Текст книги "Сказки Индийского океана"

– Совершенно неофициально, кэптин. Как представитель АМСА я не должен этого говорить. Подскажите судовладельцу, пусть во время ремонта не поскупится и сменит судну имя. Слишком уж часто эта «Омалькора» здесь была на слуху. В негативном смысле. Пусть после дока судно получит новое имя и новую жизнь.

Вот такой дружеский совет дал русскому капитану растрогавшийся австралийский сюрвейер. Искренне и из самых лучших побуждений. Чтобы на тридцать пять тысяч в месяц больше баранов выезжало за границу, и чтобы русские работу не потеряли (вон у них что сейчас на родине творится!), и чтобы все крутилось и вертелось, как тому положено крутиться и вертеться. Но не учел одного умудренный опытом мистер Арболеда: менталитет конечного пункта назначения своего пожелания.

За последующий год сгонял пароход в Австралию и обратно десять рейсов. Дела у Хасана шли, как нельзя лучше. Его счет в банке перевалил за миллион. Он купил себе дом в окрестностях Дубая, сменил «Шевроле» на «Мерседес» и заважничал. Изредка появляясь на «Омалькоре», он небрежно, не глядя, совал руку капитану и старшему механику, остальных не замечал.

К доковому ремонту вернулся из отпуска капитан Манохин. Валерию Сергеевичу Хасан обрадовался. Он встретил капитана у трапа и сунул ему свою драгоценную правую руку. Тут же, словно из воздуха, образовался Яхья.

Хасан спросил:

– Капитан, а какая у тебя машина?

– Шевроле, – ответил мастер. – Четыре года назад в Канаде купил. В Монреале.

Хасан скривил губы, махнул рукой и отвернулся. Ненадолго, секунд на пять-десять – вполне достаточно, чтобы русский капитан понял, что уважаемые люди на «Шевроле» не ездят, а поняв, устыдился, а устыдившись, унизился. Потом снова повернулся и сплюнул с губы английское слово: «Вэлкам!»

В тот же день, безуспешно пытаясь обсудить предстоящие ремонтные мероприятия, мастер сообщил Хасану о предложении австралийского сюрвейера. Хасану идея понравилась, а позже он довел ее до совершенства. Действительно, зачем платить большие деньги за тонны металла и сварочные работы, если можно заплатить маленькие деньги за смену названия, чтобы судно снова стало, как новое. А потом заплатить совсем маленькие деньги местному сюрвейеру-индусу, чтобы тот написал бумагу, что все необходимые корпусные работы выполнены. И ведь ни русский капитан, ни тот же большой человек из страшной организации АМСА до такого хитрого решения никогда бы не додумались! Ай-вай, какой мудрый человек, какой изощренный умом судовладелец мистер Хасан!

И как ни уговаривал его Валерий Сергеевич не жадничать и вложить деньги в хороший ремонт, как ни предупреждал, что рано или поздно пароход начнет разваливаться, и все равно придется платить, но уже в пять, в десять раз больше – все бесполезно. «Ай, – думал Хасан, – какие глупые люди! И ведь все у них есть: калькуляторы, компьютеры, даже видеомагнитофоны есть, чтобы смотреть на голых женщин. А головы на плечах нет!».

– Капитан, зачем расстраиваешься? Помнишь, год назад ты так же расстраивался, все просил меня какой-то Джи-Пи-Эс купить? Сколько этот Джи-Пи-Эс стоит? Самый лучший!

– Не больше тысячи, – ответил мастер.

Хасан скривил губы, махнул рукой и вышел из каюты.

Утром привез он спутниковую установку и, действительно, хороший прибор купил: американский «Тримбл». Но капитана так и не утешил. Понимал Валерий Сергеевич, что без надлежащего ремонта долго пароход не протянет, как тут народ ни уродуйся. А работать на «Омалькоре» он намеревался долго. Минусов полно, конечно, но и плюсы солидные. Большой экипаж, большие переходы, большие стоянки. Зарплату выдают исправно, кормежка приличная – где еще в наше время такой пароход найдешь?

Повздыхал-повздыхал Валерий Сергеевич с месяц, а в конце ремонта отказался принимать под командование барановоз с новым именем «Аль-Нахла» и улетел в Питер, чем несказанно оскорбил судовладельца мистера Хасана.

4

Мастер очнулся за трое суток до Мальдив. Как-то чрезмерно на него подействовал вид садящегося на риф судна. И это вполне понятно. Что бы ни случилось: блэк-аут, отказ рулевой машины, или штурман проспит поворот, всегда говорят: пароход утопил капитан. Так что неделя запоя после подобных переживаний вполне извинительна.

Он появился утром на мостике, хмурый и помятый, что-то буркнул чифу и уставился в иллюминатор.

Легкий утренний бриз слегка поглаживал изумрудную поверхность океана, отчего она покрылась миллионами мелких шевелящихся чешуек, каждая из которых отражала солнце.

– Доброе утро, – ответил чиф, полагая, что правильно истолковал невнятное приветствие.

– Боря, какое, на хрен, доброе? – возмутился мастер. – Уже скоро полпути пройдем, а палуба не отбивается!

– Юрий Константинович, арабы верхние палубы домыли, там прохладно сейчас в тенечке, ветер обдувает. Вот и пусть боцман с матросами вентиляционные трубы ставят. А как за экватор перевалим, жара спадет, и займутся палубой. Чего им сейчас на тридцати градусах в комбинезонах вариться? Я так и планировал.

– Чиф, ты не планируй, а кончай демагогию разводить! Скажи боцману, пусть начинают на баке! Прямо с утра!

– Ладно, скажу, – процедил сквозь зубы чиф, демонстративно отвернулся и уставился в пустой экран радара.

Мастер вышел на крыло, подставил лицо солнцу, сладко потянулся. Недовольное выражение исчезло с его лица. Постояв минуты три, он вернулся на мостик.

– Нет, Боря, с газом надо завязывать! Навсегда! Попил немножко, так такие кошмары снились!… Слушай, а что там с Басаевым-то случилось?… Кончай ты дуться, чиф! Не тебе же на баке кувалдой махать. Давай-ка, вот, чайку попьем…

Серега проснулся с тягостным ощущением необходимости о чем-то вспомнить. Холодок, появившийся между лопатками, подсказывал, что воспоминания могут оказаться не очень приятными. Серега полежал минут пять, подумал, но никаких личных неприятностей в событиях прошедшего дня не обнаружил. Наоборот, вчера откачали Басаева, и он, Серега, каким-то образом оказался главным героем событий.

Холодок рассыпался по плечам мурашками и исчез. Серега вскочил, торопливо умылся, оделся и побежал вниз.

Часы в столовой показывали пол восьмого. Столы накрыты, от чайника шел пар, но в помещении – никого. Серега заглянул на камбуз – тоже ни души.

Воспользовавшись отсутствием повара (повар ходить через камбуз разрешал только боцману), Серега проскочил на корму. Народ собрался там. Стояли вокруг смущенного Басаева, хлопали по спине, расспрашивали. Басаев улыбался, из его глаз ушла вчерашняя непричастность к этому миру. Он показывал пальцем в небо и с благодарностью повторял:

– Аллах гуд! Аллах гуд!

Рядом стояли Юсеф Хаттаб с Абдуллой. Юсеф все вспомнил и, отчаянно жестикулируя, рассказывал, что произошло вчера в бараннике на нижней грузовой палубе. Абдулла старательно переводил. В общем-то, он переводил с арабского на арабский, но периодически вставлял: «кам даун»³³, складывал руки на груди и закрывал глаза. Несмотря на то, что «кам даун» было более ли менее знакомым словосочетанием, Хаттаба прекрасно поняли и без Абдуллы.

Серегу поприветствовали, как обычно, но не более того.

– Салам, Сережя, – сказал Басаев и снова ткнул пальцем в небо: – Аллах гуд!

«Конечно, гуд – кто бы спорил? – с сердитой ревностью к Аллаху думал Серега. – Поддержал Басаева в трудную минуту. А мы с Колькой и с боцманом, вроде как, ни при чем. Провели решения руководства на местах. Только что же это ваше руководство раньше не позаботилось, до того, как вы с Юсефом в танк свалились?»

А картина складывалась следующая. Басаев стоял в просторном сточном колодце и разгонял струей воды из шланга приличный слой жижи, собравшейся на дне. Они теперь всегда так делают, чтобы приемная труба насоса не забивалась – это их наши научили. Хаттаб на корточках сидел у колодца, придерживая прыгающий от давления шланг. Неожиданно Басаев выпустил шланг, пошатнулся и осел на дно. Хаттаб завопил во всю глотку и сиганул в колодец. Больше ничего не помнит. Как пояснил Абдулла: «кам даун» – ручки сложил и начал жмуриться. Им повезло: Хаттаба услышали и прибежали на помощь работавшие неподалеку арабы. Еще повезло, что оба сидели на дне, навалившись спинами на переборки, иначе могли бы захлебнуться. Так что Аллах – гуд, без преувеличения и фанатизма. Выдернули обоих стремительно, подхватили и бегом понесли наверх, к солнцу и к русским.

Похоже, что последующие реанимационные мероприятия обсуждать никто не собирался. Впрочем, не только Серегу, но и Кольку, и боцмана не чествовали. Как будто очередную учебную тревогу отбегали.

– Хорошо, что откачать успели, – на всякий случай проинформировал Серега с виду безразличную швартовную лебедку, рядом с которой стояли боцман с Басаевым. – Еще бы минуты две-три, и в мозгу без кислорода необратимые процессы могли начаться.

Боцман слегка похлопал Басаева по темечку.

– В этом мозгу никакие вредные процессы не начинаются. Да, Басаев?

– Гуд, босьман! Гуд! – с готовностью подтвердил Басаев.

На том и порешили, и потянулись в столовку на завтрак. В дверях камбуза появился повар, превентивно гаркнул на мотористов:

– Эй, куда через камбуз?

– Да ладно, Леха, никто через твой камбуз не идет, – отозвался Колек. – Вот пойду сейчас, плиту на щите отключу, чтоб не орал.

– Отключай. Будете до Австралии друг друга жрать.

– С тебя и начнем. Вон, рожу наел – лом не провернуть.

В общем-то, Леха – мужик не вредный. Но повар никакой, хотя работает поваром уже лет десять. Поэтому его недолюбливают: так, слегка, ровно настолько, насколько Леха недолюбливает свою работу. Отсутствие желания вкусно готовить в нем компенсируется страстным желанием командовать. Громко, чтобы все вокруг слышали и знали: Леха – человек на пароходе полезный.

Как-то в начале своего контракта он так же гаркнул на боцмана, который тащил с кормы ведро цемента, чтобы затушить наводнение в арабском туалете. Дело было вечером, еду на камбузе уже не готовили, и боцман решил сократить путь, но нарвался на повара. Получив категорический запрет, Валера поставил ведро на палубу и уставился на Леху своим коронным сержантским взглядом. Выдержал достаточную паузу, чтобы Леха сам понял, что объект для наезда выбран крайне неудачно. Леха понял, смутился и пробормотал:

– Ты хоть ноги-то вытри.

– Об тебя, что ли? – доверительно спросил боцман.

С тех пор Валере ходить через камбуз можно. Правда, он своей рыцарской привилегией пользуется нечасто.

После завтрака начинался обычный рабочий день.

Весь переход в Австралию готовили судно к инспекциям, карантинной и технической. Арабы чистили и отмывали палубы и пены³⁴. Русские занимались ремонтом: варили, цементировали, меняли вентиляционные трубы, проверяли противопожарное оборудование. Брызги морской воды, пары аммиака быстро разъедали старый металл внутри грузовых помещений, все буквально сыпалось на глазах. Работали по двенадцать-четырнадцать часов, что-то успевали заменить и восстановить, но, в основном, латали дыры. На обратном пути рабочий день возвращался в нормальные восьмичасовые рамки.

Несмотря на плотный временной график, Сереге здесь нравилось. Нравилось все: и большой пароход, и большая каюта, и цвет воды океана, и экипаж. А особенно, боцман, конечно. Спокойный, уверенный, все знает и все умеет – настоящий морской волк. И ничего, что зовет Серегу студентом – это пока, а потом Серега им всем докажет…

В плотницкой стоял горьковатый запах подпаленного дерева. В тисках торчала рукоятка топора, косо сточенная в нижней части на наждаке. Владислав Иваныч – худой, сожженный солнцем до черноты сорокапятилетний матрос из рыбаков провел по рукоятке ладонью.

– О, Валера уже мастерит что-то с утра пораньше! Фигурную делает!

Олег – высокий парень с всегда надменно поджатыми губами вытащил из кармана пачку «Мальборо». Иваныч похлопал по карманам шорт и извиняющимся тоном произнес привычную фразу:

– Олежек, дай сигаретку. А то я свои в каюте забыл, подниматься не хочется.

На что Олег ответил тоже привычно:

– Заколебал ты, Владик! – но сигарету дал.

Больше Иваныч у него сегодня не попросит. Пару раз стрельнет у мотористов, раз пять у Сереги, не пропустит и арабов. Арабы все, как один, курят «Мальборо», хоть и зарабатывают в пять раз меньше русских, и делятся с Иванычем сигаретами охотно. Взамен просят показать «фото Марина». У Владислава Иваныча, действительно, очень красивая семнадцатилетняя дочь, прямо глаз не оторвать. Сирийцы заочно сватаются к ней всей диаспорой, а гордый отец бегает по бараннику с фотографией и взимает сигареты за просмотр.

Сереге Марина с фотографии тоже нравится, но каждый день отдавать сигареты Владиславу Иванычу жалко. Прямо налог какой-то! Но и отказывать неудобно по причине солидной, почти двадцатипятилетней разницы в возрасте. Курит ли Иваныч в течение дня свои сигареты, для Сереги оставалось неизвестным. Наверное, иногда курит, запершись в каюте, чтобы никто не стрельнул.

Серега тоже засунул руку в карман шорт. Карман оказался пуст, как у Владислава Иваныча.

– Ой, и я сигареты забыл! – сокрушенно воскликнул Серега.

Олег насупился и сжал губы.

– Сейчас сбегаю. Туда и назад, – сказал Серега и закончил уже на бегу: – Если боцман придет – я на минуту!

Вскоре в плотницкой появился боцман явно не в настроении. Олег каким-то образом сразу угадал причину.

– Что, планы меняются? Папа очухался?

– Угу, – буркнул боцман. – Мастеру втемяшилось палубу на баке колотить именно сегодня. А с вентиляцией на второй палубе тоже надо заканчивать. А студент где?

– За сигаретами пошел, – ответил Иваныч и торопливо добавил: – Валера, так мы с трубами без него управимся. А он пусть на бак идет.

– Управимся, – подтвердил боцман. – Берите дрель, заклепки и начинайте. Я попозже подойду.

Он посмотрел на часы и неодобрительно хмыкнул.

– А где студент-то?

– Заблудился, наверное, – хихикнул Иваныч.

Серега не заблудился. Выскочив из плотницкой, он мигом взлетел по трапам на две палубы вверх и, уже схватившись за дверную ручку, вспомнил, что оставил сигареты и зажигалку вчера вечером на баке, на кнехте³⁵. Но дверь распахнул по инерции и замер на пороге.

Слегка смятая пачка сигарет «ЛМ» и розовая зажигалка лежали на диване.

Серега вошел в каюту, аккуратно затворил дверь и даже зачем-то повернул ключ, торчавший в замке.

Сигарет оставалось с полпачки, примерно столько же, как и вчера. Если бы они пролежали всю ночь на баке, то их пришлось бы или выкидывать, или сначала сушить у котла, а потом выкидывать. И кремень зажигалки не отсырел, она сразу зажглась с первого же щелчка. Совсем непохоже, чтобы сигареты и зажигалка всю ночь находились на открытом воздухе.

Промелькнувшая вчера на баке похожая на привидение фигура, о которой Серега за ночь успешно забыл, вновь напомнила о себе.

В привидения Серега не верил. Тем более, в услужливые привидения, возвращающие членам экипажа разбросанные, где попало, вещи. Зато любил детективы – хорошие, умные детективы, в которых необъяснимые на первый взгляд происшествия разрешались легко и просто, причем, при помощи логики, а не мистики.

В пачке «ЛМ» проклюнулся росток детектива.

У этой загадки могло быть всего лишь два решения, пятьдесят на пятьдесят. Первое и совсем неинтересное: сигареты принес он сам.

Серега слегка нахмурил лоб, восстанавливая в памяти вчерашние события.

Он стоял и глазел на звезды. Сигареты и зажигалка лежали рядом, на кнехте. Потом он обернулся, увидел светлый силуэт, промелькнувший за спиной. К кнехту больше не поворачивался – это он точно помнил. Хотя мог, конечно, схватить пачку и сунуть в карман автоматически, не думая. А потом так же автоматически вынуть из кармана в каюте и положить на диван.

Нет, такой вариант казался совсем неинтересным и напрашивался на опровержение. Но немедленного опровержения не получалось. Утром Серега тоже все делал «на автомате». Можно сказать, еще спал, поэтому на сигареты на диване не обратил внимания. Умылся… Взял майку и шорты… Оделся и пошел в столовую. Вряд ли он оглядывался на диван, а если и оглядывался, то присутствие или отсутствие на нем пачки сигарет с зажигалкой опять же не зафиксировал.

Второй вариант: человек, видевший Серегу на баке, сам принес сигареты. Или ночью подбросил, когда Серега крепко спал, или держал при себе до утра, а в каюту занес во время завтрака. Тоже кажется все просто, но только на первый взгляд.

Промелькнувший силуэт был в длинной белой одежде – единственная деталь, которую Сереге удалось разглядеть. Наши такие не носят. А сирийцы в пустую чужую каюту не войдут – они в этом деле ужасно щепетильны. Наши войдут – без проблем. Бросить на стол книжку, забрать газету, пачку стирального порошка или еще что-нибудь. Предлог всегда найдется… Или бросить на стол забытую пачку сигарет. Но в том-то и дело, что именно на стол, а не на диван, потому что стол находится прямо у двери. На диван сигареты кладет только сам Серега. Тоже как-то автоматически, но всегда на диван.

К сожалению, второй вариант опровергался гораздо проще, чем первый, но именно так и бывает в детективах. Поэтому сосредоточиться надо на втором, содержащем загадку. Тем более, что времени на решение у Сереги предостаточно: до конца контракта пять с половиной месяцев – как медному котелку.

Серега бросил взгляд на часы, охнул и пулей вылетел из каюты.

Олега с Иванычем в плотницкой не было. Зато у верстака стоял боцман. Он уже насадил топор на рукоятку и примерялся забить в нее деревянный клин, но обернулся на топот торопливых шагов. Серега наткнулся на его прозрачный сержантский взгляд, как на бетонную стену, и замер у раскрытой двери.

– И кому это мы ходим двадцать минут в рабочее время, господин студент? – процедил сквозь зубы Валера. – Животиком примаялись?

– Нет… Я… Вот… Сигареты… – залепетал Серега.

Неожиданно пароход качнулся на зыби. Из открытого шкафчика выдвинулась банка с клеем, замерла на секунду на самом краю полки и поползла дальше. Пока боцман решал, что выпустить из рук: обмазанный клеем клин или молоток, Серега перескочил через порог и в последний момент перехватил уже накренившуюся банку.

– Ловок ты всех спасать, студент! – одобрительно заметил боцман. – Вот только ответственности в тебе маловато. Опоздал на целых двадцать минут.

Серега задвинул банку назад в шкафчик.

– Я больше не буду.

– Надеюсь. Но двадцать минут уже не вернешь в рабочую копилку…

В горьковатом воздухе повисла пауза.

– А может, и вернешь, – продолжил боцман. – Тебе, студент, новое назначение: палубу на баке отбивать. Работа грязная, тяжелая, неприятная, но философски полезная. Ведь именно такая работа позволяет ощутить неторопливое течение времени до конца рабочего дня.

Он легонько пристукнул молотком, фиксируя клин, а потом ловко, одним ударом вогнал его в торец рукоятки.

– Поле боя на сегодня от носового клюза до брашпиля³⁶. Надеюсь, к полуночи управишься. В общем, бери воздушный молоток, шланги и – вперед. И смотри мне, студент, не портись!

Довольный проведенной воспитательной работой боцман кивнул, отвернулся и склонился над тисками.

«Не портись! У вас тут испортишься! – мысленно расстраивался Серега, вытаскивая из-под верстака бухту длинного тонкого шланга. – Из-за каких-то двадцати минут на гильотину послать готовы! А как Басаева в нерабочее время откачивать, так сразу Серега!»

С такими безрадостными мыслями он покинул плотницкую, но не успел сделать и пяти шагов, как пароход снова качнуло. За спиной раздался громогласный боцманский рев.

Серега бегом вернулся к мастерской и заглянул внутрь. Устремив глаза в потолок, Валера рассылал в эфир сложносочиненные проклятья. Его туфли были залиты клеем, открытая банка лежала на полу, рядом с ней образовалась густая желтая лужа.

Досталось всем. И небу, и морю, и земле, и тем сукауродам и сукаскотам, из-за которых боцман не дома сидит с любимой женой в обнимку, а вынужден болтаться на этой странной ржавой колымаге под странным арабским флагом. Досталось и Сереге, который уже целый час шляется туда-сюда и до сих пор не приступил к работе.

Серегу как ветром сдуло. Боцман иссяк, опустил глаза и огляделся. Оценив нанесенный ущерб, задумчиво почесал затылок.

В отличие от матросов второго класса боцмана всегда знают, где и что взять, и как это применить наилучшим образом. Поэтому ликвидация клеевой лужи у Валеры заняла минут десять. Еще пятнадцать минут он очищал туфли ветошью, ножом и «хемпелевским» растворителем. Туфли старые, еще с пароходства, но удобные, продуваемые, и выбрасывать их было жалко.

Напоследок он пробежался по черной коже смоченным в подсолнечном масле тампоном, придирчиво оглядел туфли со всех сторон, остался доволен. Посмотрел на часы и пошел навестить Серегу.

Поначалу новое назначение показалось Сереге таким же интересным занятием, как и сборка вентиляционных линий. Только шорты и майку пришлось сменить на плотный комбинезон, надеть тяжелые ботинки, очки, наушники и респиратор. Все это обмундирование под жарким солнцем было довольно обременительным, но необходимым. Иначе, как объяснил боцман, ржавая пыль въедается в кожу так, что потом не отмоешься, и тело начинает покрываться прыщами и чирьями, принося невыносимые физические и нравственные страдания, которые не утешит ни одна австралийская проститутка, потому что откажется иметь дело с таким чучелом.

Поскакал Серега верхом на пневматическом молотке до обеда и загрустил. В голове звон, руки трясутся, варишься на солнце в собственном соку, как карась в фольге на печке. Даже экзотические мысли об австралийских проститутках не спасают, а наоборот, усугубляют ситуацию, потому как пыль и ржавчина все равно проникают под комбез и прилипают к потному телу. А отколотил-то всего с квадратный метр! Тут не то, что до полуночи – за неделю не управишься!

И обеденный перерыв пролетел как-то незаметно, и надо снова на бак идти… В общем, немножко Сереге на «Аль-Нахле» разонравилось. А что делают нормальные пацаны, когда задание в тягость, но выполнять надо? Внедряют всевозможную рационализацию.

– Валерий Николаевич, а давайте палубу кувалдой отбивать! – с трепетом и гордостью новатора предложил Серега.

Иваныч с Олегом саркастически усмехнулись, но промолчали.

– А чего? Вон, арабы переборки в бараннике отбивают! С одного удара целый пласт ржавчины отскакивает! Я сам видел! Правда, Валерий Николаевич!

– «Вижу» и «делаю» – разные вещи, – глубокомысленно заметил боцман. – И я не тупее ваших арабов, как вы, господин студент, могли бы предположить по недоумию. Переборки между пенами из цельных листов, без сварочных швов и ребер жесткости. Потому вибрируют при ударе, и ржавчина отлетает без проблем, как душа честного гаишника. А на баке палуба рифленая, специально так сделано, чтобы ноги при швартовке не скользили. По ней хоть лбом с размаху стучи, если что и отскочит, так только глаза. Ясно, или еще пять раз повторить?

– Ясно, – вздохнул Серега. – Я думал, вот бы попробовать…

– Пробуй. До полуночи время достаточно, – снисходительно согласился боцман. – Кувалда в плотницкой… Иваныч, Олег. Вы идите, я скоро подойду.

А сам, конечно, отправился на бак вместе с Серегой. Чтобы понаблюдать его тщетные потуги и уязвить соответственно.

И понаблюдал. Размахнулся Серега, шарахнул, и не так, что бы особо сильно: в меру своих студенческих возможностей. Дрогнула рифленая палуба, брызнули в стороны куски ржавчины, и обнажился почти метровый участок чистого металла. Окрыленный успехом Серега ударил еще раз, другой, третий, четвертый… Остановился, чтобы перевести дух, и победно взглянул на боцмана.

Ничего подобного за пятнадцать лет великих и малых мореплаваний Валера еще не видел. Хотя всякие палубы приходилось ему отбивать всевозможным инструментом – тоже ведь «студентом» начинал. Но, чтобы за пару минут отбить почти четыре квадратных метра рифленой палубы – нет, такого еще не бывало. И быть не могло!

– Ты вот что, студент… Смотайся в плотницкую, принеси совок и щетку. Заметешь, а потом продолжишь. А то пыль по всему пароходу раздует.

Радостный Серега умчался, а Валера подождал немного и взялся за ручку кувалды. Размахнулся, ударил. Потом еще и еще, и еще… После каждого удара отваливалось по небольшому кусочку ржавчины, с пятак, как раз в том месте, куда попадала кувалда. Боцман вошел в раж, бил уже со всей силы, бил до тех пор, пока кувалда не вывалилась из рук.

К пятнадцати часам Серега обивку палубы закончил. За это время на баке побывали и чиф, и дед, и еще пол-экипажа. Дед не постеснялся, сам попробовал, помахал кувалдой. Отбил такие же пятаки, как и боцман. Остальные только смотрели и пожимали плечами.

– Как-то он не прямо бьет, а под углом. Только не говорит никому. Хитрый! – предположил Владислав Иваныч.

Боцман идею Иваныча не поддержал.

– Ладно, Серега. После чая замажешь грунтом, а потом – шабаш. На овертайм³⁷ вечером не выходи. Часы я тебе и так поставлю. До полуночи.

– А чего, я не устал совсем! – соврал Серега.

– После ужина отдыхай, говорю!

А что тут еще скажешь? Необъяснимый природно-технический феномен. Кто плавал – знает: всякое в море случается.

На крыле мостика собрался весь «генералитет». Пили кофе и смотрели на быстро темнеющее небо.

– Вот еще день прошел, – сказал мастер. – Чиф, а ты не хотел сегодня палубу на баке начинать. Видишь, как начали – так и закончили. А я тебе что говорил?

– Шустрый парень – этот Серега! – одобрительно заметил дед.

– Шустрый, – согласился чиф. – Старательный, интересующийся. Сегодня придет звезды изучать.

– Ну, Боря, для тебя это бальзам! Ты боцмана попроси, чтобы указку тебе выстрогал, – усмехнулся мастер и без всякого перехода спросил: – Как, закончат мужики к Фримантлу?

Чиф недоуменно уставился на него.

– Закончат – что?

– Что – что? Что там Сэм написал. Устранение замечаний. А у тебя, дед?

Чиф с дедом переглянулись.

– Мои-то завтра закончат, – медленно проговорил дед. – Послезавтра четверых сварщиков отдаю на палубу. А там…

– А там работы на две недели минимум. По четырнадцать часов в день. А до Фримантла восемь дней, Юрий Константинович, – сообщил чиф.

– Как – восемь дней? Ведь только вышли!

Чиф с дедом снова переглянулись.

– Как – не закончат? – заволновался мастер. – Чиф, ты что, обалдел? А как в АМСА предъявляться будешь?

– Юрий Константинович!… – голос чифа зло зазвенел, но он сдержался и сменил тон. – Вы же прекрасно знаете ситуацию.

– Какую еще ситуацию?

– Да такую! – возмущенно впрягся дед, а он сдерживаться не умел. – Мы с Григоричем вам что говорили, когда из Австралии шли? Требуйте заход в Эмираты! Скажите Хасану, что иначе потеряем пароход! Знали же, что шестьдесят пунктов замечаний от АМСА, что в Иордании никакого ремонта не будет. А вы? «Хасан хочет в Иорданию, я с ним спорить не буду, мне три года до пенсии»… Так чего теперь… девочкой прикидываться?

Мастер прищурился, воинственно выставил вперед седой клин бороды.

– Ты, дед… – но, не закончив фразы, отвернулся и ушел с крыла в рубку, хлопнув дверью.

– Вот деятель! Ладно Хасан – тот ни черта не соображает, а этот! Сам палец о палец не ударил, только кивал и соглашался, а уже ищет, кого бы подставить! – продолжал возмущаться дед. – Чувствуешь, Григорич?

– Да чувствую. Первый раз, что ли?

– Этот раз может быть последним. Если АМСА лицензию отзовет, все подставятся.

Сзади раздался нерешительный голос:

– Добрый вечер. – У трапа стоял смущенный Серега. – Я астрономией заниматься пришел. Можно?

– Ладно, я пошел, – сказал дед. – Давай, чиф. Спокойной.

– Спокойной, дед.

Интересные вещи узнал Серега на первом занятии. Например, та большая звезда, которая светила, словно тусклая лампочка у подъезда, оказалась вовсе не Венерой, в чем Серега был уже дней пять абсолютно уверен, а Юпитером. Хотя их вполне можно перепутать, сказал чиф, потому что только две звезды в ночном небе, а точнее, планеты: Венера и Юпитер имеют видимый диаметр. Остальные звезды и планеты – лишь точки, как бы ярко они ни светили. А чтобы не путать, надо приглядеться и запомнить, что в свет Юпитера примешивается желтый оттенок, а свет Венеры чистый, прозрачно-голубой. Взойдет она утром около четырех, невысоко и ненадолго. Свесит косы-лучи в океан и поплещется в воде с пару часиков, пока ее не погасит восход солнца.

Так же, по оттенку, но уже красноватому можно найти Марс, а, чтобы опять же не спутать с Бетельгейзе или Антаресом, надо снова приглядеться. Планеты светят ровным светом, а звезды переливаются, мигают разноцветными вспышками.

Но самым удивительным и полезным показалось Сереге то, что положение любой звезды и планеты в любой момент можно рассчитать. А потом берешь пеленгатор и секстан, выставляешь рассчитанные азимут и высоту, и вот она, красавица, схвачена и обозначена. Чиф обещал научить, хотя сам он такой способ назвал нудным, прозаичным и низменным. Сказал, что звезды и созвездия надо искать по небесным направлениям и расстояниям, а не по земным. Только тогда научишься быстро узнавать их в лицо. Было бы желание.

И продемонстрировал вытекающие из желания возможности. Показал Орион, а потом стал чертить пальцем в небе линии и называть имена и связанные с ними легенды и мифы. Конечно же, у Сереги голова кругом пошла, и все перепуталось, и для закрепления пройденного материала он тоже ткнул пальцем в небо.

– А я про этот Орион фильм смотрел. «Люди в черном».

Чиф укоризненно вздохнул.

– Ладно, хватит на сегодня. Я тебе книжку дам. «Небесные мифы Земли» называется. Там и про Орион есть.

– Я прочту, честное слово! Прямо сегодня! – пообещал Серега.

Чиф смягчился, усмехнулся.

– Тогда можешь прямо сейчас и забрать. Она у меня в каюте на столе лежит. Как раз для тебя приготовил.

Серега зашел к чифу, взял книжку и отправился восвояси.

Часы показывали всего пол десятого. Если бы не его свершения на баке в бескомпромиссной борьбе со ржавчиной, Серега еще час-полтора трудился бы с боцманом и матросами в бараннике. Но, как только он уселся на диван, ужасно и неумолимо захотелось спать. Серега потряс головой, пересел за стол и раскрыл книжку.

Вступление не взбодрило. Что-то там про то, как три тысячи лет назад арабы наблюдали звезды, а греки вычерчивали линии и рассчитывали закономерности движения небесной сферы. Потом эти знания слились, и появились первые звездные карты с греческими названиями созвездий и арабскими именами звезд. Все это было познавательно, но не очень интересно.

Он скинул майку и шорты и улегся на койку. Вступление дочитывать не стал. Пролистал несколько страниц наугад, остановился на рисунке. Накачанный мужик с мечом падал откуда-то сверху прямо в раскрытую пасть морского змея. Чудище извивалось, поднимая волны, а совсем рядом на берегу стояла прикованная к скале девушка с распущенными волосами и полуобнаженной грудью. В силуэты людей и чудища были вкраплены звезды.