблению пива, почти не скрывает презрения: «Питьем тевтонцам служит омерзительное варево из перебродивших зерен ячменя или пшеницы, имеющее лишь самое отдаленное сходство с вином».

Несмотря на такой снобизм, пиво широко употреблялось и в Древней Греции, и в Древнем Риме. Античный драматург Софокл выступал за ежедневный рацион, состоящий из хлеба, мяса, свежих овощей и пива. Раскопки в римском военном лагере, разбитом в 179 г. на Дунае по распоряжению Марка Аврелия, показывают, что когда-то здесь занимались пивоварением – в весьма широких масштабах.

Цике-цаке, цике-цаке, хой-хой-хой[8]8
  Традиционный праздничный немецкий клич (широко используется во время Октоберфеста).


[Закрыть]

Древние германцы начали варить пиво еще в 800 г. до н. э., но подлинного расцвета напиток достиг лишь в христианскую эпоху. В раннем Средневековье производство пива сосредоточилось в мужских и женских монастырях. Это позволяло обителям служить более гостеприимными пристанищами для странствующих паломников, а кроме того, питало монахов и монахинь во время постов.

Примерно в 1150 г. немецкие монахи впервые использовали хмель, совершив поистине революционный скачок: так возник прямой предшественник современного пива. Цветки хмеля добавляли острую, цитрусового оттенка горечь, которая хорошо оттеняла сладость солода.

Джон ячменное зерно

«Джон Ячменное Зерно» – английская народная песня XVI в., где описываются мытарства одноименного персонажа (олицетворяющего собой ячменное зерно) и его смерть. То и другое – дело рук крестьянина и мельника. Этапы существования героя соответствуют различным стадиям возделывания и обработки ячменя: зерно сеют, жнут, превращают в солод. После смерти Джон, эта сакральная фигура, воскресает, и его «кровь» потребляется в виде пива и виски. По мнению некоторых ученых, «Джон Ячменное Зерно» – своего рода языческий аналог пресуществления Христа.

Есть много вариантов текста, однако наиболее известна, пожалуй, баллада шотландского поэта Роберта Бёрнса (1782). Судя по всему, в заключительных строках он описывает пиво или виски, а может, и то и другое:

 
Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, –
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.
Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет…
Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно![9]9
  Перевод С. Маршака.


[Закрыть]
 

В 1913 г. Джек Лондон назвал в честь этого персонажа свои «мемуары алкоголика», хронику любви к спиртному и борьбы с этим пристрастием[10]10
  Один из русских переводов романа (Н. Цитович, 1925) озаглавлен «Зеленый змий».


[Закрыть]. «Он – достойный спутник, и, идя вместе с ним, ты шествуешь рука об руку с богами. Но он в союзе и с Безносой».

Писатель вспоминает, как впервые опьянел в пять лет, хлебнув пива из ведерка, которое нес работавшему в поле отчиму. Став подростком, он уже мог перепить большинство взрослых мужчин. В начале своего творческого пути Лондон ежедневно воздерживался от алкоголя, пока не напишет положенную тысячу слов. Но эта решимость со временем рушилась, вместе со здоровьем. Позже ему уже трудно было писать, не получив «приятную встряску».

Он весьма ярко описывает состояние опьянения: «Да уж, я был в ударе! Мозг работал очень уверенно. Каждая мысль сидела в своей клетке, готовая вырваться наружу, словно узник, ждущий в глухую полночь сигнала к побегу. И каждая мысль была как откровение, точная, четкая, образная. Алкоголь озарил мой мозг ярким светом. Джон Ячменное Зерно пожелал излить свою душу и выбалтывал сокровенные тайны моими устами».

Пивовар из графства Хэмпшир

Джейн Остин не только любила пиво, но и умела его делать. В Англии XVIII в. пивоварение считалось одной из домашних обязанностей женщин, и Джейн, выросшая в хэмпширской деревне, видимо, научилась всем премудростям у матери. В 1808 г. она пишет сестре Кассандре: «Сейчас на твоем попечении трое детей, а на моем – большая бочка, ибо мы вновь варим хвойное пиво…» Это означает: привози детей, а я обеспечу выпивку.

Хвойное пиво сродни рутбиру, «корневому пиву», традиционно изготавливаемому из корней и коры дерева сассафрас, только туда добавляют (как приправы) почки, иглы и корни ели, а еще оно содержит патоку и хмель. Семейство Остинов явно знало толк в алкогольных напитках: здесь также еще варили хмельной мед и делали вино.

Напиток, который изготавливала Остин, упоминается в ее романе «Эмма» (1815): «…Он хотел сделать запись в своей карманной книжке, насчет хвойного пива. Мистер Найтли что-то рассказывал о том, как варить хвойное пиво, и он хотел записать»[11]11
  Перевод М. Кан.


[Закрыть].

К сожалению, история не сохранила тот конкретный рецепт, которому следовала писательница, но вот какой вариант предлагает Центр изучения творчества Джейн Остин в английском городе Бате.

Хвойное пиво от Джейн Остин

5 галлонов воды

⅛ фунта хмеля

½ чашки сушеного корня имбиря (размять)

1 фунт верхних веточек ели

3 кварты патоки

полпалочки дрожжей (развести в ½ чашки теплой воды)

В большой чайник с водой поместить хмель, имбирь, веточки ели. Кипятить, пока весь хмель не осядет на дно. Процедить в большой горшок или бадью, добавить патоку, перемешать. Когда остынет, добавить дрожжи. Накрыть и оставить на 48 ч. Затем перелить в бутылки, закупорить и держать в теплом месте при температуре 21–24 °C 5 дней, после чего напиток будет готов к употреблению. Хранить вертикально, в прохладном месте.

Самодельное пиво: Хмельные деньки вернулись

Катализатором американской пивоваренной революции последней четверти XX в., коренным образом изменившей курс развития пивной промышленности, стал индийский светлый эль (IPA[12]12
  Аббревиатура от India Pale Ale, что означает «индийский светлый эль» (англ.).


[Закрыть]). Сегодняшние поклонники пива должны быть чрезвычайно благодарны англичанину Джорджу Ходжсону, пивовару XVIII в.: ведь именно ему мы обязаны изобретением, впоследствии перевернувшим всю индустрию.

Лондонская пивоварня Ходжсона, основанная в 1752 г., располагалась на реке Ли: очень удобно, чтобы транспортировать напиток в Блэкуолл. Там на Темзе стояли суда Ост-Индской компании – крупнейшего английского торгового концерна, поставлявшего товары в восточные колонии. В 1780-е гг. Ходжсон стал добавлять в бочки с пивом, чтобы оно не прокисло за 6 месяцев пути до Британской Индии, сухой хмель. Усовершенствованный – и более долговечный – напиток получил название индийского светлого эля.

Британский писатель Уильям Теккерей полюбил IPA в силу естественных причин: он родился в Индии, в семье служащего той самой Ост-Индской компании. Теккерей упоминает пивоварню Ходжсона в своем сатирическом романе «Удивительные приключения майора Гахагана» (1839), действие которого разворачивается в Индии колониальных времен: «Его очень позабавило, что я пью Ходжсонов светлый эль (за первый год своего пребывания в Бенгалии я употребил 234 дюжины)».

Мы встречаемся с продуктом Ходжсона и в самом знаменитом романе Теккерея – «Ярмарке тщеславия» (1848): Джон Седли, служащий Ост-Индской компании, поглощает «известное количество эля, коим так славятся эти края». А в «Записках о путешествии из Корнхилла в Каир» (1846) писатель отмечает, в какой восторг пришел, обнаружив «верблюда, груженного Ходжсоновым светлым элем из Бейрута [Теккерей пишет не Beirute, а Beyroot[13]13
  Это отчасти напоминает название «корневого пива» – root beer.


[Закрыть] ]».

К концу XIX в. появление промышленных систем охлаждения сделало изобретение Ходжсона бессмысленным. Теперь хмель больше не требовалось добавлять в пиво для продления срока его хранения, и IPA вытеснили менее крепкие сорта, которые быстро приобрели популярность и доминировали на рынке в течение следующего столетия. Однако впоследствии хмель триумфально вернулся, с лихвой отплатив за свои невзгоды. Речь идет об американском буме домашнего (крафтового) пива. Пивоварни Восточного побережья стремились перещеголять друг друга по части хмельного, и в итоге производство соответствующих напитков в 2–3 раза превысило объемы выпуска IPA в годы его славы.

Викторианская «Вода в бутылках»

Романы Чарльза Диккенса, великого социального хроникера своей эпохи, пропитаны упоминаниями пива, пабов, пивоварен. Так, у него отражено, что детям в XIX в. давали слабое, или столовое, пиво – жидкость менее опасную, чем антисанитарная вода из Темзы. Дворецкий в «Домби и сыне» (1848), подавая напитки болезненному Полу Домби-младшему, «иногда добавлял портер в его столовое пиво, дабы сделать парня покрепче». В «Дэвиде Копперфильде» (1850) мальчик-повествователь рассказывает, как «вошел в бар при незнакомом трактире выпить стакан эля или портера». В «Больших надеждах» (1861) мисс Хэвишем унаследовала богатство от отца-пивовара.

George & Vulture

Адрес: Касл-корт, 3

Типичный диккенсовский паб. Часто упоминается в «Посмертных записках Пиквикского клуба» (1836–1837).

The George Inn

Адрес: Боро-Хай-стрит, 77

Диккенс часто выпивал здесь. Он упоминает это заведение в «Крошке Доррит» (1855–1857). На стене красуется его полис о страховании жизни.

Lamb & Flag

Адрес: Роуз-стрит, 33

В баре есть мемориальная табличка, где указано, что в свое время Диккенс регулярно сюда захаживал.

One Tun

Адрес: Сэффрон-хилл, 125/126

Расположен на той самой улице, что и мерзкое логово Феджина из «Приключений Оливера Твиста» (1839). Возможно, также послужил прототипом трактира «Три калеки» из того же романа. Диккенсу случалось пить здесь в 1830-е гг.

Ye Olde Cheshire Cheese

Адрес: Флит-стрит, 145

Диккенс выпивал тут, будучи молодым репортером, благо идти недалеко (на Флит-стрит с давних пор располагаются редакции многих газет).

Дорчестерский эль

Действие многих романов Томаса Харди происходит в его родном и любимом Дорчестере, который, помимо прочего, славится необычайно крепкими сортами эля. Писатель, весьма ценивший местные напитки, много раз упоминая их в своих произведениях.

Так, в романе «Мэр Кэстербриджа» (1886) фигурирует рецепт домашнего эля, который варили в сельских пабах Уэссекса времен Харди. В других источниках мы отыскали полный вариант этого рецепта, однако разобраться в нем без подготовки будет непросто (тут как минимум понадобится специальный пивной словарь!).

15 фунтов солода для светлого эля (английский «M & F»)

2 фунта светло-коричневого сахара

ок. 25 HBU[14]14
  HBU – Homebrew Bitterness Unit («единица горечи домашнего пива»). Рассчитывается путем перемножения процентного содержания «альфа-кислоты» в хмеле на используемое количество унций хмеля.


[Закрыть] хмеля чинук (для кипячения)

ок. 1 унции[15]15
  Здесь и далее имеется в виду жидкая унция (29,57 мл).


[Закрыть] дымного хмель (в конце, 2 мин.)

⅛ чинука (для сухого охмеления)

¼ дымного хмеля (для сухого охмеления)

15 кварт воды для затора (сусла).

Замесить при 54 °C, довести до 70 °C. Держать так 1½ часа.

Обрызгать 30 квартами воды при 77 °C. Добавить 1 чайную ложку гипса.

Кипятить около 6 часов. Добавить горчащий хмель за 60 минут до конца кипения.

Плотного сусла должно получиться 3,5–4 галлона, плотность 1,300–1,145.

Дрожжи: 1028 ед. дрожжей.

Через 7 дней процедить в 5-галлонную бутыль, добавить щепотку шампанских дрожжей.

Оставить бродить на 4–6 дней, затем процедить в 30-галлонную бутыль. Если таковой нет, обработать 5-галлонную бутыль сухим льдом, чтобы удалить кислород.

Провести сухое охмеление с помощью хмельного мешка на протяжении 2 недель. Снять мешок, дать постоять еще 1 месяц.

Если в жидкости мало пузырьков, при разливании по бутылкам добавить немного шампанских дрожжей.

Для дозревания внести тростниковый сахар (ок. ⅓ чашки).

В 1968 г. дорчестерская пивоварня Eldridge Pope Brewery, основанная еще в 1831 г., выпустила Thomas Hardy’s Ale: в тогдашней Англии это было самое крепкое пиво (11,7 % об.). На этикетке напечатали цитату из романа Харди «Старший трубач полка» (1880): «Уэссекский эль обладал наилучшим цветом, какого только мог пожелать взор художника-пивовара; жидкость отличалась приятной густотой и при этом была бурной и живой, точно вулкан; вкус был пикантный, но без излишней терпкости; напиток светился, словно осенний закат; совершенно свободный от переменчивости вкуса, он наконец-то достиг приличной крепости».