Текст книги "Луна с неба"

Глава 5

Когда я проснулся, в доме было тихо. Никаких тромбонов, никакого пения с кухни. Вместо аромата блинчиков и кофе – лишь прохладное дыхание ветра. И вообще было холодно, как будто бы в Виннипег внезапно пришла зима. Я натянул на себя одежду и спустился в кухню – чистую и пустую. Я постоял, глядя на то место на полу, где мы нашли папу, а потом распахнул застекленную дверь и вышел наружу. Крыса пинала мячик вокруг оранжевых конусов.

– Здорово, правда? – крикнула она мне. – Мы увидим знаменитостей! Начнется моя актерская карьера! – Она забила мяч в сетку и побежала за ним. – Все уехали рано утром и Гарольда прихватили. Он велел нам быть на станции Симингтон-Ярдз до полуночи. В полночь уходит поезд. – Крыса положила мячик у начала дорожки из конусов и снова принялась его пинать. – В Торонто надо будет держать ухо востро. Опасный город. И люди там немного снобы. Но не стоит обращать на них внимания. Мы будем сами собой, а с грубиянами просто не станем разговаривать.

Она докатила мяч до конца дорожки и ударила по нему изо всех сил. Промазала – мяч просвистел мимо ворот и укатился в сторону сада.

– Как ты? – спросил я.

– Нормально. – Крыса, казалось, была удивлена вопросом. – Только я не завтракала. Можешь сделать для меня блинчики? Такие же, как печет папа?

– Ты ведь знаешь, что папа умер?

– Конечно знаю, Боб. Именно поэтому прошу тебя заняться готовкой.

Мы вернулись в дом, и я испек ей блинчиков. Откусив первый кусок, Крыса поморщилась, но быстро уплела все без остатка, а потом побежала наверх:

– Я начну собираться!

Оставаться одному на кухне было неуютно. Без папы она казалась такой пустой. Но я убрал со стола и принялся мыть посуду.

– Сколько вещей можно взять с собой? – крикнула Крыса.

Я вытер руки и пошел к ней наверх. На полу лежали два раскрытых чемодана, а Крыса уже успела вы удить из шкафа на кровать всю свою одежду – все туфли, спортивные костюмы, куртки и пальто. Даже купальник достала – как будто на юга собралась! На меня навалились усталость и грусть. Я сел на кровать и сказал:

– Чемоданы можно довезти на велосипедах. Нам все равно нужно будет на чем-то доехать до станции. И велики пригодятся нам в Торонто, если сможем затащить их в вагон.

– Ты прав, Боб. Отличная мысль.

– И лучше взять не чемоданы, а рюкзаки. Они не такие большие, так что много вещей не поместится. Возьмем только одежду на смену и дождевики. Еще полотенце, туалетные принадлежности и фонарики – больше ничего. Наверх привяжем спальные мешки, а в боковые карманы положим мобильники и зарядные устройства к ним. Телефоны надо взять обязательно – вдруг придется разделиться? И еще возьмем свидетельства о рождении. Все-таки лучше иметь при себе документы.

– А как же мое платье от «Армани»? И спортивные костюмы? Вдруг мне захочется поиграть в футбол?

– Спортивный костюм положим ко мне в рюкзак, а платье как-нибудь уместишь в свой.

– Ладно. Еще надо придумать, в чем ехать. Пожалуй, джинсовые комбинезоны будут в самый раз.

Я согласился, просто чтобы ее порадовать. Мы сложили вещи в рюкзаки, прибрались в комнатах и разложили по местам все, что валялось как попало.

В банке из-под печенья лежало сто пятьдесят долларов. Мы разделили их пополам. Потом сделали бутерброды в дорогу, Крыса взялась подкачивать шины на велосипедах, а я пошел убирать папину комнату. Я снял постельное белье, убрал все вещи и протер пыль. Потом вытащил папину одежду из комода и сложил в коробку. Вещей у папы было немного, все старые и поношенные.

Я вспомнил, как однажды случайно встретил папу в городе, когда гулял с ребятами. Я тогда устыдился его, потому что он был так плохо одет. Теперь мне стало стыдно за себя самого. Папа одевался бы получше, если бы все его деньги не уходили на наши с Крысой нужды. Он даже на выпивку денег не тратил – сам делал вино и виски. Всегда экономил на себе и ничего не жалел для нас.

На дне комода я нашел фотографию мамы с папой. Ее сделали у собора Святого Бонифация в день их свадьбы. Папа светился гордостью, а мама – красотой. У нее были длинные белокурые волосы, зеленые глаза и голливудская улыбка. Хорошая фотография. Странно, что папа ее прятал.

Я имел обыкновение иногда вести воображаемые разговоры с мамой, особенно когда на душе кошки скребли. Она всегда терпеливо выслушивала меня и давала мне мудрый совет. А потом ерошила мне волосы и снова принималась гладить белье. В моем воображении мама почему-то всегда гладила белье.

Управившись с папиной комнатой, я помог Крысе привести в порядок нижний этаж. Мы переделали много дел по дому, просто чтобы себя занять. Пропылесосили ковры, вымыли окна и смахнули пыль всюду, где только можно. Даже немного в шкафах разобрались. Закончив с уборкой, мы вышли в сад – в наш маленький уголок прерий, который теперь превратился в кладбище. Серебряное распятие, которое Крыса приспособила вместо могильного камня, пустило солнечный зайчик прямо нам в глаза.

– Доброе предзнаменование, – обрадовалась Крыса. – Лучше просто и быть не может.

Мы пересадили на папину могилу красивые полевые цветы и молча прочли молитву.

– Аминь, – сказала Крыса, когда мои губы перестали двигаться, и подняла глаза к небу. – Папы здесь больше нет. Его дух воспарил в небеса. – Она набрала воздуха и прокричала: – Пока, пап! Хорошей тебе дороги! Передай привет маме! – Некоторое время она смотрела на небо, как будто ожидала, что папин голос крикнет ей в ответ, а потом посмотрела на меня: – Ну, что будем делать теперь, Боб? Хочешь погонять мячик? Мне нужен кто-нибудь на ворота.

– Пошли, – сказал я, чтобы ее порадовать.

Поздно вечером мы выключили свет. Мы вышли на крыльцо, я запер входную дверь, положил ключи в цветочный горшок и сквозь оконное стекло взглянул на безжизненную гостиную, темную и жуткую, как будто никто никогда там не жил. Если мы не вернемся, дом будет стоять пустым, как будто нас просто не существовало. Подумав об этом, я ощутил внезапное желание немедленно зайти внутрь. Мне захотелось включить свет во всем доме, и плиту тоже. Мне захотелось готовить, испечь что-нибудь в духовке, чтобы теплый аромат снова наполнил дом. В общем, я очень испугался.

– Все будет хорошо, Боб, – сказала Крыса.

Я обернулся. Она уже сидела на велосипеде с рюкзаком за спиной. Я всегда считал, что не должен проявлять перед Крысой слабость, потому что я ее старший брат. Однако в тот момент я был готов разрыдаться. Но не стал. Я надел рюкзак и сел на велосипед.

– По седлам, – произнес я, как заправский герой вестерна, и мы погнали к реке.

Той ночью все смотрелось странно. Вокруг было безлюдно, как будто мы оказались на пустой планете. И луна светила так ярко, что мы отбрасывали тени. Мало того, ее свет был розоватым. Крыса все поглядывала на луну, явно пытаясь понять, хороший это знак или дурной. Но я понимал, что розовый – это почти красный, а красный всегда значит дурное предзнаменование в любой трактовке.

Мы доехали до деревьев, слезли с великов и стали спускаться к реке. Фонари доставать не пришлось, вполне хватало лунного света. Но под деревьями стало темней, а темнота всегда неприятней, когда на душе тяжело. Так что я обрадовался, когда мы наконец выбрались к реке. Я погрузил велик на борт «Марлина» и стал отвязывать веревку.

Крыса слишком громко шуршала в кустах, и я цыкнул на нее. Она замерла, осторожно подняла велосипед и тихо опустила на дно лодки. Мы оттолкнулись от берега и пошли вниз по реке на веслах. Я не хотел разбудить соседей. Мы никогда не ходили по реке так поздно. Если бы соседи услышали мотор, они бы подумали, что «Марлин» угнали, и позвонили бы в полицию.

Когда мы отошли на приличное расстояние от домов, я завел мотор. От прохладного влажного ветра руки сразу покрылись мурашками. Я ежился, а Крыса не обращала на холод никакого внимания. Клянусь, на ее лице была улыбка!

Я сбавил обороты, когда мы проходили не настоящий маяк, освещавший часть Форкса, и подрулили к собору Святого Бонифация. Когда берег был уже недалеко, я выключил двигатель, и мы мягко подошли к причалу. Крыса спрыгнула на доски и крепко привязала лодку. Я выгрузил велосипеды.

– Прощай, «Марлин», – сказала она. – Дух «Марлина» не рад тому, что мы уезжаем.

Ей-богу, у Крысы был такой вид, будто папина смерть расстроила ее куда меньше, чем необходимость бросить какую-то лодку!

– Да все с ней нормально будет!

– Это не «она», балбес. Это «он».

Мы надели рюкзаки и вкатили велосипеды по пандусу. Крутя педали по дороге, я смотрел на мост «Эспланада Риэль» и вспоминал, как мы проезжали под ним по дороге в школу. Я думал о мисс Габриэле Фелипе Мендес. О том, что с радостью отдал бы всю землю, оставленную нам папой, за возможность еще хоть раз поговорить с Габриэлой. Я бы рассказал, как мне плохо, а она бы обняла меня. Как было бы здорово, если бы она обняла меня!

– Шевелись, Боб! Не тормози!

Мы срезали путь через собор Святого Бонифация и переулками, как воры, поехали к станции Симингтон-Ярдз. Добравшись до места, мы перекинули велосипеды через невысокую ограду и шустро спрятались за сигнальную будку. В свете луны станция выглядела зловеще. В теплом воздухе тянуло мерзким запахом дизельного топлива. И тут было так много грузовых поездов, контейнеров и товарных вагонов! Я не понимал, как Гарольд собирается нас тут найти. Чем больше я об этом думал, тем больше волновался. Гарольд с трудом ходит. Разве он сможет выбраться ночью из дома и прийти сюда? А даже если придет, как отыщет нас в этом лабиринте? В довершение всех бед, я заметил охранника, идущего прямо в нашу сторону. Он светил фонариком на двери вагонов, проверял пломбы, заглядывал под колеса и в окна пассажирских вагонов.

– Сюда он не пойдет, – прошептала Крыса.

И действительно, вскоре охранник опустил фонарь и скрылся там, откуда пришел. Из тени выступили две знакомые фигуры.

– Пора! – прошептала Крыса.

Мы вылезли из укрытия и побежали навстречу Гарольду и Малышу Джо.

– Нет времени на разговоры, – сказал Гарольд. – Идите за мной.

Он повел нас между двух длинных товарных составов. Когда мы добрались почти до конца, по проводам справа от нас пробежал электрический треск, вагоны залязгали, и состав медленно тронулся.

– Скорее! Влезайте! – Гарольд указал на вагон с открытыми дверьми.

Малыш Джо подхватил наши велосипеды и закинул внутрь. Следом отправились рюкзаки.

– Береги себя, брат, – сказал мне Джо. – Возвращайся скорее.

Мы обнялись, чего прежде никогда не делали. Я знал, что Джо всегда будет моим другом. Я влез в вагон и ждал, пока заберется Крыса. Гарольд снял со спины рюкзак. На секунду я испугался, что он захочет уехать с нами. Но Гарольд протянул рюкзак мне:

– Это вам еда в дорогу.

Слова благодарности застряли у меня в горле.

– Ты поразил меня, Гарольд, – сказала Крыса. – Ты самый лучший парень, о котором только может мечтать девочка.

– Как думаешь, мы все-таки сможем пожениться? – спросил Гарольд. – Когда нам будет шестнадцать?

– Обязательно, Гарольд. Это наша судьба.

Крыса поцеловала его в щеку, ухватила меня за руку, и я втащил ее в вагон. Малыш Джо и Гарольд шли рядом с вагоном.

– Закройте двери и не открывайте, пока не выедете из города, – наказал нам Джо. – Береги себя, брат. Береги себя, Мари-Клэр.

Мой папа умер. Я покидал дом и прощался с лучшими друзьями. Если прежде мне было грустно, то теперь стало еще грустнее. Мы закрыли двери, и в вагоне стало темно.

– Не включай фонарь, вдруг кто увидит, – велел я Крысе, без сил опустился на пол и уронил голову на руки.

Некоторое время я сидел так без движения, потом осмотрелся, но в темноте ничего не увидел. Ехать в товарном вагоне было очень странно. Пахло машинным маслом и плесенью, не смолкая скрипело дерево и скрежетало железо. В противоположном углу вроде бы сидела Крыса.

– Ты где?

– Здесь.

Вдруг до меня дошло, что в вагоне вполне мог оказаться кто-нибудь, кроме нас. Эта мысль меня прямо по башке ударила! Негнущимися пальцами я нащупал фонарь и включил его:

– Уф… Слава богу!

– Боб, ты чего? – обеспокоенно спросила Крыса.

– Ничего. Давай-ка двери откроем.

Мы стали дергать двери, но они не поддавались. Я нашел над ручкой защелку вроде крюка, попытался открыть ее, но не смог сдвинуть с места.

– А что, если мы не сможем выбраться? – спросила Крыса.

Я уже запаниковал, но потом заметил рычаг. Я нажал на него, защелка поднялась, и я раскрыл двери настежь.

Крыса облегченно вздохнула:

– Молодец, брат.

Виннипег мы проехали и теперь мчались неизвестно где в непроглядной тьме прерий. Мы перетащили рюкзаки поближе к дверям и улеглись на пол. Я лежал, пока сердце не перестало бешено колотиться, потом сел и стал смотреть на ночное небо. В нем было столько звезд, сколько я в жизни не видел. Просто миллиарды! Вообще у нас дом в прериях, там хорошо видно звезды, но такого не бывало никогда. Я четко различал каждое созвездие, каждую планету. Внезапно через весь небосвод пролетел метеор и сгорел в атмосфере.

– Весточка от папы, – сказала Крыса.

Я посмотрел на нее:

– Тебе ведь грустно оттого, что он умер?

– Конечно. Я любила папу и буду очень по нему скучать. Но он не был счастлив. Он хотел быть с мамой, и теперь он рядом с ней.

– Тебе-то откуда знать?

– Я знаю, Боб. Когда человек умирает, его дух покидает тело и летит в небеса. Он пролетает разные солнечные системы и галактики со скоростью во много раз быстрее света, заглядывает в миры, которые мы не можем себе даже вообразить. Смерть – это билет к звездам, но пока не умрешь, туда дороги нет. Остается только мечтать. – Крыса смотрела на меня блестящими в темноте глазами. – Я знаю, ты думаешь, что я чокнутая, Боб. Но врать я бы не стала, только не про это. – Она подняла лицо к звездам. – Представь себе, как мама встречает папу после стольких лет. Наверняка ангел привел его прямо к ней. Теперь она показывает ему Млечный Путь, а он поет ей, как Фрэнк. И он счастлив, а я счастлива за него.

Иногда Крыса молола чушь, но это был другой случай. Не то чтобы я ей поверил. Но мне полегчало, как ребенку, которому рассказали сказку.

Мы влезли в спальные мешки, и Крыса тут же отрубилась. Она умела спать где угодно, а я нет. Я долго смотрел на звезды и представлял, как среди них кружат папа и мама, которую я почти не знал. Чем больше я об этом думал, тем теплее становилось у меня на душе. Наконец мерное покачивание вагона убаюкало меня. Я спал, и Крыса спала рядом со мной.

Глава 6

Первым, что я услышал, когда проснулся, был лязг металла. Вагон трясся среди зеленых полей, на которых паслись черно-белые коровы. Вдалеке над холмами поднималось солнце. Рассвет был красивый, но слишком яркий, чтобы им любоваться.

Я открыл рюкзак, который дал нам Гарольд. Там лежали печенье, бутерброды, жестянки с газировкой и большой серебристый термос с горячей водой, пакеты с чипсами, шоколадки и фрукты.

– Моккочино есть?

Я уставился на Крысу, сидящую в спальном мешке, и честно сказал:

– Сомневаюсь.

Но, пошарив на дне рюкзака, я обнаружил шесть пакетиков с растворимым порошком. Только Крыса могла потребовать в товарном вагоне моккочино к завтраку и получить желаемое!

Мы плотно подкрепились, сидя в открытых дверях. Было здорово жевать бутерброды и смотреть на проплывающие мимо пейзажи. Мы ехали мимо голубых озер и бирюзовых речек, на которых, стоя по колено в воде, удили рыбу рыбаки. Ехали мимо холмов и скальных россыпей, над которыми высоко в небе кружили сарычи. Потом были еще реки и озера – и целое море подсолнухов, купающихся в золотых лучах.

Железнодорожная колея изогнулась, и мы увидели голову состава и локомотив, который тащил нас вперед. На крутом повороте поезд замедлил ход, и мы могли любоваться прерией во всем буйстве ее цветов и разнотравья. Тут и там от дуновения ветра со стебельков срывались белые парашютики семян, и это было похоже на рождение сверхновой звезды или на крошечную версию Большого взрыва, от которого и появились все звезды на небе.

– В Онтарио земля такая же плоская, как в Манитобе, – заметила Крыса.

– Откуда ты знаешь, что мы в Онтарио?

– Ночью поезд делал остановку, и я поговорила с одной индейской женщиной из племени сиу. Это был город Сиу-Лукаут.

– Что?! Когда?

– Я просто увидела индейскую старушку. Дала ей печенья, а она мне воды. – Крыса продемонстрировала мне бутылку. – Она сказала, что мы найдем дядю Джерома, но нам грозит большая опасность. Хотя это мы и без нее знаем.

Уму непостижимо, я не проснулся, когда Крыса вела разговоры с индейской старухой. Похоже, я и правда очень устал.

Поезд набрал скорость. Крыса покончила с завтраком и принялась чистить зубы. Она стояла в дверях и старалась доплюнуть водой как можно дальше, а потом села на край и свесила ноги. Я посмотрел на колеса, которые крутились прямо под ее босыми пятками, и занервничал.

– Ну-ка подтяни ноги, – велел я ей.

– Пока никакая опасность нам не грозит, Боб. К тому же у этого вагона добрый дух. Он рад нашей компании. – Она вытащила из кармана гребенку и стала расчесывать волосы. – Мне столько всего снится, ведь большой «ловец снов» остался дома. Я взяла с собой маленький, но от него никакого толку. Мне снилось, что я стою на верхнем этаже высоченного здания. Я хочу присесть на стул, но проваливаюсь и лечу вниз с большой высоты. И вдруг меня подхватывают три ангела. Они несут меня на крышу небоскреба, где сотни других ангелов греются в лучах серебряного солнца. Я оглядываюсь и вижу вокруг другие небоскребы и ангелов на них. Ангелы играют в разные игры, греются на солнышке, парят по воздуху с одного небоскреба на другой. Они говорят мне, что я побуду с ними, пока не поправлюсь. Но самое удивительное, что я чувствую себя вполне здоровой… А еще мне снился вендиго.

– Никаких вендиго не бывает.

– Еще как бывает!

– Ты видела хоть одного?

– Нет, но на свете много вещей, которых нельзя увидеть.

– Например?

Крыса задумалась.

– Ангелы! Иногда с тобой заговаривает кто-то на улице, и ты думаешь, что это человек, а это на самом деле ангел. Ангелы повсюду. Иногда ангел живет в человеке, и такой человек делает только добрые дела. А у других внутри сидит демон. Из таких людей получаются вендиго или педофилы, и они жаждут крови, и больше ничего. Знаешь, как отличить вендиго от педофила?

– Как?

– Педофилы, когда говорят, испускают шипение. Но чтобы это заметить, надо прислушаться как следует. А еще они притворяются хорошими, особенно перед детьми. А вендиго ни перед кем не притворяются, но их сложнее заметить. Они не трусы, как педофилы. Они жестокие и свирепые, и у них в голове живут безумные голоса, и вендиго из-за этого рычат. Вендиго вообще часто рычат, так их и можно распознать. А иногда в человеке живут ангел и демон одновременно, и они борются между собой за его душу. Но ангел всегда побеждает, потому что один ангел сильнее десяти демонов.

Ей-богу, иногда Крыса меня просто ошарашивала! Я серьезно!

– Откуда ты все это взяла?

– Само в голову приходит, – ответила она, как ни в чем не бывало.

Видимо, безумные голоса в голове бывают не только у вендиго. Не знаю почему, но я очень не люблю, когда Крыса начинает плести свои жуткие басни. Но в этот раз я заинтересовался:

– Ну и… откуда же ты узнаешь о том, что случится? От голоса в голове?

– Нет, глупый. Иногда картины будущего приходят ко мне, когда я сплю. А иногда я вижу сны наяву. Но чаще у меня просто возникает чувство, что скоро что-то произойдет, а потом это чувство становится сильнее, вот и все.

– Но ты видишь призраков, так ведь?

Крыса захохотала, и я взорвался:

– Ну, все! Больше я в жизни тебя ни о чем не спрошу!

– Тебе надо поменьше смотреть кино, Боб.

– Погоди-ка! Ты сказала мне, что видела души Серых монахинь над кладбищем Святого Бонифация!

Крыса захохотала еще громче.

– Ах ты, лживая Крыса!

Я надулся и перестал с ней разговаривать, но Крысу это ничуть не волновало. Ни вот столечко!

Вдоль железной дороги теперь шло шоссе. Некоторое время рядом с нами ехал грузовик, и шофер махал нам в окно. Потом стали появляться дома. Их становилось все больше, чем ближе мы подъезжали к городу. Потом поезд замедлил ход, мы прикрыли двери и стали смотреть в щелку. Мы видели, как женщина качала на качелях смеющегося ребенка. Потом ее скрыли деревья. Мы видели трактор, который перегородил дорогу и устроил затор. Видели маленький синий домик, величиной не больше сарая, и водонапорную башню, на которой было написано: «Иисус любит тебя». Видели пожарную станцию и гордых пожарных, которые фотографировались с маленькими ребятишками. Пожарная машина выглядела несколько старомодной, но иногда старомодные вещи смотрятся гораздо лучше новых. И детям, которые по ней лазили, явно было очень весело. Поезд, звеня сигнальным колоколом, проехал город без остановки. Мы открыли двери и опять сели под ветерком. Дома остались позади. Теперь мы ехали через фермерские поля, на которых красные комбайны убирали пшеницу.

– Смотри-ка, Боб! Видишь гусей? – Крыса показала пальцем на небо. – Я тебе рассказывала, почему они всегда летят клином?

Я не ответил. Я все еще не хотел с ней разговаривать.

– Ну, слушай. Жил-был на свете сын западного ветра и внук луны, и звали его Нанабуш. Ему никогда не сиделось на месте. Однажды он здорово проголодался, просто помирал с голоду. И вдруг видит – целая стая гусей отдыхает на воде. И Нанабуш решил нырнуть, подплыть к гусям и связать их лапы одной веревкой. «Так-то я их всех поймаю разом!» – думал он. Он нырнул и потихоньку связал всех гусей между собой. Но самый старый гусь заметил, что происходит, и дал гусям команду взлететь. Вся стая вспорхнула в небо и унесла незадачливого Нанабуша вместе с собой. И с тех пор и по сей день гуси всегда летают клином. А мораль этой притчи такова: не будь жаден, бери ровно столько, сколько тебе нужно… А у нас еда осталась?

Солнце ползло по небосводу, и запасы еды в рюкзаке Гарольда начали истощаться. У меня был аппетит, как у солдата, и Крыса от меня не сильно отставала. Каждый раз, выуживая из пачки печеньку, мы говорили, что остальное оставим на потом, но через час пачка оказывалась пустой. Утром мы решили, что оставим сэндвичи на ужин, но их не стало к обеду. Еда всегда вкуснее, когда тебе нельзя ее есть.

Дважды поезд останавливался. Оба раза мы закрывали дверь и подглядывали в щелки между досками. На остановке у города Мад-Ривер не было видно ничего, кроме кирпичной стены напротив. Хуже того, мимо вагона все время ходили железнодорожные рабочие, и приходилось сидеть тихо. В закрытом вагоне было так жарко, что с нас семь потов сошло. Мы вскоре допили остатки воды и газировки. Зато когда поезд снова пошел, мы открыли двери и с удовольствием подставили лицо освежающему ветру.

Потом мы останавливались у какого-то городка, где повсюду были загоны со скотом. Парни в ковбойских шляпах грузили скот на поезд. Один сидел на лошади, и у него был пистолет. Он все время кричал на остальных, чтобы пошевеливались. Я решил, что он гуртовщик и всеми командует. Я боялся, что и к нам в вагон погрузят коров, но Крыса уверяла, что не погрузят, и действительно все обошлось.

Пейзаж вокруг все время менялся. Мы ехали по прериям и горам, мимо больших городов и маленьких поселков, нам махали ребятишки, и мы махали им в ответ. Мы видели бескрайние луга, уходящие за горизонт, синие речки и водопады, парящих в небе белоголовых орланов, пасущихся на холмах овец и лошадей на водопое. Видели зеленые ущелья, и скалистые каньоны, и лощины, по которым бежали ручьи.

А еще мы видели пустыню. Казалось, что стихия не щадила эту землю с незапамятных времен. Там валялись громадные валуны, оползнем принесенные с гор, и возвышались скалы, которым ветер придал удивительную форму. Я так и представлял, что, копнув эту землю, можно наткнуться на скелет динозавра.

Я впервые оказался за пределами Манитобы, и Крыса тоже. В других обстоятельствах мне наверняка понравилось бы путешествовать по Канаде в товарном вагоне. Я был восхищен нашей страной – такой большой и такой интересной.

Потом мы проезжали через убогий городишко с обшарпанными домами. С их стен облупилась краска. Вдоль путей тянулась вереница газонокосилок, выставленных на продажу, а еще там были видавшие виды подержанные машины, украшенные дурацкими флажками. Если бы мне пришлось выбирать, где жить, в таком убогом городишке или в пустыне, я бы выбрал пустыню. Я вовсе не сноб, ничего такого. Просто, пожив в большом городе вроде Виннипега, никогда не станешь жить в таком убогом месте. В убогих городах убогие люди. Никто не любит убогих людей.

Я немного поспал, но вагон жутко мотало из стороны в сторону всякий раз, когда поезд сбавлял скорость перед поворотом. Пытаться спать при этом было довольно утомительно, так что я приподнялся поглядеть, что делает Крыса. Она рассматривала фотографию, которую нам дала Мэри Белое Облако.

– А что, если он не захочет взять нас к себе? – сказал я.

– С чего это? Кто угодно на его месте взял бы нас к себе! Дядя Джером запрыгает от радости, когда увидит своих чудесных племянников! Мы же отличные ребята!

Иногда Крыса жутко меня смешила. Но спору нет, мы и правда отличные ребята.

– А если он захочет, чтобы мы жили в Нью-Йорке? Ты не будешь скучать по Виннипегу?

– Конечно буду. Мне будет не хватать друзей. И Гарольда. И мисс Маунтшафт. И от балета придется отказаться. – Она манерно приложила тыльную сторону ладони ко лбу и закатила глаза. – А ведь я могла бы стать величайшей балериной за всю историю Виннипега. Придется обойтись драматической карьерой.

– Ну, ты всегда будешь королевой драмы, это уж точно.

Крыса выпрямила спину:

– А если он захочет, чтобы мы продавали для него наркотики? Йоу, надо ширнуться – не стой как дурак! Топай сюда, потолкуем, чувак! – Из уличного драгдилера в духе семидесятых она вдруг превратилась в сестру маленького лорда Фаунтлероя. – Взявшись за торговлю наркотиками, следует с осторожностью относиться к намерениям и взглядам своих покупателей. Опрометчивость в этом деле может повлечь весьма плачевный результат. Можно оказаться в большом казенном доме, где всякий сброд станет глумиться над твоим акцентом! И тем не менее при должной рассудительности подобное предприятие способно принести неплохие барыши.

– И ты бы стала торговать наркотиками?

– Конечно нет! – ответила Крыса своим нормальным голосом. – Тогда я бы перестала быть замечательной девчонкой. А мне это слишком нравится.

– В любом случае ты будешь жить на прибыль от торговли наркотиками. Если, конечно, дядя Джером, – Крыса заставила меня называть его именно так, – вообще захочет взять нас к себе.

– Мы сироты, брат. У нас нет выбора. Ты пока вообще об этом не думай. Лучше скажи: если бы ты мог повстречаться с любой американской суперзвездой, кого бы ты выбрал?

Я никогда не понимал, что такого особенного в этих суперзвездах, но Крыса была ими просто одержима. Она не просто читает журналы о жизни звезд, она их буквально изучает! Анализирует полученную информацию и делает выводы – прямо как трейдер с Уолл-стрит. Она безошибочно определяет, кто на подъеме, а чья слава клонится к закату. И если Крыса сказала, что кто-то выбыл из игры, значит, все – на этой знаменитости можно ставить жирный крест. Никто о ней больше никогда не услышит.

– Не знаю. Наверное, Дженнифер Лопес или Джулию Робертс. Или Халли Берри, мне нравится Халли Берри!

– Это все пустые красотки с большими задницами. Ты жалок!

– А ты высокомерная зазнайка! Вот ты кто! Ну, давай скажи мне, с кем бы ты встретилась? Выкладывай, не томи!

– И не подумаю, раз ты так себя ведешь!

Тут у нее пискнул телефон. Крыса посмотрела на экран и сообщила:

– Это Гарольд. Пишет, что попробует поговорить с отцом Генри, чтобы он устроил папе приличные похороны. И еще просит, чтобы мы были осторожны.

– Я знал, что индейская погребальная церемония ему не понравится.

– Не то чтобы она ему не понравилась. Просто он убежденный христианин. – Крыса заползла в спальный мешок и распорядилась: – Я подремлю, разбуди, если случится что-нибудь интересное.

Она натянула мешок на голову и полностью скрылась внутри.

– Халли Берри… Пипец! – донеслось оттуда. – Да она тебе в бабушки годится.

На закате поезд остановился в чистом поле. Вокруг насколько хватал глаз, простиралось пшеничное море. Мы раскрыли двери и посмотрели на локомотив. Там не было видно ни души, как будто мы ехали на поезде-призраке. Мы сели в дверях и стали смотреть, как садится солнце.

Я думал о том, каково было бы жить здесь, вдали от людей, если бы рядом не было никого – только я и Крыса. Крыса допила последнюю оставшуюся порцию моккочино, спрыгнула из вагона на землю и запетляла по пшеничному полю.

– Если отстанешь от поезда, я не виноват, – предупредил я.

Крыса невозмутимо улеглась в колосьях:

– Не отстану.

В лучах заката пшеничное поле сначала казалось золотым, потом розовым, а потом стало красным, когда солнечный диск коснулся горизонта. Наверное, машинист остановил состав просто для того, чтобы полюбоваться закатом, потому что, как только солнце ушло, поезд тронулся.

– Думаешь, мама сбежала с ним?

– С кем? – спросила Крыса, забираясь в вагон.

– С дядей Джеромом.

– Так вот что произошло! – Она сузила свои круглые глаза и заговорщицки огляделась. – Наш собственный семейный скандал! Мама сбегает с папиным собственным родным братом! Джером Де Билье против папы Де Билье! Стреляться на рассвете и все такое!

Я пожалел, что спросил.

– Джером Де Билье с позором отлучен от семьи и живет в изгнании! А мы все пропустили! – Она немного посидела молча, переваривая такую роскошную идею. – У нас еда осталась?

– Нет.

– Тогда я ложусь спать.

Она свернулась клубком в спальном мешке и через минуту засопела, как мелкий грызун. Она напоминала мне хомяка, который у нас когда-то жил. Это был самый ленивый хомяк всех времен и народов. Колесо у себя в клетке он игнорировал – подозреваю, он даже не догадывался, зачем оно нужно. Он только ел и спал, свернувшись на соломе.

Но я никогда не умел засыпать сразу. Я лежал и смотрел на небо, пока на него не высыпали звезды, и думал о загробной жизни в безумной Крысиной версии. Я смотрел на луну и звезды и представлял лежащие за ними миры. Все галактики и солнечные системы, о которых мы можем только мечтать. Этим я и занялся. Я закрыл глаза и стал представлять себе далекие галактики. «Спокойной ночи, пап. Где бы ты ни был».