Текст книги "Видок. Чужая месть"

Глава 5

Из-за пассивности или же простой снисходительности княжны мне удалось неплохо выспаться. А благодаря ее же настойчивости похмелье были легким, почти невесомым. Так что поздний завтрак был воспринят организмом с благодарностью и воодушевлением. Да и вообще вчерашние кошмары немного потускнели, и настроение неуклонно улучшалось. Его немного портила перспектива маскарадного пира, но это ведь тоже приключение, причем экзотическое. Так что некая доля любопытства все же присутствовала.

Подготовка к пиру началась почти сразу после обеда. Явилась доверенная горничная княжны и пригласила следовать за ней, но не на романтическое рандеву, а на примерку. В кабинете, где мы провели наш первый совместный ужин, меня дожидалась не только благородная пара, но две китайские тетки. На этот раз местные уроженки были одеты без всяких излишеств – в прямые шелковые платья с рисоваными цветами. Кажется, я такое видел в фильмах о Китае тридцатых годов двадцатого века. Похоже, прогресс моды в этом мире посетил Поднебесную значительно раньше.

Позже я узнал, что эти платья называются «ципао» и этому стилю лет триста, не меньше.

С собой дамы притащили целый ворох одежды и начали наперебой сватать мне всякое непотребство, начиная с точно такого же платья, как на них самих, и заканчивая многослойным кимоно с настолько длинными полами и рукавами, что все это волочилось за бедным носителем сей сбруи.

Выбрал я желтый шелковый халат, который застегивался на правую сторону. Этот фасон у меня ассоциировался скорее с монголами, чем с китайцами. Нормальные шаровары и относительно нормальные сапоги с чуть загнутыми вверх носками довершали мой новый наряд. Головной убор здесь был необязательным предметом туалета, что порадовало меня неимоверно.

Княжна остановилась на том же ципао с лилиями, а граф скопировал мой прикид, только в нежно-голубых тонах. Наверное, чтобы никто не питал иллюзий насчет его предпочтений.

Вот таким цирковым трио мы и отправились в путь. Почему трио? Да потому что посол сказался сильно занятым. Переводчик, как лицо лишь сопровождающее, а не участвующее в намечавшемся торжестве, оделся как обычно.

Всего за несколько часов дворец китайского аристократа сильно преобразился. Его украсили разноцветные фонари и целые транспаранты с драконами и прочей экзотикой. Везде были понатыканы воины с трепещущими на ветру факелами и ритуальными алебардами. По тропинкам сада и коридорам дома сновали, как стаи крыс, невзрачные слуги, то ли помогая гостям, то ли внося в обстановку нездоровую суету.

В большом зале, куда нас проводили слуги, были накрыты длиннющие, но при этом очень низкие столы, составленные буквой «П». Они размещались вдоль трех стен, оставляя свободной где-то четверть зала у входа. Торцевая часть этого мебельного построения находилась на невысоком помосте. Именно там восседал хозяин праздника с самыми дорогими гостями. Выглядел Айсиньгеро Ихей как кот, сожравший большую крынку сливок. Он буквально лучился довольством и жизнерадостностью. Казалось, что шкура хладнокровного дракона слезла с него, показывая миру вполне живого и эмоционального млекопитающего.

Такое впечатление, что убийства телохранителя, перешедшего в казнь убийцы, вообще не было, а явно бессонная ночь совершенно никак не сказалась на самочувствии императорского кузена. Или он, как и я, отсыпался до самого обеда, отдав организацию праздника на откуп слугам?

Вы думаете, что нас посадили за главный стол? Не тут-то было, хотя не факт, что для нас это плохо. Слуга привел нас к нашим табуреткам, находившимся где-то посредине лишь начавшей заполняться левой ножки той самой «П».

Минут пять я пытался устроиться на этом пуфике так, чтобы впоследствии при неосторожном движении не перевернуть к чертям весь стол. К тому же не хотелось, чтобы затекли ноги и слугам после пира пришлось бы нести меня до паромобиля. У графской четы посадка получилась намного лучше – опыт штука крайне полезная.

Вот на что уж точно было грех жаловаться, так это на богатство стола. Выглядел он как абстрактный натюрморт. На яркой скатерти явно по фэншую были расставлены миски, мисочки, пиалы, палочки, да и мелкие наперстки. И в этой посуде чего только не было. Особенно впечатляли цвета блюд.

Мысленно перекрестившись, я начал пробовать, благо некоторый опыт еды палочками у меня все же имелся.

Вот это – ничего. Это вообще класс, а вот эта зеленая фигня совсем ни в какие ворота не лезет.

Судя по веселым глазам Антонио, его одолевало жгучее желание много чего рассказать мне о продуктах, из которых были сделаны блюда, но, если не хочет, чтобы я разом испортил аппетит всем присутствующим, пусть лучше помолчит.

Похоже, графа посетила та же мысль, так что он только поднял нечто среднее между очень глубокой пиалой и слишком уж толстостенной чашкой.

Выпить не помешает, особенно чтобы смыть вкус той зеленой гадости… Да чтоб тебя! Ничего себе у них водочку подают. Здесь же явно больше сорока градусов!

Хмуро посмотрев в искрящиеся весельем глаза Антонио, я вернулся к уже опробованным блюдам, конечно же избегая пиалы с зеленоватым содержимым.

То, что граф ошибся, суля нам увлекательные развлечения, стало понятно сразу же – с просмотра выступления традиционного китайского театра. Оно началось, едва гости расселись по местам. Даже поесть нормально не дали.

Ну вот честно, господа китайцы, не хочу никого обидеть, но это не театр, а цирк какой-то. Сначала все было более или менее удобоваримо. Для затравки в свободную от столов часть зала вышли несколько слишком уж кричаще одетых человек и начали показывать трюки с некими театральными вставками. В свое время я видел выступление китайского цирка и сейчас понимал, как сильно его исказило влияние европейской культуры. Сейчас же я лицезрел, так сказать, корневище этого искусства. На ярмарке в Топинске у скоморохов трюки были не в пример примитивнее, но подходили они к своему делу с огоньком и шутками. Да, плоскими и примитивными, но это же народная забава. Здесь же гимнасты совершали сложные акробатические этюды и все это делали с таким серьезным видом, будто несли в массы некий глубочайший философский смысл.

Еще хуже стало, когда появились корифеи драматического жанра. Очень не хочется выглядеть ханжой и уподобляться, скажем так, не слишком просветленным личностям из городских подворотен и сельских завалинок, которые брезгливо смотрят на прыжки и ужимки танцоров классического балета, но – увы, всей глубины Пекинской оперы я так и не постиг. Для начала на сцену вышел дядька с лицом, до предела раскрашенным разноцветными полосами и пятнами, а может, это вообще была маска. Оделся он в лучших традициях местной моды – то есть четыреста метров ткани, сто из которых волочились за актером по полу. Ушастая шапка дополняла образ местной мегазвезды – других вряд ли позвали бы на праздник члена императорской семьи.

Ага, это все-таки не маска – в ней так вытаращиться не получится. С застывшим лицом и буквально вывалившимися из глазниц глазами он начал петь. Ну как петь – не хочу называть отрывистые выкрики лаем, но другой ассоциации у меня не было. Насколько я понял, как и в русском балете, эмоции здесь передаются в основном движениями. Только понять бы, что хотел выразить актер, резко пнув ногой воздух и раз в десять секунд переходя из одной эффектной, по его мнению, позы в другую. Надеюсь, любовь к императору и родине была выражена не в тот момент, когда актер, раскорячившись, присел почти до пола и утробно зарычал. В такой позе удобно делать только одно…

Мое недоумение усилилось с появлением на сцене партнерши главного героя. Ну как партнерши. Без труда можно понять, что это мужик в женском кимоно и с раскрашенным, как у матрешки, лицом. И тут он, в смысле она, запел. Не хочу оскорблять очень древнее искусство, поэтому описание своих дальнейших эмоций просто опущу.

Я осторожно покосился сначала на княжну, потом на графа, но они сохраняли олимпийское спокойствие. А вот остальные гости выражали крайнюю степень восторга. Когда ряженный в женское платье актер взвизгнул пронзительным фальцетом, одна из присутствующих здесь дам смахнула платочком слезинку.

Ну что же, должен констатировать, что я полный профан в высоком китайском искусстве.

Уже посреди моей попытки вогнать себя в какой-то сонный транс дела пошли на лад. Великих, в понимании местной публики, артистов сменили артисточки рангом намного ниже, но именно они спасли меня от дикой тоски. Пять миловидных дамочек, у которых лица оказались не сильно замазаны краской, плавно и грациозно поплыли по импровизированной сцене.

А ничего так, симпатично. Даже мои спутники оживились, да и ко мне вернулся здоровый аппетит. А вот цинская аристократия всем своим видом выразила пренебрежение таким примитивом, и гости начали шуметь, обсуждая свои дела.

Когда девушки выплыли из зала, началась официальная часть банкета. Сначала выступил хозяин и поприветствовал всех гостей, нашу делегацию отдельно и меня в частности. Слова китайца тихо переводил Сергей Хейпинович, присевший на пуфике, но не за столом, а за нашими спинами. От похвалы и снисходительной благодарности императорского кузена меня немного передернуло. Затем начались ответные тосты гостей, в вереницу которых вписался и граф. Говорил он долго и витиевато, но хозяину банкета явно понравилось. Наконец-то всеобщее внимание переместилось с нас на очередного сладкоголосого лизоблюда.

– А мы можем уйти отсюда как-нибудь по-тихому? – решился спросить я у графа, проделав это заговорщицким шепотом.

– Сейчас закончится официальная часть. Думаю, и хозяин, и гости не станут возражать, если вы исчезнете, – в тон мне ответил Антонио.

– А я-то чем им не угодил? – Изрядная доля сарказма в голосе графа вызвала во мне обоснованное негодование.

– Игнацио, вы своим постным лицом во время представления вогнали половину гостей в дикую тоску, а другую заставили желать вам скорой и мучительной смерти. Скоро должна выступать несравненная Ю Минчжу. Эта дама очень чувствительна к реакции аудитории на свое божественное пение. Боюсь, увидев вас, она сначала побьет во дворце всю посуду, а затем удавится в дальней комнате на струне собственного цисяньциня.

Граф говорил все это со скорбным лицом, но его губы дрожали от подавляемого смеха.

Мне даже стало интересно посмотреть на эту Ю Минчжу и узнать, что такое «цисяньцинь», но не доводить же до суицида культурное сокровище Поднебесной ради моего сиюминутного любопытства.

Как и предполагал Антонио, когда гости устали выражать в долгих речах свой восторг перед хозяином пиршества, нам было даровано милостивейшее разрешение удалиться восвояси.

Честно, я даже вздохнул с облегчением, уже предвкушая попойку с графом и, возможно, бурную ночь с княжной.

В посольство возвращались, весело обсуждая мою реакцию на китайское искусство. Граф шутил необидно, а княжна позволила себе небольшую трещинку в маске Снежной королевы и звонко смеялась на шутки супруга. Я порой краснел, но в основном смеялся вместе со всеми. Так что в кои-то веки удалось насладиться почти дружеской компанией, несмотря на весь заоблачный статус собеседников. Выбравшись из паромобиля, я подал руку княжне, за что был награжден легким касанием ладошки к щеке и многообещающим взглядом.

Пожалуй, вечер может вообще выйти чудесным, но Антонио немного подпортил настроение. Он тоже решил посмотреть на меня с игривым вопросом в глазах.

– Не-не-не, ваше сиятельство. Извините, – с дурашливой простоватостью поклонился я. – Как сами сказали, неотесан, груб и не способен оценить утонченные удовольствия. Мне бы по-простому, по-деревенски.

Граф не обиделся, лишь с показной трагичностью вздохнул:

– Инкрещиозо.

– Уже слышал, – с таким же показным сочувствием покивал я и направился в отведенные мне покои, где и буду дожидаться вызова к даме, которая разделяет мои традиционные взгляды на чувственные забавы.

Леонард встретил меня лишь ленивым поднятием головы. Его и здесь начали закармливать. Вместо боевого вылета у котяры получился обжиралочно-релаксационный тур. Впрочем, я не возражал – лучше впустую потаскать разжиревшего кота в чемодане, чем попасть в ситуацию, в которой может понадобиться помощь боевого питомца.

В дверь постучались намного раньше, чем я рассчитывал. Это оказалась девушка из местной обслуги посольства. Миловидная китаянка, стеснительно улыбнувшись, заявила на ломаном русском:

– Одежда нада отадавать. Господина хотеть мыться?

Только после ее слов я почувствовал, как пропах благовониями и запахом китайской кухни.

– Пожалуй, господин действительно хотеть мыться.

Девушка еще раз улыбнулась и залилась краской.

Она что подумала, что к купанию я потребую дополнительные услуги? Впрочем, пусть думает что хочет.

Забрав смену чистого белья и повседневный костюм, я последовал за китаянкой. Местная банька находилась в небольшой пристройке за пределами основного здания посольства. Стоящий на посту у черного входа казак лишь проводил меня равнодушным взглядом. Как и все в этой стране, габариты бани были довольно скромными. Сначала девушка помогла мне снять маскарадный костюм, при этом делая намеки, на которые я не реагировал: мне сегодня и Даши хватит выше крыши.

Затем меня ждал маленький деревянный бассейн в полностью обитой деревом комнатке. Вода была просто чудесной температуры, и я с наслаждением в нее погрузился. Девушка, подложив циновку, встала на колени и начала массировать мне плечи.

Смотри ты, какая назойливая.

Мне бы насторожиться от такого повышенного внимания, но было как-то лень, до того момента как я понял, что за моей спиной соблазнительница уже не одна. Увы, ничего сделать просто не успел. Сначала мне на голову резко недели какой-то мешок, а затем по ней же тюкнули чем-то не очень твердым, но довольно увесистым.

Все – гасите свет.

Точно не знаю, сколько я «отсутствовал», но явно недолго, потому что очнулся во время транспортировки. Осталось надеяться, что везли меня не очень далеко, хотя какая разница – явно направлялись не на очередную пирушку и встречать меня там будут не пряниками. Было такое ощущение, что в добавок к веревкам меня еще и замотали в какую-то циновку. Но хуже всего то, что я по-прежнему был голым, а это, знаете ли, напрягает.

После того как транспорт, в котором я находился, перестало трясти, меня как мешок с картошкой взвалили на плечо и куда-то понесли, а затем как тот же мешок швырнули на твердый пол.

Больно, однако.

Когда глаза привыкли к слишком яркому свету факела и мне удалось осмотреться, стало понятно, что я нахожусь в какой-то искусственной пещере, а может, просто шахте. На стенах полусферического и довольно обширного помещения сохранились следы воздействия простейшими горняцкими инструментами.

Похитителями оказались три китайца.

Кто бы сомневался.

Несмотря на то что все нацепили традиционные китайские маски демонов, остальные детали своего обычного образа они не очень-то скрывали. Двое выглядели не так уж опасно. Один пожилой дяденька с высокой прической и в длинном белом одеянии походил на сошедшего с киноэкрана учителя кунг-фу. Второй – вообще нескладный толстячок, который явно был не рад своему нахождению в этом месте. Его грозная маска диссонировала с дрожащими руками и капающим с подбородка по́том. Что же касается третьего незнакомца, то его опасности хватало на всех. Вот уж чья полумаска демона подходила своему носителю на все сто. Я давно перестал удивляться, что мне так везет на встречи с оборотнями. Ракшас явно специально выбрал полумаску, чтобы продемонстрировать мне частичную трансформацию. Скалясь полным набором тигриных клыков, он явно намекал, что имеет огромное желание начать жрать меня прямо здесь и прямо сейчас.

Зря он пыжился. И не потому что я такой смелый, просто привык, что каждый встречный оборотень пытается взять меня на испуг. Это уже стало какой-то нездоровой традицией.

В ответ на потуги ракшаса я равнодушно послал его на три буквы.

Судя по реакции, русский здесь знал только перепуганный толстяк. На него тут же наехали его компаньоны, но, видно, дословного перевода бедолага не осилил по причине излишней осторожности. Но общий смысл донес.

Оборотень выпустил когти на правой руке-лапе и явно собирался ими вскрыть мне глотку, но на его плечах тут же повисли еще два китайца, которых я из-за неудобства положения не заметил.

И что же он такой буйный? Вон даже гневный окрик старшего не сразу успокоил молодого оборотня.

Старик перевел взгляд с оборотня на меня и заговорил на китайском. Естественно, я ничего не понял, но ситуация была тут же исправлена толстяком. По-русски он говорил на удивление чисто:

– Мой господин говорит, что за предательство ты достоин смерти.

Вона какие обороты известны китайскому полиглоту. Или его учил кто-то из сибирских отшельников.

– И кого же я предал? – спросил я, с кряхтением присев на развернутой циновке, в которой меня сюда и доставили.

Руки и ноги мне развязывать никто не собирался, так что пришлось изворачиваться. Как ни странно, нагота волновала меня меньше всего. Страха почему-то не было. Либо я еще не проникся всей серьезностью ситуации, либо просто устал от всего этого цирка.

– Ты предал нашу сестру, отдав ее в руки врага, – перевел толстяк и даже попытался интонационно передать гнев своего господина.

– Неужели? – изобразил я удивление. – Не помню, чтобы я клялся в верности вам или вашей сестре, кем бы она ни была. Так что предательства не было. К тому же не я ее убил. Почему же тогда вы напали на меня, а не на Ихея? Вон у вас какой смелый и сильный ракшас есть. Пусть попробует.

Только теперь до меня дошло, почему нет страха. Видно, подсознание уже просчитало ситуацию. Чтобы просто отомстить, меня незачем воровать из охраняемого беролаками посольства. Та же подлая банщица могла просто воткнуть мне заколку в ухо. Но они приволокли меня сюда, значит, им что-то нужно, и точно не моя жизнь.

Страх ушел, но не до конца – меня нервировал явно неадекватный оборотень. Есть подозрение, что у него на меня немного другие планы, нежели у благообразного старца.

– Ты слишком наглый, чужак, – перевел толстяк отрывистую речь разгневанного старца. – Ученик моего господина очень хочет разорвать тебя на куски, ведь ты виновен в смерти его невесты.

Мне было жаль и казненную девушку, и этого парня, но прошлого не воротишь, и оправдываться нет никакого смысла.

– Еще раз повторяю: все претензии к господину Ихею.

Старик подошел ближе и постарался заглянуть сквозь прорези маски мне в глаза. Он что-то прерывисто каркнул, в гневе переходя на гортанное рычание. Нет, он не являлся оборотнем. Я уже заметил, что у китайцев, как и у японцев, это проявление высшей степени эмоциональности.

– А ты знаешь, чужак, кто твой господин? – взглянул на меня через плечо склонившегося старика толстяк.

– Он мне не господин. Старик, тебе что-то нужно от меня, так не тяни и говори как есть, – решил я перейти к сути дела и опять же не от наглой смелости, а потому что даже маска не мешала мне определить, что у ракшаса иссякают последние капли здравого смысла.

– Ты должен помочь нам уничтожить дракона, – перевел толстяк слова старика.

Интересно, это у него такое крутое личное погоняло или общее для всей императорской семейки?

– Я никому ничего не должен, но готов послушать, как ты вообще себе это представляешь. Он же двоюродный брат императора!

– Используй свой дар, и ты сам все поймешь, – важно изрек переводчик, но пафос у него получился намного хуже, чем у оригинала.

Ну и чего я такого могу увидеть, чтобы захотеть смерти Ихея, особенно после сцены казни девушки? Да, тип он, конечно, неприятный, но было ощущение, что эти чудаки ждут от предстоящего транса слишком многого. Мне даже не по себе стало. На пиру Ихей сверкал как новый олимпийский рубль, надеюсь, он в этой пещере не младенцев жрал.

Выбирать место мне явно не позволят, как и терпеть проволочки не станут, особенно ракшас, так что я устроился там, где был: прямо на циновке, лицом ко входу в пещеру. Благо проникшийся моментом старик все же перерезал связывающие меня веревки. Ракшас и те, кто его держал, тут же прекратили борьбу нанайских мальчиков и настороженно замерли.

В транс я провалился практически без подготовки, как только занял излюбленную позу, и это очень нехороший знак.

Что же здесь могло случиться? Реальность была искажена настолько сильно, что меня стремительно затянуло в воронку образов из прошлого. Руны на коже буквально обжигали.

Мир провалился во тьму. Затем появились пятна света от факелов в руках пятерки людей. В этой группе предводительствовал закутанный в многоосное кимоно мордатый китаец. Если переводчика можно было назвать склонным к полноте, то этот индивидуум раскормил себя просто до безобразного состояния. Судя по цветастым вставкам в одежде и головному убору, делавшему его похожим на петуха, это был какой-то жрец неизвестного мне культа.

Удовлетворившись осмотром помещения, толстяк что-то скомандовал, и в помещение вошли его помощники. Они приволокли с собой странные корзины. Дальше пошли совсем уж нехорошие дела. Подручные толстяка начали доставать из корзин связанных детей и расставлять их на полу, как жуткие фигурки для страшной шахматной партии. Они что-то ослабляли в веревках, а что-то подвязывали, в итоге дети оказывались сидящими в позе лотоса, но полностью обездвиженными.

Два, пять, семь, десять. Двенадцать! Двенадцать, вашу китайскую бабушку, детей!

Я небольшой специалист в определении возраста китайцев, но малышне было не больше восьми-десяти лет.

Мне дико захотелось вырваться из транса, но, как ни странно, это не получилось – тело сковало оцепенение. Так что пришлось наблюдать дальше.

Толстяк удовлетворился расстановкой и замахал руками на помощников. Они закрепили факелы на стенах и удалились, а жрец начал бегать между детишками и что-то совать им под нос.

Кажется, ребятня была одурманена какой-то дрянью, и от действий этой сволочи они начали приходить в себя.

Как хорошо, что я могу только видеть, а не слышать образы прошлого. Но плохо, что я чувствую эмоции. Эмоции тех, кто скоро погибнет, или же их убийц. В волне детского страха эмоций жреца не ощущалось, а значит, убивать детей будет кто-то другой.

И, кажется, я догадываюсь, кто именно. Ихей появился через пару минут, и то, как долго тянулось предисловие к предстоящему кошмару, пугало меня все сильней.

На фоне дурных предчувствий я даже не сильно удивился, когда кузен императора начал трансформацию. А посмотреть там было на что.

Он встал на колени и уперся руками в пол.

Мои первые впечатления об императорском родственнике оказались пугающе верными. Да и прозвище цинского аристократа не являлось пустой лестью. Он – действительно дракон.

Первыми начали меняться руки, превращаясь в короткие чешуйчатые лапы с длиннющими когтями. Это было единственное соответствие в построении тела двух ипостасей. Лицо Ихея закрыло основание длинной шеи формирующегося существа, а туловище и ноги стали основой для змеиного тела. В итоге получился дракон длиной метров двадцать от рогатой головы и до хвоста, покрытого то ли перьями, то ли шерстю. Эта самая непонятная растительность шла от мощной гривы вдоль всего позвоночника.

Общий объем псевдоплоти, созданной энергентом-симбионтом, превышал массу тела носителя раз в десять, хотя, по искренним уверениям профессора Нартова и сведениям из «Бестиария», такое в принципе невозможно.

И что, мне теперь не верить своим собственным глазам?

Стремительным змеиным движением дракон заскользил между орущими детьми и принялся плотоядно заглядывать им в лица. От волны первозданного ужаса меня буквально начало выворачивать наизнанку, но этого крещендо страха дракону было явно мало. Он рычал на своих жертв, показывал длиннющие клыки и даже облизывал детей раздвоенным языком.

И все это время ставший ощутимым на вкус кисло-жгучий страх разбавляло гнилостно-сладкое удовольствие мучителя. Каждой по́рой своего тела я ощущал, как разлитый в воздухе ужас напитывает энергента-дракона и делает его значительно сильнее.

Когда концентрация ужаса начала спадать из-за отупения изможденных жертв, дракон резким движением откусил одну из маленьких голов и тут же выплюнул ее на пол, доведя крещендо детского страха до нового пика, хотя, казалось, больше уже некуда.

И тут меня скрутила судорога истерики, а через секунду Всевышний даровал блаженное забытье.

Когда очнулся, я понял, что моим похитителям пришлось не только вновь связывать меня, но и совать деревяшку между зубами. И сделали они это для моего же блага.

Старик что-то пытался спросить, но я был не способен его услышать – в ушах до сих пор звучали крики, которых мне вроде не дано слышать, а во рту все еще ощущалась мерзостная смесь эмоций, которые в принципе не могли иметь вкуса.

Меня вырвало, и, кажется, не первый раз за последнюю пару минут.

Поняв, что я в глубоком ауте, меня оставили в покое, дав возможность свернуться калачиком и затихнуть в спасительном отрешении от всего мира.

Когда кто-то попытался меня привести в чувство в следующий раз, я с вялым удивлением увидел славянские лица – это был телохранитель княжны в сопровождении казаков из посольства. Волколак и два беролака. И я был им рад, хотя казалось, что больше никогда уже не испытаю этого чувства.

Психика человека очень странная штука. Она одновременно и хрупка, как фарфоровая ваза, и крепка, будто стальная плита. Тут одно из двух – либо разобьется и, даже восстановившись, человек будет каждой жилкой ощущать наполненные клеем трещинки между мелкими черепками, либо сумеет выстоять, став еще крепче. Я выстоял, и броней, которая помогла не тронуться умом, стали здоровый цинизм, не совсем здоровый эгоизм и злость – обжигающая, как раскаленный металл, ярость.

Окончательно в себя я пришел только в посольстве, укутанный в одеяло и смотрящий на поднесенный графом бокал с коньяком. Мы опять находились в библиотеке – видно, Антонио решил, что эта обстановка для меня будет самой уютной.

Рядом с ним стояла Даша и смотрела на меня с трогательным беспокойством.

Не думал, что она вообще способна на подобную эмоцию.

Как оказалось, способна, но ненадолго. Ее лицо вновь стало иронично-холодным, как только княжна увидела мою слабую улыбку.

– Мио амико, что с вами произошло?

Вот кто не стеснялся выказывать искреннюю обеспокоенность за другого человека.

Одним глотком выпив предложенный коньяк, я отобрал у графа бутылку и знатно приложился уже к ней. Затем отдышался и начал рассказывать. Причем во всех красках и с подробностями. Проняло даже княжну, а граф опять стал бледен, как тогда – после казни незадачливой мстительницы.

Закончил я свой рассказ решительным заявлением:

– Мне нужно увидеться с Ши Киу.

– Вам нужно успокоиться и ждать дальнейших указаний, – ответил мне надменный голос, раздавшийся откуда-то сзади.

Оказывается, у моего выступления был еще один слушатель. Точнее, два, потому что посла сопровождал один из казаков охраны.

Неужели он решил, что меня нужно будет успокаивать силой? Так вот, он совершенно прав.

– Вы слышали мой рассказ, ваше превосходительство?

– Да, не с самого начала, но услышал я достаточно.

– И вы будете защищать этого детоубийцу?

– Я буду защищать интересы моего императора, – холодно заявил посол. – И вы тоже, потому что состоите на службе у империи, что бы вы там у себя в Новгороде ни думали по этому поводу.

Я почувствовал, как меня опять захлестывает не так уж давно отошедшая истерика, поэтому постарался держать себя в руках. Слова пробивались через мои стиснутые губы как плевки:

– Он откусывал детям головы и выплевывал их, как… как вишневые косточки!

В конце я все-таки сорвался на крик и почувствовал, что меня опять трясет. Но вдруг истерика отступила, и я ощутил на плечах чьи-то прохладные ладони. Затем тонкие пальцы легли мне на затылок, и Даша тихо прошептала:

– Успокойся, я все решу. Тебе нужно отдохнуть. Позволь мне все решить.

Распирающая меня злоба на грани паники вышла, как воздух из пробитого шарика. И не то чтобы я полностью доверился княжне, но в этой ситуации все, чего я мог добиться, – это попадания в смирительную рубашку, ну или в мотки веревки покрепче, если оной рубашки в хозяйстве не найдется.

– Граф, проводите Игната Дормидонтовича в его апартаменты, – величественно попросила княжна, убирая ладони с моего тела.

На мгновение я ощутил дикое сожаление от потери этой мимолетной близости, настолько меня успокаивало прикосновение Снежной королевы.

Бутылка с коньяком так и осталась в моей руке. Странно, что я не запустил ею в этого напыщенного индюка змеиной породы. Но и сам хорош – разошелся, словно взволнованная институтка. Криком такие дела не решаются. Даша права – мне нужно поспать.

Только получится ли уснуть после всего пережитого?

Укладывать меня в постельку Антонио не решился и просто проводил до двери. А внутри царила тишь да благодать. Кот развалился на пуфике, свесив с него заднюю лапу и хвост.

На мое появление он отреагировал удивленным взглядом.

– Ну да, – хмыкнул я, отсалютовав коту бутылкой, – пока ты тут обжирался и дрых, меня успели и своровать, и напугать до чертиков. До кровавых, мать твою, мальчиков!

Так, спокойно. Я не сорвусь! Лучше еще глотну коньяка.

Хмель наконец-то начал брать меня, что вылилось в обвинение ни в чем не повинного кота, высказанное уже заплетающимся языком:

– Если меня станут на куски резать, ты, скотина такая, даже не проснешься.

Раздеваться мне необходимости не было из-за полного отсутствия одежды, так что, сбросив одеяло, я тупо рухнул в кровать.