Текст книги "Провинциалка"

Она взяла с собой тетради, но не доставала их из рюкзачка. Она знала, почти наизусть, что там написано. «Голове надо отдыхать. Перед ответственными экзаменами нельзя напрягаться. Пусть там все раскладывается по полочкам, чтобы в нужный момент она могла это извлечь без задержки. Память-то у нее отменная. Дай бог каждому. Сынок на прощание, в качестве напутствия, крупно написал на тетрадных обложках фразы перевертыши, которые можно было прочесть и наоборот: «Нажал кабан на баклажан». «Аргентина манит негра». «Леша на полке клопа нашел». «Ешь немытого, ты меньше». Лиза расправила смятые уголки и с большой благодарностью, поцеловала послания сына. «Какой он все же умненький и разумненький, и как я его люблю!».

В вагоне были свободные места. Среднего возраста мужчины играли в дурака и беседовали, изредка бросая взгляды в ее сторону. Один был из тех что, за словом в карман не полезет:

– Если вы не закладываете за воротник и не ругаетесь как грузчик, значит, вы не следите за обстановкой в стране.

– Д-да-а, – неопределенно мычал собеседник, видимо, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– На работе я душа компании, – несся его баритон. – Говорят, что красота спасет мир. Вот еду в поезде, смотрю на лица… Похоже, скоро будет война.

«Это он обо мне? Веселый дядечка! Но все-таки реагирует!» Лиза не стала обращать, внимание и отвернулась. Не до них. Надо было настраиваться на предстоящие экзамены.

Двое суток в пути тянулись медленно, а как миновали Владимир, народ засуетился. Тесно стало в проходах. Любят наши люди за час, два загромоздить все поклажей, чемоданами. Как же! Не успеют, в поезде останутся! Столица как большой магнит притягивала людей.

Поезд прибыл на знакомый Ярославский вокзал. Было раннее утро. Она шла с рюкзачком за спиной, легко и свободно. Ноги сами несли ее. Ощущение столицы! Ветер надежды, ветер перемен дул ей в лицо. Солнце казалось, подмигивало ей и говорило: «Не робей Лиза! Ты упорная, у тебя все получится!» «А я знаю!» – хотелось ответить ему. Муравейник. Все куда-то спешили. Метро обдавало запахами креозота и гулом вагонов. «Вот и Кисловский переулок, целый год пролетел. А это я, снова я! Привет!» Улыбка коснулась ее губ. «Не забыли тут меня?!»

Да! Государственный институт театрального искусства, ГИТИС, стал почти как дом родной. Лиза привычно вошла в знакомые двери. Массивные стены были возведены еще перед Первой мировой. Кто только не квартировал в этом здании: и театр-кабаре «Летучая мышь», и кабаре «Кривой Джими», и Московский театр сатиры, и даже одно время прописался цыганский театр «Ромэн» под руководством Мойше Гольдблата. Но это в прошлом. Даже седовласые преподаватели с трудом помнили прежних хозяев, что уж говорить про молодежь. У них дела были поважнее.

Сдав документы, Лиза, без задержки, отправилась, на Тверскую, в МХАТ. Нужно было успеть записаться на двухнедельные подготовительные курсы. По сравнению с ГИТИСом, там готовили абитуриентов более основательно. Преподавали замечательные педагоги МХАТа – Сажин и Земцов, у которых можно было многому научиться. Только к полудню удалось закончить дела, и она, не мешкая, поехала к бабе Вере. Она жила на Никольской недалеко от «Славянского базара».

Это была обычная «трешка» в сталинской семиэтажке. На стенах в коридоре дешевые обои под досточку, открытая вешалка была закрыта ситцевой занавеской. В торце коридора в рост человека зеркало в простой тонированной рамке из дерева, внизу полочка. Над ним небольшое бра с пальчиковыми лампочками.

Баба Вера, полуслепая старушка, была очень дальней родственницей по линии матери. Не первый год, она привечала нерадивую абитуриентку, и Лиза платила ей любовью, посильным трудом, отмывая, накопившуюся за год сажу на окнах, драила, ванную, туалет, красила и белила высокие, но нескладные комнаты старушки.

– Приберет меня Бог! Куда пойдешь милая! – вздыхала престарелая хозяйка, – а пока милости просим. Я тебе на кухне постелю.

– Да конечно баба Вера. Я сама постелю. Белье в шкафу?

– А х-где ж ему быть, – скрипела старушка. – Там и покоится. Подштопать надо.

– Только не сегодня! С ног валюсь!

– Да окстись касатка! Это я так сболтнула, не подумавши.

Простыни, как и все в квартире, пахло нафталином, тленом, и чем то еще, что указывало на давно отжившее, уходящее в небытие. Только у одиноких отживших стариков и бабулек, так непреодолимо пахнет разложением и навевает о близком неизбежном конце.

– Я вам гостинцы привезла, – оживилась Лиза, ныряя в рюкзак.

– Х-господи! Да зачем, – неуверенно открещивалась старушка. – Мне государство пенсию платит, и Москва доплачивает. Мы не бедствуем.

– Это от чистого сердца! – с нотками лести, заявила Лиза, разворачивая бумагу.

– Хм! Тогда конечно! – хитро, щуря один глаз и рассматривая подарки, соглашалась старушка. – Как Мария?

– Вы про маму спрашиваете, Татьяну?! – недоуменно подняла брови Лиза.

– Батюшки! Ты же Татьянина, Чумакова дочь, а я все путаю. Вот старость, что делает! – закачала головой старушка, шамкая наполовину беззубым ртом.

– Здорова. Привет, передает, – со вздохом облегчения, сказала Лиза.

– И ей передай, как приедешь. Ты же на дохтора выучиться хотела?

– Нет! В артистки хочу, – смущенно улыбнулась Лиза, – Вы уже забыли?

– Господи, опять! Поживи с мое – свое имя забудешь! Артистка! И куда тебя леший понес?! – как первый раз услыхала, воскликнула старушка с удивлением в голосе. – Этого бесовского племени сейчас пруд пруди – и ты туда же!

– Что там бесовского! – слабо попыталась возразить Лиза. – Будто вы в театрах не бывали и кино не любили, особенно в молодости.

– Все одно! Выбрось эту дурь из головы!! Это же вертихвостки там сплошь, а в тебе еще деревню видать, – решительно заключила она.

– Н-да? – недоуменно переспросила Лиза, откровенно смутившись.

– Да конечно, – прямолинейно продолжила хозяйка. – Вот дохтор из тебя бы отменный получился. Слушай, что я тебе говорю! Я жизнь прожила. Люди почитать, уважать будут!

Лиза не стала возражать, вспомнила где-то слышанное: «Врачей можно разделить на три категории: врач от Бога, врач – ну, с Богом, и врач – не дай Бог!»

Если не к душе, то уж лучше не дай Бог!

Однако слова бабы Веры, насчет внешнего вида ее насторожили! Если ей видать, то что уж говорить про прожжённых экзаменаторов! С этим что-то надо делать!» – подумала Лиза, тревожно засыпая на жестком топчанчике, под громкое тарахтенье холодильника. – «Может не зря говорят: «Девушка может уехать из деревни, а деревня от девушки никогда?!» Но посмотрим! Мало ли что могла наболтать старуха сослепу, да ее еще наполовину в беспамятстве. Этим меня не вышибешь из седла!»

На подготовительных курсах Лиза, несмотря на разницу в возрасте, подружилась Урсулой Лушниковой, которая тоже готовилась к поступлению в ГИТИС и еще с одним парнем. Он вычурно представлялся Никасом – хотя на самом деле был Николаем. Узнав, что они подали документы в ГИТИС, а не в МХАТ, он по большому секрету поделился своей теорией для поступления и уверял, что она практически не должна давать сбоев.

– Девяносто девять и девять, девчонки! Все что мы учим, – полушепотом, говорил парень, – это по большому счету пальба по противнику, которого не видишь. Вроде и пуль много тратишь и огонь плотный, а толку мало! – горячился он. – Не можешь ты поразить цель наверняка. Противника, то бишь того, к кому поступаешь – надо знать точно: привычки, предпочтения, вопросы, которые он любит задавать. Пардон! Геморрой которым он болеет. Вес щуки, которую он выловил в прошлом году. Ты его должен изучить как родного человека – как мать и отца вместе взятых. Это он тебя видит впервые! А ты нет! И ага! Невидимые сети, ловушки сработают! Непременно. Наши в дамках! Как по нотам пройдете. А чтобы все узнать – разведку нужно провести, на все спектакли, выступления, интервью, творческие вечера ходить, с бывшими учениками, родственниками говорить. Ну и конечно всю доступную информации из прессы скачать. Вот тогда ты во всеоружии.

– Ну и как?! – интересовались девчонки. – Ты то вооружился?!

– Да. Я уже высоко забрался, – важничал Никас. – Мне бы только вначале не срезаться, в потоке, а там где всем страшно, – мне наоборот легко будет. Иначе я вообще бы не стал бы поступать.

Лиза задумалась. В этой теории, несомненно, существовало рациональное зерно, но она в большей степени подходила для москвичей. Впрочем, кое-какими материалами по ГИТИСу Никас благосклонно поделился с ними. Он собирал их давно. В основном это были вырезки из газет, театральных журналов и распечатки из Интернета.

Лиза с Урсулой прониклись доверием к подарку и потратили несколько вечеров не только на то, что преподавали на курсах, но и на изучение и разбор материалов Никаса. Это их еще больше сдружило. Занимались у Урсулы, в их загородном доме, который был расположен недалеко от знаменитой Рублевки. Дом еще не был достроен, но поражал своими размерами и мало уступал особнякам российских знаменитостей.

– Мы тут уже многих на улице знаем, – поджав губы и вздохнув, заявила Урсула. – Конечно публика еще та! Отдельные полагают, что они поднялись. Однако создается впечатление, что на самом деле они всплыли. Наверно после этого нужно было засмеяться, но Лизе отчего-то было не смешно. Она вспомнила их кособокие домики в Звягинке и ей стало грустно.

В перерывах юная хозяйка дома вертелась перед громадным зеркалом и рассказывала про молодежную студию Спесицева и непомерно дорогую театральную школу Крачковской, в которых ей удалось позаниматься. Выглядела Урсула стильно: длинная бежевая юбка, коричневая блузка на запах, с ниткой жемчуга на шее, на руках браслеты, и беленькая сумочка, которая как молния металась за ее телом в такт движениям. Лиза невольно вздыхала и немного завидовала подруге. Но Урсула никогда не кичилась нарядами и не подчеркивала свою исключительность. Минутная женская слабость была мимолетной и вполне естественной. В культ ее никто не возводил.

– Вчера представляешь! Надела новое платье, – делилась она впечатлениями, – посмотрела на свое отражение – ну идиотка! Ни дать ни взять! … Сняла платье, вновь взглянула… М-да… Дело не в платье…

– Перестань молоть чепуху! – искренне и возмущенно успокаивала ее Лиза. – Классно выглядишь! Отпад!

– Ну, не знаю… может быть! – неохотно соглашалась Урсула, отыскивая на лбу невидимый прыщик.

– Это без вариантов!

Под вечер, в небольшом перерыве, когда голова уже совсем перестала воспринимать информацию, Урсула угостила Лизу сладкими заморскими штучками и пуэром. Пуэр – маслянистый, приятный напиток, был слегка похож на какао, и обладал лёгким ореховым привкусом. Заваривала она его в стеклянном чайнике, взбивала венчиком на батарейках, а подавала в пиалах, при этом смешно, до щелок, растягивая ладошками глаза и кланяясь в китайском стиле.

– Юньнань-Сычуань! – пищала она тонким голосом. – «Сикоко» вам сахара положить?

– Десять или одиннадцать кусочков! И, прошу вас, – не размешивайте, – парировала Лиза с лучезарной улыбкой. – Ненавижу сладкий.

– Ой! Ой! Мне не жалко. Этим вы нас не обанкротите. Не обольщайтесь. Критику в отношении себя встречаю положительно, но умоляю: это все не мое – родичей, просто пользуюсь.

– Это да! – грустно улыбнулась Лиза и опять вспомнила их крохотный домик в Звягинке, в котором она родилась.

Изучая актерское мастерство, они много читали, искали отрывки из прозы, стихотворения, басни, спорили. Также отрабатывали домашние задания, ставили этюды, много смеялись. Как тут было обойтись без смеха, если необходимо было показать в действии жизнь кусочка мыла или столовой тряпки, или дворняжки которую не пускают домой, а она скулит, мокнет под дождем. А то, изогнувшись, забравшись под ножки стула совершенно серьезно пробовать признаваться в любви мусорному ведру. Трудно в учении – легко в бою. Ведь ты артистка! Должна не играть, а жить в другом пространстве, в другом измерении, сгорать каждый миг.

– А что отец не хочет поучаствовать в твоем поступлении? – как-то осторожно намекнула Лиза.

– Так вопрос не стоит! – после небольшого раздумья промолвила Урсула. – Я не хочу ему быть обязанной.

– Отчего так?! Он тебя не любит?

– Любит. Конечно, любит, обожает, – спохватилась она. – Я же у него одна! И деньги есть. Но! … В общем! – девушка замолчала подбирая слова. – Они с мамой на грани развода, и каждый перетягивает меня на свою сторону. Просить отца, попасть в зависимость – занять его позицию, а это предательство по отношению к маме. Уж лучше самой. Как будет.

– Богатые тоже плачут?! – пошутила Лиза.

– Нет! Я не Вероника Кастро. Это не латиноамериканские страсти. Лучше тебе этого не знать – криво усмехнулась Урсула, желая прекратить неприятный разговор.

Лиза на курсах была сосредоточена, все впитывала как губка, а вернувшись домой, полусонная, делала пометки на полях истертых методичек. Оказывается – еще так многого и интересного она не знала.

Увлекательно и незаметно пролетели две недели. Выходной Лиза посвятила генеральной уборке квартиры бабы Веры. «На убиралась» до того, что стерла руки в кровь и упала на свой топчанчик не в силах раздеться. Спустя минуту, она уснула мертвецким сном, но на губах ее застыла легкая полуулыбка. Она была убеждена, что в этот раз будет по другому. Всегда вечером, особенно перед сном эта уверенность геометрически росла, чтобы с наступлением нового дня съежиться как шагреневая кожа. И с этим ничего нельзя было поделать. «Завтра! Все начинается завтра!»

Длинные тени от придорожных деревьев, домов еще дышали ночной прохладой когда она вышла из дома. Раннее утро отметилось теплым дождем, и Лиза шла в ГИТИС среди блестящих луж. Низкое умытое солнце вспыхивало в них и дарило улыбки. Подмигивали солнечными бликами окна ближайших домов и слепили проезжающие голубые троллейбусы. «Вот и мой!» Троллейбус был новый, московский. Он был холодный, пустой и влажный после уборки. Голубая краска на его боках блестела, искрилась, и он подрагивал от нетерпения, пока она входила в него. Город не полностью проснулся, а желтая заря уже полыхала в полнеба, когда она сошла на нужной ей остановке. Подумалось: «Дождь перед экзаменами – наверно к удаче». Ее каблучки звонко щелкали по щербатой мостовой. Дышалось легко и свободно.

Несмотря на ранний час, перед главным входом все было запружено абитуриентами. Это было народное море. И не удивительно, все-таки 250 —300 человек на место. Девушек было почти вдвое больше чем парней. Попадались и особо модные особы. «Боже, как гордо девчушки носят свои утиные губки, уже и бренды не нужны! – думала она. – Пугает! Просто – пластик фантастик. И все похожи на фотомодели и друг на друга. А я как говорится, уж буду донашивать, чем Бог одарил».

Абитуриенты гудели, толкались, кричали и создавали атмосферу неуправляемого хаоса, который мог запросто выбить из колеи. Не поддаться общей панике было первой задачей. Она уже это знала наверняка. С Урсулой они встретились в фойе. Она, в отличии Лизы, заметно нервничала и выглядела бледной.

– Просто кошмар! Уже отчаялась тебя найти и хотела звонить! – в сердцах бросила Урсула.

– Ты знаешь, – промолвила Лиза, беря ее за руки. – Если победить волнение, – это уже наполовину пройти этот экзамен. И вообще, старайся не смотреть по сторонам. Не заражаться этими вирусами беспокойства. Все будет хорошо! Вот посмотришь! Я в этом уверена, – успокаивала Лиза и глаза, выражение лица ее действительно излучали спокойствие.

– Откуда такая железобетонная уверенность? – усомнилась Урсула, беря ее за талию.

– О! Это сложно! Так вывел, установил мой сын, когда провожал, и я ему верю – он никогда не ошибается.

– Он что у тебя – на бабу Вангу учится?

– Может быть, – улыбнулась Лиза, – но есть такая малоизвестная теория, основанная на «Битках».

– На чем… чем?! Здесь плохо слышно.

– Это наверно не для женского понимания. Просто поверь и все.

– Ладно, это тебя касается. Я то причем? – перекрикивая шум толпы, сказала подружка.

– Я поделюсь с тобой этой энергией. Видишь, у меня ни одна жилка не дрожит?! Я спокойна как мамонт. Главное держись за меня. Ты меня будешь подбадривать, а я тебя успокаивать. Плюс на минус, ноль в остатке.

– Вот и будет нам ноль обоим!

– Это мы еще посмотрим! Поборемся! Выше нос Урсула! Прорвемся!

За разговорами незаметно прошло время. Урсула и Лиза зашли в пятой группе. Вместе заходить было рискованно. Прослушивание велось десятками, а оставляли обычно одного, двоих, но могли и никого не оставить. Если в десятке нашлась бы еще пара крепких подготовленных претендентов, возникла бы сложная дилемма – кто пойдет дальше. Чтобы пропустили четверых, такого – как правило, не наблюдалось. Напряжение росло. Лиза уверенно отвечала и подбадривала взглядом Урсулу. «Держись подружка! Это только начало!» Опыт давал ей преимущество. Вопросы и задания не намного отличались оттого, что ей задавали прежде. Экзаменаторам тоже было несладко. Эмоции, чувства, горячее желание поступить, ужас и мольба в глазах претендентов. К этому нельзя было привыкнуть. Грубое железное сито, безжалостно отсеивало, резало по живому, меняло жизнь и судьбы молодых людей. Все было поставлено на карту!

Но к счастью, прослушивание девушки прошли без замечаний. Их преимущество в группе было явным, и они вдвоем из десятки продолжили путь.

– Что я говорила! – расцвела Лиза, смахивая остатки напряжения с лица.

– Ну это только первый тур! – слабо возразила Урсула.

– Почин сделан. Чувствуешь наш отрыв от всех?!

– Ой я вообще ничего не видела и не слышала вокруг. Как провалилась.

– Ну да! Ты же первый раз. А я все замечала. Как по нотам прошли. И ты молодец! Так уверенно держалась.

– Вот только Гаяне жалко! – сорвалось с языка у Урсулы, когда они вышли. – Как плакала. Хорошая армяночка. У меня даже внутри что-то оборвалось.

– Это еще не так жалко! – возразила Лиза. – Вот когда в конце срезаются – там настоящая трагедия.

Они со светлыми лицами шагали к остановке. Чувство хорошо выполненной работы и радость наполняли их души. Рядом шли девушки, парни. Многие из них были растерянными, серьезными и хмурыми, и только один похожий на Буратино, нервно смеялся и размахивал руками как флюгерами. Его спутница с каменным лицом, к которой он обращался, все прибавляла и прибавляла шаг, стараясь видимо избавиться от неадекватного спутника, но тот не отставал.

– Вот такие нестандартные наверно и поступают – проводила его взглядом Урсула.

– Может быть! Но с другой стороны это и правильно, – сказала Лиза, невольно подумав о себе. – Но на одних фотомоделях кино или спектакль не вытянешь. Личности должны быть характерными, запоминающимися.

– Тут не поспоришь! – сказала Урсула, хотя ей очень хотелось опровергнуть этот тезис.

– Вот видишь, уже только 30—40 человек на место осталось, практически пустяки, – с иронией пошутила Лиза, – и такой толпы больше не будет.

– 30—40? Все шутишь? Разве это мало?! А мне, правда, не до шуток! Не отошла еще.

– Это волнение.

– Чувствую себя выжатой как лимон!

– Да-а! Риск конечно велик. Согласна, это я так! Блефую! Настраивая тебя и себя. Я еще помню те времена, когда в «Щуку», «Щепку», ГИТИС, можно было пытаться поступить в один год, да и в МХАТ, и во ВГИК, ну хотя бы в два института параллельно попробовать, а теперь они хитрые стали. Договариваются, и конкурс во все театральные ВУЗы назначают на один день 5 или 6 июля.

– Что ж! Выбирать не приходится. Другой дороги нет.

Быстро промелькнул день отдыха. Начались основные экзамены. Во втором туре их ждало небольшое разочарование – самого мастера, на которого они настраивались – Антона Михайловича не было, а отбор проводили педагоги с курса. Если мастеру вдруг понравился бы яркий абитуриент, он с этого тура мог бы освободить его от прохождения остальных экзаменов. Преподаватели таких прав не имели. И был еще один момент: педагоги не всегда знали, чего хочет мастер, и порой фильтровали абитуриентов согласно своим убеждением и предпочтениям. Конечно, мастер давал установку, – рассказывал, что он хочет получить, но все же здесь могли возникать разночтения. Раз проверку проводил педагог кафедры пластических дисциплин, а не набирающий мастер, зачем ему нужно было брать слабого ученика в своей сфере? То, что он знал, на то и обращал внимание. В целом проверка, включала испытания по пластике, чувству ритма, физической развитости, гибкости и т. д. Абитуриент, обладающий чувством ритма, разумеется, легко мог двигаться под музыкальное сопровождение. Нормально если педагог, останавливал выбор на человеке обладающим этими талантами, чем на их отсутствии. Хотя такой однобокий подход мог перечеркнуть остальные достоинства конкурсанта. Все успехи по актерскому мастерству, сценической речи, вокалу уже могли оказаться не востребованными.

Лиза зашла в самом начале. В этом тоже был резон, пока не перегорела.

Второй тур для нее мог оказаться самым рискованным. Педагог принимал абитуриентов единолично. Если бы угораздило попасть на противника «понаехавших провинциалок» или возрастных девушек вроде нее – ждать поддержки было бы неоткуда. Личные симпатии никто не отменял. По новым исследованиям мнение об отношении к впервые увиденному человеку работодатель или экзаменующий принимает за первые две секунды, то есть по внешнему виду: лицу, одежде, походке, и переубедить его бывает довольно трудно. Лиза все делала механически правильно, ровно. Но искры божьей, драйва не было. Она чувствовала, что нужно прибавить, собраться, сделать что-то через не могу, не плыть по течению «вопрос-ответ». Наконец лицо педагога начало светлеть. Она знала, что это означает, и это придало ей новых сил и уверенности. Вторую половину она закончила на подъеме. Преподаватель, остановил ее на самом пике:

– Достаточно! Достаточно! Поздравляю! – Он церемонно наклонил плешивую голову. – Надеюсь, мы еще встретимся в стенах нашего прославленного учреждения!

Лиза в ответ смущенно улыбнулась. Руки ее меж тем мелко дрожали. Когда она успела разволноваться – она и не заметила. «Вот и железобетонное спокойствие!»

Урсула тоже не подкачала. И подружки уверенно прошли в третий тур. Тут уже заседала комиссия, и было меньше вероятности по глупости сойти с дистанции, хотя под перекрестным допросом было очень несладко. В зале царила другая атмосфера. Прежней спешки не было, в человеческом материале уже любили покопаться, задать каверзный вопрос, зайти с разных сторон. Это было похоже на какое-то священнодействие или обряд. Члены комиссии задавали вопросы ровно, монотонно, делали тайные пометки в листках. Советовались вполголоса. И все же Лиза, каким-то шестым чувством чувствовала, что попадает. Была уверена, хотя педагоги старались не выражать эмоций и сидели с каменно холодными выражениями. Наконец, они коротко, переглянулись, и возрастная, в белых буклях женщина, одобрительно кивнула. И сразу все, как по команде, заулыбались.

– Хорошо! Нам понравилось. Отдыхайте, готовьтесь к третьему этапу.

Такие простые слова, а как сразу полегчало на душе! Это была как музыка для души. Она справилась! Урсуле тоже пришлось испытать нисколько не меньше, но она, как и Лиза вышла с сияющими глазами. Они обнялись.

– Я так рада за тебя! – улыбнулась Лиза.

– А я за тебя! – ответила Урсула. – Пока теория битков действует!

– Будем надеяться на продолжение!

– Непременно!

Добравшись до четвертого тура, девушки, наконец, увидели мастера. Антон Михайлович сидел в центре стола, кругом располагались члены комиссии. Он был знаком Лизе. Они уже встречались дважды до этого. Интересно вспомнит ли он ее? А если вспомнит – будет ли это плюсом? «Антон Михайлович! Миленький, дорогой! Вспоминай меня скорей! Ведь я в голове не расстаюсь с тобой уже много лет!» – мысленно шептала Лиза. – «Если ты не сделаешь над собой усилие и не вспомнишь меня, может, я погибну как актриса. Что тебе стоит, только чуть-чуть пошевели серым веществом в голове! Ну, давай голубчик! Давай мой хороший!» – мысленно уговаривала она его. Но конечно он не мог ее услышать. Да если бы и услышал, разве не такие же призывы или подобные шли к нему отовсюду.

В небольшой паузе, когда уборщица протирала пол, Антон Михайлович вдруг встал из-за стола и неторопливо подошел к ней на близкое расстояние. Лиза от неожиданности растерялась, даже краска бросилась ей в лицо. Она до конца не верила, что он идет именно к ней. Но это было именно так. Он смотрел на нее и улыбался.

– Здравствуйте, здравствуйте! – ответил он на ее торопливое скомканное приветствие. – Восемь лет! … Целых восемь лет! Я уже два курса подготовил и снова вы? – заговорил он тихо. В голосе его, Лиза почувствовала нотки заинтересованности и одобрения. – Оказывается вы настойчивая девушка! Напомните, как вас звать голубушка?

– Меня звать Лиза. Лиза Чумакова, – не дав ему толком закончить фразу, выдохнула она и покраснела еще сильней.

– Лиза. Лиза. Как же помню… – Антон Михайлович говорил с паузами, очень дозировано, как бы взвешивая каждое слово. – Все правильно. Только имя забыл. Немудрено! Похвально, ценю, но на общих основаниях. Думаю, у вас было время тщательно подготовиться. Надеюсь… – неопределенно выдавил он, и побарабанив пальцами одной руки, по другой, вернулся на место. Боковым зрением Лиза заметила, что члены комиссии не оставили без внимания этот разговор, недоуменно переглянувшись между собой.

Видать нечасто мастер позволял себе оказывать такое внимание абитуриентам. Скорей всего это был плюс, чем минус. Хотелось в это верить. Действительно, экзаменаторы, на всякий случай, были предупредительно вежливы и внимательны с ней. Но и она не дала повод усомниться в своих знаниях. Все у нее получалось. И, в конце концов, ее благосклонно отпустили, одобрительно приветствуя прохождение еще одного этапа. Лиза не вышла, вылетела окрыленная успехом. Подбодрила Урсулу, которая пошла следом.

Урсулы не было долго. Кажется целую вечность. Наконец она вышла, не жива, не мертва. Растерянно прижалась к Лизе.

– Ну, как? – не выдержала Лиза. – Что там?

– Не знаю, как прошла, – потерянно промолвила Урсула. – Уже распрощалась. Думала конец!!

– Ты что?! – нетерпеливо перебила ее Лиза. – Радуйся дуреха! Это же еще одна такая важная победа!

– Нет. Я уже больше не выдержу, – грустно промолвила она опуская глаза и устало присаживаясь на стул. – Сломаюсь.

– Прекрати. Ну, все! Все! – слегка трясла ее Лиза за обмякшие плечи, приводя в чувство. – Не раскисай! Впереди коллоквиум. Один шаг до заветной мечты.

– Меня не хватит! – взмолилась Урсула. – Честно!

– А ты не поддавайся, поставь паузу. Это нервное!

Лиза решила, что Урсулу одну оставлять нельзя и девушки отправились в загородный дом. Пуэр не заваривали. Пребывали в прострации. Слушали старинные романсы. Урсула выглядела потерянной. Отвечала невпопад. Лиза пыталась отвлечь ее разговорами о своем детстве. Девушка благодарно кивала, но слушала в пол-уха.

– Я тобой восторгаюсь! – наконец, сказала она. – Ты заставляешь меня смеяться в тот момент, когда мне не хочется даже улыбаться.

– Крепись! – восклицала Лиза. – Да. Тяжело. Но нужно это пережить. Соберись Урсула!

– Если получится! – крепко сжала она руку Лизы.

– Обязательно! Непременно получится! – обхватила она ее руку обеими ладошками.

Убеждая так Урсулу, Лиза чувствовала, что с ней тоже не все в порядке. Просто на фоне Урсулы, она выглядела молодцом, но на самом деле это было не так. Внутри что-то предательски сжалось и не отпускало. Клубок нервов, как переплетенные змеи душили ее, парализовали конечности, отключали сознание. Нужен был отдых, передышка для восстановления сил.

Ближе к ночи она добралась до подъезда бабы Веры. Старый дом лениво ласкали ветви тополей. Дом тяжело вздыхал, погромыхивал ржавым железом на крыше, слуховые окна на чердаке отзывались легким звоном плохо закрепленных стекол. На самом верху под стрехой, что-то урчало и свистело. Но Лиза не обратила на это внимание. Она быстро скользнула в подъезд, открыла квартиру своим ключом и на носочках прошла в ванную. Ей ни с кем не хотелось встречаться. Она быстро почистила зубы и прошла в свою комнатку. Жесткий топчан принял ее тело и она почти мгновенно ушла в небытие. Черное безмолвие окутало ее, но расслабление было не полным. Сполохи сознания, видений, нарушали покой, мозг полностью не отключался, слишком велико было напряжение. Ничего не проходит бесследно! Она проживала во сне все что случилось днем. Эти ремиксы, повторы должны были дать ей успокоение, примирение с действительностью, но так только казалось.

Утром она встала не отдохнувшей, с мышечной болью и не совсем ясным сознанием. Серый рассвет заглядывал в окна. Можно было бы еще поспать, но это уже не удастся. «Пора!» Собственно вставать каждый день дома по будильнику было немногим лучше. Она уже привыкла. Дежурный заготовленный бутерброд с ветчиной, глоток крепкого кофе и поход в неизвестность.

Она в шаге от своей мечты. Не расслабляться. Именно сейчас как никогда от нее требуется максимум внимания, энергии, взвешенного подхода.

Тяжелые двери, прохлада, пустовато, даже вообще отсутствие людей. «Где они все, те которые с надеждой приходили сюда еще совсем недавно. Где эти напряженные улыбки, мольба в глазах? Пусто. Нет никого! Почти в одиночестве, она прошла через холл. «Вот те кто остался. Как их мало. И она одна из них, а будет еще меньше. Конечно! Этого не избежать.

Коллоквиум! Венец экзаменов! Напряжение выросло неимоверно. Лиза снимала тонкое золотое колечко с безымянного пальца левой руки и надевала. Колечко сопротивлялось, но она вновь и вновь повторяла эти движения. По лицу ее ходили тени. «Стоп! Стоп! Держать себя! Помни о сыне. Что говорил Ваня? Нервы! Успокоиться! Это Урсула меня тянет на дно. А у меня все хорошо! Просто блестяще! Так гладко, что повод задуматься. Я отлично подготовилась. Я непременно поступлю! Остался один шаг, и я не имею права оступиться!» – настраивала себя Лиза, и последним усилием воли подавляла волнение. У нее уже было такое достижение, когда она добиралась до коллоквиума. Тогда ее не взяли без объяснения причин. Так тоже бывает. Но наверно не в этот раз! Дважды снаряд в одну воронку не попадает! «Просто нужно делать то, что от тебя ждут и будь что будет. Антон Михайлович ее вспомнил, а это многого стоит!» – прокручивалось у нее голове. «Если еще сделать усилие и улыбнуться, будет вообще здорово».

Она оглянулась. Урсулы еще не было. Наконец она появилась. Коротко поздоровалась и прошла как тень, встала у окна. Она совсем расписалась. Девушка держалась особняком и только изредка подходила, что-то спросить и вновь уходила к окну. Было понятно, что она не смогла восстановиться, потеряла веру в себя. «Она пойдет на дно и утащит меня!» «Надо быстрей пойти, первой, не вязнуть в этом болоте!» – про себя решила Лиза, а пока отвлечься, вспомнить неудачный опыт предыдущего коллоквиума.