Текст книги "Бричмулла"

Заложник

Черная давящая тьма вбивала ржавые гвозди в глаза и мозги, наполнив мраком все мои опустошенные внутренности. Я лежал на холодном глиняном полу и дрожал, как цуцик, от страха и холода. Какой-то мировой ужас парализовал меня, словно сиюсекундная катастрофа накрыла мир, и он лишился солнца и тепла. Тьма правила миром. Я был проклят всеми. Лежал бездыханно на дне ада. Абсолютно опустошенный, не интересный даже чертям, которые метались мимо во тьме, не обращая на меня никакого внимания. Пахло навозом замученных грешников.

Я помотался из стороны в сторону, катаясь от стены к стене. Руки мои были связаны и окоченели. Пальцы не слушались. Все тело леденело от холода, а затылок раскалывался от боли. Было отчетливое ощущение, будто меня бросили в холодный карцер, заткнули половой тряпкой рот и хорошенько попинали. Но самое страшное давило на сознание, что я оказался в черной болезненной неизвестности. Все, конец. Я – в преисподней. Себя же при этом ощущал так, будто залез в чужое тело грешника и принимаю муки за чужую жизнь. За чужие грехи. За что мне такая кара? С кем меня перепутали? Не укладывается в сознании – рассматривать свою казнь в аду за грешную жизнь кого-то другого. А твоя жизнь безгрешна? Или она заслуживает адских мук? Что я натворил за свою короткую жизнь? Кого обидел? Кого доводил до слез?

За стенами моего бунгало шел дождь. Он, как будто барабан, стучал палочками в такт кому-то зачитывающему мне приговор, выстукивая дробь перед виселицей. Я перевернулся на правый бок, чтобы засунуть замерзшие руки в штаны, и попытался взгромоздить в себя цельную пирамиду разорванных обрывков своей мимолетной жизни. Все то, что получилось в виде информационной газеты, – это была моя жизнь. Я вдруг отчетливо осознал, что всегда был страшным эгоистом. Мой высокомерный пофигизм превращался в черную жижу во тьме дождя за глиняной стеной.

Что я благодаря своему лже-величию сотворил? Кого предал? С кем был несправедлив? Кого бросил на произвол судьбы? Так, собирая себя по каплям, глотая горькие, неприятные воспоминания своей жизни, я начал возвращаться к себе самому.

И как-то особенно зазвенел в сознании созвучно траурным всхлипам дождя мой детский призывный возглас о помощи:

– Мама! Мама! Помоги!

Мне было не жалко себя. Мне было жалко маму! Во мне словно проснулся белобрысый ребенок с вечно мокрым носом и замазанными грязью штанишками с дырками на попе.

– Мамочка, родная! Помоги!

Очень трудно объяснить кому-то другому это душераздирающее ощущение детства. И как неразлучны мы со своими мамами. Почему мы в любом возрасте в минуты опасности всегда зовем на помощь своих далеких родных, близких?

– Мамуся! Я здесь один замерзаю. Меня похитили. Мне что-то грозит. Мне ничего непонятно! Помоги! Защити! Освободи!

В какой-то миг мне почудилось, что темнота смотрит укоризненно на меня и качает головой.

Азиза и ее родственники

Дверь приоткрылась. На пороге появилась невысокая черноволосая женщина с темносиними глазами на морщинистом бледном лице. Она смотрела на меня сочувственно.

– Здравствуй, студент! Скажи на милость! Зачем ты суешь свой нос в чужие дела?

– Нужны вы мне сто лет! Зачем вы меня похитили? Я хотел просто предупредить о радиации в штольне. А вы криминал устроили. Сейчас весь поселок на ушах стоит. И развяжите мне, наконец, руки!

– Азим, развяжи парня. «Принеси кошму и напои гостя чаем», – недовольно произнесла женщина и усмехнулась. – Не похитили, а привезли в гости. Ты же хочешь с родней Замиры познакомиться. Я тетушка Азиза, родная сестра Анзора.

– Очень приятно. Только зачем знакомство начинать с битья головы? Вы же могли проломить мне голову.

– Непредвиденные обстоятельства! Пойдем посидим. Полюбуемся на ночные горы. Поговорим.

Ночь сомкнулась над хребтами гор, образуя огромное безбрежное море с яркой россыпью звезд. Темно-синее небо словно качалось. Оно плыло, подгоняемое ветром, на восток. Какая-то божья благодать торжествовала во всем. Воздух был наполнен свежестью не засохших трав. Вокруг нас летали светлячки и миролюбиво сияли. Дом возвышался на приличной высоте среди нескончаемых пастбищ, повсюду виднелись черные пятна пасущихся овец. Здание походило скорее не на кошару, а на загородную дачу, что уютно примостилась на высоте между склонами двух хребтов. Мы сели на скамейку под деревьями за небольшой стол. Азим принес чай. Я стал жадно его глотать.

– Зачем ты пошел в штольню? – укоризненно глядя на меня, спросила тетушка Азиза. Жизнь изрядно потрепала ее. Она походила на чинару, отполированную ветрами. Черно-синие глаза были мудры и смотрели прямо, словно изучали чужую вышивку.

– Меня послали с Абдолом отбирать пробы. Абдол убежал, испугавшись шайтанов. А я описывал рудную жилу. Затем получил бревном по голове.

– Странные вы, сибиряки. Бескорыстные и бесшабашные, словно дети. И ваша душа для всех раскрыта. И, что похвально, вы не умеете врать. Раскрыты настежь. На твоем лице все без слов прочитать можно. Ты извини. Тебя не за того приняли. Но я рада, что тебя привезли к нам. Даст аллах, мы с тобой породнимся.

Голос Азизы тягуче звучал, словно кто-то перебирал натянутые струны незнакомого инструмента. Она походила на немолодую цыганку, переполненную воспоминаниями о неутоленной любви.

– Мне от этого не легче. – перебил я ее тихим голосом. И поймал себя на мысли, что она мне чем-то близка и понятна. А ее темно-синий взгляд напоминал сверкающие глаза Замиры.

За Чимганом образовалась туча – черная, кучевая, суровая, похожая на большую волну. Она спускалась в долину Чаткала. С ее поверхности ветер срывал снежных флаги, которые мчались вниз и гасили южные звезды. Река Кок-су гремела недалеко от нас. Глубоко в отрогах близлежащих хребтов лаяла собака, охраняя стадо овец. Легкий ветер тревожил сердце странным ощущением потерянности и неопределенности. Сверкали светлячки. Их было так много, что казалось, они собрались на диспут светящихся душ. Моя душа так же рвалась на этот духовный слет, но она не прошла отбор. Слишком была растревожена и духовно слаба. Хотя в усталой голове уже затихали панические мысли.

– Азиза, давай забудем это недоразумение. Ладно?

Вдруг черную тишину ночи разорвал раскатистый выстрел. Он прогремел близко и отчетливо и покатился гулким эхом вниз по долине. Завизжала, заскулила отчаянно раненая собака. Рассыпались по склонам встревоженные овцы. Из дома выскочил Азим с ружьем и понесся к отаре. Я бросился за ним, оторвав от забора какую-то рогатину. Ничего не понимая, я бежал, задыхаясь, за ним. Я хотел отомстить за бедное несчастное животное, что скулило и билось на траве. Невыносимо терпеть, когда животные страдают и мучаются от алчности людей. Бегал я сравнительно быстро и прибежал первым к раненой собаке. Ее глаза кричали от боли. В нескольких метрах от себя я увидел трех человек в черном и не задумываясь бросился на них. Одного я зацепил рогатиной. Он упал. А другие, бросив мертвого барана, стремительно побежали вниз.

Подбежавший Азим скрутил упавшего похитителя. Я вернулся к собаке. Обнял ее, положил голову на колено, стал осматривать рану. При этом гладил и гладил ее голову. Собака благодарно лизнула меня в руку. Я пригляделся и узнал Шарика, что охранял дом во дворе Замиры.

– Шарик! Шарик! Бедный Шарик! Как же так? Мы же с тобой собирались ехать в Сибирь.

Подошла Азиза. Осмотрела овец. Погладила Шарика.

– О, я вижу, вы знакомы! – удивилась она.

– Азим, кто это был?

– Шайтаны – узбеки. Старатели, что золото ищут. С перевала пришли. Что с этим делать будем?

Азим ткнул пальцем в сторону связанного похитителя овец.

– Завтра Анзор приедет. Будем разбираться. Мы медленно пошли к дому. Я нес на руках раненую собаку. Азим вел связанного старателя. Азиза шла последней, при этом постоянно оглядывалась, словно ожидала погони. Но все было тихо. Снова открылись звезды, и ночь окутала нас своим сказочным небосводом.

Мы сидели у дома, пили чай и восхищались ночным миром.

Раненый Шарик, перевязанный бинтами, лежал рядом с закрытыми глазами и жалобно поскуливал. Задумчивая Азиза тяжело вздохнула, словно выдохнула из себя какую-то тайну. И, глядя куда-то в даль, заплакала.

– Жизнь утекает ручейком в никуда, а мы остаемся. Тлеем, как угли костра. Но, что странно, ни о чем не жалеем. Когда-то я была юной девчонкой с темно-синими глазами. Редкость. Женихов было много. А мне все дома не сиделось. Окончила школу с отличием. И назло родителям, которые хотели меня привязать к будущему мужу, завербовалась на Дальний Восток и уехала сломя голову. Работа была тяжелая, по 10 часов на конвейере рыбзавода – разделывали рыбу. А после работы собирались у моря и пели песни. Когда человек поет – он жив. А по выходным ходили в походы. Красота там неимоверная. Душа сияла. Девчонки в бригаде были заводные – по вечерам зазывали на танцы. А на танцах одни девушки да несколько парней. Но все равно весело. Душевно. Прикалывались к парням. А они боялись, что вдруг девчонки накинутся на них и изнасилуют. Однажды нагрянул на побережье Кунашира страшный шторм. Проснулись ночью, а в бараке вода. Бросились спасаться. Но кто-то крикнул: «Детей спасайте!» Были у нас в помещении семейные комнаты, где жили с девушки с детьми. Я побежала по колено в воде в семейный отсек. А там дети уже тонут и мамы беспомощно пытаются их на шкафы посадить. Дети кричат, плачут, ревут. Вода прибывает, а мамы также мечутся в истерике, плачут, а помочь некому. Увидела свою землячку таджичку Динору, стоящую в ступоре на кровати с маленькой девочкой на руках. Выхватила у нее девочку, а Динору за руку потащила за собой. На мне повисли еще несколько детей. И стали пробираться к выходу. Динора какое-то время держалась за мою руку, но потом рука медленно стала разжиматься, и она осталась в коридоре, крича мне вслед:

– Спаси Замиру! Спаси Замиру! Спаси-и!

На мне висело четверо детей и грудная Замира. С трудом, уже по пояс в воде, я, схватив в охапку всех детей, от стойки к стойке, цепляясь за карнизы, кровати и двери, ручки, уже на четвереньках добралась до выхода. Меня подхватили полуодетые девочки и вынесли детей на дощатый берег. Ветер бушевал, волны поднимались у причала и с грохотом обрушивались на береговые строения. Было очень страшно. Нас перевели в помещение администрации, накрыли одеялами, согрели, вскипятили чай. Родители всех детей нашлись. Все, кроме Диноры. Мы обнаружили ее только на шестые сутки, когда вода ушла из барака. Она лежала в коридоре с вытянутыми руками, словно пыталась дотянуться до дочки. Девочка осталась со мной. Я пыталась найти ее родственников. Но на все запросы никто не отвечал. Я удочерила Замиру. Теперь она дочь нашей семьи.

Азиза замолчала. Ее черно-синие глаза были напряжены, их разбудило воспоминание. Ночь закрыла вуалью ее смуглое, обветренное лицо, ровные щеки с бледными складками у глаз, сжатые губы, волевой подбородок, сохранивший свою свежесть, и уверенный прямой нос арийской женщины, готовой идти впереди.

Несмотря на свой зрелый возраст, она выглядела безупречно.

– Азиза! Я преклоняюсь перед тобой. Это подвиг. Ты героическая женщина.

– В каждом человеке должна гореть душа героя. Жизнь всегда должна быть наполнена приключениями. Надо любить странствовать, дышать простором, бороться, искать, спасать – не отступать никогда. Жить взахлеб. Когда человек путешествует, он горит, он пламя, он для всех, как путеводная звезда. А те, которые живут по принципу: женщина, еда, диван, – негодяи, проживающие пустую жизнь. Слюнтяи, маменькины сыночки, не понимающие в жизни ничего, потому что каждый должен оставить после себя что-то значимое на Земле. Нельзя, чтобы жизнь проходила тускло, ежедневно, скучно.

– Странно мне слышать такое от женщины!

– В основе основ на Земле всегда была женщина. Она родила, воспитала, направляла на подвиг мужчину. Женщина является матерью бога. Без женщины мужчина – скелет в мышцах с головой собаки, где бесятся в мозгах войнушки и похоть.

– Еще слово, и я сейчас тебя укушу.

– Лаять и кусаться – большого ума не надо. Надо, чтобы желание было от сердца, а не от желудка. Надо, чтобы твоя душа руководила тобой. Возвышала. Радовала. Любила.

Азиза замолчала и с нежностью посмотрела на меня.

– Бог не дал мне детей. Застудилась я в тот шторм, барахтаясь в ледяной воде. Болела долго. Вернулась в Бричмуллу. Маму похоронили. Сватались ко мне многие мужчины. Но узнав, что я не могу родить, отступали. Так ко мне и привязался ярлык: порченая. Но мужчины были. Но все не то и не те. Мелковаты. О бывших мужьях, как и о мертвых, нельзя говорить плохо. Были – и сплыли! Спасибо семье Анзора и Замире! Они всегда были со мной. Ты мне сразу понравился, когда на весь поселок кричал, что любишь Замиру. Что у пьяного на языке, у трезвого в сердце. Душевный ты какой-то! Вон бросился с палкой собаку спасать. А ведь могли тебя убить. Здесь у них это запросто.

– Не могу переносить, когда беззащитных животных обижают и когда женщины плачут. У меня все в груди обрывается.

– У нас здесь это редкость. Барану голову отрезать каждый мальчишка может. А плачущие женщины – это норма, что на свадьбе, что на похоронах.

Азиза замолчала. Мне вдруг стало до невозможности печально и очень жалко ее. Она же, закрыв глаза, тихо бормотала что-то, может быть, шептала утреннюю молитву.

Я обнял ее, прижал к себе. Так мы и сидели, как ветви одного дерева, качаясь от нахлынувших чувств и ветра над головой.

Восток разгорался. Уже появилась голубая полоска рассвета, заалели кромки гор и проснулись первые птицы. Трава от предрассветной свежести заблестела росой. Запахло приятной горечью тлеющих костров. Застрекотали и зажужжали насекомые. Утро побеждало ночь.

Утром приехали на лошадях Анзор и его сын Сархат. Мы поздоровались. Анзор похлопал меня по плечу, приветливо пожал руку.

– Тебе немного вправили по ошибке голову? Прости! С Иванычем я все вопросы решил. Ты у нас в гостях. Позднее поговорим о делах. Отдыхай.

Анзор долго и строго говорил о чем-то со старателем. Тот, потупив голову, виновато оправдывался и, как я понял, слезно просил не отдавать его в милицию. В конечном итоге Анзор его отпустил на все четыре стороны с клятвенным обещанием не воровать овец в чужих отарах.

Анзор о чем-то долго разговаривал с Азизой. Время от времени они поглядывали на меня и улыбались. Сархат с Азимом ушли к отаре и кормили овец какими-то добавками. Я сидел под облепиховым деревом и развлекал раненого Шарика. Он благодарственно махал хвостом. Часа через два ко мне подошел Анзор, и мы присели на веранде, где тень деревьев закрывала нас от солнца. Анзор был благодушно настроен и, прищурившись, сообщил, что Замира уже собирается ехать в Сибирь.

– Ты еще не охладел к нашей дочери? Она уже массу книг прочитала о Сибири. И два раза ходила в кинотеатр на фильм «Сибириада».

– Я своих слов на ветер не бросаю! Но мне не хочется сидеть здесь сложа руки. Есть у вас для меня какая-нибудь работа?

– Я к тебе за этим и приехал. У меня есть карта-схема выработок средневековых рудознатцев. Там отмечены точки, где древние люди добывали золото. Можешь ты проверить эти точки на предмет будущей старательской добычи золота?

– Я могу исследовать только водотоки с помощью шлихования. Что касается коренных выходов, то это вопрос опробования и дальнейшего исследования проб в лаборатории. Это с надо решать с Иванычем. Чтобы он отправил пробы, отобранные мной, в специальную лабораторию. Сможете вы мне найти лоток и небольшие мешки для опробования?

– Завтра утром лоток и мешки будет у тебя.

– А карта?

– Все будет завтра.

– Начнем с поисков россыпного золота. А там будет видно. Насколько я знаю, древние рудознатцы добывали здесь россыпное золото.

– Договорились. Для охраны и помощи в работе с тобой будет ходить Азим.

– Все! До завтра! Привет Замире!

Анзор и Сархат вскочили на лошадей и поскакали рысью в поселок.

Массовые поиски золота

На следующий день я уже сидел за картой, где были отмечены предполагаемые рудопроявления, по мнению древних копателей. Карта была составлена довольно подробно, без геологического описания, но древние горные выработки-лазы отмечались повсеместно на всех склонах гор вблизи поселка Бричмулла. В основном это были проявления мышьяка, висмута, арсенопирита, флюорита, гематита. Рудокопы копались здесь, как кроты, основательно и с большим усердием. Золотые разработки встречались довольно редко, и они все выявлялись у небольших притоков реки Коксу. Туда мы и пошли с Азимом.

Утро было солнечное, жаркое. На отрогах гор лениво паслись овцы. Трава под ногами шелестела, орошая ноги влажной росой. Она была вся покрыта гусиным луком, красными, желтыми, белыми тюльпанами, которые качались, как разноцветные букеты на ветру. Над головой, едва шевеля распростертыми крыльями, величественно парил белоголовый сип. Воздух будоражил сознание. Хотелось быстрее начать поиски несметных сокровищ Бричмуллы.

Рудокопами было вскрыто немало рудопроявлений и нерудных ископаемых, в том числе висмутовое месторождение Устарасай, вольфрамо-молибденовое Саргардон. В близи поселка в Аурахмате был построен и работал рудник, добывающий флюорит. На правом же склоне реки Коксу, вблизи сухого и скалистого сая Устарасай, был построен рудник, добывающий руду на висмут. В окрестностях Бричмуллы в XVIII–XIX веках добывали золото. Механизм был прост: натягивали шерстяные ковры на берегу притоков Коксу, сверху засыпали песок и заливали водой, которая уносила песчинки, а золотые чешуйки застревали в ворсе ковра. Четыре человека за один день добывали 1030 золотника (это 42,7-128,1 граммов).

Согласно исходной карте, мы должны были обследовать 8 притоков реки Коксу: Чаватасай, Айрык, Минджилка, Замбат, Корумтор, Тактор, Захтан и Устарасай. Долина реки Коксу в своей нижней части имеет расширенные до полукилометра участки, сменяющиеся узкими горными теснинами. В некоторых местах она перегорожена каменными завалами, которые образуют озера. Поэтому мы решили двигаться вдоль русла реки, опробовав приустьевые участки притоков, а при необходимости – поднимаясь вверх, до отмеченных на карте выработок и лазов. Ущелье, в котором протекает река, очень глубокое. Около устья располагается старая дорога, ведущая к закрытому руднику. Далее по ущелью реки дорог нет, только пешеходные тропы, которые также теряются и исчезают. Приходилось обходить все прижимы и карабкаться по скалам.

На расстоянии около 18–20 км от устья долина реки расширяется, и около реки располагается березовая роща, это маленькое Подмосковье, а сразу за ним выше по течению река сжимается отвесными скалами, имеющих высоту до 25 метров, которые образуют каньон шириной около 3–4 метров, длиной 20–25 метров, сквозь который протекает река Коксу.

На входе в щель вода имеет бурное течение, которое мощно бьется о скалы и образует водный колодец диаметром 5–6 метров. Далее из-за большой глубины поверхность реки ровная и спокойная. По обеим сторонам «щели» возвышаются вертикальные скалы, на выходе образуется небольшой залив с песчаным берегом, рядом расположена березовая роща. Мы опробовали песчаную отмель на берегу, прошлиховали пробы. Однако следов золота в песке не обнаружили.

В верхнем течении река оказалась совсем непроходима по руслу, так как скалы с двух сторон сжимали ее, образуя крутые и отвесные сбросы.

Мы опробовали и провели шлихование 6 устьев притоков. Признаков золота нигде не было. Лишь в притоках Айрык, Замбат, Корумтор, Тактор, и Устарасай отмечались следы – 1–2 золотинки. Решили забираться вверх по устьям впадающих рек. Нам здорово повезло. На одном из притоков я увидел рукотворные насыпные валы, очень похожие на горные отвалы. Сверху насыпей были отчетливо видны разрушенные лазы без крепи. Вокруг отмечались в основном песчано-глинистые породы с валунами и галечником. По-видимому, это были отложения надпойменной террасы. Вышезалегающие отложения торфа представляли переотложенные глинистые породы с галькой и щебнем. Все отвалы были буйно покрыты зарослями кустарника. Я набрал полный лоток рыхлых пород из подошвы осадочной толщи, освободил пробу от грубообломочного материала и пошел к реке шлиховать грунт. И случайно наткнулся на старый арык, который был направлен в сторону отвалов. Арык уже давно зарос и осыпался, но его очертание просматривалось уверенно. Прокачав лоток с десяток раз и слив воду с легкой фракцией шлиха, я обомлел: в лотке блестело 4–5 малюсеньких золотинок. Последующее шлихование подтвердило первый результат.

– Ура! Мы нашли проявление золота. Спасибо древним рудокопам! – воскликнул я и поцеловал карту. Азим похлопал меня по плечу. И показал на три камня, воткнутых в склон.

– Что это за знаки, Азим?

– Это могилы рудокопов. Кто-то убил их. Но убийцы, видно, побоялись аллаха. Похоронили старателей по-человечески.

Мы поспешили вниз, к дому, где нас ждала Азиза.

Солнце уже спускалась за горы. Небо горело оранжевым сиянием. Дневная жара отпускала. Мухи облепили наши потные лица, но были ленивы и не назойливы. В небе кружил над рекой беркут. Природа тускнела. Очень хотелось есть и пить. Вода в Коксу наивкуснейшая! Ее можно пить, как свежее молоко, не останавливаясь. Мы прошли половину пути, как вдруг я заметил трех человек на другом берегу реки. Они пристально наблюдали за нами. Я обратил на это внимание Азима.

– Это наши конкуренты, старатели-узбеки из Мурунтау. Выслеживают нас, так как работают втемную. Говорят, они получили разрешение на старательскую деятельность в Ташкенте.

– Они опасны?

– Да кто их знает, что у них на уме. Но опасаться нужно. В горах нельзя никому доверять. Здесь каждый пастух – разбойник. А каждый разбойник – шайтан.

– Они вооружены?

– Шарика ранили. Значит, и человека могут грохнуть.

– Надо, чтобы Анзор с ними договорился о границах.