Текст книги "Оценщик. Невидимая сторона"

Когда я наконец-то сумел запустить свой щитовик и выглянул из-за плеча Косаря, все три наших сопровождающих уже лежали на земле. Судя по всему, живым был только викинг, судорожно пытающийся зажать едва ли не фонтанирующие кровью дыры в своей груди.

Как это обычно и бывало, адреналиновый прилив потащил за собой взрывную активацию сосредоточения моего энергетического запаса, что тут же разогнало дар до максимума. Я постарался успокоить разбушевавшуюся магическую борю, потому что в таком состоянии Живая сила тратилась с неимоверной скоростью, а дар забивал голову ворохом абсолютно бесполезной информации. Тут же навалилось ощущение горького привкуса от разлившейся вокруг энергии разрушения, порожденной гибелью двоих живых существ. И именно на этом контрасте я сумел уловить за спиной очень слабые отголоски энергии творения. Кажется, в стене за столом секретаря имелся тайник.

Или не тайник? Я бы вообще его не заметил, если бы там что-то не сдвинулось, нарушив энергетическую статичность конструкта, а это значит…

– Саня, сзади! – опять крикнул я и тут же, как на уроках, чуть согнув колени, закрылся силовым полем.

Мне очень повезло, что в суматохе выставил щит не прямо, а под небольшим углом. Через открывшуюся дырку в фальшпанели тайника, в котором вместо каких-нибудь сокровищ или секретных бумаг находился контролировавший ситуацию стрелок, выглянуло дуло автомата. Короткая очередь ударила и по слуху, и по нервам, так же как и взвизгнувшие в рикошете пули. И тут же послышался хрустальный звон разлетевшейся печати моего силового щита. Третья пуля из короткой очереди рванула меня за правое плечо. От неожиданности и из-за не совсем правильной позы я чуть развернулся и начал заваливаться на пол. И все же при этом успел дважды выстрелить в направлении фальшпанели. Как оказалось, мое заваливание вышло крайне удачным, потому что Косарь в каком-то на удивление изящном пируэте не только сумел развернуться в направлении новой угрозы, но и перепрыгнуть через меня, вновь закрыв своим щитом. Меня даже клюнула зависть, что у него-то силовое поле по-прежнему цело. Мало того, даже еще одна очередь сквозь отверстие в стене не сумела разбить энергетическую защиту Косаря. А вот всего два громогласных ответных выстрела из артефактной бандуры явно прервали жизнь потайного стрелка.

– Еще есть где нычки? – спросил меня Саня, осторожно осматриваясь по сторонам.

– Вроде нет, – ответил я, поднимаясь с пола и аккуратно двигая правой рукой.

Похоже, пуля прошла вскользь, разорвав ткань сюртука. А ведь как ее расхваливала Заряна! С другой стороны, возможно, именно благодаря костюмчику я и отделался царапиной. Впрочем, кажется, рана не такая уж пустяковая: ткань уже успела пропитаться изрядным количеством крови.

Я, конечно, не рассчитывал на сочувствие бандюка, но тот и вовсе зашел с обвинений:

– Че за хрень сейчас была? Второй раз из-за тебя влипаем!

– Из-за меня? Ты сейчас серьезно?! – разозлился я на совершенно беспочвенные обвинения.

– А из-за кого еще? С чего это у них крыша вдруг поехала? По твоей роже вижу, что знаешь, что тут творится. Они попытались нас кончить после твоего визга.

– Моего визга? Косарь, это было предупреждение. То, что сидит в картине, приказало убить нас.

– В картине? – Было видно, что мой собеседник ярится именно от того, что действительно не может понять, что тут происходит. – Что за бред?

В ответ я лишь устало вздохнул. А когда попытался напомнить моему собеседнику, что мы сейчас находимся не где-нибудь в Тамбове, а в Женеве, городе, название которого давно стало синонимом всего необычного и невозможного, Косарь резким жестом заставил меня замолчать.

– Тихо!

Я сначала не понял, что именно его насторожило, но затем сам услышал приглушенный взрыв. За ним еще два, но уже значительно громче. Мы тут же дружно и быстро зашагали поближе к двери, через которую совсем недавно попали в это помещение. Правда, по дороге я на десяток секунд застыл в ступоре, и было от чего. Сунув явно разряженный револьвер в наплечную кобуру, Косарь достал сзади из-за пояса пистолет и с ходу, не прекращая движения, двумя выстрелами прострелил голову все еще постанывавшему викингу. Я, конечно, слышал, что в человейниках очень простые и даже незамысловатые нравы, но чтобы такое…

Впрочем, чему я удивляюсь? С волками жить – по-волчьи выть. Тут как бы свою жизнь сохранить, а не беспокоиться о бесчеловечном поведении одного бандита с другим раненым бандитом.

Догнав Косаря, который не только успел добраться до двери, но и даже запереть ее изнутри, я так же, как и он, прислушался к тому, что происходило снаружи. Там что-то еще раз грохнуло, затем послышались приглушенные автоматные очереди. К моему удивлению, на физиономии Косаря расплылась улыбка.

– Ну и чему радуемся? – выпустил я из себя немного раздражения.

– Тому, что к нам подоспела подмога, – с легкой издевкой ответил Саня. – Думаешь, я сунулся бы сюда без прикрытия парочки местных паханов? Кстати, у них к голландцам имеются свои предъявы. Слишком уж борзо стартанули новички.

– А как… – попытался я задать очевидный вопрос, но Косарь тут же ответил, не дожидаясь окончания предложения:

– Думаешь, только у вас, стукачей, есть магические свистки?

Ну вот что ты с ним будешь делать? Вроде прикрывали друг друга в бою, уже начали налаживать относительно нормальное общение и пикировки наши походили больше на дружеские, чем откровенную грызню, а тут вот прямо на ровном месте неприкрытое хамство. Хотя я уже давно не мальчик, и пора перестать обижаться на правду. Слов из песни не выкинешь. Это для нормальных людей внештатный сотрудник и агент жандармерии – это нормальное и даже поощряемое явление. Но для таких, как он, я просто стукач – личность, не заслуживающая уважения.

Ну и хрен с ним, я не сто долларов, чтобы всем нравится. Дальнейшее размышления пришлось прервать, потому что Косарь заорал как оглашенный:

– Атас!

После этого малоинформативного заявления он отпрыгнул от двери вдоль стены. Я попытался последовать его примеру, но явно опоздал. За дверью что-то грохнуло и развалило ее на кучу щепок. Взрывная волна закрутила меня волчком. Помещение тут же заволокло пылью от разрушенных стен.

Пару секунд я лежал без движения, прислушиваясь к возможным повреждениям в организме. Пару раз мне что-то сильно прилетело в корпус, и не удивлюсь, если увижу несколько щепок, торчащих из моей многострадальной тушки. Но быстрый осмотр показал, что либо я слишком мнительный, либо костюмчик от Заряны стоил даже больше своих денег. В остальном вроде все было нормально, кроме звона в ушах и абсолютного нежелания что-либо делать. Но все же пришлось переселить себя и немного отползти от раскуроченного дверного проема. На всякий случай запустил силовое поле щитовика и вновь вытащил револьвер из кобуры.

И зачем я его туда сунул? Решил, что все закончилось?

Плохо различимый через заполнившую комнату пыль Косарь тоже явно готовился к бою. Но вместо атакующих нас голландцев из проема прилетел грубый и резкий окрик.

– Косар! – почему-то лишив прозвище моего напарника мягкого знака, заорал незнакомец и тут же добавил на общем: – Ты там еще живой?

– Йохан, еханый ты по голове?! – полувопросительно откликнулся по-русски Саня. Затем добавил на общем: – Что за бардак ты тут устроил?

В постепенно развеивающейся пыльной завесе проявилась громадная фигура незнакомца. Он тоже был вооружен револьвером, который оказался еще больше, чем оружие подручного Пахома. Переваливаясь словно медведь, вышеупомянутый Йохан вошел в комнату и угрюмо заявил:

– Я смотрел в словаре, как ты советовал. Не нашел, зато добрые люди растолковали. Не надо меня больше так называть.

– Я попробую, но не уверен, что получится, – ощерился в ответ мой невольный напарник и шагнул навстречу явно хорошо знакомому человеку.

Они с хлопком скрепили рукопожатие.

– Обязательно было взрывать все это?

– А я и не взрывал, – с видом разбившего банку варенья ребенка немного даже обиженно ответил местный бандит. – Они там что-то прицепили на дверь, хотели к вам в гости наведаться, ну я и шарахнул по ним, а оно как рванет.

Может, первое впечатление было и неверным, но этот скандинав, который вместо бороды предпочел таскать шикарные бакенбарды, описывал происходящее с восторгом подростка. Правда, обманываться такой непосредственностью не стоило. Наверняка у него руки в крови не то что по локоть, а, учитывая простоту местных нравов, по самые уши.

– Вообще-то, это я у тебя должен спросить, что тут происходит. Они словно с ума сошли, – искренне озадаченным тоном сказал Йохан. – Мы и раньше замечали, что у этих голландцев с головой не все в порядке, а тут вообще рехнулись. Даже разговаривать не стали, сразу начали стрелять.

– Не поверишь, сам в шоке, – заявил Косарь и покосился на меня, – но есть идея, кто может нас просветить. Что скажешь, Псих, ты ведь уже что-то понял?

– В принципе, понял, – ответил я, продолжая отряхивать пыль с одежды в явно безнадежной попытке хоть как-то привести ее в божеский вид, – но нужно кое-что проверить.

– В смысле? – опять начал злиться Косарь. – Говори яснее.

– Скажу, когда окажусь вон в том кабинете. – Для большей ясности я ткнул пальцем в сторону двери, явно ведущей в апартаменты начальства.

– Ну, мы туда так и так собираемся, – с какими-то даже примирительными нотками в тоне заявил здоровяк Йохан и первым отправился в указанном направлении.

Косарь раздраженно поморщился, но ничего добавлять не стал. Конечно, можно было бы поделиться с ним предположениями, но я и сам немного разозлился. Стрессовая ситуация и необоснованные претензии жутко бесили. К тому же хотелось сначала самому разобраться в сложившейся ситуации. Дело в том, что в момент, когда началась вся эта катавасия, я ощутил, что к сущности, сидевшей в картине, со стороны кабинета пришел некий сигнал, и мне очень хотелось посмотреть, что же там находится.

Йохан подошел к двери и, прищурившись, уже даже нацелил на замок свой громадный револьвер, но потом передумал. Вместо радикальных действий он аккуратно нажал на дверную ручку и потянул ее на себя. К нашему общему удивлению, дверь оказалась не заперта.

Такое впечатление, что мы переходили через портал из одного мира в другой. Позади нас оставался какой-то постапокалиптический разгром, а впереди встречала роскошь викторианская эпохи. Мебель в огромном кабинете была показательно вычурной и практически вся имела элементы позолоты. Что-то мне подсказывало, что и материал для нее тоже выбирался очень дорогой. Впрочем, не это волновало больше всего, потому что взгляд моментально прикипел к двум картинам, висевшим за громадным рабочим столом у дальней стены. Становилось понятно, что до этого я видел всего лишь одну часть самого настоящего триптиха. Да тут и гадать нечего, потому что по одному расположению этой парочки картин явно подразумевалось место для третьей.

Что касается самих картин, то там изображены еще два мужика. Тот, что слева, – мужчина средних лет примерно в такой же одежде, как и увиденный мной ранее. А вот в центре всей композиции был изображен старик, который зачем-то нацепил на себя настоящую кирасу. Зато он обошелся без абажуроподобного воротника. Да и седую шевелюру тоже прикрывать не стал. Но все это мелочи, больше всего притягивал и пугал взгляд старика. Казалось, что на меня смотрит не изображение, а живой человек, ну или его призрак.

– Ближе не подходите, – сказал я через плечо своим спутникам и осторожно направился к столу.

– Лучше не надо, – послышалось за спиной.

Я уже подумал, что Косарь таким образом пытается вразумить меня, но бандит тут же добавил:

– Он, конечно, псих, но дело свое знает.

Вот я сейчас прямо зардеюсь от такой похвалы.

Уже через несколько секунд мне стало не до разговоров за спиной. С каждым шагом энергия, которую излучал портрет старика, давила все больше и больше. Если честно, такого я не то что не ожидал, но и представить себе не мог. До стола оставалось еще два шага, и тут в голове возник вполне закономерный вопрос: а оно тебе надо? Ответ самому себе был быстрым и четким: нафиг, нафиг! Так что я крутанулся на сто восемьдесят градусов и бодрой походкой направился обратно, чем вызвал у моих спутников искреннее удивление.

– Пошли-ка отсюда, – сказала я им и тут же показал пример, покидая кабинет.

– Назар, что это сейчас было? – догнал меня Косарь и даже ухватил за рукав, немного разворачивая.

– Еще минуту, – отмахнулся я, чем вызвал у него очередную вспышку раздражения, но, честно говоря, было плевать.

Все, что я понял, находясь в кабинете, так это то, что к картине старика лучше вообще не подходить, а вот с изображением одного из его сыновей, как мне кажется, работать будет немного легче. Так оно и вышло: посторонние шепотки в голове, конечно, появились, но куда им до того давления, которое исходило от главной картины триптиха.

Я глубоко вздохнул и сконцентрировался, раздувая средоточие Живой силы внутри себя и тем самым подпитывая свой дар. Затем решительно и даже грубо впечатал ладонь прямо в лицо изображения. За спиной недовольно крякнул Косарь. Судя по всему, подручный Пахома наверняка привык к осторожному отношению к произведениям искусства. Возможно, даже прилетало от шефа за небрежное обращение с картинами и тому подобным.

Теперь, когда я отбросил всю осторожность и раскрылся, информация полилась в меня бурным потоком, и ее было так много, что я даже пошатнулся и поспешил разорвать контакт. Точнее, закрыться пришлось по немного другим причинам. Я никогда еще не сталкивался с такой дикой смесью энергии творения и разрушения. К тому же осознал и оценил историю создания картин. Блин, да это же готовый сюжет для ужастика.

Чтобы немного прийти в себя, я присел на один из стульев для выжидающих приема посетителей, стоявших у стены.

– Псих, – прорычал Косарь, нависая надо мной. – Назар!

– Не дави на меня, дай в себя прийти, – отмахнулся я, но все же решил не затягивать с пояснениями. – Когда картины попали в Женеву, в них проявились не просто магические свойства, а практически разумные сущности. Я не могу сказать точно, но они как-то влияют на окружающих. То ли помогают местному пахану, то ли вообще держат его под контролем.

– А других они могут? – обеспокоенно и не совсем внятно пробубнил Йохан. – Ну типа не голландцев.

– Да хоть китайцев, – фыркнул я. – Все, кто подойдет близко к картинам, имеет шанс заполучить в голове такую кашу, что не разберешь, где друг, а где враг.

– Так вот как они переманивали наших бойцов. Твари! – Здоровяк скрипнул зубами, и я на секунду перестал дышать.

От него повеяло дикой злобой. Даже больше: показалось, что кто-то приоткрыл маленькую дверцу в глубины преисподней. На меня дохнуло настолько концентрированным выбросом энергии разрушения, что стало по-настоящему жутко. Еще больше удивило то, как все это прекратилось – резко и внезапно, словно тот самый кто-то захлопнул зловещую форточку.

Да уж, непростой у меня новый знакомый. Похоже, тут у нас самый настоящий берсерк.

– Ты что-то побледнел, малой, – с обеспокоенностью, причем совершенно искренней, поинтересовался Йохан, и, честно говоря, видеть его участливо-добродушную физиономию после того, что я ощутил секунду назад, было дико.

– Все нормально, – сдавленно просипел я и наконец-то продолжил дышать.

– Ну а мне что делать? – уже даже не раздраженно, а, скорее, растерянно спросил Косарь. – Пахом приказал забрать картину.

– Соедини меня с шефом, – устало сказал я, понимая, что решать этот вопрос придется самому.

Косарь активировал контакт в телефоне, дождался ответа и быстро объяснил Пахому сложившуюся ситуацию. Затем вместо того, чтобы отдать телефон мне, просто нажал на отбой. Я даже не успел разозлиться, как в кармане завибрировал мой собственный аппарат. Я, конечно, большой любитель поюморить, привязывая к номерам определенные мелодии, но в случае с криминальным авторитетом делать это поостерегся. Поэтому мелодия была самой что ни на есть стандартной.

– Здравствуйте, Станислав Петрович, – поприветствовал я Пахома.

– Что там не так с моей картиной? – спокойно, но с явным нажимом поинтересовался этот опасный человек. Так что слова ответа нужно выбирать очень тщательно.

– Все не так, Станислав Петрович, абсолютно. Это тот самый случай, который мы с вами обсуждали. Мне придется сообщить о картинах сами понимаете куда.

– А если попрошу тебя не делать этого? Я так понимаю, вещи уникальные.

– Тогда я в ответ очень-очень попрошу вас прислушаться к моему совету. Вещи действительно уникальные, но до предела опасные. Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, одну из картин пытались подсунуть вам специально, чтобы взять под контроль.

– Даже так? – задумчиво ответил криминальный авторитет.

Если честно, я даже немного поежился от холода в его голосе.

– Станислав Петрович, лично я к портрету старика даже близко не подойду. Это не телефонный разговор, но если захотите, приеду в любое время и подробно объясню, что почувствовал и какие выводы сделал.

– А если вывести их из Женевы и продать?

– Не думаю, что получится, – не уступал я разохотившемуся авторитету. – Там такая темная история, что хоть сразу бери и книгу пиши, но на этом все, антикварной ценности в картинах почти нет. Разве что возраст.

– И что за история? – все же не утерпел Пахом.

Я лишь мысленно вздохнул и постарался сжато описать события, так сказать, старины глубокой:

– Пригласил один богатый голландский олигарх талантливого ученика маститого художника и заказал ему портреты себя и двух сыновей. Может, этот художник когда-нибудь и стал бы очень известным, но, когда принял заказ, он не знал, что рисовать будет красками, замешанными на человеческой крови. А еще в планах старика было покрасить кровью художника рамочки для картин.

– Ты уверен в том, что говоришь? – спросил Пахом, которого явно заинтересовала эта история.

Мне даже на секунду показалось, что я переборщил и он не сможет отказаться от столь оригинального экспоната в своей коллекции и затребует хотя бы портрет одного из сыновей. В смысле ту картину, что находится сейчас рядом со мной. И все же Пахом явно неспроста добрался до верхов криминального сообщества, и чуйка на опасность у него сродни магическому дару. К тому же он не первый день в Женеве и прекрасно знает, на что способны подобные вещи.

– Станислав Петрович, мы с вами уже обсуждали мой дар, так что это вполне может быть плодом моей больной фантазии. Но опять же, повторюсь, к картине старика я близко не подойду и не советую никому другому делать этого без должной защиты и подготовки. Вы можете закрыть своих людей от ментального воздействия непонятного происхождения?

– Хорошо, – пусть с ноткой недовольства, но все же согласился с моими доводами Пахом и тут же добавил: – Звони своему куратору. Косарь побудет с тобой, пока не приедут спецы, ну, чтобы тебя никто не обидел. И с тебя подробный рассказ.

– Конечно, Станислав Петрович, и спасибо, – искренне поблагодарил я, услышав в ответ лишь сигнал прекращение соединения.

Через минуту загудел телефон Косаря. Он прочитал сообщение и недовольно сморщился:

– Йохан, проверьте здесь все. Забирайте трофеи и валите. В кабинет не суйтесь, им займутся легавые.

– То есть как? – угрюмо спросил здоровяк, который явно собирался поискать тайники именно в кабинете.

– Так нужно, – раздраженно и устало ответил Косарь. – Приказ Пахома.

Похоже, авторитет пахана из славянского квартала имел вес и в скандинавском человейнике. Так что Йохан лишь что-то проворчал, а затем махнул рукой своим людям.

Пока он не ушел, я поторопился влезть со своей просьбой:

– У вас не найдется кого-то, кто может посмотреть мою рану?

Йохан покосился на мое плечо и презрительно фыркнул. Наверняка в его понимании эта царапина вообще не достойна внимания, но все же что-то заорал по-шведски в проем вывороченной двери. Через минуту оттуда явился сухощавого вида человек, немного несуразно выглядящий на фоне остальных звероподобных подручных Йохана. Он даже не стал просить меня снять сюртук, просто приложил ладонь поверх пропитанного кровью рукава. По плечу пробежалась волна теплоты, и лекарь, так и не сказав ни слова, ушел. Я не стал ронять себя в глазах Йохана еще больше и не бросился раздеваться, проверяя состояние раны. Просто взялся за телефон и позвонил, как выразился Пахом, своему куратору.

– Добрый вечер, Иван Иванович, – поздоровался я с еще одним очень авторитетным персонажем. Человеком назвать его не получится, потому что это совсем не человек. Даже близко. И его чистая русская речь не должна вводить никого в заблуждение – ни человеческого, ни человечного там нет ни капли.

– Ох, что-то мне подсказывает, что он совсем не добрый, – проворчал в ответ гоблин. – Ты что опять натворил, залетчик?

Кто бы сомневался, что эта жаба опять начнет меня троллить. Но я не расстроился, потому что знал, как отомстить, и радостно сообщил:

– А у меня тут энергетическая аномалия А-класса.

– А-класса? – быстро растеряв желание прикалываться, уточнил гоблин. – Ты ничего не путаешь? Если напрасно заставишь меня…

– Иван Иванович, вот честно, я так устал, что можете меня хоть на ленточки порезать, если я ошибся. Убеждать вас у меня нет ни сил, ни желания. Либо приезжайте сюда, либо я просто валю домой и ложусь спать. И плевать, кто тут после этого сдохнет и насколько мучительной смертью.

– Ладно, – сказал гоблин. – Ты где?

– В Одине, – спокойно заявил я, понимая, как взбешу Иваныча этим заявлением до предела.

Так оно и вышло. Гоблин что-то сдавленно квакнул и отключился. Подняв глаза, я увидел, что моя фраза о мучительной смерти явно озадачила и Косаря, и уже вернувшегося Йохана. А еще мой шутливый тон явно поселил в их головах сомнения. И эти сомнения разгорались с каждой секундой.

– Блин, и вы туда же, – разозлился я. – Йохан, если хочешь, выбери кого не жалко и пошли снять со стены картину со стариком. Сразу предупреждаю: скорее всего, этого бедолагу придется пристрелить. Если не сразу, то через пару дней.

Я, конечно, сгущал краски, но не думаю, что так уж сильно. Концентрация смеси энергии творения и разрушения была настолько мощной, что понятия не имею, что произошло бы, подойди я к картине вплотную и тем более прикоснись к ней.

Здоровяк задумался, а вот Косарь тряхнул головой, как скаковая лошадь, и быстро отбросил все сомнения. И тут дело не в моей убедительной речи, а в авторитете его шефа, который поверил мне практически сразу и без долгих разбирательств.

К счастью, долго засиживаться с Косарем не пришлось. Он явно перестал получать удовольствие от моей компании, если не сказать больше. Минут через двадцать в комнату вошел один из подручных Йохана и махнул рукой Косарю. Все бандиты куда-то исчезли, а в помещение буквально ворвался особый комиссар жандармерии.

Коротышка в костюме десятых годов прошлого века, в котелке и с жабообразной мордой, возможно, выглядел бы смешно, если бы я не знал, что именно он собой представляет. Впрочем, наверняка есть вещи, которых я не знаю и, честно говоря, знать не хочу. Уверен, у французов, которым мой куратор известен как Ивон Секатор, при встрече с этим персонажем поводов для смеха еще меньше.

– Рассказывай, что ты тут наворотил, – практически пролаял гоблин.

Обычно он говорил на русском, да и на любом другом языке, настолько чисто, что если отвернуться, то совершенно не заподозришь, что рядом с тобой не человек. Но это не его достижение, а особенность всей расы. Речевой аппарат у них не был растянут, как у людей, от голосовых связок до губ, а весь находился в специальной трубке в гортани, которой они пользовались очень умело, можно даже сказать виртуозно. Но сейчас Иванычу было явно не до акустической мимикрии. И это показывало, как мало он был склонен к восприятию шуток. Так что я весь подобрался и едва ли не вытянулся по стойке смирно. Затем быстро, четко и максимально кратко описал сложившуюся ситуацию.

– Так, с этим понятно, – выслушав меня, после небольшой паузы сказал гоблин. – Кстати, ты не знаешь, куда пропал Бисквит? У него телефон отключен.

– Только не говорите, что не можете отследить такого крупного парня, – удивленно сказал я, чем почему-то вызвал раздражение гоблина.

– Хватит хохмить, – теперь уже полностью на чистом русском и даже старательно имитируя ядовитые интонации сказал Иваныч. – Ты что, действительно настолько тупой и до сих пор не понял, что Бисквит является одним из лучших артефакторов Женевы? Если он захочет, то его даже с помощью ритуала жриц Глубокой Тины не найти.

Да уж, я, конечно, знал, что мой стеснительный друг крут в своем деле, но чтобы настолько…

Было огромное желание не сдавать своего зеленокожего товарища, но, боюсь, неприятностей тогда огребу целую охапку. И все же я попытался хоть как-то помочь бедному жениху:

– Иван Иванович, сейчас у него очень хреново дела. Вы слышали, что нашего орка умудрились женить?

– Ух ты, – удивленно квакнул гоблин. – Надеюсь, он там не повесился с горя?

Вот тут я, честно говоря, не смог определить – шутит Иваныч или искренне обеспокоен за своего эксперта. Возможно, я слишком уж легкомысленно отнесся к этой новости. Мало ли как там у орков с этим делом по жесткости.

– Поверьте, там, где он сейчас, ему не то что повеситься, даже особо огорчиться не позволят. Если можно, отсрочьте дело до утра. Пусть парень отойдет, а потом запрягайте в любую телегу, поверьте, он точно вытащит.

Гоблин задумался, но все же решил смилостивиться. Видно, в этом деле присутствие Бисквита если и обязательно, то не настолько срочно.

– Хорошо, только присмотри за ним, к шести утра он должен быть на связи.

– Ровно в шесть ноль-ноль, – клятвенно уверил я куратора и так стукнул себя кулаком в грудь, что сморщился от резкой боли в плече.

Неплохо поработал лекарь Йохана, я даже забыл о том, что вообще был ранен. Правда, сейчас вспомнил, и было не очень весело.

– Ладно, вали туда, где ты спрятал своего кореша, и позаботься, чтобы все было хорошо. Тут ты нам уже не нужен. И не вздумай отключать телефон!

– Так точно, месье комиссар! – ехидно заявил я и даже щелкнул каблуками.

– Месье особый комиссар, – уточнил гоблин и добавил с рычащими нотками: – Перестань паясничать! Мы не в цирке.

Затем практически без паузы он продолжил рычание, только взвинтив громкость и углубив горловую вибрацию. Я потихоньку начал учить оркский, но все равно смог разобрать лишь что-то о полной блокировке и оцеплении.

– А как мне… – напомнил я о себе, но Иваныч лишь отмахнулся и буркнул:

– Бенедиктус подвезет.

К этому времени пыль в приемной и коридоре уже улеглась, и все выглядело более или менее нормально, лишь выделялся развороченный дверной проем с осколками самой двери. А вот дальше начинался сущий пост-апокалипсис. Особенно впечатлила разруха возле усиленного поста охраны. Там вообще были снесены все внутренние перегородки целых двух этажей. Получилась эдакая пещера. Даже возникло опасение, не привалит ли меня здесь. Но, судя по уверенному поведению уже хозяйничавших вокруг жандармов, никакой угрозы не было. Тут же вспомнились прочитанные еще в родном городе статьи об особенностях постройки человейников и описания материала, из которого они буквально слеплены. Я даже наклонился к куче похожего на щебень крошева и поднял небольшой кусок. Он был необычайно легким и чем-то похож на пемзу.

Попетляв между завалами, я выбрался в относительно неповрежденный сектор и продолжил путь по уже знакомому маршруту. Пока шел, сумел по достоинству оценить масштаб развернутой гоблином операции. Тут были и люди в жандармской форме, и орки в мощной броне. Если честно, все эти кирасы, наплечники и шлемы выглядели немного старомодно и казались бы нелепыми, не знай я, какие на них наложены мощнейшие чары и какие зубастые духи живут в амулетах этих здоровяков. Кроме того, мимо меня протопала парочка гоблинов, одетая во что-то среднее между маскхалатом и шутовским одеянием. Эти точно смешными не казались даже на первый взгляд, а на второй, для тех, кто знал, что перед ними гоблинские жрецы, тем более.

Да уж, развернулся мой куратор, во всю ширь своей гоблинской души. И это учитывая тот факт, что человейники имеют серьезную степень независимости от городских властей и особенно жандармерии. С одной стороны, это льстило моему самолюбию: он сразу поверил моей оценке ситуации. С другой стороны, стало откровенно жутковато от мысли, что я мог где-то напортачить и ошибиться. Последствия даже представить страшно. Впрочем, чего париться, я все сделал правильно, и вряд ли у Иваныча будут ко мне какие-то претензии.

Даже забудь я дорогу обратно, смог бы найти ее по оцеплению и натянутым везде жандармским лентам. Летающий магокар инспектора обнаружился практически на том же месте, где раньше стоял кабриолет Косаря. Бенедиктус, как обычно, скучал на водительском месте. То ли водитель, то ли телохранитель, то ли напарник Иваныча редко покидал мобиль, а уж если делал это, то в округе точно кто-то прощался с жизнью.

Я без особых церемоний забрался на заднее сиденье. Переднее, пассажирское, было на веки вечные закреплено за гоблином. И дело тут не в табеле о рангах, а в том, что настройка посадочных мест практически во всех автомобилях, переоборудованных под реалии Женевы, дело сложное и индивидуальное. Если учитывать, что приходится подгонять конфигурацию, начиная с пятой точки орков и заканчивая костлявыми седалищами мелких гоблинов, вряд ли кто-то согласится морочиться, подстраивая кресло под меня.

В общем, соблюдая все приличия, я уселся на мягкое сиденье магокара и поздоровался с водителем:

– Приветствую вас, ор Бенедиктус.

– Привет, – рыкнул мне в ответ здоровенный орк, едва не заставив меня подпрыгнуть прямо в положении сидя.

Обычно он не был таким разговорчивым. Через секунду эта громадина добила меня, добавив:

– К твоей подружке?

Охренеть! Это либо что-то сдохло в оркском лесу, либо Беня где-то ударился головой, ну или мой статус в глазах орка немного повысился. Если честно, не хочу и гадать – любой вариант напрягал своей непредсказуемостью.

– Д-да, спасибо, – наконец-то выдавил я из себя и, судя по всему, своей ошарашенной физиономией сумел рассмешить вечно замкнутого в себе здоровяка. Слава богу, я знал, как смеются орки, так что не выскочил из машины, услышав этот рокочущий звук.

Резкий взлет вдавил меня в сиденье, а затем точно так же в спинку, когда магокар стремительно начал набирать скорость.

Шикарная вещь! Жаль, что мне такая не светит ни при каких раскладах.

Когда неслись над крышами Серой Женевы, я задумался над тем, почему так настороженно отношусь к напарнику куратора. Только сейчас, после «общения» с картинами голландцев, в которых первозданная энергия творения смешалась с не менее древней энергией разрушения, а главное, после того, как ощутил посыл кристально чистой, ледяной злобы от Йохана, стало хоть немного понятно. Беня напрягал меня тем, что от него хоть и не веяло той самой энергией разрушения, но я подспудно чувствовал ее, словно запертую за сейфовой дверью, при этом в любую минуту готовую вырваться наружу.