Книга: Писатель и самоубийство - Григорий Чхартишвили

Так почему же у него там "небытие"? ) В целом, если не воспринимать всерьез некий там Собор 5-го века, запретивший самоубийство "чтобы крестьяне приносили больше пользы" (будем честны), то как бы тотально отказаться от него будет напоминать анекдот про ковбоев, которые "бесплатно ***** поели". Герои книги не поели, остальное же в руках Высшего Разума )

Или еще нечто типа "самоубийство писателя это трагедия", зато все остальные "нормальные люди" (с) как будто не стареют, не болеют и не умирают, а если умирают, то сразу возносятся под ангельские пения на небеса.

Книгу хочется назвать не нонфиком, а скорее монографией, исследующей на примере порядка 350 случаев «литературицида» культурологические, исторические, социально-экономические предпосылки самоубийства. Автор выводит ряд закономерностей феномена и объясняет почему творческий человек - наиболее яркая жертва этой болезни. 

Еще одна причина, по которой смерть в раннем возрасте так легка, состоит в том, что юный человек, все существо которого наполнено набирающей силу жизнью, на самом деле не верит в свою смертность.

И писатели, как и люди искусства в целом, в этом смысле такие же дети. 

Творчество - это попытка смертного победить смерть.

Повествование в книге простое, очень увлекательное и, несмотря на мрачную тему, слегка саркастическое. 

Уникальный предмет исследования, найденный автором, открывает известнейшего писателя с другой стороны и погружает в темные закономерности нашей психологии и культуры. 

«Писатель и самоубийство» — исследовательская работа Григория Чхартишвили, в которой он на примере писательских судеб изучает феномен самоубийства. Это первая изданная на русском языке книга, которая наиболее полно освещает такую непростую тему, как добровольный уход из жизни. При этом это не научный труд, а эссе, отражающее субъективное мнение автора.

Григорий Чхартишвили не просто так решил разобрать случаи суицида среди писателей. Он считает, что писательство — опасная профессия, которая губит людей. Она предполагает более глубокий внутренний мир творца и более развитую способность к саморефлексии. Писатели привыкли копаться в себе, анализировать мотивы своих поступков и фиксировать результаты размышлений на бумаге. Многие литераторы, добровольно ушедшие из жизни, оставили подробные объяснения, почему же они решились на такой шаг. Григорий Чхартишвили, изучив прощальные письма и биографии писателей, классифицировал наиболее распространенные мотивы самоубийств. А таких набралось немало: это и несчастная любовь, и крайняя нужда, и потеря близкого человека, и тяжелая неизлечимая болезнь, и пристрастие к алкоголю и наркотикам, и психические расстройства. Из-за этих причин тысячи человек ежегодно прощаются с жизнью.

Но есть мотивы, характерные только для писателей. Это, например, творческий кризис — неспособность и дальше создавать какие бы то ни было произведения, истощение дара, утрата желания писать. Например, из-за потери вдохновения из жизни ушел классик японской литературы Рюноскэ Акутагава. Он с малых лет боялся творческого бесплодия. Акутагава не мог смириться с мыслью, что дар покинет его. Сама идея прожить скучную жизнь обывателя была ему невыносима. Со временем страх превратился в навязчивую идею и привел к нервному истощению, бессоннице, проблемам со здоровьем и суициду.

«Писатель и самоубийство» не только рассказывает об истории суицида, распространенных мотивах и судьбах литераторов-самоубийц. Григорий Чхартишвили также приводит доводы сторонников и противников добровольного ухода из жизни и пытается понять, как же относиться к суициду. И он приходит к мнению, что однозначного ответа на этот вопрос дать невозможно. Иногда самоубийство — это малодушный поступок, свидетельствующий о слабости и расшатанных нервах. Иногда же — единственный достойный и возможный выход. Каждый человек — хозяин своей жизни, и лишь он сам вправе решать, как жить и когда умирать.

Состоит она из двух частей. Первая - посвящена общей истории самоубийств в мире. Самое интересное - это отношение к этому явлению в разных культурах и измерение этого отношения с течением времени. Но, помимо этого, здесь есть социологические исследования о влияющих факторах, есть и разбор психологических теорий.

Вторая часть рассказывает конкретно о писателях, принявших столь непростое решение. Случаи взяты не самые популярные, что добавляет интереса. О каждом приводится достаточно содержательная справка о жизни, причинах, мотивах, в общем, что, где, когда, как, зачем и почему. Хотя в голову другому человеку забраться невозможно, никто, кроме него, точных ответов не знает, а любое исследование всё равно будет с налётом субъективных суждений, в этой книге видны старания свести их к минимуму, а каждый случай рассмотреть в 3D.

Несмотря на то, что книга объёмная, скучно не было. Но некоторые моменты повторялись слишком часто. Я понимаю, что задумывались так, чтобы можно было начинать читать с любой главы, но если читаешь книгу всю целиком, то как бы в третий раз видеть повторы радости мало.

Однако в автора отличный слог и здоровое чувство юмора. Он не предаётся импульсивным, эмоциональным суждениям, движущая сила - это анализ, представление разных точек зрения, размышления и рассуждения. Так что книга в любом случае пополняет список хорошего прочитанного нон-фикшна.

Стоит сразу заметить, что данное произведение написано автором под собственным именем, а не псевдонимом. Более того оно датируется концом девяностых годов, когда имя Акунина только начинало мелькать в новостных сводках и в титрах к кинофильмам. Можно сказать, что на тот момент автор был уже достаточно профессионален, чтобы хорошо понимать предмет своего исследования, но еще недостаточно популярен, чтобы говорить о глубоких вещах поверхностно. В общем и целом "Самоубийство" можно отнести к наиболее зрелому, плодотворному и наименее медийному периоду творчества, что безусловно сказалось на качестве этого крайне нетипичного литературного продукта.

Итак, исследование начинается с вопроса. Зачем? Акунин успешно анализирует все возможные причины и мотивировки - от сугубо материальных до строго экзистенциальных. На каждой из них останавливается подробно, приводя примеры из истории нелегкого писательского ремесла, на ниве которого погибла не одна сотня талантливейших литераторов. Также отметим, что изначально автор склоняется к философской трактовке событий, стремясь заглянуть за, так сказать, их идеологическую подоплеку, что сказывается уже в выборе темы и названия. В отличие от своего предшественника Эмиля Дюркгейма, Акунин решает озаглавить свою книгу не просто "Самоубийство", но "Писатель и самоубийство", т.к. именно писатель является тем Сталкером, который мог бы провести как читателей, так и самого автора в миры запретного и непонятого. По сути, литератор действительно является универсальным регистратором тончайших, незаметных и скрытых течений человеческой души, одно из которых начинает превалировать над остальными до тех пора, пока не зальет все море экзистенциального существования своими темными водами.

Суд по всему, первоначальная идея Акунина заключалась в том, чтобы в преломлении творчества самоубийцы-писателя увидеть отражение того самого "черного солнца" и найти его секрет. В таком случае, он должен был бы, как минимум постоянно сопоставлять между собой личность автора и его труды, пытаясь уловить тот самый дифференциал бытия, который показывает только одно значение - рокового исхода. Однако, то ли внезапно свалившаяся слава и успех, то ли другие труды, более художественной направленности с прицелом на дальнейшую экранизацию, несколько отвлекли Григория Шалвовича и, в конце концов, он вынужден был довольствоваться не столько глубоким анализом, сколько пересказом фактов с периодическими набегами в области собственных авторских размышлений, которые вряд ли могут быть поставлены в один ряд с трудами на ту же тему Шопенгауэра или Сенеки (впрочем, сам Акунин прекрасно понимает на какой глубине плавает и что далеко заплывать сейчас наверное не самое время, поэтому то и дело иронизирует или подтрунивает на самим собой).

Главное же и неоспоримое достоинство книги заключается в первую очередь в ее стилистическом изяществе, простоте формы и, можно сказать, легкости преподнесения материала. Изрядно поднаторев в области написания журнальных статей, эссеистики, а также после почти пятнадцати лет переводов великих японских писателей и поэтов, Акунин овладел словом и почувствовал свой темп и манеру изложения. Поэтому в том же году начал выводить на литературную авансцену оперуполномоченного Фандорина. Так что, если даже сама тема окажется читателям не близка, нельзя будет сказать, что они потеряли время, так как просто владение пером - это уже большое дело, достойное внимания.

Однако, даже несмотря на тот факт, что в тексте не найдется глубокомысленных философских экскурсов в область самосознания человека и его отношения к самому себе, книга все же полнится намекам интересных мотивов, которые могли бы развернуться в интересные парадигмы, но вот выводить их придется самому читателю. К примеру, самоубийства, совершенные из религиозных мотивов рассматриваются на примере двух канонических литературных персонажей, созданных Достоевским - Кирилловым и Ставрогиным. Первый представляется этаким крайним случаем для мыслящего человека, который с аподиктической достоверностью выводит для себя, что ввиду отсутствия высшего существа, необходимо утвердить некий акт свободы от природной необходимости (которая породила человека на этот свет) и добровольно отвергнуть принятые дары - только так можно совершить в жизни хоть один свободный поступок, который является определяющим. Ставрогин же является другой крайностью - этот герой пытается отдалиться от всевышнего насколько возможно, стараясь совершить невозможное, и наиболее невозможным и отдаленным от творца является конечно же акт самоуничтожения. На этих двух героях Акунин мог бы остановиться подробнее, так сказать расширяя их идеологию за границы девятнадцатого века к веку двадцать первому, перепахивая вдоль и поперек идею нигилизма, схватившую наш мир в клещи. Но гораздо больше писателя интересует другая сторона монеты.

Пока в одной части света суицид является некоим превышением известных норм, выходом за крайности, в другой ему отведено уникальное почетное место в структуре социальных отношений. Если в западно-европейском обществе самоуничтожение является своеобразной болезнью, говорящей о болезнях социума, то в Японии суицид напротив свидетельствует о здоровье и бодрости социального тела. Акунин, как истинные востоковед, с большим пиететом смотрит на практику харакири, усматривая в ней таинство причащения к высшим силам и понятиям недоступным человеку. Действительно, за тысячелетнюю историю, этот древний ритуал не претерпел почти никаких изменений и сегодня им пользуются также активно как и в начале двенадцатого столетия. Именно в нем, по автору, и кроется множество ответов на тревожащие наш неспокойный ум вопросы о смысле и пределе человеческого бытия. Как видно, можно и в самоуничтожении не только оставаться человеком, но более того, именно самим этим актом умерщвления и утверждать свою силу духа, превалирование своих божественных качеств над слишком человеческими. К примеру, любимый писатель Акунина - Мисима Юкио создал из своей смерти величественное эпическое зрелище с привлечением сотен человек, а Хемингуэй перехитрил жизнь, уйдя непобежденным. Но таких самостоятельных творцов исчезающее меньшинство. Ведь каждый человек не только живет, но и умирает в меру своих возможностей.

Состоит она из трех частей. В первой части автор рассуждает о самоубийстве в историческом контексте, во второй подбирается уже к своему «брату по ремеслу», а заканчивает Чхартишвили книгу разделом «Энциклопедия литературицида». Этот раздел состоит из 370 статей, где каждому писателю посвящена отдельная статья. Интересно, что основной вал самоубийц среди них составляют древние греки (Антисфен, Диоген, Сократ), японцы (Акутагава, Кавабата, Мисима) и русские в советский период жизни (Есенин, Маяковский, Цветаева, Шпаликов). Впрочем, у каждого своя причина такого ухода, хотя закономерности найти всегда можно.

Книга, как исследование – это, безусловно, хороший и детальный труд. Много в ней информации, которую просто так не найти. Например, что в немецких концлагерях охранники заканчивали жизнь самоубийством чаще, чем заключенные. Что религии к такому исходу относятся сильно по разному. Что благополучие и успех не гарантирует счастливой жизни. Что безверие и бесцельность жизни является плохим мотиватором для продолжения этой самой жизни. В информативности книге не откажешь. В ней много статистики и разных данных.

Но для чего она точно не подойдет, это для подъема настроения. Представьте, перед вами более пятисот страниц и на каждой из них пишут о самоубийцах, каждая строчка в них кричит о суициде, о бренности жизни, о невыносимости бытия. Читать такое иногда совсем не весело. Да и суицид кажется уже обычным явлением, к которому привыкаешь.

В тот момент, когда размахивающее палкой существо, кричащее что-то на непонятном нам языке, обнаружило у подножья скалы своего мёртвого сородича, и произошел главный скачок от homo erectus к homo sapiens. Человек впервые понял, что у него есть возможность выбора. У него есть свобода. И что он может сам выбирать – стоять ему на скале, пытаясь сделать шаг, или продолжать жить обычной жизнью. Этот урок человечество пронесло через века. Суицид, как смертельная, неизлечимая болезнь, как вирус, появлялся в каждом веке, в каждой стране, и никогда ещё к нему не было однозначного отношения.

Григорий Чхартишвили, больше известный под псевдонимом Борис Акунин, написал не столько книгу, сколько настоящий трактат о истории самоубийства. В этой книге есть всё, что вам нужно знать об этом явлении. Начиная с его самого зарождения, и заканчивая отношением к нему разных народов, культур, религий. Суицид в средневековье, суицид в христианстве, исламе, буддизме, суицид в философии и суицид в Японии, способы суицида, карта суицида, и, наконец, самое главное, суицид в творчестве. Книга разделена на два тома. Первый – "Писатель и самоубийство" – история вопроса и взаимодействие творчества и самоубийства. Во втором же – "Энциклопедия литературицида" – более трехсот пятидесяти имён писателей с кратким описанием жизни, которые всё-таки решились на отчаянный шаг. Триста. Пятьдесят. Человек. Одной. Профессии.

Истинно творческому человеку трудно мириться с мыслью, что он – тварь, то есть кем-то сотворен; если ты не смог себя создать, то по крайней мере можешь сам себя уничтожить.

Мне, как более менее творческому человеку, было близко всё, о чём говорил Чхартишвили. В одном из разделов главы названы в соответствии с главными причинами самоубийств среди писателей – любовь, утрата, пьянство, безумие, творческий кризис и так далее. Ни для кого не секрет, что творческие профессии – это опасные профессии, входящие в группу высокого суицидального риска. И что у писателей вместо нервов – оголённые провода, а вместо крови – алкоголь. Это люди, которые всю жизнь вальсируют со смертью, люди, которые пытаются играть на бумаге в бога, которые живут как на иголках в силу разных причин. И статистика показывает, что человек, вступивший на эту скользкую дорожку, обречён на финал, который неминуемо повторяется из века в век.

Больше всего впечатлила глава о писателях, которые не написали роман, а превратили в него свою жизнь. Это писатели, чья биография была куда ярче и интереснее, чем их произведения. Но за это они заплатили точно такую же цену, и, не совладав с собственным безумием, застрелились, повесились или придумали что-нибудь пооригинальнее. Также понравился подробный разбор персонажей Достоевского, антагонистов, которые всю жизнь искали бога, а в итоге закончили самоубийством.

Искусством могут быть не только картины, книги, ноты, но и стиль жизни. Тем более - смерти.

К суициду нет и не может быть однозначного отношения – когда-то самоубийц протаскивали по площади на радость толпы, в другое время отказывались хоронить, иногда завидовали, а в Японии и вовсе считали суицид достойным финалом жизни. В книге даже есть подробная инструкция о том, как совершается харакири.

Книга, как говорит сам автор, рассчитана на тех, кто хоть раз задумывался, грозился или даже пытался совершить самоубийство. Она не подойдёт только тем счастливчикам, что ни разу в своей жизни не думали о том, чтобы наложить на себя руки. Чхартишвили ни к чему не призывает, никого не осуждает и не встаёт ни на одну из сторон в этом вопросе. Он лишь озвучивает голые факты, причем, в достаточно ироничной форме и с чёрным юмором. Так что если вам интересна подобная тематика, советую прочитать и сделать свои выводы.

Начав подменять реальные вещи словами, литература не остановится, пока не назовет все вещи словами, то есть пока не создаст полную копию реального мира.