Текст книги "Сфинкс"

– Гин, вы должны понять, что из этого ничего бы не вышло, никогда.

– В следующий раз, если я захочу, чтобы меня съели живьем, я отправлюсь прямо к крокодилам.

– Пожалуйста, Гин, разве вы не понимаете, что нравитесь мне?

Он чувствовал привкус крови. Укус был серьезный и глубокий, кровь не унималась. Теперь у него с Матье было нечто общее – пострадавший язык.

Матье покинул свой лимузин и теперь стоял рядом в нескольких ярдах, невозмутимо наблюдая за Лори.

Пошел дождь, капельки мягко забарабанили по гравию и траве.

– Идите домой, я уезжаю, – сказал Гин.

Лори повернулась и пошла к лимузину, Матье подал ей руку. Открывая заднюю дверцу, он обернулся и посмотрел на Гина; его лицо было таким же бесчувственным, как канализационный люк. Затем он сел в машину и поехал к воротам. В полной тишине ворота распахнулись перед лимузином и, как только он проехал, вновь захлопнулись. Красные огоньки фар постепенно удалялись, освещая дорогу, деревья и кусты, пока совсем не скрылись из виду. Остались только высокая неприступная стена, запертые ворота и моросящий дождь.

Некоторое время Гин сидел неподвижно. Затем он выключил мотор и, все еще держа платок у рта, открыл дверцу и вышел из машины. Стоя здесь, вдали от уличных фонарей, он мог видеть проплывавшие над головой облака и бледную луну, освещавшую деревья.

Как можно тише Гин подошел к воротам. Он и не думал дотрагиваться до них – они могли быть электрическими. Приблизившись на безопасное расстояние, он попытался что-то разглядеть. Дорога переходила в длинную, около пятисот ярдов, дубовую аллею, которая поворачивала и наверняка вела к дому. Ему казалось, что он различает в темноте силуэты крыши и дымоходов, но возможно, это были просто ветки деревьев. Вокруг было что-то зловещее и интригующее.

Ему непременно захотелось увидеть этот дом, хотя бы для того, чтобы убедиться, что это обычный богатый особняк с фонарями и розмариновыми кустами, такой же, как и все остальные. Он вернулся к машине и достал из ящичка маленький набор отверток, подаренный одной из его подружек с припиской: «От возлюбленной гайки с любовью». На одной из отверток была лампочка для проверки на электропроводность. Он взял ее и тихо подошел к воротам. Затем осторожно протянул руку и прикоснулся кончиком отвертки к одному из металлических завитков. Лампочка не загорелась. Ворота не были под напряжением. Он поднял голову, осматривая их. Они были высокими и вдобавок увенчаны длинными варварскими шипами. Становилось больно от одной мысли, что тебя может проткнуть такое острие.

Гин ухватился за ворота обеими руками и нащупал опоры для ног. Ворота были украшены металлическими листьями и завитками, за которые можно было уцепиться, так что на первые шесть футов он потратил всего несколько секунд. Гин тяжело дышал от напряжения. Подняться выше было труднее – завитков становилось все меньше. На самом верху торчали пики с острыми ржавыми наконечниками.

На высоте около десяти футов Гин остановился, чтобы передохнуть. Оглянувшись назад, он увидел свою белую машину с открытыми дверцами, уходящую в темноту дорогу, которая вела к дому Лори Сэмпл, и редкие мерцающие огоньки соседних особняков. Впереди сквозь решетку ворот он не видел ничего, кроме мрачных развесистых деревьев и идущей между ними бледной ленты дороги. Дождь утих, дул легкий свежий ветерок. Его язык все еще болел от укуса, но это отчасти и заставило его карабкаться вверх по этим проклятым воротам.

«Вперед, мой мальчик, только вперед!» – уговаривал он себя, повторяя любимое выражение своего давнего флоридского коллеги.

Гин ухватился за основания двух шипов и, упершись ногами в ворота, поднялся еще выше. Он напоминал сейчас дикаря, взбирающегося по кокосовой пальме. Тяжело дыша, он добрался до верхушки, втиснул левую ступню между пиками и осторожно, чтобы не поскользнуться, перенес правую ногу на внутреннюю сторону решетки. Ворота под ним слабо дребезжали. Гин остановился, переводя дух и собираясь с силами, чтобы закрепить правую ступню и перебросить левую ногу.

Вдруг он услышал какой-то грохочущий звук, идущий со стороны дома. Гин похолодел, пот струился по его лицу. Он прислушался. Возможно, это был всего лишь раскат грома, предупреждение о грозе, – обычно грозы приходили в Вашингтон с этого берега реки.

Гин крепче ухватился за решетку, собираясь перебросить левую ногу. Грохот раздался снова, и это не был раскат грома. Он всматривался в темноту, но облака закрыли луну, и невозможно было ничего различить, кроме силуэтов деревьев. Грохот между тем нарастал.

Затем раздался леденящий душу звук. Он услышал тяжелое дыхание приближающихся крупных животных. Они неслись прямо к нему из-за деревьев и кустов, шурша гравием. Сэмплы спустили с цепи собак!

Испытывая ужас и напряжение, Гин перебросил обратно правую ногу. Шум приближался, и он не осмелился даже обернуться назад, пытаясь высвободить левую ступню, застрявшую между прутьями решетки. Он дернул ее изо вех сил, но безрезультатно. Гин увидел, как огромные твари, прыгая между дубами и кустарником, стуча тяжелыми лапами по гравию, приближаются к воротам. Он разжал руки и, цепляясь за завитушки, скатился, почти упал вниз, подвернув лодыжку. Левый ботинок остался торчать между зубьями решетки.

Скрипя зубами от боли, Гин как можно скорее заковылял к машине. Он слышал, как дребезжали ворота под ударами разъяренных зверей, упустивших добычу. Собаки бросались на решетку, царапая ее и злобно рыча.

Гин включил мотор, резко развернул машину, так что взвизгнули шины, и помчался прочь. Только когда он выехал на главную дорогу, ведущую к Вашингтону, он сбавил скорость и вздохнул с облегчением. Но его организм еще не оправился после шока и продолжал выбрасывать в кровь адреналин.

Гин добрался до своего дома в Джорджтауне и оставил машину на верхнем этаже темного кирпичного дома с мощеным двором. Владелец этого дома был другом его отца еще со студенческих лет. Потом Гин открыл ворота и, прихрамывая на левую ногу, оставшуюся без ботинка, подошел к входной двери.

Он зажег все лампы в бледно-желтой гостиной, включил телевизор без звука и поставил кассету со струнным квартетом Моцарта. Только после этого он позволил себе подумать о Лори Сэмпл.

Налив большой бокал виски, Гин прилег на обтянутую золотой тканью тахту, вывихнутую ногу он положил на кофейный столик из оникса. Он прокручивал события этой ночи, стараясь выделить те из них, которые не казались бы нелепыми и странными.

Вне всякого сомнения, Лори очаровательная девушка. При нормальных обстоятельствах он бы непременно добился ее согласия поужинать с ним, увидел бы в ее глазах обещание провести вместе ночь, или, по крайней мере, он договорился бы о свидании на следующий день.

Его удивляла ее несокрушимая холодность. Хоть она и призналась, что он ей нравится, она была готова укусить его, чтобы он лучше понял ее намерения. Гин зажег сигарету и вдруг ощутил, как сильно болит язык. Он отправился в маленькую ванную, отделанную коричневым кафелем, где плотными рядами стояли бутылочки с дорогими лосьонами, и включил свет над зеркалом. Затем он высунул язык и обследовал его.

Странным было то, что ранок было так мало и они находились на таком большом расстоянии друг от друга. След от обычного человеческого укуса равномерный и полукруглый, но Гин обнаружил только четыре отчетливые отметины. Он слегка дотронулся до ран и сморщился от боли. Это было похоже на укус большой собаки.

Гин долго стоял перед зеркалом и вздрогнул от неожиданности, когда раздался телефонный звонок.

Глава 2

Звонил Уолтер Фарлоу, его босс. Он напомнил, что завтра в одиннадцать Гин непременно должен быть на собрании, где будут обсуждать результате Вест-Индских переговоров. Гин сказал, что у него готовы все бумаги и что все пройдет нормально.

– У тебя насморк? – спросил Уолтер.

– Почему ты так думаешь?

– У тебя какой-то странный голос, как будто ты говоришь с набитым ртом.

– А, это… Я нечаянно прикусил язык.

– Ты прикусил себе язык? Я думал, это Генри Несс тебе его прикусил, – усмехнулся Фарлоу.

– Ну его к черту!

Гин положил трубку, наполнил бокал, сел и снова задумался. С тех пор, как он начал заниматься политикой, Гин придерживался правила доводить до конца все запланированные дела. Каждый отчет, доклад, просто эпизод подробно разбирался, записывался и закрывался. Его раздражала любая неясность в делах, поэтому он непременно должен выяснить свои отношения с Лори Сэмпл. Его гордость впервые за последние двадцать лет так сильно пострадала. Мало того, что эта грудастая девятнадцатилетняя девственница укусила его, она еще спустила с цепи сторожевых псов! Это из-за нее его дорогой английский ботинок остался торчать в этих проклятых воротах.

Гин взял телефонный справочник и принялся искать ее номер. Как он и предполагал, номера в справочнике не оказалось. Он задумался, постукивая по стакану, затем поднял трубку и набрал номер. В конце концов, не так уж поздно, только начало первого. Вашингтонские дамы не ложатся спать так рано.

Ему ответили после десятого или одиннадцатого гудка. Сонный женский голос спросил:

– Алло, кто это?

– Мэгги, – сказал Гин как можно приветливее, – это я, Гин.

– Который час?

– Не знаю. Думаю, около двенадцати.

– Не знаешь? Я купила тебе французские часы за триста долларов, а ты не знаешь?

– Не злись. Ведь ты еще не спала?

Он услышал глубокий терпеливый вздох.

– Нет, Гин, не спала. Разве могла бы я работать твоим личным секретарем, если бы когда-нибудь спала. Я бодрствую двадцать четыре часа в сутки. Только сейчас я немного расслабилась.

Гин терпеливо слушал.

– Мэгги, – сказал он, – я понимаю, что это сверхурочная работа, но я был бы очень признателен, если бы ты оказала мне небольшую услугу.

– Ты всегда так говоришь. Гин, дай мне отдохнуть, хотя бы для того, чтобы выглядеть привлекательной. Должна же девушка иметь свободное время, чтобы привести себя в порядок?

– Мэгги, ты всегда красивая.

– О, не надо об этом. О чем ты хотел меня попросить?

– Ты помнишь французского дипломата Жана Сэмпла? Он умер около трех месяцев назад, кажется где-то в Канаде.

– Да, я знаю. Его задрал медведь на охоте.

– Что ты знаешь о нем, о его семье, его доме?

– Вообще ничего не знаю. Зачем тебе это?

Гин взял телефон и подошел к тахте. По телевизору показывали триллер. Истлевшие монстры поднимались из могил, толпа перепуганных людей убегала, размахивая руками и беззвучно крича. В глубине комнаты успокаивающе играла музыка.

– Сегодня на вечеринке у Ширра я познакомился с дочерью Сэмпла. Ты знаешь, она такая загадочная, очень… замкнутая. Она мне показалась странной, и я должен узнать о ней побольше.

Мэгги опять вздохнула:

– Ты хочешь сказать, что она тебе отказала и ты должен собрать секретную информацию, чтобы добиться успеха в обольщении.

– Мэгги, прекрати, это совсем не то, что ты думаешь. Она живет за городом в огромном доме, окруженном такой же неприступной стеной, как форт Нокс, там бегают дикие сторожевые псы, которые могут разорвать человека на куски.

– Может быть, у Сэмплов ценная коллекция живописи или что-нибудь еще. Ты видел этот дом?

– Я не мог даже пройти через ворота. Ее сопровождает некий Матье. Он немой и похож на Джека Пэланса в роли Дракулы. Когда я смиренно и кротко намекнул, что не прочь зайти в гости, я получил резкий отказ.

– Это ты-то – смиренно и кротко?

– Я могу быть смиренным и кротким, если захочу. Проблема в том, что особняк со всех сторон огорожен, нет даже лазейки, чтобы проникнуть внутрь. А я хочу узнать, что там внутри. Лори Сэмпл – потрясающая девушка, но, веришь ты или нет, я интересуюсь ею только из любопытства.

– Как ты думаешь, это еще когда-нибудь повторится? – грустно спросила Мэгги.

– О чем ты?

– Я говорю о нас с тобой. Мы можем быть счастливы вместе.

– Мэгги, я еще так молод. У меня вся жизнь впереди.

– Если ты думаешь, что в тридцать два года ты слишком молод, то не должен забывать, что через восемь лет тебе исполнится сорок.

Гин отхлебнул виски.

– Хорошо. Вот и поговорим об этом через восемь лет. И все-таки, ты поможешь мне?

– Что ты хочешь узнать? Говори медленно, я записываю.

– Мне нужен номер телефона Сэмплов. Я хочу узнать, где Лори бывает и как проводит время. Я бы хотел раздобыть фотографии их особняка и подробности о смерти Жана Сэмпла. И еще, разузнай что-нибудь о миссис Сэмпл, матери Лори. По словам Лори, она настоящий дракон.

– Сколько у меня времени, чтобы навести справки?

– Как насчет завтра?

– Завтра воскресенье.

– Отлично, я не буду беспокоить тебя на работе. С утра я буду по делам у Уолтера. Почему бы тебе не зайти, пообедаем вместе. Я приглашаю тебя на ленч.

– Ты обещаешь?

– Истинная правда. Разве могу я обманывать в воскресенье?

– Не меньше, чем в любой другой день. Кстати, что ты жуешь?

– А, это. Я ничего не жую, просто у меня ранка на языке.

– Пока, Гин. Увидимся завтра, не забудь про ленч.

– Пока, моя дорогая Мэгги.

Гин положил трубку. Он понимал, что жестоко просить Мэгги разузнать что-то о Лори Сэмпл, но Мэгги была единственной, кто мог бы сделать это тщательно, быстро и без лишних разговоров. Если бы он попросил об этом Марка Веллмана или кого-нибудь еще из коллег-мужчин, то можно было не сомневаться, что история об укушенном языке и потерянном ботинке облетела бы весь Вашингтон за пятнадцать минут. А огласка, и сама по себе неприятная, помешала бы ему провести расследование.

Гин почувствовал усталость и боль во всем теле. Он медленно разделся и пошел в ванную. Стоя под душем, он все время думал о Лори Сэмпл. Он снова перебирал в уме события этого вечера с того момента, как он подошел к ней и протянул руку. Вспомнил ее волнующую грудь, прикрытую тонким шелком. Вдруг он понял, как сильно эта девушка его заинтриговала.

***

Они зашли в небольшое кафе рядом с офисом Уолтера Фарлоу, сели в нише за зеленым стеклом и заказали яичницу с бифштексом. Это кафе было излюбленным местом политиков, работающих по воскресным дням. Когда они пришли, там было уже много народу. Опытный наблюдатель мог с первого взгляда отличить республиканцев от демократов. «Ослы» <"Осел" – американское прозвище демократической партии.> сидели за столиками на колесах в глубине комнаты, «слоны» <"Слон" – эмблема республиканской партии.> же занимали столики у окна.

Мэгги, как всегда, выглядела свежей и бодрой. Это была хорошенькая миниатюрная брюнетка со слегка приподнятым веснушчатым носиком и большими карими глазами. Она напоминала Гину девушек с обложки субботнего приложения к «Ивнинг пост», которые встречали возвращающихся домой солдат-пехотинцев. Может быть, именно поэтому он не женился на ней еще много лет тому назад.

Оба они выросли в Джексонвилле и были влюблены друг в друга с детства. В семнадцать лет они стали любовниками и были вместе, пока им не исполнился двадцать один год. Затем Гин занялся своей политической карьерой, Мэгги поступила в колледж. Постепенно их роман угасал, пока совсем не кончился. Их пути разошлись. Гин полюбил богатую замужнюю женщину, почти в два раза старше его, все его чувства были вывернуты наизнанку, Мэгги же увлеклась одним проходимцем из Йеля и прошла через все последствия нежелательной беременности и аборта.

Недавно они встретились вновь и сейчас были друзьями. Кроме того, их связывала работа: Мэгги была секретарем Гина.

Гин отламывал хлеб и ел его большими кусками.

– Тебе удалось что-нибудь узнать? – спросил он после долгого молчания.

Она ухмыльнулась:

– Ты растолстеешь, если будешь есть так много хлеба.

– От этого нельзя растолстеть. Знаешь, что я съел вчера вечером? Всего одно крабовое пирожное. У меня с утра кишки урчат от голода.

Мэгги подняла с пола матерчатую сумочку и начала исследовать ее содержимое. Она достала маленькую записную книжку.

– Я узнала почти все, кроме номера телефона, – сказала она. – Тебе нужно подождать ддо завтра, в понедельник утро откроется справочная служба телефонной компании.

Гин кашлянул.

– Я важная политическая фигура, и я должен ждать до завтрашнего утра? Разве Джек Кеннеди когда-нибудь ждал до понедельника?

– Я это предвидела, – сказала Мэгги, – но дело в том, что я хотела все сделать тихо, без лишнего шума. Мне уже позвонила секретарша сенатора Хозбаума, спрашивала, как у тебя дела с великолепной Лори Сэмпл. Я бы на твоем месте не предавала огласке этот роман.

– Роман? Кто говорил о романе? Если ты называешь романом вывихнутую лодыжку и укушенный язык…

Мэгги уставилась на него:

– Ты же сказал, что это просто ранка.

Гин пожал плечами, смутившись:

– Ранка, укус… какая разница!

Мэгги щелкнула пальцем по страничкам блокнота.

– Дом Сэмплов довольно интересен. Он находится в Мерриаме, на участке в сорок акров, земля – их собственность. Большая часть территории покрыта деревьями и кустарником. Мне обещали аэрофотоснимок усадьбы. Дом довоенный постройки. Это особняк с пятнадцатью спальнями, построенный табачным плантатором из Виргинии. В разное время домом владели плантаторы и политики, пока он не пришел в негодность в 1911 году. Потом дом пустовал и был куплен Сэмплами в 1973 году, когда Жан Сэмпл был направлен во французское посольство в Вашингтоне, с тех пор они живут там.

Им принесли яичницу с бифштексом. Гин обильно посыпал перцем свою порцию, а Мэгги продолжала читать свои записи:

– Жан Сэмпл был очень образованным и богатым человеком. Он родился в 1919 году в Сассенаже, в Изире, в состоятельной семье. Похоже на то, что карьера дипломата была предусмотрена для него заранее. В 1951 году он в качестве начинающего дипломата прибыл в Египет, где и познакомился со своей будущей женой Лейлой. О ней я почти ничего не узнала, кроме того, что ее девичья фамилия Мизаб и что она долго жила в Судане. Их единственная дочь Лори родилась в Париже, ей девятнадцать лет. – Мэгги взглянула на Гина и продолжала:

– Жан Сэмпл тратил много денег на благотворительность, делал пожертвования национальным паркам в Африке. Но, несмотря на это, он был страстным охотником, и во время последней охоты его насмерть задрал медведь. Я видела отчет канадского следствия по этому поводу.

Гин отправил в рот кусок бифштекса и нахмурил брови.

– Это все? – спросил он. – А что насчет ценностей, у них есть какая-то коллекция? Ведь дом так тщательно охраняется.

– Нет никакой коллекции, – ответила Мэгги. – Я разговаривала с двумя французскими дипломатами, которые знали его, оба подтвердили, что Жан Сэмпл никогда ничего не коллекционировал. Они знают только то, что он очень любил уединение. И еще они сказали, что его жена очень красива, один даже назвал ее «ун гранд пуатрин».

– Что это значит?

– Само совершенство – я думала, твой французский достаточно хорош, чтобы понять это.

– Перестань подшучивать и ешь свой бифштекс.

Пообедав, они вышли на улицу.

Был хмурый, сырой день, какие обычно бывают в сентябре-октябре, когда погода начинает портиться. Над ними с ревом пронесся реактивным самолет, он пролетел над Потомаком по направлению к аэропорту и пошел на снижение. Они подошли к тихому зданию с колоннами, где работал Гин, и Мэгги протянула ему руку.

– Спасибо за ленч, – сказала она, – это был мой лучший бифштекс за последнее время.

– Я рад. Может, нам следовало бы почаще это делать?

– Делать что? – спросила она, притворяясь, что не понимает.

Он посмотрел на нее, затем наклонился и поцеловал ее в лоб.

– То, что делают все хорошие друзья: общаться почаще.

– Будь осторожен.

– Что ты имеешь в виду?

Она плотно закуталась в вязаный жакет.

– Так сказал один из тех дипломатов, с которыми я говорили о Сэмплах. Я не рассказала тебе об этом, потому что это звучит смешно. Но это насторожило меня.

– Я должен остерегаться собак?

– Нет, это еще более странно. Когда один из них рассказывал мне все о миссис Сэмпл и Лори, он спросил, касается ли это женитьбы. Я ответила, что не думаю. Но он сказал: «Если кто-то собирает информацию с этой целью, предупредите его о танце».

– О танце? Черт возьми, что все это значит?

– Не знаю. Я же говорила, что это смешно и странно. Но думаю, ты должен об этом знать на всякий случай.

Гин взял ее за руку и засмеялся. В колоннаде отозвалось эхо.

– Моя хорошая Мэгги, – сказал он. – Жениться на Лори Сэмпл – это самое последнее, что я собираюсь сделать. После того, как она со мной обошлась прошлой ночью, я не уверен, увижу ли ее снова, не говоря уже о женитьбе.

– Не знаю, – сказала Мэгги, – я всегда представляла тебя с кучей детей, за рулем многоместного автомобиля и с загородным домом в Гранд Рапиде.

– С Лори Сэмпл? Ты шутишь!

Мэгги пожала плечами:

– Когда-нибудь ты все поймешь. Было время, когда я думала, что рядом с тобой буду я.

Ветер растрепал его темные волнистые волосы. У него было мужественное лицо с правильными чертами, которое выражало сейчас и печаль, и уверенность.

– Мэгги… – сказал он.

Она покачала головой и отвернулась.

– Не обращай внимания, – сказала она мягко, – все, что ты делаешь, вероятно, правильно и хорошо для тебя, так что не обращай на меня внимания.

Она пошла вниз по улице, а он остался стоять под величественным сводом, думая о том, что она сказала.

Спустя час Гин выключил настольную лампу и снял очки в тяжелой оправе. Доклад был почти готов, он мог без особого труда закончить его завтра утром.

На улице было светло, оставалось еще часа три-четыре до наступления темноты. Он собрал свои бумаги и встал. Может, ему стоит снова съездить к Лори Сэмпл?

Эротический образ Лори являлся ему в мыслях целый день. Даже утром, во время собрания, стоило ему на мгновение закрыть глаза – и он видел ее волнующее тело, облаченное в шелк, и красивое лицо с кошачьими глазами.

«Эта женщина волнует меня» – сказал он себе, доставая сигарету. Почему бы ему не съездить туда и не увидеться с ней. Ведь должен же быть на воротах звонок для посетителей. Может, если он позвонит и заявит о себе, вместо того чтобы тайком перелазить через стену как второсортный грабитель, он попадет в дом обычным приличным путем. Он надеялся, что Лори не заметила его ботинок.

Гин закрыл шкаф для бумаг, выключил все лампы и пошел к машине. Было около пяти часов вечера, когда он выехал на загородное шоссе. Небо покрылось темными, тяжелыми тучами. По радио передавали проповедь, священник взывал: «О Боже, положи конец беззаконию и людским страданиям!» Гин присоединился к молитве и добавил: «Не допусти, чтобы пропадала дорогая обувь».

Он потратил полчаса, чтобы найти узкую, идущую в гору дорогу к дому Сэмплов, два раза проехал мимо, прежде чем заметил ее. При дневном свете все выглядело по-другому. Гин помнил, что надо повернуть направо, когда проедет по туннелю из развесистых деревьев. Он завернул за угол и увидел стальные ворота. Ботинка, как он и опасался, уже не было.

Гин вышел из машины и направился к воротам. Даже днем владение Сэмплов выглядело мрачным и хмурым. Дубы печально шелестели листьями на ветру. Дорога исчезала за поворотом, Гин решил, что должен непременно увидеть, что они там скрывают. Он осмотрелся и наконец заметил маленький медный звонок, вокруг него готическими буквами было выгравировано имя «Сэмпл». Гин позвонил два раза. В ожидании он шагал взад и вперед, отбрасывая приставшие к туфлям листья.

Прошло десять минут, прежде чем он заметил какие-то признаки жизни. Послышался вой электрического мотора, и из-за угла выехала тележка с полосатым бело-красным тентом. Тележку вел Матье. Минут через пять тележка остановилась в нескольких ярдах от ворот, Матье подошел к Гину и уставился на него через решетку.

– Я пришел к Лори, – громко сказал Гин. – Если она дома, я хотел бы встретиться с ней.

Матье, казалось, обдумывал его слова. Затем он замахал руками, как будто говоря «нет!».

Гин упрямо настаивал:

– Пожалуйста, скажите ей хотя бы, что я здесь.

Матье снова замахал руками.

– Ладно, а как насчет миссис Сэмпл, могу я ее видеть?

Опять отказ. Взмах рукой ясно означал: «Уходите отсюда».

– Матье, – повторил Гин настойчиво, – попытайся меня понять. Я не сделаю Лори ничего плохого, я не Казанова. Я всего лишь хочу увидеться с ней и пригласить ее на ужин.

Опять: «Нет, уходите».

– Послушай, – сказал Гин, – может, это тебя переубедит.

Он достал бумажник, извлек десятидолларовую купюру и протянул ее через решетку.

– Сейчас я могу войти?

Матье уставился на купюру холодным неумолимым взглядом. Затем он посмотрел на Гина с таким презрением, что тот отдернул руку и поспешно сунул деньги в бумажник В этот момент он обрадовался, что между ним и этим немым уродом возвышались массивные стальные ворота.

– Хорошо, – сказал Гин, – я вижу, что тебя не уговоришь. Ты можешь хотя бы передать ей кое-что? Скажи Лори, чтобы она мне позвонила. Пожалуйста.

Матье равнодушно взглянул на него, развернулся и пошел к своей тележке. Он завел мотор, и тележка с визгом скрылась за деревьями. Гин прислонился к воротам и вздохнул.

Он уже собирался идти к машине, как вдруг ему показалось, что он увидел что-то вдали за высокой травой. Гин прищурился и на мгновение увидел Лори – она медленно прогуливалась между деревьями с большой собакой на поводке. На ней были голубые слаксы и белая блузка, ее рыжеватые волосы развевались на ветру.

– Лори! Лори! – закричал Гин, но было слишком далеко, она его не услышала и ушла.

Гин сел в машину и, барабаня пальцами по рулю, задумался, что же делать дальше.

Он не собирался ломиться в дом среди бела дня. Ему не помог звонок для посетителей. Ему оставалось только ждать до утра, когда Мэгги узнает номер телефона. Тогда он, минуя этого невозмутимого Матье, сможет поговорить с Лори или по крайней мере с ее матерью.

Разочарованный, но полный решимости, Гин возвращался в город. Он непременно должен все разузнать, чего бы это ему ни стоило.

В понедельник утром было солнечно, но в воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Собираясь на работу, Гин надел пальто.

Он пришел в офис рано, еще не было восьми, но Мэгги уже была там. Она сидела за столом с пластиковым стаканчиком кофе в руке, курила сигарету и разговаривала по телефону.

Гин повесил пальто на вешалку.

– Кто это? – спросил он. – Я его знаю?

Мэгги прикрыла рукой трубку:

– Это мой тайный любовник. Молчи, он может услышать.

Гин подошел к столу и быстро просмотрел почту. Была целая пачка писем из Вест-Индии и несколько надоедливых запросов о дотациях из Центральной Америки. Даже если ограничиться краткими ответами, понадобится целое утро, чтобы разобраться с письмами, а ему еще надо закончить доклад по Вест-Индским переговорам. Гин достал из пачки сигарету и закурил.

– Угу, хорошо, – сказала Мэгги по телефону, – спасибо, Марвин, я у тебя в долгу.

Она положила трубку и подошла к Гину с довольной улыбкой. На ней был терракотовый вязаный костюм, и Гин в очередной раз заметил, какая она хорошенькая.

– У тебя вид как у кошечки в молочной лавке, – сказал он.

– Почему бы и нет? Вы просили о невозможном, босс, и невозможное свершилось.

Она вырвала листок из блокнота и положила перед ним. Там было написано: «Первый франко-африканский банк, улица К, 1214». И ниже – номер телефона.

Он схватил листок.

– Что это? Что-нибудь о Лори Сэмпл?

– Всего лишь ее телефон, – улыбнулась Мэгги, – и еще адрес банка, в котором она работает.

Гин удивленно приподнял брови:

– Значит, она не сидит все время взаперти в этом доме?

– Конечно нет. Почему она должна сидеть взаперти?

– Не знаю, – сказал Гин, – судя по тому, как этот дом охраняется, можно подумать, что они заперлись изнутри и никогда не выходят.

– Ты рассуждаешь, как типичный шовинист. Если они не упали в обморок у твоих ног и хотели, чтобы их оставили в покое, значит, они ведут замкнутый образ жизни в этом причудливом доме.

– Но ты не видела этих проклятых сторожевых собак. Это просто дикие звери.

– Может, это были дружелюбные сенбернары. И если бы ты так не перепугался, они предложили бы тебе стаканчик бренди.

Гин посмотрел на часы. Если он возьмет такси, то может успеть к банку до открытия, а это значит, что ему удастся перехватить Лори на улице.

– Слушай, Мэгги, – сказал он, – я ухожу. Я не надолго. Если позвонит Уолтер или Макс начнет что-то выпытывать, скажи, что я отлучился по срочному деловому звонку. Я вернусь через полчаса.

– Гин, – осторожно начала Мэгги, – выброси это из головы. Если девушка действительно не хочет тебя знать, не делай из себя придурка.

– Мэгги, – сказал он, набрасывая пальто, – разве я когда-нибудь вел себя как придурок?

– Только однажды, – сказала она колко и вернулась к своему столу.

Он вышел на улицу и поймал такси. За рулем был молчаливый негр с огромной едкой сигарой. Когда они подъехали к банку, Гин открыл дверь машины и вдохнул прохладный осенний воздух. Он заплатил водителю и подошел к широким стальным дверям Франко-африканского банка. Небольшая группа алжирцев ждала, когда откроется банк. Они шаркали ногами и разговаривали по-французски с сильным акцентом.

Гин понял не все из их разговора, но уловил, что мемориал Джефферсона их разочаровал. Один из них сказал, что он похож на спортивный павильон.

Через несколько минут банк должен был открыться. Подошли две девушки и присоединились к ожидающим. Гину показалось, что они работники банка, возможно кассиры, он подошел к ним с нерешительной улыбкой.

– Девушки, можно задать вам один вопрос? – спросил он.

Девушки повернулись и вопросительно посмотрели на него. Одна из них была в поднятых наверх очках, другая неутомимо жевала жвачку, каждый мускул на ее лице напряженно работал.

– Простите, вы работаете здесь?

– А вам это зачем? – спросила девушка с жевательной резинкой.

– Здесь работает одна моя знакомая, – объяснил он со странным смущением, – может, вы знаете ее. Ее зовут Лори Сэмпл.

– Лори? Ну конечно, знаем. Она работает в валютном отделе.

– Вы не знаете, она придет сегодня на работу?

– Она никогда не пропустит и дня, – сказала девушка с жевательной резинкой, – она просто помешана на работе.

– Вы ее друг? – спросила вторая.

Гин отрицательно покачал головой:

– Нет, просто приятель.

– Да, у нее нет друга, – кивнула девушка со знанием дела.

– Почему? – спросил Гин. – Вы думаете, у нее никого нет?

– Я не знаю. Она какая-то задумчивая, странная. Она такая привлекательная, но у нее никогда никого не было. Причина в ней самой. И еще она очень высокая. Мне кажется, мужчинам не очень нравятся высокие женщины.

– Мой Сэм говорит, что рядом с ней чувствуешь себя как с нью-йоркской телебашней, – сказала девушка со жвачкой.

Гин продолжал расспрашивать:

– Я понимаю, это ваше личное дело, но как вы к ней относитесь? Она вам нравится?

– Ну конечно, – сказала девушка со жвачкой во рту. – Лори славная, и все к ней относятся хорошо. Но она ничего не рассказывает о себе. Я даже не знаю, где она живет.